Точка Лагранжа

V

Поздний вечер. Мы, восемь человек — наша артековская четвёрка, Андрюха Поляков, Оленька Молодых и ещё один парень, Пётр, с которым мы больше других сблизились в Дворцовской «школе космонавтики», сидим в номере общежития, где на пару обитают Середа с Кащеем. На столе стаканы с чаем и наполовину съеденный торт — мой любимый, «Ленинградский, его я привёз из Москвы в качестве презента. Стаканов девять — перед самым отбоем к нам на огонёк заглянул Дима Ветров, съел кусок торта, а когда прозвучал сигнал ко сну — встал, потянулся и распрощался, многозначительно постучав, перед тем, как переступить порог комнаты, пальцем по стеклу наручных часов. Но к чести нашего бывшего вожатого и нынешнего куратора группы «3-А» — больше он нас не беспокоил, закрыв глаза на злостное нарушение режима.

…В созвездьи Альфа Льва хорошая погода,

Метеоритный ветер бьёт в корму.

На шхуне "Вырви глаз" Джон — Белая Ворона

И Чарли — Одноглазый Какаду.

Ребята хоть куда, хорошие ребята,

Им не страшны ни пять, ни даже восемь «жэ».

Кто крепко держит марку звёздного пирата,

Тот знает толк не только в грабеже!..

Пять «жэ»… да…я слегка измени позу, чтобы движения правой руки, лихо ударяющей по струнам, не так отдавались в боку. И угораздило же меня ворочаться сегодня в ложементе центрифуги, именно когда перегрузки достигли пиковых значений! А ведь, прямо скажем, не так много, наша «великолепная четвёрка», если верить их собственным рассказам, уже добиралась и до восьми. Вот что значит — регулярные тренировки!

Мне стоило немалых усилий скрыть боль в боку от врача, проводившего «послеполётный» осмотр. Пожалуйся я ему — к гадалке не ходи, отправил бы сначала на рентген, а потом домой, ближайшим транспортом. А я что, рёбер в своей жизни не ломал, чтобы понять, что ничего такого в данном случае нет? Ну, хорошо, сомнения имелись — не трещина, а какое-нибудь там защемление нерва, межрёберная невралгия, тоже мало приятного, но ведь обошлось же! Да, оставшийся день двигаться пришлось с некоторым бережением, да и ночь, скорее всего, будет не самая приятная, с болезненными уколами при попытке перевернуться на пострадавший бок. Но это я как-нибудь переживу, зато — сижу сейчас вместе со всеми, терзаю гитару и счастлив, как, пожалуй давно не был. А бок — что бок, заживёт…

…Когда ложится в дрейф потрёпанная шхуна,

Когда стихает всё на корабле.

В руках пирата плачут старенькие струны,

И хриплый голос тянет о Земле.

Но если цель по курсу — время не теряя,

Готовится к атаке экипаж.

И грянет песня, адский рёв перекрывая,

Команда идет на абордаж!..

Песенку эту я позаимствовал у своих давних друзей-калужан, с которыми общался ещё давно, в самом начале девяностых, на почве интереса к только-только зарождающемуся тогда историческому фехтованию. Тогда, помнится, они пригласили меня на один из своих выездов в лес — вместе с компанией школьников разных возрастов, для которых веди что-тио вроде историко-фехтовально-парусно-туристического клуба, — и вот, вечером, у костра я от них эту песню и услышал. Я забыл тогда поинтересоваться автором, а потом как-то вылетело из головы, тем более, что сама песня мне больше не попадалась — пока не всплыла буквально вчера, когда я снимал со стены гитару, собираясь в эту поездку. А что, песенка вполне подходящая — вон, с каким упоением подпевают, стараясь угадать незнакомые слова, и наверняка девчонки попросят потом переписать текст в блокнотики-песенники, как у них это заведено…

…Ах, Чарли, старый кашалот,

Медуза ты, а не пилот.

Доверь такому звездолёт –

Никто костей не соберёт.

Ах, Джонни, старый словоплёт,

Когда же ром тебя зальёт,

Когда же чёрт тебя возьмёт,

Когда ж язык твой отдохнёт!..

А наши-то, Олька и Андрюха, в отличие от «юниоров», уже клюют носами, и даже бодрая песенка не особо помогает. Оно и понятно: притомились мы основательно, и остальные «москвичи, те, кто приехали сюда только на выходные, наверняка уже дрыхнут без задних ног, и только мы нарушаем режим. Между прочим, Дима Ветров он ещё на моём дне рождения, упомянул, что здесь, в Калининграде-Королёве, при Центре Подготовки тоже будет отделение «школы космонавтики», и сегодня мы получили этому подтверждение, пообщавшись на семинаре с ребятами оттуда. Учатся они по смешанной программе — частично облегчённый вариант курса «юниорской» школы, частично обычные общеобразовательные предметы для девятых-десятых классов — только всё это в одном месте, в рамках общего учебного графика, а не как у нас — то в школе, то во Дворце, и не надо еженедельно метаться сюда. Так может, когда вернёмся в Москву, поговорить с отцом — попробовать как-нибудь исхитриться, и перевестись туда, хотя бы до конца этого учебного года? Взятый мной темп учёбы долго не выдержать, я уже сейчас начинаю страдать от хронического недосыпа. А у родителей здесь служебная квартирка — пусть и уступающая нашему семейному гнезду на улице Крупской, но всё же, вполне уютная, мама тоже иногда там остаётся на ночь, когда случается аврал на работе. И Бритьку можно будет забрать с собой, куда ж я без моего золотистого счастья? Правда, в этом случае, я на какое-то время останусь без бабулиных обедов и бесед с дедом, да и школьных друзей, не говоря уж о скрипачке Мире, буду видеть не в пример реже — но это же не навсегда, верно?

..Вот кончен бой, отсеки золотом набиты,

И бренди в Млечный путь течёт рекой.

Ребята пьют за то, что снова не убиты,

И незачем молить за упокой.

Но если невзначай изменит им фортуна,

Один другого смерти не продаст...

С большой дороги не сворачивает шхуна,

Потрёпанная шхуна "Вырви глаз"!..

Расходились после посиделок уже за полночь, изо всех сил стараясь не шуметь. Оле Молодых, которая очень переживала, что разбудить своих соседок по комнате, Лида предложила заночевать у неё в номере. Соседка Лиды, девочка из Новосибирска, уехала на неделю домой по случаю неких неодолимых семейных обстоятельств, и наша «Юлька Сорокина» осталась на это время в одиночестве. Ох, чувствую, эти две барышни, успевшие уже сдружиться поперемывают всем нам косточки, когда останутся вдвоём. И не только нам — краем уха я слышал, как Лида расспрашивала Олю про Ленку Титову, о которой что-то слишком часто вспоминает француз Шарль. Вот и сегодня он не преминул расспросить и Олю, и меня и даже Андрюшку Полякова — как там малемуазель Элен?..

Засобирался и я; застегнул гитарный чехол, и буквально в последнюю минуту увидал на тумбочке Юрки-Кащея номер журнала «Пионер» с яркой обложкой — трое подростков в ярких оранжевых скафандрах стоят возле распахнутого люка ракеты. Вообще-то не самое типичное чтение для девятиклассников, коими мы все теперь являемся, обычно с «Пионером» расстаются классе в седьмом, редко дотягивая даже до восьмого. Видимо, Юрка тоже об этом подумал, потому что засуетился, начал было что-то объяснять, а потом с видимым облегчением сообщил, что журнал вообще-то не его, а Лиды. Я попросил разрешения посмотреть — ну точно, «Пионер» и есть, только довольно старый, январский номер аж семидесятого года. Я открыл журнал на предпоследней страничке, где печатался столбик с содержанием, и…

Повесть Владислава Крапивина «Далёкие горнисты» — первая часть трилогии «В ночь большого прилива», две другие, кажется, ещё не вышли. Я очень люблю Крапивина, перечитал все его книги и рассказы, начиная с самых первых, которые печатались в том же «Пионере», заканчивая несколько замороченным (на мой вкус, разумеется) циклом «В глубине Великого Кристалла». И числю его книги, особенно ранние, вроде «Мальчика со шпагой» или той же «Ночи Большого Прилива» среди тех, которые во многом определили мою дальнейшую.. если не жизнь, то уж точно мировоззрение. А уж «Голубятня на Желтой поляне, особенно с иллюстрациями неподражаемой Евгении Стерлиговой… э-э-э, да что там говорить! Что же, выясняется, что наша «Юлька Сорокина» — тоже поклонница творчества Командора?

Оказалось — да, так оно и есть. Слегка смутившись, она призналась, что прочитала всё, до чего смогла дотянуться, собрала всё, что смогла достать — и, судя по всему, успела заразить этим своим пристрастием прочих членов группы «3-а», не исключая и даже француза Шарля, ухитрившегося осилить «Мальчика со шпагой» на русском языке, тоже в журнале «Пионер» прошлогоднего выпуска. Знала девочка и о флотилии «»Каравелла» — прочла в случайно попавшем к ней в руки номере «Уральского следопыта» и, конечно, поделилась этим знанием с однокашниками по группе. И теперь все они, как один, мечтают хоть одним глазком увидеть и самого писателя, и каравелловцев…

А что, мысль перспективная… плодотворная такая мысль, думал я, уже проваливаясь в чёрный колодец сна. Надо бы хорошенько её обдумать, а обдумав — обсудить со всеми заинтересованными. И сделать это лучше всего, не откладывая. Скажем, уже завтра — чего тянуть-то?

Тянуть я не стал, и взялся за дело с утра пораньше, сразу после подъёма и зарядки — прости и стерпи всё, мой многострадальный бок… Ребята, что артековцы, что москвичи, уже привыкли к моей манере проталкивать новые идеи стремительно, в темпе кавалерийской атаки, не давая никому рта раскрыть — а потому сопротивлялись довольно вяло. В итоге, после уговоров и беззастенчивого давления, приправленных малой толикой лести, опрометчивыми обещаниями и ещё совсем уж крошечной толикой шантажа, я добился согласия от всех семерых. Собственно, это оказалось совсем нетрудно: в крайнем случае, всегда можно было с упрёком сказать: «Вчера-то помнишь, что говорил? Хочешь, мол, мечтаешь даже — ну я и принял всерьёз, договорился уже кое с кем, а ты, значит, на попятный?..» Аргумент оказался убойным, к тому же наверняка сыграло роль то, что они не вполне ещё проснулись после чересчур короткого сна (вряд ли кто уснул раньше часа ночи) — и тот, что полагает, что такое время было выбрано для беседы случайно — тот ещё не знает Лёху Монахова… с плохой стороны Что касается Лиды-«Юльки» — то её и уговаривать не пришлось, услыхав о моём предложении она так обрадовалась, что в порыве эмоций даже чмокнула меня в щёку — впрочем, немедленно смутилась, покраснела и убежала прочь по коридору.

Следующим в программе значился Дима Ветров, и его я поймал после завтрака, в холле, как бы между делом отстав от своих и «юниоров», торопившихся на очередной совместный семинар. Здесь особых сюрпризов не предвиделось: я представлял, на что давить, был готов к попыткам куратора отвертеться от свалившейся от него напасти, и совершенно точно знал, как добиться своего. И добился, конечно: а куда бы он делся с подводной лодки? Дело в том, что плане работы кураторов значились возможные поездки с их группами на зимние школьные каникулы по просторам Родины нашей необъятной. Причём цели и маршруты поездок кураторам предлагалось выбирать вместе со своими подопечными, руководствуясь, при необходимости, рекомендованным списком — что, впрочем, совсем не обязательно, лишь бы пожелания не выходили за рамки разумного. И уж конечно, если группа сама проявляет инициативу и определяет таковую цель — куратору ничего не остаётся, как пойти на поводу.

Мои, то есть наши пожелания — потому что говорил я теперь как бы от лица группы «3-а» плюс заинтересованных товарищей из дворцовской «школы космонавтики» — за упомянутые рамки не выходили. Цель поездки — знакомство с детским писателем, лауреатом премии Ленинского Комсомола Вячеславом Крапивиным и его пионерской флотилией «Каравелла». Почему именно Крапивин? Как, Дима, разве вы не знаете? Да вся ваша группа по его книгам с ума сходят, только о нём и говорят, хорошо, что я неплохо знаком с его творчеством и смог подать мысль. Флотилия? Спрашиваете, какие могут быть яхты в разгар зимы? Ну, в «Каравелле» ведь не только парусным спортом занимаются, у них много всего интересного — фехтование, скажем, игры всякие, в том числе и литературные. Да вот, поищите в библиотеке подшивки журналов «Пионер» или, скажем уральского «Искателя» — о них там часто пишут, и в самых превосходных выражениях. Далеко? Ну, подумаешь — сутки с небольшим на поезде, в Крым, в Симферополь даже дольше ехали… Где там жить? Ну, это ваша забота, но не думаю, что возникнут сложности. Поездки школьников по стране по обмену — дело обычное, вопрос решается единственным обращением в местное РОНО — а с учётом того, откуда будет исходить просьба проблем вообще не вижу…Да, конечно, родители должны дать согласие, немедленно всем скажу, пусть озаботятся. Что? Сам Крапивин? Нет, пока не договаривались, но это наверняка недолго сделать, а в «Каравелле» на зимние каникулы обширная программа, это я точно знаю. Да, конечно, надо поторопиться — вот сегодня, после занятий и набросаем вместе письмо к Владиславу Петровичу, адрес у меня есть…

Адреса у меня, ясное дело, не было, но проблемы в этом я не видел. Отыскать в телефонном справочнике номер свердловской редакции «Уральского следопыта» раз плюнуть, а там уж сориентируют — ещё по «той, другой» жизни я знал, что у журналистов с «Каравеллой» и самим Крапивиным давние и прочные связи, в том числе и по подобным вопросам. И я было совсем уже собрался осуждать с несчастным Димой содержание письма, но тут раздался мягкий перезвон по внутренней трансляции, и голос диктора предложил всем, входящим в нижеперечисленные категории (далее следовал перечне), а так же всем желающим, в течение четверти часа собраться в большом конференц-зале на третьем этаже, поскольку последует важное заявление и телевизионная трансляция. Мы с Димой переглянулись озадаченно — и «юниоры», и их кураторы, и даже московские гости в этом перечне значились, — и припустили вверх по лестнице.

В большое помещение набилось около масса народу— и гости из дворцовской «школы космонавтов», и слушатели её местного отделения, и, конечно, сами «юниоры». Кроме подростков в разноцветных костюмчиках были здесь и сотрудники Проекта, и даже небожители — члены отряда космонавтов, как того, настоящего, почти все в военной форме, так и молодые парни и девчонки, ровесники Димы Ветрова, как и он, набранные после окончания ВУЗов в новую смену будущих покорителей космоса.

Сцены, атрибута любого актового зала, тут не имелось. Просторные столы, обычно составленные в большое кольцо сдвинули к стенам, а в конференц-зал приволокли разномастные стулья и банкетки, собранные со всего этажа. Но и их не хватило — самые шустрые и нахальные (по большей части наши, «школьники-космонавты», ещё не проникшиеся в должной степени духом дисциплины и субординации) предприняли попытку устроиться прямо на выстроенных вдоль стен столах, и их оттуда гоняли сдержанными шепотками. Взоры присутствующих были обращены к ряду телевизоров, висящих на кронштейнах вдоль одной из стен, по прихоти дизайнеров здешних интерьеров, выгнутой широкой дугой.

Слова диктора равнялись, как в стихах Тихонова, в полный рост: медные, гулкие, и легко себе было представить, что вот так же торжественно и непререкаемо они звучат сейчас на десятках языков с экранов и из динамиков радиоприёмников по всей Земле. Миллионам, десяткам, сотням миллионов предстояло прямо сейчас узнать об истинных причинах гибели космонавтов на Луне, но, главное — об «инопланетной» подоплёке проекта «Великое Кольцо». С сегодняшнего дня человечество знает, что оно больше не одиноко во Вселенной, и это событие не просто историческое — эпохальное, из числа тех, после которых мир уже никогда не станет прежним.

Немалой части присутствующих здесь, в этом зале, и так всё было известно, но пафос момента, осознаваемый всеми, до Алексея Леонова, руководителя программы подготовки обоих лунных отрядов, до Юрки-Кащея, делал своё дело — можно было услышать полёт моли, а не то, что какой-то вульгарной, шумящей, как поршневой бомбардировщик, мухи!

Диктор закончил, экраны мигнули, пошла картинка из зала заседаний Генассамблеи ООН в Нью-Йорке — оказывается, там прямо сейчас выступали трое руководителей проекта с тем же самым ошеломительным заявлением. Трансляция шла без перевода по-английски, но большинство присутствующих в конференц-зале неплохо понимали этот язык — наравне с русским он был официальным языком Проекта. Но слушать, собственно, было уже нечего; голос из динамика внутренней трансляции объявил, что все плановые занятия, которые должны были состояться до обеда, отменяются — и тут все заговорили одновременно…