ТОЧКА РОСЫ [версия 1.1]

Глава 7. Диск Хэла

— Вы находитесь в Центре. Вам оказали помощь. Сохраняйте спокойствие. Ограничители используются для вашего удобства, — вещал откуда-то металлический голос.

Хэл не видел, откуда именно исходит этот Агит-Голос. Он не открывал глаз. В виске билось, горячо и сильно. Шок. Боль. Он ощущал ее всем телом. Синяки, царапины. Они пульсировали.

— Вас избрали Эолы. Вы — счастливые обладатели обновленного Мастер Диска! Вы скитались по миру без надежды, одинокие, брошенные, ищущие спасения! — начал радостно напевать приятный женский голос. — Вас нашли! Одиночества больше нет!

Хэл открыл глаза. С трудом. Оглянулся по сторонам. Чтоб понять, кто же искал этого спасения, о котором птицей щебетала невидимая женщина. Вокруг, сколько видно, лежали люди с одинаковым выражением на лицах. Стальные лежаки, минимум освещения, серые стены. Меня передернуло. Это не было Оазисом Эолов. На секунду я отвлеклась от чтения Мастер Диска. Скинула ладони с Чтеца. Экран погас.

Оазис Эолов, который помнила я, сиял чистотой. Нас было двое. Со мной был отец. Именно он и давал электронное согласие на проверку и вживление Диска. Но в Архиве Чтец показывал мне иное: огромный, темный ангар, а вместо белого пластика — коррозийный металл.

Времени на то, чтоб опять подключить Чтеца, ушло немного. Я пару раз щелкнула ладонями, снова разместила их на поверхности. Кожу обожгло металлом, как и в первый раз. Экран ожил. Ожили воспоминания Хэла.

Он еще раз осмотрелся вокруг. Покрутил головой в разные стороны. Хэл и подобные ему занимали большой мрачный зал.

Хэл посмотрел четко вверх, и белый яркий слет, который лился с потолка, ослепил его. Глаза заслезились, в горле было сухо. Хэл судорожно сглотнул, облизал губы. Ему показалось, что голос слышен только ему.

— Вас спасли. Теперь вы в безопасности. С Мастер Диском, открывающим доступ к вашим страхам, мыслям, воспоминаниям, вы в полнейшей безопасности. Диск обеспечивает доступ к вашей геолокации всем службам спасения. Вы не один и больше никогда не потеряетесь, — слова падали гулко, мерно, их как будто вколачивали в мозг.

— Снять ограничители с левой руки! — прогремел металлический голос, и Хэл услышал щелчок. — Обратите внимание на свою левую ладонь, пожалуйста.

Хэл поднял руку, понимая, что только ею и может пошевелить, и что центр ладони саднит.

— Обратите внимание, это ваша защита, ваш пропуск и ваше спасение.

Синий огонек на левой ладони медленно мигал. Хэл еще раз сглотнул, почти задержал дыхание.

— Правила пользования Диском Исповедания загружаются. Не тревожьтесь, расслабьтесь. Ограничители работают на минимум.

— Это ваш Диск, ваша опора и надежда на спасение. Вы потерялись — диск поможет найти вас. Проходите первичную, контрольную, любую другую регистрацию — информация считывается с вашего диска мгновенно. Испытываете необходимость срочно восстановить информацию — ваш диск поможет вам.

Хэл хмыкнул. Ему показалось, что он все еще в своем ледяном сне, все это ему снится. Этот ангар, эти люди, эти голоса — дурной сон.

Вместо потолка и белого света у Хэла перед глазами появилась картинка — синего цвета диск плавно проворачивался, сияя гранями.

— Так выглядит ваше спасение! — произнес женский голос.

— Вернуть ограничители на максимум! — и опять щелчок.

Металл в голосе резал ухо, но уже через секунду его перекрыла тихая мелодия.

— Добро пожаловать в новый мир. Ограничители будут сняты через сорок минут, — произнес опять тихий женский голос. Картинка исчезла. Осталась только спокойная мелодия.

Хэл повернулся влево и дернулся: рядом на койке лежала рыжая девчонка, ей на вид было лет тринадцать. Ограничители ярко светились на ее бледных запястьях. Лицо у нее было в конопушках, и две непослушные рыже косички торчали в стороны. А на маленькой ладошке был шрам, краснела воспаленная кожа.

Хэл понял — это не сон. Никогда им не было! Это осознание буквально ударило его. Так сильно, что и я едва удержалась на ногах. Его сердце застучало так, что и моя грудина начала разрываться. Я сжала пальцы, физически ощущая Связь и то, как она заработала. Память Хэла становилась моей, его боль, то, что он пропускал через себя, стиснув зубы — все это селилось во мне. О, он все еще упрямо обманывал себя, цепляясь за знакомые образы, которых больше не было. Но выходило плохо. Вокруг была едва прорезаемая светом ламп темнота, металл пополам с отчаянием. И ощущение безвыходности, тупое, жалом впивающееся в мозг и не отпускающее больше. Хэл не хотел — и это доводило меня до слез — не хотел верить в то, в чем он оказался. Без долбанного выбора! А ведь он так верил в свободу воли, свободу этого самого выбора, в свои истинные, неотъемлемые права! И теперь у него не было ни одного и другого. Ни третьего!

Он снова сфокусировался на ребёнке, пересилил себя и сразу начал заталкивать свои мысли, отчаянные, болезненные, как можно глубже. Глянул еще раз, более пристально на ладошку девочки. Под шрамом, вокруг, между вздутыми очагами воспаления — мигало синим. И на каждый всполох девчонка отвечала отчетливым, коротким стоном. «Это неправильно, неправильно!» — выстукивало у Хэла в мозгу. И эхом отдавалось во мне.

Девчонка была не одна. Рядом с ней сидели мужчина и женщина. Они только похлопывали ее по руке, по плечу, устало и как-то отстраненно.

— Не хочу! За что? — упираясь кулачками в матрас, выгибаясь, всхлипывала девчонка. — Пустите! — тихонько выла она и мелко колотила по матрасу.

— Отдохни, — гладила ее по плечам женщина. — Поспи. После получения диска это полезно.

— Я его вырежу! К черту! — кричала та в ответ. — И ему пожалуюсь! Пусть знает, что вы предатели!

А мелодия продолжала звучать на весь этот огромный зал. От ее звуков Хэла начало подташнивать. Девчонка рядом продолжала устало завывать, упрямо глядя вверх. Слезы текли по ее щекам прямо на подушку. Хэлу стало ее жалко. До боли. Это чувство какой-то светлой жалости прошибло и меня.

— Эй, детка, — Хэл извернулся так, чтобы лучше увидеть ее. — Эй, не грусти. Лучше тебе и правда отдохнуть, как велит мама, милая.

— Да не мать она мне! — прохрипела девчонка.

— И все-таки совет не так уж плох, — примирительно произнес Хэл. А девчонка все продолжала всхлипывать.

— Что же мне сделать для тебя, милая? — прошептал Хэл, и меня накрыло его отчаянием. Я закрыла глаза, не могла больше смотреть на него. Не в тот момент. А оно — острое отчаяние — просто светилось где-то под веками. Горячими слезами.

Я не сразу поняла, что он поет. Этот глубокий, немного дрожащий голос принадлежал ему. Хэлу.

— Мы с тобой найдем дорогу к дому, выберем с тобой мы верный путь, — легко и светло пел Хэл.

Девчонка с секунду удивленно смотрела на него. А Хэл продолжал, мягко, успокаивающе:

— Я колыбельную спою, сильнее всех тебя люблю.

Девчонка задвигала губами, повторяя слова песенки. Подобие робкой улыбки появилось на ее личике. А я почувствовала, что мне необходимо выдохнуть. Пальцы затряслись. По экрану пошли помехи.

— Сон волшебный унесет, — пел Хэл, не обращая больше внимания ни на что, кроме лица девочки. — Тихо-тихо пропоет: «Спи дорогая, крепко спи, утро будет впереди».

Его голос посреди бесконечности прикованных к койкам людей был лишним, чужим и таким необходимым. И несчастной девочке, и мне.

— Мы с тобой найдём дорогу к дому, выберем с тобой мы…

Он не успел допеть: тело пробило. Песня оборвалась вскриком. Хэл дернулся, потолок приблизился и снова отдалился, ограничители врезались в кожу.

— Сохраняйте тишину! Соблюдайте общественный порядок! — резанул по ушам голос, который было невозможно разобрать. Металл или женщина?

Хэл все еще дергался, а уши заложило. Ударило еще, и потолок потемнел. Я почувствовала, как закатились глаза Хэла. Еще удар. Где-то вне всего этого прокричала девочка: «Не надо!» «Объект Бэс, сохранять тишину!» — прозвучало металлом. Больше вскриков не было. Хэл еще силился обернуться, но только расслышал приглушенные рыдания.

— Стоп! Хватит! — хотел крикнуть он, но только прохрипел: — Прошу вас.

— В целях безопасности вывести ограждения! — пропела невидимая женщина.

Вокруг Хэла упали прозрачные стены, и врубилась сирена.

Воспоминания оборвались. То ли Хэл был в глубоком обмороке, то ли он сам сотворил что-то со своим сознанием. Я судорожно прокручивала его Диск, в надежде найти хоть что-то еще. Что-то, что поможет мне доказать его невиновность. Как я собиралась представить эти доказательства на Суде Эолов, я не смогла бы сказать. Но это стало какой-то настолько болезненной необходимостью, что я просто не могла не подчиниться ей. Открыв одну страницу, я просто не могла уже остановиться. Была не в силах.

Я прорывалась через пустоту его сознания. Голова моя гудела, пальцы жгло холодом. Трещал и дико мигал Диск. И ничего не было. Экран светился, но на нем были только помехи. Почти отчаявшись, я уже хотела сдаться. Но воспоминания вдруг появились. И заставили меня думать только о них.

— Кэп, ему плохо. Остановитесь, Кэп.

Хэл кинулся к рухнувшему мальчишке и нарушил строй. Повернулся, приковывая взгляд к Капралу — так прозвучало имя плотного, грузного дядьки.

— Кэп!

Капрал этот никак не отреагировал на обращенный к нему взгляд и окрик. И не двинулся места.

— Держать строй, ублюдки! — только и гаркнул, сплевывая в зеленоватую жижу табачную жвачку.

Но Хэл уже вышел из шеренги, упал на колени рядом с мертвенно бледным пацаном.

Дальше была только стремительно летящая в лицо жижа. Та самая, по которой они маршировали изо дня в день. Капрал шустро подбежал и макнул Хэла лицом прямо в нее.

— Встал в строй! Слышишь? — заорал прямо над ухом.

Жижа только отдалилась — и опять рядом. Не так отвратительно близко, как до этого. Хэл сопротивлялся, напряг шею, все свое туловище, чтоб не дать макнуть себя в нее еще раз. Воздух, и до этого не особо чистый, наполнился вонью. Хэл выгнулся, изловчился и подставил ладони, упираясь.

— Сопротивляться, сопляк? Сукин сын! Сопротивляться?

— Кэп, — прохрипел, отплевываясь «сопляк», — пареньку плохо. Он упал, подвернул ногу. Ему необходимо оказать помощь.

— Помощь, говоришь? — прошипел по-змеиному Капрал. — О’кей, парень.

Хэл только и успел отвернуться, упереться взглядом в строй, продолжающий вышагивать. И сразу услышал жужжание. Капрал выпустил жуткую штуку с иглой на конце. «Электрощуп!» — мелькнуло воспоминанием.

Пока я переводила дыхание, Хэл уже повернулся к пацану. Чтобы встретиться с ним взглядом, пока того вскидывало от первого удара. Я судорожно ухватилась за панель. И услышала его, этот чавкающий звук: игла снова вошла в тело. Глаза у мальчишки чуть вывалились, но губы оставались сцепленными. Он цеплялся за землю, выворачивался, сопротивляясь боли, то выкидывая ноги вперед, то елозя пятками по мерзкой жиже — и молчал.

Нужно было продышаться. Я резко вдохнула, выдохнула воздух через рот, короткими толчками.

Вены у мальчишки проступили в момент, ярко-синие. Пульсировали с секунду — и только тогда мальчишка заорал — и пропали. Кожа посинела. Его разорвало. То, что было мальчишкой с подвернутой ногой, гулко бухнуло о землю. Запах жареной плоти — Хэл поклялся про себя, что никогда его не забудет — наполнил пространство Лагеря. Смешался с вонью перегноя, гнилых зубов, табака — и так и остался висеть в воздухе. Чавкающий звук — и все стихло. Капрал спрятал щуп в колчан, тяжело пошел к строю. Обернулся к Хэлу:

— Вернуться в строй, солдат.

А Хэл пялился на то, что было мальчишкой, и все никак не мог отвести взгляда. Потом медленно поднес свои ладони к лицу ближе — метка все так же мигала. Его затрясло.

— Встать в строй!

Хэл судорожно сглотнул.

— Есть, — выдохнул еле слышно.

— Здесь психи-убийцы?

— Здесь! — гаркнул строй.

— Здесь краса и гордость нации?

— Здесь! — рвали глотку ряды.

— Стать в строй, ублюдок!

— Есть! — громче повторил Хэл.

— Ты машина смерти, солдат! — плевался Капрал. Он был отвратительно близко. Так, что его слюна оставалась на лице. Так, что от взгляда на красное в рытвинах лицо тошнило.

— Вы машины смерти!

— Да, Кэп! — как заведенный, одним охрипшим криком на всех прогорланил строй.

— Ты, — ткнул Хэла в грудь Капрал, — машина смерти, пацан! Ты понял?

— Да, Кэп!

— Не слышу!

— Да, Кэп! — проорал Хэл что есть мочи. Так что звенело в ушах, а горло раздирало от крика. — Да, Кэп! Да, Кэп!

— Встать в строй, — ухмыльнулся Капрал, потирая руки.

И Хэл встал. Пошел, держа четкий шаг. Двигалась перед глазами спина впереди идущего. Худые лопатки, обтянутые тошнотворно-зеленым в пятнах пота. Хэл Хоуп шагал. Ровно, четко, левой-правой. И его даже не тошнило, когда строй в очередной раз проходил мимо этого мальчишки.

Вечером того же дня пришла расплата. Хэл понимал, что будет платить. Это дошло до него даже прежде, чем он переступил порог казармы. Людей там было набито чуть не до потолка, и Хэл серьезно сомневался, что это место рассчитано на такую ораву народу.

Короткая светлая вспышка — и я увидела чудное, непонятное мне. Это было воспоминание из совершенно другой жизни. Я увидела явно старинное, огромное здание. Я до этого такое видела только в старых книгах, случайно найденных мамой. Увитое цветами, желтыми, розовыми. Закатное солнце бьет в окна. «Колледж» — прозвучало в воспоминаниях Хэла. Он жил только с двумя соседями. Случались потасовки, но Хэл всегда избегал их, просто отгораживаясь своей безупречной вежливостью. Это было ниже его достоинства — отвечать на агрессию агрессией.

Но там, в этой пропахшей потом и мочой казарме, ему некуда было сбежать. И никак было не отгородиться. Потому что там, среди этих мрачных лиц его утонченная, старомодная вежливость не стоила ничего. Она клокотала внутри. Заставляла склонить голову. Договориться. Меня ударило этой эмоцией, этим изящным, ни на что не похожим воспоминанием, этим эхом другой, странной жизни — и горечью от того, что Хэл потерял ее.

А людям вокруг было плевать. На мир и вежливость. Им было плевать на все это. Этим оборванным, изуродованным, отчаянным, недоедающим и недопивающим, измотанным людям было ровным счетом все равно. Ну на что им было бы знать, откуда у Хэла Хоупа — изящного, обычно невозмутимо спокойного — эти потерявшие всякую цену манеры? Они наоборот вызывали только злость и неконтролируемое желание хорошенько съездить по идеальной физиономии их обладателя.

Хэл оценил угрозу в один момент, с первых междометий в свой адрес — и пересилил себя. Заглушил все, что восставало в нем против физической расправы. Хэл стал в стойку.

Его молотили методично и тихо, без лишних звуков. Они молчали, молчал и он. И это выводило их из себя. Удары становились сильнее, целили они теперь в самые незащищенные места, пару раз кулаки проезжались по лицу, зубам. Хэл оскалился. Ему удалось оцарапать кожу на костяшках нападающих. Привкус железа врезался в его память так же, как и запах жареного.

Лиц в темноте казармы не было видно — Хэл мог только едва различать мечущиеся по стенам тени, белки выпученных глаз, локти и сжатые пальцы. Он считал про себя удары, ждал, когда силы молотящих его людей закончатся. Но его били и били — и он держался. Пока кто-то не зарядил ему ровно в висок. Упала темнота.

— Тварь! — услышал он сквозь темноту. — Прилизанная, лощеная тварь!

— Эду оставалось отработать всего ничего. Нарушение-то было плевое! — высоким истеричным голосом отвечал кто-то. — Вы слыхали, ребзя? Девушка его в Оазисе Зеленых ждала.

— Не дождется, — вступил хрипя третий.

Хэл не разбирал голосов говорящих. Он был чужим здесь. Эта мысль гремела в мозгу: чужой! чужой!

— Сука! — отозвался первый.

Хэл услышал плевок, ощутил его. Потом еще один, и еще.

Те, что лупили его, начали расходиться. Гулко падали их шаги по земляному полу. Хэл открыл глаза. Казарма качалась. Он отряхнулся, рассмотрел ссадины на руках, на костяшках пальцев. Усмехнулся: кому-то, получается, съездил по зубам и он! И направился в санитарную комнату. Все, чего он хотел — просто помыться.

Перед глазами плясали круги, и я тоже видела их его глазами. Видела и его отражение в осколке зеркала. Перечеркнутое трещиной, искаженное — как будто все той же маской. Оно не выражало ничего.

Хэл уперся руками в стальные, холодные бортики умывальника, так сильно, что кожа на побитых кулаках побелела. Посмотрел долгим взглядом. Зрачки поплыли вширь. Худое от вечного недоедания лицо казалось чужим. Ни одной мягкой линии. Хэл рассматривал себя еще с секунду, провел ладонью по заостренным скулам, а потом плюнул в свое отражение.

— Жалкий мудак, — прошептал он. — Это ты должен сдохнуть, ты, тварь. Пацан, зеленый… вся жизнь впереди… даже глаз не закрыл, встретил суку с косой как следует — молча, упрямо! А ты, старый, трусливый хер? Крикнули стать в строй, и штаны намочил. Встал! «Да, Кэп!» Сука… ненавижу тебя, урод.

Хэл откинул голову назад так резко, что я даже моргнуть не успела. Только почувствовала режущую боль. Он впечатался лбом в стекло. С размаху. По глазам потекло красное. Еще раз! И еще раз — до тех пор, пока не вырубился.

Я промотала дальше. И каждый раз одно и то же: строевая, Капрал, опять строевая, Хэла избивают, Капрал.

Хэл сломался. Терпению его пришел конец. Понятия чести, справедливости и еще многое из того, что он принес с собой из этих чудных мест, светящихся солнцем, — ушли. Все это Хэл затолкнул в самые дальние углы сознания. Достоинство, которое в другие времена он носил будто корону, достоинство, что помогало ему держать осанку и не опускаться, надломилось. Острые края впились в сердце, будто замораживая его, унося весь свет. Вера, честь, право, законы — все это теперь вызывало только кривую, горькую усмешку.

Следующая расправа превратилась в кровавую драку. Хэлу досталось, но еще больше — тем, кто имел неосторожность на него напасть.

А потом я наблюдала за тем, как работали Эолы. Весь лагерь Обороны был направлен в их Оазис на испытания. Каждого подсоединяли к приборам, измеряющим силу дыхания, объем легких и еще что-то.

На этом эпизоде воспоминания Хэла стали размытыми. Пришлось снова прокручивать Диск. Чтец указывал на прерывание в записях — и я наделась, что вот-вот найду доказательство невиновности Хэла. Ладони у меня горели и тряслись.

Я широко открыла глаза, хоть и через силу. Чтение Диска отбирало много энергии. Но и не отвлекало на внешние мысли и события. Просто вычеркивало все, что не касается самого процесса. Меня не волновала Эя, с ее Мастер Диском и возможностью работать с кодами доступа к Архиву. Мне было плевать на Эолов, которым просто могло понадобиться зайти в Архив. Меня не волновало, что меня могут обнаружить. Я была погружена в чтение.

Прерывание в записи закончилось. Дальше шли удивительно четкие, яркие воспоминания. Хэл, в составе Службы Обороны, шагал по пустыне. На лицах окружающих его людей были какие-то странные респираторы. Я таких раньше не видела.

— Ваша задача, — вещал Капрал, выхаживая между движущихся рядов. — Провести полевое испытание новейших респираторов класса РСМ слэш десять яблоко десять и пять.

Хэл смотрел под ноги. Дышать ему было тяжело. Худая грудь ходила ходуном. Вдох. Попытка сплюнуть забивающийся в маску песок. Выдох.

— Ясно, ублюдки? — гаркнул Капрал. — Фильтры на максимум!

Защелкали тумблеры.

— Кэп, — раздалось сзади. — Маска не функционирует!

— Молчать, сопляки! — Капрал тяжело протопал мимо Хэла. — Вытащили руки из жопы и перевели респиратор на максимум!

— Кэп, — раздалось теперь уже с разных сторон. — Не работает.

Кто-то закашлялся.

— На максимум! — орал Капрал, но это не помогало.

От нехватки чистого воздуха кружилась голова. Дышать становилось тяжелее. Начали гореть и саднить легкие.

Раздался надсадный кашель. Люди вокруг Хэла судорожно хватались за горло. Ревел Капрал.

Поднялся ветер. Буря шла прямо на беспорядочно бегающих и падающих людей.

Хэла скрыло песчаной стеной. Он дышал так же тяжело. Но щелкать тумблером перестал. Мысли бешено скакали. Мелькало в памяти сразу много всего. Серое здание. Оно дымилось и падало. Лица под слоем голубых льдин. Снова цветущие желтым и розовым гибкие ветви. Я чуть не рухнула под этой волной воспоминаний и решила пока отложить их в сторону. Слишком сильный поток мешал работать. Мышцы сводило судорогой, запястья тянуло.

Я попыталась промотать вперед. Перескочила. Прокрутила обратно. И нашла. Перед глазами у Хэла ярко алела окровавленная левая ладонь. В правой он держал какой-то стальной обломок — защелку от новейшего респиратора класса РСМ слэш десять яблоко десять и пять. Хэл тяжело поднял взгляд. Перед ним стоял Ки. «Добро пожаловать в семью, мальчик», — произнес он спокойно и улыбнулся.