Тибетский лабиринт (новая версия)

Глава 8 Договор с Королём ужаса

20 апреля 1939 года. Берлин.

По окончании своего триумфального доклада, каковой учёное сообщество наградило бурными овациями, Герман с нетерпением стал дожидаться перерыва и, лишь только его объявили, кинулся наводить справки про уродливую старуху и благообразного мужчину – вид этой парочки интересантов давал такой контраст, что Крыжановского разобрало нешуточное любопытство…

Старая карга в сари будто сквозь землю провалилась. Только то и удалось узнать в секретариате, что единственную представительницу Индии на симпозиуме зовут госпожа Шурпанакха.

«Никаких сомнений, это она и есть, более подходящего имени захочешь – не подберёшь! – поразился Герман. – Ведь так в древних индийских сказаниях звали уродливую демоницу-людоедку, которая влюбилась в могучего героя Раму и намеревалась съесть его жену, желая таким способом устранить соперницу. Чёрт, показалось, или взгляд старой карги с глазами, что твои угли, тоже обжигал страстью? Конечно, мысль глупая, бабкин интерес имеет другое объяснение. Индия ведь британский доминион – неужели снова Интеллидженс сервис пожаловал? А что: вначале заявился пионер, теперь, вот, старуха – почерк вполне узнаваемый! Но, помнится, герой Рама велел обрезать злобной Шурпанакхе нос и уши. Отчего, спустя тысячи лет, не повторить урок?!»

Сунув руку в карман и нащупав бритву, профессор хищно огляделся по сторонам. Старой ведьмы не высмотрел, зато легко обнаружил её антипода – длинноволосый человек с ледяными глазами как раз направлялся уверенной походкой в его сторону. Рядом семенил Эрнст Шеффер. И столько почтения было во всей фигуре натуралиста, столько заискивания, что в глазах Германа он навсегда утратил сходство с романтичным флибустьером.

– Блестящий доклад, Герман! – крикнул Шеффер издали. – Гром и молния, дружище, да ты просто разбудил это сонное болото! В кулуарах только о том и говорят, что о русских, которые опередили всех в поисках колыбели человечества. Позволь представить тебе моего духовного учителя, доктора Фрица Гильшера[56] – человека, перед чьим умом преклоняются многие в Рейхе.

Крыжановскому Гильшер руки не протянул – лишь на мгновение в глазах его растаяли льдинки, но тут же снова всё подёрнулось изморозью. Заговорил же духовный учитель вполне дружелюбно. Оказалось, что его интересует не что иное, как свитки Якова Блюмкина. Подробно расспросив о них Германа, Гильшер отвёл его к окну и, как величайшую реликвию, достал из кармана плоский ларец сандалового дерева. Внутри оказалась продолговатая деревянная табличка, испещрённая письменами. Не вызывал сомнений тот факт, что ларец изготовлен специально для хранения таблички. Прежде, чем прикоснуться к ней, Гильшер надел мягкие хлопчатобумажные перчатки, и лишь затем осторожно вынул и поднёс к свету. Герман обомлел, узнав те же письмена, что в свитках Блюмкина.

– Вы можете это прочитать? – с придыханием спросил Гильшер.

– Да, – просто ответил Крыжановский.

– Тогда прочтите, – сверкнув своими необычными глазами, прошептал собеседник.

– «…На Востоке договор с Королём ужаса заставит Солнце обратиться вспять и встать на Западе», – пожал плечами Герман.

– Да…, да…! – обрадовался доктор Гильшер, поспешно пряча табличку обратно в футляр. – Герр Крыжановский, ловко же вы расправились с криптограммой.

– Если учесть, что я потратил на эти игры десять лет, то ничего удивительного, – снова пожал плечами Герман.

Однако вскоре повод для удивления всё же нашёлся, потому что Гильшер неожиданно одарил русского профессора крепким рукопожатием и, широко улыбнувшись, произнёс:

– Чрезвычайно рад нашему знакомству! Чрезвычайно! Думаю, ещё увидимся, а сейчас простите – дела, – с этими словами он развернулся и зашагал прочь.

Эрнст Шеффер задержался на миг, тоже пожал Герману руку и, бросив на прощание несколько слов благодарности, поспешил вслед за духовным учителем.

Несмотря на некоторые странности в поведении учителя и ученика, Герман прекрасно понял суть происходящего: видимо, Шеффер расхвалил его перед этим напыщенным арийским аристократом, и тот решил проверить способности русского учёного на практике. Проверил – и остался доволен.

Впрочем, кое-что выходило за пределы понимания Крыжановского, но выяснилось это только через несколько часов, в гостиничном номере. Дело в том, что фамилия человека с ледяными глазами по непонятной причине вылетела из памяти и не желала припоминаться.

«И ведь не сложная же фамилия…Гитлер…, Гиммлер…, нет, не вспомнить, просто чертовщина какая-то! Прежде на память жаловаться не приходилось, но, видимо, годы берут своё! Ну, да ладно, к чёрту фамилию! Старинная табличка с пророчеством – вот загадка из загадок!».

Герман повторил про себя прочитанное там. От пророчества веяло чем-то безотчётно недобрым, пугающим.

««Король ужаса» – термин понятный. Так в Тибете именуют мифического властителя Шамбалы. В противовес ему придуман Мастер мира – правитель Агарты. Обыкновенная мистика, способная увлечь разве что какую-нибудь из экзальтированных дамочек – любительниц спиритических сеансов. Но человек с ледяными глазами совсем не похож на наивного мистика. Духовный учитель!.. Пожалуй, Эрнст прав, данная характеристика наилучшим образом подходит доктору Фрицу Как-его-там. Нечего сказать – таинственная фигура этот доктор со своей табличкой, – в возбуждении, Герман стал прохаживаться по огромному «люксу». Интуитивно он чувствовал: угроза, исходящая от человека с ледяными глазами превосходит ту, с фотографии, которая не давала спать товарищу Берия. – Ничего, придёт время – обязательно распутаем весь узел! Да, именно так – придёт время!»

Дав себе это обещание, Крыжановский успокоился и принялся продумывать, как обставить просьбу о предоставлении политического убежища в Германии. Собственно, много времени, а равно умственных усилий не потребовалось, вот только оставалось решить, к кому следовало обратиться с означенной просьбой. Герман остановился на кандидатуре Эрнста Шеффера – тот представлялся отзывчивым и доброжелательным человеком и, к тому же – обладал немалыми связями среди высокопоставленных нацистов. Однако высшие силы несколько «скорректировали» сей план…

…Симпозиум заканчивался, время отбытия Поезда дружбы на родину неотвратимо приближалось. Газеты писали о выступлении в Берлинской опере русских музыкантов, о неодолимой силе русских цирковых борцов, а также – о нарождающейся дружбе молодёжных организаций двух стран. Писали и о профессоре Крыжановском. Хорошо писали, называя «большим учёным». Но передовицы посвящались совершенно иной теме: близилось двадцатое апреля – в этот день Адольфу Гитлеру исполнялось пятьдесят лет. Германия встречала юбилей любимого фюрера небывалыми успехами в промышленном и сельскохозяйственном производстве. В частности, сообщалось, что в текущем году рост продукции военного назначения по сравнению с 1933 годом увеличился аж в двадцать два раза. Повсюду вводились в строй новые заводы, крупные архитектурные объекты, автобаны. Одну из магистралей, так называемую «транспортную ось Восток-Запад», открывали 19 апреля, причём, непосредственно вблизи гостиницы «Адлон», по ту сторону Бранденбургских ворот. Таким образом, советские гости могли воочию наблюдать за происходящим.

В то утро Германа Крыжановского разбудили громогласные вопли: «Зиг хайль!». Выйдя на балкон, профессор обнаружил огромную толпу, которая запрудила всё обозримое пространство, оставив свободной лишь узкую полоску Унтер ден Линден. Время от времени необъятное человеческое море начинало волноваться, и тогда, словно пена с гребня волны, срывался очередной нацистский лозунг.

Тут в номер без стука ввалились двое агентов гестапо и потребовали покинуть балкон, а также закрыть все окна – ожидался приезд самого фюрера. Действительно, вскоре показалась быстро приближающаяся вереница автомобилей – толпа взревела от восторга с таким неистовством, что в здании задрожали стёкла. Гитлер сидел на заднем сидении головной машины и, отвечая на приветственные крики, время от времени небрежно выбрасывал вперёд руку.

Однако долго рассматривать фюрера не пришлось – зазвонил телефон, и Крыжановский стремглав бросился поднимать трубку. Дело в том, что в последние два дня столь необходимый Эрнст Шеффер куда-то запропастился. Слуга пояснил, что его хозяин как убыл к герру Гильшеру, так с тех пор не объявлялся. Ева Шмаймюллер тоже словно сквозь землю провалилась. Указанные исчезновения ставили под угрозу весь план Германа – рано утром двадцать первого числа Поезд дружбы отправлялся домой.

Схватив трубку и услыхав знакомый голос Шеффера, Крыжановский от облегчения и радости покрылся мурашками. Натуралист сообщал, что доктор Гильшер приглашает Германа стать его личным гостем на время завтрашних торжеств, посвящённых дню рождения фюрера. Русскому учёному следовало быть готовым к девяти утра.

…Появился Шеффер точно в назначенный срок. Натуралист пришёл пешком – такой выбор «транспорта» он пояснил тем, что центр города запружен толпой, а до Рейхсканцелярии рукой подать – не больше километра по прямой. Означенный километр дался учёным нелегко – пришлось буквально плыть в бурном людском море, но, как бы то ни было, они без потерь достигли своей цели – величественного здания на Вильгельмштрассе, где размещалось высшее руководство фашистской Германии.

Пропуск Шеффера, а равно гостевое приглашение Крыжановского, подписанное лично Гиммлером, не вызвали у охраны ни малейших подозрений, и вскоре два профессора быстрым шагом продвигались по гулким коридорам святая святых Третьего Рейха.

– В одиннадцать – начало парада, – на ходу пояснял Шеффер. – Фюрер вначале объедет войска на автомобиле, а затем вернётся сюда и выйдет на так называемый «исторический» балкон в своём кабинете. Мой духовный учитель всё это время будет находиться рядом с фюрером и не сможет поприветствовать тебя лично, однако он попросил меня выказать всё возможное гостеприимство. Сам же присоединится к нам позже, во время большого юбилейного приёма.

Подойдя к одной из дверей, Шеффер отворил её и пригласил Крыжановского внутрь. За дверью оказался большой роскошный кабинет с огромным окном. Посредине стоял накрытый стол с разнообразными напитками и закуской.

– Отсюда мы увидим парад в лучшем виде, – подмигнул Шеффер. – Но вначале предлагаю тост за Адольфа Гитлера. Фюрер совсем не пьёт, так сделаем же это за него.

Эрнст Шеффер подошёл к столу, наполнил бокалы и протянул один Герману.

– Постой, дружище, я не пью натощак, – возразил тот. – Давай вначале позавтракаем, а то при взгляде на подобное изобилие я исхожу слюной.

– Ну вот, испортил такой замечательный тост, – нарочито гнусавым голосом протянул немец. – Однако, как говорят у вас в России, хозяин – барин.

С этими словами он накинулся на ветчину и быстро начал с ней расправляться.

– Я смотрю, ты тоже сегодня ещё не ел, – усмехнулся Крыжановский.

Ответом ему послужило сосредоточенное жевание.

Глядя на сотрапезника, Герман понимал, что наступил подходящий момент для важного разговора, однако, начинать не спешил. На то имелся свой резон – Шеффер, даже при всех его связях, лишь мелкая сошка. Хватит ли у него возможностей преодолеть бюрократическую стену, каковую, наверняка, воздвигнут местные чиновники из-за боязни неминуемого дипломатического скандала, связанного с предоставлением политического убежища гражданину государства, с которым намереваются улучшить отношения? Кроме того, имелись некоторые сомнения относительно доброй воли Эрнста Шеффера. Ведь тот, с появлением Крыжановского, автоматически терял статус лучшего в Германии специалиста по Тибету со всеми вытекающими последствиями.

Другое дело – доктор Гильшер (теперь эта фамилия прочно удерживалась в памяти). Ему стоит лишь пальцем пошевелить!

В общем, Герман рассудил так: пообщавшись и лучше присмотревшись к Гильшеру, следует либо обратиться к нему лично, либо прибегнуть к протекции Шеффера – благо, последний весь день будет находиться рядом и никуда уже не исчезнет.

– Ну вот, началось! – выглянув в окно, объявил Шеффер.

Действительно, заиграл марш, и автомобиль Адольфа Гитлера в сопровождении небольшого кортежа медленно двинулся вдоль строя солдат. Строю этому, казалось, не будет конца. Солдаты кричали положенное «Хайль Гитлер!», фюрер вскидывал руку, толпа неистово махала флажками. Но вот вождь немецкой нации исчез из виду, а место перед строем занял разодетый в пух и прах военный верхом на лошади. Военный прочистил глотку и заревел что есть мочи:

– Внимание!!!

Конь от рёва испугался, вспрянул, и давай брыкаться, да так неистово, что показалось, будто всадник вот-вот полетит на землю. Но нет – обошлось: видимо, наездник оказался опытный – сумел успокоить скакуна и больше не орал так громко, а команды для выразительности подтверждал жестами.

Открывал парад батальон знаменосцев со штандартами всех воинских частей Вермахта. Затем двинулись маршевые колонны и техника.

Целых пять часов продолжалось действо, в ходе которого были продемонстрированы новейшие образцы военной техники. Завершилось всё пролётом на низкой высоте множества боевых самолётов.

– Немецкий народ подарил фюреру гигантскую мощь, – ликовал Шеффер. – Подарил для того, чтобы фюрер смог показать нашу возросшую мощь всему миру. Версальский позор[57] преодолён – кто теперь сможет позариться на коренные интересы Германии? Кто бросит ей вызов и посягнёт на мирный труд немцев?

Герман смотрел на происходящее иначе. Даже не будучи военным человеком, он прекрасно понимал, что вся эта сила не может и не станет терпеть мирную жизнь. Военной машине обязательно нужна война. Вот только с кем начнет войну Германия?

Шеффер отвернулся от окна. Но недостаточно быстро – Крыжановский успел сменить кислую гримасу на восторженную.

– Прекрасный день, не правда ли, дружище? Смотрю, у тебя тоже поднялось настроение, но поспешим же в сад – прийти на приём позже самого фюрера – совершенно недопустимо! – с этими словами натуралист кинулся к двери.

Фюрер на приёме пока не появлялся, но в саду Рейхсканцелярии всё было готово к чествованию юбиляра. Посреди сада возвышался огромный шатёр, по-видимому, изготовленный из нескольких брезентовых палаток.

– Это изобретение рейхсмаршала Геринга, твоего тёзки, – шепнул Эрнст Герману. – Рейхсмаршал хотел воссоздать жилище древнего германского короля Оттона Великого, но не нашлось достаточного количества шкур.

Стояла прохладная ветреная погода, моросил мелкий дождик, но внутри шатра топились печки – в них гудело радостное пламя. Гостей набралось много – у мужчин мундиры и фраки со снежно-белыми накрахмаленными манишками; у женщин – пышные платья, бриллиантовые отсверки и страусовые перья. В такой компании Герман почувствовал неловкость, несмотря на свой приличный костюм.

– Дипломаты, – пренебрежительно бросил Шеффер. Настоящих личностей среди них найдётся немного. Зато высокомерия – через край: надуются словно индюки, и смотрят на остальное человечество сверху вниз. Мы в Германии таких не жалуем.

Высказавшись столь определённым образом, учёный двинулся по направлению к длинному столу, буквально ломившемуся от яств. При этом действовал столь бесцеремонно, что живо напомнил Герману ледокол «Ермак» из кинохроники. Только от ледокола во все стороны отлетали льдины, а от Шеффера – люди, впрочем, не менее холодные, чем льдины.

Герман последовал за коллегой. Тот достиг стола и обернулся уже с наполненным бокалом в руке.

– Ты мне не дал напиться во время парада, но я твёрдо решил сегодня это сделать. Так что, не взыщи – мы, немцы, народ упрямый.

Тут же содержимое бокала влетело в глотку Шеффера. Одновременно, в шатёр ворвался огромный грузный человек в столь роскошном военном мундире, какового Крыжановскому прежде видеть не доводилось, и громогласно заревел:

– Внимание! Фюрер немецкой нации Адольф Гитлер!

Полог шатра отдёрнулся и вошёл Гитлер. На этот раз Крыжановский хорошо его рассмотрел. Небольшого роста, порывистый, с горящими глазами, под щёточкой усов – оттопыренная нижняя губа. За левым плечом фюрера пристроился доктор Фриц Гильшер, а за ним маячило ещё несколько людей из свиты.

Гости приветствовали немецкого лидера положенными у нацистов выкриками, каковые, несмотря за недолгий срок пребывания в Германии, успели порядком надоесть Герману.

В противоположном углу шатра, где находилась эстрада–времянка, заиграл оркестр. На лице Гитлера застыло недовольное выражение – он кого-то высматривал среди присутствующих.

– Где Ольга? Почему я её не вижу? – заявил он капризно.

Свита пришла в сильное возбуждение, начались поиски. Гильшер со скучающим видом отделился от этой компании.

– Пойдём, Герман, – шепнул Шеффер. – У моего наставника есть к тебе серьёзное дело, но это – сюрприз.

Крыжановского упрашивать не пришлось – течение понесло его к человеку с ледяным взором. Тот явно обрадовался встрече.

«Пока не стану говорить о нежелании возвращаться в СССР, подожду, что он мне предложит», – решил Герман.

Но Гильшер тоже не спешил со своим делом – всё расспрашивал о том, как советскому гостю показался Берлин в сравнении с Москвой, и о прочих малозначимых вещах. Наконец Герман решился, и уже открыл, было, рот, но тут всеобщее внимание привлекла интересная сцена. В шатёр вошла дама, плотно закутанная в тёмный длинный плащ. Вернее, её буквально ввели под руки двое из окружения Гитлера. А сам юбиляр уже спешил навстречу, протягивая руки.

– Ольга! Ну, наконец-то! Я велел не начинать без вас концерт!

– Ах, мой фюрер! Здесь так душно, что я решила выйти проветриться. Но увлеклась, ведь там снаружи готовится нечто захватывающее, – дама, не глядя, скинула плащ на руки угодливых «царедворцев» и осталась в простом белом платье, одного взгляда на которое хватило, чтобы понять: это лучшее платье на нынешнем приёме.

– Ольга Чехова! – С восхищением сказал Гильшер. – Да-да, не удивляйтесь, она, как и вы, из России, племянница писателя Антона Чехова. В её жилах, как и в ваших, течёт арийская кровь. Роскошная женщина… и умная. Вовремя поняла, что у большевиков её ждёт только одно – ГУЛАГ, и решила не возвращаться в Советскую Россию. Теперь она кинозвезда первой величины, любимая актриса Адольфа Гитлера, который учредил для неё специальное звание: «Государственная актриса Третьего Рейха».

Между тем сцена с участием фюрера и его любимой актрисы продолжалась.

– Приношу извинения, если оторвал вас от интересного занятия! – вскричал Гитлер. – Впрочем, в моей власти исправить промах! Давайте вместе смотреть то, что вас так увлекло.

Фюрер лично накинул плащ на плечи дамы, взял её под руку и, совершенно не обращая внимания на гостей и оркестрантов, покинул шатёр. Несколько мгновений присутствующие находились в замешательстве, а затем кто-то мелкий и невзрачный закричал:

– Немцы, чего же вы раздумываете?! Или уже забыли клятву везде и всегда следовать за Адольфом Гитлером?! Немедленно наружу!

– Все следуют за фюрером, а доктор Геббельс везде и всегда следует своему репертуару, – усмехнулся Гильшер.

Гости устремились к выходу, где учинили нешуточную давку. Только иностранные дипломаты невозмутимо ждали возможности покинуть шатёр.

– Посмотрите, герр Крыжановский, – сказал Гильшер, беря собеседника за локоть и кивая на дипломатов, – те двое, что заняты задушевной беседой, это наш министр Риббентроп и советник вашего посольства – его фамилия, кажется, Крупнов. Что они с таким жаром обсуждают? Похоже, Риббентроп сделал Крупнову какое-то интересное предложение… Знаете, у меня тоже есть для вас весьма интересное предложение.

Герман посмотрел в глаза немцу. Там по-прежнему стоял лёд.

– Оставайтесь жить в Германии, герр профессор, – твёрдо сказал Гильшер. – Последуйте примеру Ольги Чеховой. В России вас ждёт неминуемый арест, а дальше, в лучшем случае – лагеря, а в худшем – расстрел. О, я осведомлён о ваших порядках: съездил за границу – значит, шпион. Разве не так? А здесь найдётся интересная работа по специальности и уготовано большое будущее. Кто знает, может, и мечта посетить Тибет, о которой вы говорили на симпозиуме, станет явью.

Крыжановский просто опешил. Где-то в глубине души он надеялся, что будет именно так, но когда тайная надежда оправдалась…

– Я не требую немедленного ответа, – по-своему расценил замешательство собеседника Фриц Гильшер. – Вы – интеллектуал, а значит, привыкли обдумывать важные шаги. Но не тяните, помните – завтра день отъезда. А сейчас предлагаю пройти в сад вслед за фюрером и его гостями.

За то время, пока Герман находился в шатре, сад Рейхсканцелярии разительным образом изменился. Теперь его наполняло множество факелоносцев. Несмотря на промозглую погоду, эти люди были облачены лишь в блестящие доспехи на манер воинов древней Эллады. На груди у них красовались неизменные свастики. Свет факелов, помимо борьбы с надвигающимися сумерками, выполнял ещё одну важную функцию – успешно создавал атмосферу античных мистерий. Видимо, именно такого эффекта добивались организаторы действа, что разворачивалось в саду.

Под звуки фанфар появилась небольшая группа всадниц. Девушки были полностью обнажены, лишь на голове у каждой красовался металлический шлем, а в правой руке – по короткому копью.

«Как они сюда лошадей протащили?» – поразился Герман.

Из-за его левого плеча Гильшер вкрадчиво прошептал:

– Это новая традиция Рейха, пришедшая из Баварии. Называется: «Ночь амазонок»! А вот и их царица, Антиопа. Узнаёте?

Герман ахнул: царицей амазонок была ни кто иная как фройляйн Ева Шмаймюллер. Античный шлем и золотая краска на теле составляли всю её одежду. Девушка восседала на вершине замысловатого сооружения, представляющего собой уступчатую башню-пирамиду, увенчанную рогами. Эту пирамиду, установленную на гигантские носилки, несли шестнадцать темнокожих атлетов со вздувшимися от напряжения мышцами.

– Идеальная женщина, настоящая немка. Обратите внимание на правильность и полноту форм, – продолжал нашептывать из-за Германова плеча Гильшер. – Её отец, генерал Шмаймюллер, - великий человек, гениальный полководец. Наш фюрер утверждает, что у гениев должны рождаться только дочери, ибо сыновьям суждено всю жизнь оставаться в тени великих отцов. Вы согласны с этим утверждением?

– Да! – восхищённо сказал Крыжановский.

– Значит, вам нравится эта женщина?

– Да!

– Если останетесь в Германии, она будет вашей ассистенткой. Согласны?

– Да! – как заведённый повторил Крыжановский. Человек за его левым плечом саркастически улыбнулся.