Дальше просторного гулкого гаража Пио со мной не пошел. Махнул на прощание и остался болтать с приятелями из ремонтной бригады. Со вздохом выбравшись из фаэтона и забросив рюкзак на одно плечо, я двинулся знакомыми коридорами.
Всюду встречались «Дети», как знакомые, так и не очень. Большинство здоровалось, но новенькие предпочитали вытаращить глаза и юркнуть в смежный проход. Ноздри забило знакомым запахом убежища, ароматом из числа тех, от которых воротит, но одновременно и надышаться не можешь.
Подмечая, что поменялось в крепости с моего последнего визита, я неспешно шел из одной его части в другую, вспоминая собственное утверждение, что даже если провел в этих стенах всего несколько минут, это уже многим больше нужного для счастливой жизни. Впрочем, кем бы я стал, если бы шесть лет назад не вышел из этих ворот свободным «Дитем» в форменном жилете?
Теперь же мне было, с чем сравнивать, и я не мог удержаться от параллелей. Конечно, Нарост был ничуть не похож на казоку-шин Данава фер Шири-Кегареты. Если цитадель Песчаного Карпа отличала роскошь и даже излишняя помпезность (вспомнить хотя бы живые деревья и корову!), то база клана моего отчима больше напоминала казармы.
Грубые стены почти не драпировались, причем даже грошовыми свето-струнными слепками; не виднелось ни полотнищ с умными изречениями, ни гравюр; повсюду царил спокойный светло-серый окрас бетонных блоков с редкими вкраплениями специальных путеводных значков, смысл которых был известен только «Детям».
Никакого деления на зоны Нарост тоже не имел: из мастерской по разборке угнанных фаэтонов можно было угодить в общую сауну для йодда, а из обеденного зала — в стрелковый тир или лабораторию по варке зелий.
Разумеется, повсюду шныряли «Дети» Нискирича, как прибывшие в крепость по делам казоку или за персональными приказами (после визита в «Мост» система примитивного личного общения уже не казалась мне такой архаичной), так и живущие здесь постоянно, на правах гарнизона.
Обнаружив, что тренажерный зал переделали под оружейную мастерскую, замуровав одну дверь и пробив две новые, я поднялся на этаж, свернул в крытую террасу на южной стене и вдруг встретил старого приятеля.
Ункац-Аран по-прежнему одевался в невообразимое тряпье, самолично украшенное самыми причудливыми символами. Левая половина башки шамана сверкала лысиной, а седые волосы на правой были наращенны так, что позволяли заплести три изрядные косицы.
Подобно натуралистам, обуви старый мошенник не носил, шлепая по бетону коридоров мозолистыми пятками, а ритм при ходьбе задавал себе коротким узловатым посохом из тяжелого дерева иннти, за которым (правда, только по его собственным словам) совершил паломничество в пустыню. На поясе болталось неизменно огромное количество сумочек, мешочков и кошелей.
Заметив меня, Открытое Око остановился и чуть не выпустил посох из артритных пальцев. Насмешливо склонив голову, я двинулся к сгорбленному чу-ха с таким видом, будто собирался обнять.
— Куо-куо, мудрейший! — широко улыбнулся я, но он привычно шарахнулся в сторону, словно боялся проказы.
— Ты просто не мог пройти по своим делам другим коридором, терюнаши… — хорошо поставленным голосом возмутился шаман, выдерживая ощутимую дистанцию.
— А что случилось? — поразился я, осматривая себя в поддельном недоумении. — Не рад видеть?
— У меня сейчас обряд очищения от зловредных напастей! — желчно огрызнулся старик. — В святилище ритуала ждут почти двадцать йодда, а теперь мне предстоит очищаться самому!
Я покачал головой, разделяя его горе.
— А ты сделай вид, что не видел меня, сисадда?
— Твой гадкий язык подобен змее, жалящей сотней ядов… — пробормотал Ункац-Аран, осеняя себя охранными знаками.
Я опустил руки и притворно нахмурился.
— Осторожнее, старик! — Мой указательный палец вознесся к крыше террасы. — Ты мне нравишься, — какая откровенная ложь! — но ведь я могу и обидеться!
Чу-ха клацнул зубами. Пристукнул посохом, схватился за один из амулетов под разрисованным балахоном. Кажется, он снова напугался, причем не на шутку. И наверняка побежит жаловаться отчиму. Но я был готов выслушать хоть сотню порицаний, лишь бы поддеть седошкурого шарлатана!
Пожалуй, если рассуждать теоретически, не очень хорошо иметь в недругах такую змеюку, как Ункац-Аран. Но если уж имеешь, лучше держать поближе и почаще провоцировать, вынуждая открывать истинную личину…
Впрочем, подчас я бывал несколько несправедлив. Со своей работой старик недурно справлялся, причем уже не первое десятилетие; две трети «Детей заполночи» были неискоренимо суеверны, а потому охотно одаривали Открытое Око за его нехитрые ритуалы, умоляя проводить их снова и снова и горстями скупая амулеты. А еще у него получалось сносно гадать. С вероятностью 50 на 50, конечно, но это тоже являлось вполне себе результатом…
Он еще раз испепелил меня взглядом. Сделал несколько пасов свободной лапой, что-то начертил на морщинистой щеке, побурчал под нос, а затем по дуге — едва ли не прижимаясь к стенке, — обошел меня, и торопливо скрылся на лестнице.
Едва не расхохотавшись ему вслед, я поддернул лямку рюкзака и продолжил путь.
К счастью, привычного мне крыла перепланировки не коснулись — в крохотной гостиной перед широкой низкой дверью (одна створка была выкрашена в черный, вторая в бледно-желтый) отдыхали пара «Детей», неизменные охранники и помощники.
Вероятно, о моем визите парни прослышали, потому что едва ли оторвались от игры в «оглянись!», скрестили пальцы и синхронно кивнули на вход. Вздохнув, я шагнул в кабинет Нискирича фер Скичиры.
Вожака только что закончили массировать. Одна полуголая самочка собирала переносной сборный стол, вторая складывала полотенца. Заметив меня, обе издали смущенный писк, но вернулись к нарочито неспешной работе, косясь на уродца с ужасом и восхищением, и стараясь не перемигиваться.
Черношкурый Нискирич, обнаженный по пояс, крепкий, мускулистый и покрытый многочисленными шрамами, стоял в пол-оборота к дверям. Натягивал серую майку на побелевшие плечи, и я успел заметить, как основательно разрослась вертикальная полоса седины на его широкой спине.
Он одернул ткань, обернулся, широко раскинул лапы. На груди, глубоко под шерстью, мелькнула первородная клановая татуировка, нанесенная давным-давно.
— Мой мальчуган! — воскликнул чу-ха так, что массажистки вздрогнули и ускорились.
Вожак поманил, я с послушной улыбкой приблизился, и несколько секунд меня вместе с рюкзаком мяли могучие лапы. Шкура старшего фер Скичиры пахла курительными палками, ароматическими маслами и ненасытной дикостью.
— Куо-куо, отец, — осторожно освобождаясь от его объятий, кивнул я. — Прости, что не отвечал, важные рабочие дела… а что за срочность?
Он крякнул, отстранился и внимательно взглянул в лицо (левый глаз его при этом будто жил собственной жизнью и украдкой наблюдал за сборами самочек). В загадочной улыбке казоку-хетто блеснули гигантские отбеленные резцы.
— Падай на хвост, мой мальчик! — добродушно прорычал он, подходя к огромному рабочему столу. Открыл плоскую коробку, неспешно выбрал один из самокрученных из «бодрячка» оковалков. — Как твои дела? Добрым ли был день?
— День прошел чудесно, — кивнул я, вспоминая перестрелку возле торговца элем, расследование в Мицелиуме, невеселую встречу с Перстнями и еще более невеселую с Магдой. — Ты позвал меня только для того, чтобы справиться о настроении?
— Вечно нетерпеливый, вечно спешащий… Как заработок? Ты не голодаешь?
— Не стоит переживать, дело процветает, — хладнокровно соврал я и с тоской вспомнил сбережения, почти без остатка спущенные на безрассудную авантюру с местью.
Массажистки наконец-то убрались через неприметную боковую дверь, Нискирич проводил их игривым взглядом. Но едва створка прикрылась, его зеленые глаза стали холодны.
Я пока не мог сказать, что все происходящее казалось мне недобрым… но и что к добру вело, тоже утверждать бы не стал. Стянул пальто, сбросил его и рюкзак в свободное кресло, сверху уложил кобуру с «Молотом». Неспешно размял плечи, уселся напротив стола на привычное место.
Нискирич тем временем занял любимое огромное кресло и раскурил свою грубоватую поделку. Посмотрел на меня сквозь дым, отнюдь не такой ароматный, как у Магды; мелко покивал.
— Мой мальчик… пару дней назад ребятки нашли одного из наших… со скрученным хвостом.
Я нахмурился, в тот момент наивно не сообразив, куда отчим клонит.
— Печально слышать… Пусть будет легким его поход за все возможные границы.
— Верно говоришь, верно… — Нискирич откинулся на спинку своего почти что трона. — Пусть будет.
Он посмотрел на потолок, словно ожидая от меня чего-то еще.
— Ты этим хотел со мной поделиться? — осторожно уточнил я. — Отец, наши парни гибнут на улицах Бонжура едва ли не каждый день… Или речь идет о чем-то особенном? «Прыгуны» оставили очередное «послание»? Причем тут?..
— Это был Прогиб, — продолжая изучать люстру, негромко перебил меня фер Скичира. — Так и не ставший Разрушителем.
Я прикрыл рот. Постарался не отводить взгляда, хотя в голове словно взорвалась светошумовая бомба. Вот, значит, как…
— Что тебе известно? — сказал я чуть раньше, чем успел обдумать все тонкости своего следующего вопроса.
Нискирич дернул подбородком и скривил изломанный нос.
— А я как раз хотел спросить об этом тебя, мой мальчик, — с нажимом произнес он. — Прогиб за тобой хвостом увивался, сисадда?
Отчим смотрел на меня так пристально, что даже его косящий глаз, казалось, вернулся в нормальное положение. Добрый, но строгий старик, требующий оправдаться за неуместную шалость.
Байши! Второй допрос за день, не многовато ли?
И пусть от этого чу-ха у меня не было никаких тайн (ну, почти), кое о чем в данной истории я бы точно предпочел умолчать. Например, о существовании джинкина-там, моем сумасбродном найме «Садовников» на деньги самого Нискирича фер Скичиры, опрометчивом штурме здания в самом центре Уробороса и опасном секрете, который мы с Зикро теперь хранили.
— Верно, — осторожно подтвердил я. — Но я его как раз несколько дней не видел… Когда в последний раз? Да, точно, когда у меня дело было… Он собирался помочь, как обычно. Но я снова отказал, я постоянно так делаю… делал.
В этот момент мне было многим хуже, чем на переговорах с Шири-Кегаретой или Магдой. Врать Нискиричу оказалось так же горько и противно, как впервые попробовать пайму. И ни дай-то Когане Но, чтобы это тоже стало моей привычкой…
— У тебя есть подробности? — спросил я, действительно ощущая печаль по ушедшему парнишке. — Что случилось?
Нискирич кивнул сквозь дым. У него не было никаких оснований не верить мне. Но я уже неоднократно наблюдал, как со столь же невозмутимым видом хетто «Детей заполночи» ловил на продуманной лжи кого-то из своих подчиненных. Даже на самой продуманной лжи.
— Его нашли в поганеньком игорном доме Нижнего Города, — неожиданно сказал чу-ха, стряхивая пепел в золоченую чашку. А я чудом не выдал изумления. — Дурень… Сопливый дурнь. Что-то не поделил с местными шулерами, и его нашпиговали фанга.
Выходит, моя анонимная наводка на тело отнюдь не помогла «Детям» обнаружить своего павшего товарища… Впрочем, если заметанием следов занимался сам Сакага (с огромной вероятностью), вывоз тела и имитация наверняка были устроены на самом высшем уровне. Опустив глаза, я снова почувствовал себя предателем…
— Я скорблю вместе со всеми «Детьми», — сказал я, ощущая в горле шершавый шар. Говорить правду тоже оказалось непросто, особенно такую горькую. — Пусть будет легким его перерождение…
К моему удивлению Нискирич приподнял кустистую бровь. Наклонился вперед, щуря здоровый глаз.
— Не думал, мой мальчик, что парнишка был тебе настолько симпатичен, — поджав губу, произнес он и сочувственно покивал.
Я не поднимал взгляда.
Что это? Сарказм? Или хорошо спланированная проверка?
— Он был славным, — честно ответил я. — Несуразным немного. Вечно пытался прыгнуть выше собственного роста, но все равно был славным.
А про себя решил, что когда-нибудь обязательно найду возможность рассказать всей казоку о самоотверженности и отваге Разрушителя, чтобы клан воздал тому все необходимые почести, пусть даже посмертно.
— Пойдешь на похороны? — Нискирич пыхнул дымом.
— Конечно… дашь знать, где и когда?
Отчим молча кивнул. Он тоже выглядел опечаленным, но со всей очевидностью далеко не только гибелью одного из самых непутевых бойцов. Старший фер Скичира отложил окурок на край чаши и сцепил пальцы перед собой.
— Мои нюхачи нашли на теле парнишки кое чей запах, — неторопливо уведомил меня вожак стаи.
Шершавый шар в глотке увеличился в размерах, мне стало еще хуже. Но я отдавал себе отчет, что если позволю Нискиричу все-таки потянуть за эту нитку, распустится весь клубок. И последствия у этого события будут совсем недобрыми.
— К чему ты клонишь? — прямо спросил я, поднимая голову.
— Это твой запах, сынок, причем кровавый, — прямо ответил мне чу-ха, пожал плечами и в замешательстве развел лапы, будто хотел обнять свой огромный стол. — Добротно замаскированный, но я своих следопытов кормлю не задарма.
Я вздохнул и распрямил плечи. Этот хитрый старик — совсем не Магда, и с ним нужно действовать совершенно иначе.
— Знаешь, при моем заработке мне часто пускают кровь, — спокойно сказал я, глядя в его правый глаз. — Но если ты меня в чем-то подозреваешь, скажи прямо. Ты сам только что вспомнил, что Проги хвостом за мной увивался. Да, мы частенько были вместе, я не всегда вспоминаю отстирать пальто, и все еще не улавливаю, к чему ты ведешь.
Нискирич молча изучал мое лицо.
Щурился, облизывал губы, будто намереваясь что-то сказать, но в последний момент передумывая, и легко поглаживал столешницу. О, да, он оставался сильным, лукавым и невероятно вертким сукиным сыном, собственными лапами прорывшим ход на самую вершину казоку. Но ему было не пробить мою защиту, особенно когда часть ее строилась на неподдельном чувстве утраты.
— Что ты скрываешь, сынок? — наконец спросил Нискирич и снова сунул в зубы затухающий окурок.
Вопрос был явно не риторическим. Всему городу — от самых чахлых геджеконду Бонжура до Тинкернальта, — было, что скрывать. Но тут фер Скичира действительно хотел знать, что именно от него утаили.
Я снова вздохнул, покачал головой и поднялся из кресла. Подошел к барному столику у стены, провел пальцами по горлышкам многочисленных бутылок. Рука сама потянулась к многолетней пайме, но вместо этого я налил травяного отвара. Бросил пару кубиков льда и повернулся к столу.
Нискирич терпеливо ждал.
— Если у меня и есть тайна, — сказал я, салютуя ему стаканом, — то, клянусь тебе, что в ней нет ровным счетом ничего, касающегося нашей казоку.
В этом вопросе я отчиму врать не стану. Никогда. Надеюсь на это…
Он кивнул, лишь отчасти удовлетворенный ответом.
— Сынок… — пробормотал он, катая в острых зубах дымящийся скруток. — Ох, сынок… я знаю, что Амма дала тебе денег.
Я отпил отвара, стараясь не поддаваться раздражению. Ну что за день! Впрочем, Амма предупреждала, что счета отслеживаются, так что разоблачение было вопросом времени…
Вернувшись в кресло, я умостил стакан на подлокотнике и закинул ногу на ногу. Взглянул на Нискирича с легкой виной во взгляде. Если это и была тайна, которую жаждал знать глава «Детей», то у меня отлегло на сердце. Что, впрочем, ничуть не умаляло тоски по убитому Прогибу-Разрушителю…
— Да. — Сознавался честно, без вызова и раздражения. — Это так. Мне было нужно. Срочно и немало. Я все обязательно верну, клянусь.
Фер Скичира хмыкнул, едким коротким междометием озвучив истинное отношение к моим постоянным обещаниям и клятвам. Теперь он выглядел по-настоящему опечаленным. Или разочарованным?
— Почему не попросил у своего старикана?
Я прикусил губу. Как объяснить своим близким нечто важное, особенно когда для этого нет ни подходящих слов, ни возможностей? Ох, Нискирич… прости меня, старый вожак, но сейчас я никак не могу быть с тобой откровенным.
— Это личное, отец, — мой голос, казалось, теперь жил отдельно от сознания. — Не хотел тебя тревожить. У «Детей» сейчас и без того масса дел…
Он нахмурился. Разом постарел лет на десять, сморщил изломанный нос, но ответить не успел — словно подтверждая правдивость моих слов, у него засигналил гаппи.
Жестом попросив меня обождать, фер Скичира щелчком пальца сбросил вызов на консоль. Отвечал односложно, твердо, выслушивая только ему различимый голос в заушнике, но я смекнул, что речь идет почти о военных приказах. Что и требовалось доказать…
Оборвав разговор, Нискирич выбрался из огромного кресла и натянул джинсовую рубаху. Одевался неспешно, почти не глядя в мою сторону. Расправил складки, подтянул рукава, надел самый простой в казоку жилет. Спросил вдруг в пустоту:
— Помнишь, мой мальчик, что я говорил тебе про «личное» и приближающуюся непогоду?
Я кивнул. Сообразил, что этого мало, и подтвердил вслух. Да, в последнее время мне все намекают о приближении бури, от подручных самых могучих казоку-хетто до седомордых ушастых гендоисток, вышедших из пустыни…
— Это в самом деле личное, касается только меня, — мягко повторил я, надеясь, что до ссоры все же не дойдет. — Клянусь тебе, что вопрос улажен и я уже разобрался.
Эх, если бы. Гаденький Ланс с моей голове ехидно рассмеялся…
А через секунду Нискирич доказал, что умеет удивлять не хуже Алой Суки. Наверное, иначе бы и не был главой семейства, сисадда? Искоса взглянув на своего пасынка, он спокойно спросил:
— Это как-то связано с подозрительными слухами вокруг «Слюдяного небесного моста»?
В его зеленом глазу плескалось лукавство. Пожалуй, он и правда не станет меня наказывать. Разве что выругает, что я не взял его с собой. А еще он в очередной раз доказал, что в этом крохотном городе тайком нельзя даже бзднуть…
Я сделал неопределенный жест:
— Твой пасынок похож на безумца, способного связаться с сидящими в «Мосту» чу-ха?
— Похож, — чинно подтвердил старший Скичира.
Он откровенно забавлялся, но поднятая тема все еще не казалась мне смешной.
— Что бы ты ни услышал про суету вокруг «Слюдяного моста», — попросил я, позволив себе гримасу легкого недовольства, — подели на три. И нет, это никак не связано со мной.
Ложь. Снова ложь, старая добрая подруга. Но чтобы в этом кабинете?
Проклятье, врать отчиму у меня получалось многим хуже, чем использовать «низкий писк» на обитателях Юдайна-Сити. Нужно было срочно менять тему, иначе старик выведет меня на чистую воду, и тогда…
— Сегодня я разговаривал с Магдой Мишикана, — отчеканил я, опуская взгляд. — Думаю, ты должен об этом знать…
Казоку-хетто «Детей заполночи» окаменел.
Кулаки его сжались до белых костяшек, он медленно повернулся ко мне на пятках. Верхняя губа приподнялась, едва не выпустив окурок, агрессивно обнажились зубы; нижняя челюсть ходила ходуном. Впрочем, как минимум от истории с «Мостом» это его отвлекло, хотя бы ненадолго.
— Ты⁈ — прорычал Нискирич, шагая ко мне и очень опасно щурясь. — Ты, «Дитя заполночи», посмел приблизиться к этой дряни на расстояние разговора⁈