Тихая стража. Дело о похитителе душ.

Глава 8.

- Вот ведь канальи! Канцелярские крысы! Зеленокожие сыновья акшасса! Пожиратели падали!

С момента прибытия Феликса к дверям малой королевской канцелярии минуло уже больше шести часов, а в попытке получить аудиенцию короля он не продвинулся ни на дюйм, успев порядком оголодать и преисполнившись праведного гнева.

Для начала, оказалось, что таких как он, желающих получить аудиенцию, в канцелярии толпится не один десяток человек. Торговцы, судя по роскоши одежд, бесстыдно зажиточные. Эти вели себя величественно, спокойно восседая где-нибудь возле стены, пока их подручные носились по всей канцелярии, перешептываясь с местными крючкотворами. Аристо мелкой руки, нервно расхаживающие по этажам. В толпе мелькали несколько человек с цеховыми значками на кафтанах города, и даже парочка священников из Церкви Святого света.

Вся эта публика перемещалась по двум этажам, одновременно переговариваясь друг с другом и со служащими канцелярии, так что в здании стоял неумолчный гул, словно в него ненароком залетел пчелиный рой.

Феликс, поначалу, оторопел, но затем, вспомнив военное прошлое, приступил к составлению планов и организации правильной осады. Поймав за ворот одного из мелких чиновников, он выяснил, что для начала ему необходимо записаться на прием к начальнику малой канцелярии, "его благородию господину советнику Дорицию Морусу". Список на прием к "его благородию" составлял некий худой, словно палка, изможденный, словно неделю не ел, неказистый человечек, обнаруженный Ройсом после часа поисков в одном из закутков здания. Человечек, представившийся старшим нотарием распорядителя малого кабинета церемоний, поначалу и слушать Феликса не захотел, ссылаясь на то, что список на прием к начальнику канцелярии заполнен на две недели вперед, и если мессир Ройс... то есть, прошу прощения, барон Ройс, заглянет через неделю, а лучше через две... Затем, убедившись, что Феликс от него так просто не отстанет, нотарий начал рассказывать ему, как трудно в наши дни добиться королевской аудиенции, и прием у мессира Моруса- это только первое звено в цепи трудностей, ожидающих просителей на этом, усыпанном шипами неблагодарности и занозами бедствий, пути. Одновременно нотарий выразительно похлопывал себя по карманам и вещал о невидимых тружениках, аки пчелы, корпящих над государственным благом, коим по силам оказать некую помощь тем, кто находится в начале этого пути.

Выслушав короткое и емкое мнение Феликса об этих пчелах и меде, образующемся за счет пыльцы из чужих карманов, мелкий крючкотвор посуровел, вздохнул и сослался на некое дополнение к "Уложению о королевских приемах", 312-го года от основания Мирра. Согласно ему, аристо Северной марки теряли ряд привилегий, в том числе право на непосредственное обращение к королю, в связи с участием в знаменитом "Мятеже безымянного". А поскольку баронетство Лерна, как известно скромному нотарию, расположено в Северной марке...

Однако, когда мессир барон сообщил ему, что данное дополнение было отменено уже более ста лет тому назад, крючкотвор, немало удивившись таким познаниям Феликса в коронном праве, проникся к нему неким уважением, немедленно принявшись хаять своих коллег по ремеслу, обзывая всех тупицами и крохоборами.

В конце концов, Ройс был внесен в список на прием к Дорицию Морусу, и на третий час своих мытарств добрался до второго этажа, где находилась приемная начальника малой канцелярии.

Затем около двух часов он наблюдал, как мимо него в кабинет Моруса, один за другим, проходили разнообразные искатели королевских милостей, однако, как вскоре отметил Феликс, большинство из них, по выходу, не выглядели особенно счастливыми. Наконец, настал черед Ройса, и вскоре он на собственном опыте узнал, отчего так задумчивы выходящие от мессира Моруса посетители.

Нет, нет, "его благородие мессир советник" был вежлив с заезжим бароном, а изучив верительные грамоты, в которых были упомянуты военные награды Ройса - особенно привлекал внимание Орден Льва, господин советник стал вежлив вдвойне. Предложил посетителю крепкого ароматного напитка, заваренного на листьях жимолости, и с вниманием выслушал просьбу об обращении к королевскому суду. О сути дела, которое Ройс намеревался предать на рассмотрение короля, Феликс благоразумно умолчал, упомянув лишь, что речь идет о земельном споре между ним и его соседом.

Выслушав Ройса и рассыпавшись в извинениях, советник сообщил, что "отважный" мессир барон, "пострадавший за отечество в этой ужасной войне с проклятыми мрунами", конечно же, как никто другой, имеет право на королевский суд. Однако таких земельных споров, участники которого требуют королевского правосудия, не доверяя местным лендлордам, не один десяток, а ведь есть еще споры, связанные с убийствами - Феликс вздрогнул - разводами, крупными наследствами... А дни королевского суда отнюдь не равны количеству дней в недели.

Услышав слово "отнюдь", Ройс, поначалу расслабившийся от монотонно журчащей речи советника и ароматного напитка, насторожился. Как оказалось, не зря. Морус объяснил, что бумаги по делу мессира барона будут переданы в земельный департамент коронной канцелярии, затем изучены тамошними нотариями, в случае необходимости затребованы дополнительные бумаги из канцелярии наместника провинции Пейрам, затем будет выяснено мнение другой стороны конфликта, затем изучены соответствующие прецеденты...

- Куда же вы, барон?! - с искренним огорчением в голосе воззвал Морус к спине Феликса, который, прервав монолог советника, посвященный хитросплетениям прохождения его дела по глубинам королевской канцелярии, молча встал с кресла и устремился к двери. - При известных обстоятельствах ваше дело можно ускорить, тем более как ветерану этой ужасной войны...

- Темный бы вас всех побрал, - выругался Феликс. Даже хлопнуть на прощание от души дверью не вышло: она была оборудована крепкими тугими пружинами. Видно, заказчик двери проникал в помыслы будущих посетителей.

Ройс вышел из здания канцелярии во двор и, яростно ругаясь, устремился к коновязи. Он и не рассчитывал, что попасть на королевскую аудиенцию будет легко, однако это... Пройти эти канцелярские редуты будет, наверное, посложнее, чем штурмовать холм, занятый головорезами Веселого Оркана.

- Да ты еще куда прешь?! - яростный возглас Ройса совпал с негодующим конским ржанием. Феликс, не видя перед собой никого и ничего, на полном ходу врезался во всадника, мирно направлявшегося к воротам во второй дворцовой стене. Конское ржание принадлежало его коню, вернее, кобыле, которая, видимо, по-своему выразила ответное возмущение Ройсу. Феликс понимал, что сам виноват в этом столкновении, однако бушевавшее внутри раздражение, копившееся все утро, требовало выхода. Кроме того, где-то на краю сознания маячила мысль о том, что всадник спокойно себе направляется к воротам, попасть в которые простым смертным, как уже убедился Ройс на горьком опыте, было нелегкой задачей. Но всадник, судя по всему, не нуждался в отдельном приглашении во дворец, а значит, был какой-то высокопоставленной шишкой. Феликс перешел в атаку.

- Смотри куда едешь, прах тебя побери! Живые люди что, для тебя уже мельче дождевых червей?! - Ройс, заслонив дорогу коню и схватив его для верности под уздцы, гневно уставился на всадника. Его лица, скрытое широкополой шляпй, он пока не видел.

- Эй, кажется, я к тебе обращаюсь! Или ты у нас слишком важная птица, чтобы ответить барону Лерна Феликсу Ройсу?

- Ройс?! Феликс? Вот так дела. - Сначала из-под шляпы до Феликса донесся смех, а затем вынырнуло лицо, смутно показавшееся Ройсу знакомым. - Ну что, неужели забыл? Видно, коротка твоя память, Мортус.

Феликс вздрогнул. Мортус - так его прозвали в армии. Он прищурился: округлое, жизнерадостное, как будто слепленное грубыми мазками лицо; смеющиеся карие глаза; крупный нос, чувственные губы...

- Койт?! Странный Койт? Темный меня побери, это действительно ты?!

- Кто же еще, как ни я. - Тот, кого Феликс назвал Койтом, спрыгнул с коня и шагнул к Ройсу.

Скучающие в безделье стражники у ворот, все это время оживленно наблюдавшие за перепалкой, грозившей перейти во что-нибудь более интересное, вроде дуэли, с удивлением и немалой долей разочарования глядели как всадник, соскочивший с лошади для того, чтобы преподать, по их мысли, урок нахальному провинциальному аристо, вместо этого заключил его в крепкие объятия.