— Так, люди, давайте-ка не будем загораживать проход, хорошо?
Голос с мягким грейсонским акцентом звучал скорее весело, чем как-то ещё, но в нём ощущалась определённая командная нотка. Хелен поспешно оглянулась, и брови её поползли вверх, поскольку она узнала стоявшую позади них девушку. Насколько Хелен была в курсе, на службе в Грейсонском Космическом Флоте пока что состояла всего лишь одна коренная уроженка Грейсона. Даже если бы это было и не так, год назад, после того дела в Теберии, это самое лицо красовалось на каждом голоэкране Звёздного Королевства.
Хелен оборвала свой разговор с Рагнхильд Павлетич и немедленно освободила дорогу лейтенанту. Следовавший за ней по пятам гигант в сине-серой форме обвёл всех трёх гардемаринов задумчивым взглядом. На нём была форма грейсонского телохранителя, но сам он мог быть только уроженцем Сан-Мартина, судя по смуглой коже, телосложению жителя мира с высокой гравитацией и ястребиному профилю, так характерным для обитателей этой планеты. И хотя в его взгляде не было угрозы, что-то в нём предупреждало, что не стоит слишком уж приближаться к нему, или к его подопечной.
Остальные два гардемарина поспешно последовали примеру Хелен. Старшинства лейтенанта было достаточно, чтобы произвести такой эффект при любых обстоятельствах; впечатление от её личного цепного пса только придало им расторопности, и, судя по её улыбке, она это поняла.
— Нет нужды быть уж настолько услужливыми, — заверила она их негромким голосом и, в свою очередь, подошла к толстому армопласту галереи космического дока посмотреть на корабль.
Гладкое симметричное веретено тяжёлого крейсера типа "Эдуард Саганами" висело в вакууме, удерживаемое швартовыми тяговыми лучами. С обзорной галереей его соединяли переходные трубы, а вокруг его заднего импеллерного кольца суетились одетые в жёсткие скафандры рабочие верфи и их телеуправляемые роботы. Официально "Гексапума" принадлежала к типу "Саганами-C", "улучшенной" версии оригинальной конструкции "Эдуарда Саганами". При иных обстоятельствах она считалась бы совершенно другим типом, но номенклатура Бюро Кораблестроения при предыдущем Адмиралтействе стала несколько более гибкой. Назвав конструкцию "Саганами", вместо того, чтобы признать, что это улучшенный и совершенно новый тип, они всё-таки сумели добиться финансирования постройки таких кораблей — хотя и в очень небольшом количестве — как части плана Адмиралтейства Яначека по наращиванию лёгких сил Флота.
При массе в 483 000 тонн, "Гексапума" была на шестьдесят один процент тяжелее кораблей типа "Звёздный Рыцарь", которые были новейшими — и самыми крупными — тяжёлыми крейсерами до того, что люди уже начали называть "Первой Хевенитской войной". Однако, несмотря на увеличившийся тоннаж и неимоверно возросшую огневую мощь, экипаж "Гексапумы" был, по сравнению со "Звёздным Рыцарем", очень мал. По сути дела, масса, высвободившаяся в результате сокращения численности экипажа и необходимости в системах жизнеобеспечения, была одной из причин повышения боевой мощи корабля, наряду с прогрессом в оружейных технологиях.
В отличие от исходного типа "Саганами", "Гексапума" была бескомпромиссно оптимизирована для ракетного боя. Хотя на ней было установлено только сорок пусковых, меньше чем на промежуточном типе "Саганами-B", залп её всё равно был в полтора раза больше, чем у "Звёздного Рыцаря". И каждая из установленных пусковых была тяжелее установок "Саганами-B" и способна запускать более крупные и более мощные ракеты. Кроме того, по сравнению с предыдущим типом, на ней была существенно увеличена ёмкость погребов. Энергетических орудий на ней было меньше — всего по восемь на каждом борту, плюс погонные — но, по примеру Грейсона, каждое из них было мощнее устанавливаемых большинством флотов на линейные крейсера. В бою энергетическим оружием "Гексапума" могла поразить меньше целей, но каждое её попадание будет сокрушительным. Кроме того, "Саганами-C" был первым типом крейсеров, на котором начали устанавливать новые, усовершенствованные двухфазные генераторы носовых и кормовых гравистен.
Короче говоря, учитывая, что выбор дистанции боя будет за ней, "Гексапума" могла уничтожить в бою любой довоенный линейный крейсер. Что мантикорский, что хевенитский.
— Она прелестна, не так ли? — заметила грейсонский лейтенант.
— Да, мэм. Она прелестна… лейтенант Хернс, — согласилась Хелен.
Женщина, бывшая не более чем на два или три стандартных года старше Хелен, изучающе взглянула на неё. Хелен понимала, что та, вероятно, привыкла, что её узнают, во всяком случае, флотские. Но в её взгляде читался вопрос, почему Хелен решила подчеркнуть, что она узнала её. Хелен внезапно захотелось, чтобы Хернс не подумала, будто это было попыткой подольститься. На секунду их взгляды встретились, а затем Хернс слегка кивнула и повернулась обратно к "Гексапуме".
— Наши новые салаги? — спросила она, не глядя на них, секунду спустя.
— Да, мэм.
— Ну, насколько я понимаю, считается плохой приметой приветствовать гардемаринов, прежде чем они доложатся о прибытии официально, — продолжила Хернс, не отрывая взгляда от висящего крейсера, — так что будем считать, что вы, ребята, просто проходили мимо и остановились, чтобы полюбоваться. Не стоит, в конце концов, нарушать традиции.
— Не стоит, мэм, — согласилась Хелен, по-прежнему отвечая за всех.
— На вашем месте, — добавила с лёгкой улыбкой Хернс, — я бы потратила ещё несколько минут, чтобы должным образом полюбоваться ею. Изнутри вы мало что увидите. И, — её улыбка стала шире, — после того, как вы доложите о своём прибытии, свободного времени, чтобы любоваться хоть чем-нибудь, у вас особо не будет.
Она усмехнулась, кивнула им и направилась к передней переходной трубе. Стройный, изящный эсминец в сопровождении громоздкого супердредноута.
Морпех-часовой встретил подошедшую к главной переходной трубе "Гексапумы" троицу гардемаринов без какого-либо выражения на лице. Капрал не мог не видеть, как они изображали из себя туристов-зевак, или как они повстречали лейтенанта Хернс, но по нему этого бы никто не сказал. Судя по нашивкам на рукаве, он отслужил как минимум шесть мантикорских — более десяти стандартных — лет. Скорее всего, он видел гардемаринов больше, чем мог сосчитать, и к этой очередной партии, направлявшейся к нему, отнёсся с профессиональной невозмутимостью.
Салаги построились на ходу, не обменявшись и словом. Павлетич из них из всех имела наивысшие оценки, хотя и обогнала остальных двоих (пришедших к финишу ноздря в ноздрю) меньше чем на два балла. Но главным было то, что это делало Павлетич старшей из них, и в данный момент Хелен не могла этому не порадоваться.
Хрупкого телосложения золотоволосая гардемарин подошла к выходящему на галерею концу трубы первой, а морской пехотинец встал "смирно" и отсалютовал. Она чётко ответила ему тем же.
— Гардемарин Павлетич со спутниками, направлены присоединиться к экипажу корабля, капрал, — произнесла она. Остальные передали ей карты памяти, на которых были записаны их приказы, и она протянула все три часовому.
— Спасибо, мэм, — ответил морпех.
Он вставил первую из карт в свой планшет, включил дисплей, и секунду или две его изучал. Затем поднял взгляд на Рагнхильд, очевидно сравнивая её курносое, усыпанное веснушками лицо с фотографией. Морпех кивнул, извлек карту памяти и вернул её ей. Потом вставил следующую, посмотрел на фотографию, и поднял глаза на Аикаву, который стоически выдержал внимательный взгляд. Часовой снова кивнул, извлёк карту памяти, отдал её Рагнхильд и, в свою очередь, сверил лицо Хелен с фотографией. На всё это не ушло много времени, но было очевидно, что он на самом деле всматривался в фотографии. Насколько бы рутинными ни были его обязанности, он явно ничего не принимал на веру.
— Спасибо, мэм, — сказал он Рагнхильд. — Вас ждут. Однако боюсь, что старшего помощника сейчас нет на корабле, мэм. Полагаю, что старшая из находящихся на борту офицеров — это коммандер Льюис, старший механик.
— Спасибо, капрал, — ответила Рагнхильд.
Он не обязан был пояснить, что Льюис была механиком и, насколько знала Рагнхильд, некоторые морские пехотинцы этого бы и не сделали. Задачей салажьего рейса, по крайней мере отчасти, было заставить гардемаринов барахтаться на глубине, и отказ в предоставлении полезных подсказок насчёт того, кто есть кто на их новом корабле был одним из бесчисленных приложений к этому процессу проверки.
— Не стоит благодарности, мэм, — отозвался морпех и шагнул в сторону, пропуская троих гардемаринов в невесомость переходной трубы.
Они проплыли по трубе плотной группой, каждый предусмотрительно выдерживая интервал до буксируемого летящим впереди сундучка. К счастью, все они хорошо усвоили тренировки в невесомости, и обошлось без неловких оплошностей, когда, один за другим, они влетели в стандартную гравитацию среднего шлюпочного отсека "Гексапумы".
Младший лейтенант с нарукавной повязкой вахтенного офицера отсека на левой руке и табличкой с именем "МакИнтайр, Фреда" на груди ожидала с выражением отчасти учтивого нетерпения. Все три гардемарина отсалютовали ей.
— Разрешите подняться на борт, чтобы присоединиться к экипажу, мэм? — чётко обратилась к ней Рагнхильд.
Лейтенант ответила на их приветствия, и Рагнхильд снова протянула карты памяти. Вахтенный офицер пропустила их через свой планшет. Это у неё заняло времени больше, чем у часового, но ненамного. Похоже, она действительно прочитала приказы Рагнхильд, — или, по крайней мере, просмотрела их, — но у остальных только взглянула на фотографии. Хелен это показалось несколько небрежным, но она напомнила себе, что является всего лишь салагой. По определению, на борту "Гексапумы" не могло найтись кого-то менее опытного, чем она. Возможно, лейтенант просто научилась отделять в своих обязанностях шелуху от плевел, и относиться к ним соответственно.
— Похоже, вы немного опаздываете, миз Павлетич, — заметила она, возвращая карты памяти. Рагнхильд ничего не ответила, поскольку на самом-то деле ответ и не предполагался, а МакИнтайр тонко улыбнулась.
— Ну, вы уже здесь, что, полагаю, главное, — добавила она через секунду, повернула голову и кивком подозвала техника систем жизнеобеспечения. — Янкович!
— Да, лейтенант.
От выраженного грифонского говора Янковича на Хелен как будто повеяло домом, горами, в которых прошло её детство. Расслышала она в нём и кое-что ещё — нотку затаённой неприязни. Ничего особо явного, но горцы славились неумением прятать свои истинные чувства… от других горцев. Остальное Звёздное Королевство считало уроженцев Грифона слишком неотёсанными, чтобы улавливать неявные признаки, очевидные самим грифонцам.
— Проводите салаг в их кубрик, — энергично распорядилась лейтенант, очевидно в неведении о подсознательных колебаниях, которые Хелен улавливала в технике.
— Слушаюсь, лейтенант, — ответил Янкович и посмотрел на гардемаринов. — Извольте следовать за мной, леди и джентльмены, — пригласил он их, и направился к центральной группе лифтов шлюпочного отсека.
Гардемарины сумели не вертеть головами и не таращить глаза, пока Янкович вёл их к Гардемаринскому Кубрику. Таково было его официальное наименование, отраженное на схеме внутренних помещений корабля, но, как и все подобные помещения всех кораблей Королевского Флота Мантикоры, оно обладало и неофициальным прозвищем: "Салажий Уголок". "Гексапума" была новым кораблём, готовящимся к выходу в свой самый первый поход. Так что, как и полагалось крейсеру её тоннажа (особенно с учётом сократившей потребность в экипаже автоматизации), её "Салажий Уголок" был заметно больше и заметно комфортнее, чем можно было встретить на более старых, менее крупных и более плотно набитых людьми кораблях.
Что ни в коем случае не значило, что его можно было назвать "роскошным". На каждого гардемарина приходилось по отдельному закрытому экраном спальному отсеку, но состоял тот в основном из не слишком широкой койки. У каждой койки были крепления, к которым её хозяин или хозяйка могли принайтовать свой сундучок. У передней переборки располагалась довольно тесная "гостиная" зона и большой общий стол с жёстким, нескользящим покрытием. В стол, кроме того, было встроено выдвижное устройство связи и как минимум три компьютерных терминала. Переборки были выкрашены краской на удивление приятного насыщенного сине-голубого цвета, и, по крайней мере, в кубрике — как и по всему кораблю — всё ещё витали ощущение и запах "новой машины".
В кубрике их появления уже ожидали двое гардемаринов. Одного из них — Леопольда Штоттмейстера — знали, с разной степенью близости, все трое новоприбывших. Ростом он был чуть меньше метра восьмидесяти восьми, волосы у него были каштановые, глаза чёрные, а телосложение подходящее для скорости и выносливости, не для грубой силы. Они с Хелен были знакомы почти три стандартных года, что было дольше, чем с кем-либо ещё из присутствующих, и лицо Леопольда расцвело улыбкой.
— Неужто мы видим Хелен Грозную! — поприветствовал он её. — Гадал, куда же ты пропала.
— Мы, бедные тактики, не способны самостоятельно найти дорогу без того, чтобы один из вас, блестящих инженеров, не показал нам план, — отозвалась она, набожно складывая руки перед грудью и закатывая глаза.
— Ну да, ну да, — приятным тенором ответил он и махнул рукой остальным новоприбывшим. Тем временем Хелен обратила внимание на пятого гардемарина "Гексапумы".
Табличка у него на груди гласила "д'Ареццо, Пауло", он был на добрых шесть сантиметров ниже Хелен, волосы у него были светлые, а глаза — серые. Но что её практически сразу же в нём поразило — это невероятная привлекательность.
Когда она увидела этот классический, совершенный профиль, высокий лоб мыслителя, мощный подбородок — с ямочкой, никак иначе! — и твёрдо очерченные губы, у неё внутри на полную мощь включился сигнал тревоги. Если бы кто-то задался целью подобрать актёра на роль юного героя космоса, д'Ареццо был бы именно тем, на ком остановился бы выбор. Особенно учитывая, что, вдобавок ко всему остальному, он был узок в бёдрах и широк в плечах.
Опыт Хелен общения с людьми, которые красотой могли сравниться с д'Ареццо (она не могла сказать, что встречала кого-нибудь действительно превосходящего его в этом), нельзя было назвать удачным. Биоскульптура, необходимая для достижения такого результата, была дорога, и люди, готовые выложить такие деньги, были либо весьма испорчены, либо весьма богаты, либо и то и другое одновременно. Не совсем тот тип людей, среди которых грифонский горец мог найти родственную душу.
Когда они зашли, д'Ареццо сидел за столом и читал электронную книгу. Хелен сочла это ещё одним дурным признаком. Он даже не попытался завязать беседу с Лео, который был одним из самых лёгких в общении и дружелюбных людей, которых она только встречала. По крайней мере, он оторвался от книги, когда они зашли в помещение, но в его серых глазах была прохладная сдержанность. Он никак не попытался присоединиться к беседе, пока Рагнхильд и Аикава не обменялись рукопожатиями с Лео. Тут его мужественные губы искривились в вежливой, но сухой улыбке.
— Д'Ареццо, Пауло д'Ареццо, — представился он и протянул руку Хелен, которая оказалась ближайшей к нему.
— Хелен Зилвицкая, — отозвалась она, пожимая её со всем энтузиазмом, который только сумела изобразить. В его взгляде что-то мелькнуло, и она мысленно поморщилась. Её говор был слишком отчётлив, чтобы пытаться его скрыть, даже если бы у неё и было такое намерение, и, похоже, он подействовал на д'Ареццо точно так же, как его слишком красивое лицо подействовало на Хелен.
Остальные в свою очередь представились, и он приветствовал каждого в точности таким же, безупречно корректным рукопожатием. А затем кивнул Лео:
— Вы, ребята, явно уже знакомы друг с другом, — изрёк он, констатируя очевидное, — так что, полагаю, Лео будет проще ввести вас в курс дела, чем мне.
Он ещё раз вежливо им улыбнулся, и уткнулся обратно в книгу.
Хелен взглянула на Рагнхильд и Аикаву, а потом вопросительно уставилась на Лео. Каштанововолосый гардемарин обозначил пожатие плечами, едва ими дернув, а затем махнул рукой в сторону коек.
— Если здесь собрались уже все, а я думаю, что так оно и есть, то у нас три лишних койки. Мы с Пауло уже заняли две нижние — право первооткрывателя и всё такое, — он сверкнул зубами в улыбке, — ну, а вы трое давайте делите оставшиеся как вам заблагорассудится. Только постарайтесь не запачкать палубу кровью.
— Некоторые из нас, — заметила Хелен, — способны разрешать межличностные разногласия, не прибегая к насилию.
Она громко втянула воздух и посмотрела на двух своих спутников.
— И во имя дружеского урегулирования любых возможных разногласий, — заявила она, — думаю, с вашей стороны будет мудро признать, что одна из двух оставшихся нижних коек должна принадлежать мне.
— Воистину, "дружеское" урегулирование! — фыркнула Рагнхильд. — Ты уверена, что можешь получить что захочешь только потому, что была помощником инструктора по рукопашному бою.
— Я? — невинно взглянула на неё Хелен. — Разве я изрекла хоть одну угрозу? Разве я хоть на секунду дала понять, что могу при желании скрутить кого угодно в бараний рог?
— Если уж на то пошло, то да, — ответил Аикава и, в ответ на её взгляд, взмахнул рукой. — О, не прямо сейчас, возможно, но мы все знаем тебя, или, по крайней мере, твою репутацию. Мы знаем, насколько жестокой и устрашающей личностью ты, Хелен Зилвицкая, можешь быть. И мы больше не собираемся пребывать в страхе, верно?
Он обвёл вопросительным взглядом прочих гардемаринов. Рагнхильд уставилась на подволок, немелодично что-то насвистывая, а Лео рассмеялся.
— Не смотри на меня, — отозвался он, — я занимался футболом и старался держаться от рукопашного боя настолько далеко, насколько только мне позволяли инструкторы. Я никогда не спарринговал с Хелен, но наслышан о ней. И если ты думаешь, что я собираюсь злить человека, у которого учились некоторые инструкторы, то ты сошёл с ума.
Все присутствующие, включая Хелен, расхохотались, но в ней шевельнулись неприятные воспоминания. Она любила Neue-Stil Hangemenge, производное дзю-до разработанное на Новом Берлине несколько веков назад, и была достаточно удачлива, чтобы во время их с отцом пребывания на Старой Земле заниматься у сенсея Роберта Тая, который, вероятно, был одним из двух или трёх самых опытных адептов Neue-Stil во всей Галактике. Она была крайне благодарна за укрепление тела и духа, а также за ощущение внутренней безмятежности, которые стали результатом её занятий Neue-Stil. А его упражнения и учебные ката были подобны успокаивающему изящному танцу. Но те же самые навыки позволили ей убить голыми руками троих мужчин, защищая не только себя, но и приёмных брата с сестрой, когда ей ещё не было и пятнадцати стандартных лет.
— Ну, раз уж мы всё разрешили так демократично и всё такое, — сказал Аикава Рагнхильд, когда смех утих, — полагаю, мы с тобой кинем жребий на картах, чтобы определить, кому достанется последняя нижняя койка?
Хелен только закончила распаковывать туалетные принадлежности, когда раздался мягкий звон терминала связи. Д'Ареццо, продолжавший читать книгу, оказался ближайшим к нему, и немедленно нажал кнопку приёма.
— Гардемаринский кубрик, д'Ареццо слушает, — решительно сказал он.
— Добрый день, мистер д'Ареццо, — прозвучало сопрано привлекательной рыжеволосой женщины, лицо которой появилось на экране. — Я — коммандер Льюис. Насколько понимаю, все гардемарины уже в сборе. Это так?
— Думаю, что да, коммандер, — ответил д'Ареццо с некоторой осторожностью. — Во всяком случае, нас тут пятеро, мэм.
— Что и представляет собой полный состав, — кивнула коммандер Льюис. — Я только что получила сообщение коммандера Фитцджеральда, что тот задержится ещё на несколько часов. В сложившихся обстоятельствах он попросил меня официально приветствовать вас всех на борту. Будет ли вам удобно присоединиться ко мне на мостике?
— Безусловно, мэм! — немедленно ответил д'Ареццо, даже не оглянувшись на товарищей по кубрику. Впервые хоть что-то в слишком привлекательном гардемарине заслужило безусловное одобрение Хелен. "Просьба" полного коммандера, как бы вежливо она ни была сформулирована, в отношении кого угодно из гардемаринов являлась прямым изъявлением Божьей воли.
— Замечательно. — Льюис протянула руку, словно собираясь отключить коммуникатор, но остановилась на полпути. — Простите, мистер д'Ареццо, — сказала она. — Я на мгновение забыла, что все вы только что явились на "Гексапуму". Нужен ли вам проводник, пока вы не научитесь ориентироваться на ней?
— Спасибо, нет, мэм, — вежливо ответил д'Ареццо. — Уверен, что мы найдём дорогу.
— Что ж, замечательно, — повторила Льюис. — Увидимся на мостике через пятнадцать минут.
— Так точно, мэм.
На этот раз она отключила коммуникатор, а поднявшего от экрана глаза д'Ареццо встретили весьма пристальные взгляды остальных четверых гардемаринов. Нечто похожее на призрак улыбки тронуло его чётко очерченные губы, и он пожал плечами.
— Что такое?
— Надеюсь, ты знаешь, что мы делаем, — сухо сказала Рагнхильд. — Поскольку я-то знаю, что у меня нет ни малейшего представления, как добраться до мостика.
— О, я уверен, что мы смогли бы найти дорогу даже с нуля, если бы пришлось, — ответил он. — Однако так уж случилось…
Он двинул электронную книгу на центр стола, и Рагнхильд склонилась над ней. Потом она внезапно рассмеялась и повернула книгу так, чтобы её было видно остальным. Там была схема "Гексапумы". Хелен почувствовала, что расплывается в невольной улыбке. Ей по-прежнему не очень нравилось то, как д'Ареццо углубился в чтение, игнорируя остальных, но, по крайней мере, предмет его столь пристального изучения был куда более осмыслен, чем, как она решила, чтение некоего романа.
— Как вы знаете, — произнесла коммандер Льюис, сидевшая выпрямившись в кресле во главе стола в капитанском конференц-зале, находящемся непосредственно рядом с мостиком "Гексапумы", — традиционно гардемаринов, направляющихся в выпускной рейс, официально приветствуют на борту их корабля. Обычно эта обязанность ложится либо на старшего помощника капитана, либо на помощника тактика, поскольку последний обычно и исполняет обязанности наставника кандидатов в офицеры во время похода. К сожалению, в настоящий момент коммандера Фитцджеральда, нашего старпома, задерживают дела с рабочими верфи, а помощник тактика ещё не явился на борт. Таким образом, леди и джентльмены, вам придётся довольствоваться мною.
Она улыбнулась, странным образом изобразив одновременно проказливость, сочувствие и холодный приказ.
— Я, в некоторых отношениях, нахожусь в невыгодном положении, — продолжила она, — поскольку никогда не обучалась в Академии. В офицеры меня произвели после окончания курсов на "Вулкане". В результате, я никогда не была в салажьем рейсе, так что у меня нет личного опыта, относящегося к данному обряду посвящения.
Хелен не двинула ни единым мускулом, но обнаружила, что изучает Льюис куда более пристально. Коммандер выглядела молодо для своего ранга, даже для общества, практикующего пролонг. И теперь, когда Хелен обратила внимание на ленты наград на груди чёрного как космос кителя механика, они её впечатлили. Возглавлял набор Крест Остермана, бывший всего на ступеньку ниже Креста Мантикоры, притом, что ими обоими награждали исключительно за доблесть. Однако, в отличие от Креста Мантикоры, Крестом Остермана награждали только рядовых и старшин. Компанию кресту составляла медаль "За выдающиеся заслуги", а также красная нашивка на рукаве, обозначавшая, что коммандер получила ранение в бою, и ещё одна нашивка, обозначавшая того, кто удостоился официального поощрения.
Впечатляющая коллекция, отметила Хелен. Вполне объясняющая производство Льюис в офицеры. В КФМ процент "мустангов" — офицеров, вышедших из младших чинов — всегда был выше, чем в большинстве других флотов, но, похоже, Джинджер Льюис представляла собой нечто неординарное даже для Звёздного Королевства.
— Несмотря на это, — продолжала Льюис, — у меня всё-таки есть кое-какое представление о том, что вас ожидает. Мимо меня прошло достаточно салаг когда я ещё не была офицером королевы, так что я хочу обратить ваше особое внимание всего на несколько моментов.
— Первое это то, что вам всем и без того повторяют снова и снова. Но только потому, что это важный момент. Поход на "Гексапуме" является вашим подлинным выпускным экзаменом. Каждый из вас получит диплом Академии, вне зависимости от исхода похода, на основании вашей академической успеваемости. Разве только вы ухитритесь совершить преступление, которое поставит вас перед трибуналом. Но, — её зелёные глаза прошлись по лицам гардемаринов, и в них больше не было и тени улыбки, — если вы достаточно сильно напортачите на "Гексапуме", то не станете офицерами Флота Её Величества. Если напортачите не так сильно, то офицерами может быть и станете, но на мостике корабля королевы вам больше никогда не стоять, и уж тем более не получить его под свою команду. Помните это, леди и джентльмены. Пан или пропал, и это не игра. Не тест, который можно списать или пересдать. Я знаю, что все вы умны, мотивированны и хорошо образованы. Я ожидаю, что вы достойно проявите себя. И весьма вам советую ожидать — и требовать — от самих себя только превосходных действий.
— Второе, что я хотела вам сказать, это что ожидающий вас поход будет трудным. Как ему и положено. Фактически, он преднамеренно будет более трудным, чем должен быть на самом деле. Некоторые гардемарины не выдерживают салажьего рейса, и это всегда трагедия. Но намного лучше, если они сломаются сейчас, чем во время боя, уже будучи офицерами… или уже получив под команду корабль. Так что в ближайшие месяцы будут моменты, когда вы будете чувствовать себя опустошёнными и доведёнными до полного изнеможения. Но впоследствии, когда вы выдержите это, вы будете знать, что можете это выдержать, и, надеюсь, научитесь верить в свою способность переносить испытания.
— Третий момент, на который я хотела обратить ваше внимание, это что хотя вы на время этого похода приравнены к офицерам королевы, и хотя ваше положение в командной структуре "Гексапумы" весьма реально, вы ещё не достигли того, что гражданские бы назвали "позицией начального уровня". По сути, леди и джентльмены, гардемарин представляет собой то, что можно назвать личиночной стадией офицера. Имейте это в виду. Перед вами стоит трудная задача руководства мужчинами и женщинами намного старше вас, обладающими опытом намного большего числа лет, чем у вас. Вы должны испытывать веру в себя, прежде чем ожидать от них веры в вас. И будьте уверены, что они распознают любые попытки повесить им лапшу на уши, также как распознают и зарождение в вас самодурства. Но ваша вера в себя не должна останавливаться на том, что вы добьётесь от них повиновения. Она должна простираться до возможности и желания учится у них, не поступаясь авторитетом.
— И четвёртым будет то, что в отличие от большинства гардемаринов, вы будете совершать салажий рейс во время войны. Вполне возможно, что "Гексапума" вступит в бой, пока вы будете на её борту. Вас могут ранить. Вас могут убить. И что ещё хуже, могу вам сказать это по собственному опыту, вы можете увидеть, как те, кто вам дорог — друзья или подчинённые — получают раны или гибнут. Смиритесь с этим, но не позволяйте мыслям об этом угнетать вас, или парализовать вас, если действительно наступит такой момент. И помните, что на борту этого корабля вы — офицеры королевы. Вы можете жить, вы можете умереть, но по вашим действиям — каковы бы они ни оказались — судить будут не только о вас, но и о каждом мужчине и каждой женщине, которые когда-либо носили ту же самую форму, что и все мы. Постарайтесь, чтобы след, который вы оставите за собой, был из тех, которые вы бы хотели оставить в памяти людей… ибо там он и останется.
Она сделала паузу и ещё раз обвела глазами сидевших за столом. В комнате сгустилась тишина. Льюис позволила ей повисеть несколько секунд, а потом, неожиданно, снова улыбнулась.
— А теперь, когда, надеюсь, я запугала вас до смерти, — заявила она намного более оживлённым тоном, — полагаю, я также должна указать, что не все так мрачно и безнадёжно. Может быть, вы и будете время от времени чувствовать себя вконец измождёнными, и даже, может быть, у вас будет ощущение, что ваше начальство испытывает некое злобное удовольствие, доводя вас до изнеможения. Вы даже можете оказаться правы в этом. Но это не значит, что у вас не найдётся моментов для радости. И, хотя мы ожидаем от вас профессиональных манер и поведения, вы не всё время будете на службе. Думаю, вы даже обнаружите, что те же самые начальники могут оказаться на удивление доступны, когда у вас возникнет нужда в совете. Помните, люди, вы здесь для того, чтобы учиться не в меньшей степени, чем для того, чтобы подвергнуться проверке. И, хотя частью наших обязанностей является выявление среди вас потенциально слабых звеньев, в них также входит закалка и полировка сильных.
— А теперь, — она нажала кнопку на подлокотнике кресла и дверь конференц-зала беззвучно распахнулась. Внутрь шагнул каштанововолосый главный старшина. Он был немного ниже среднего роста, строен, но впечатляюще мускулист, а его форма, когда он встал "смирно", сидела на нём как влитая.
— Представляю вам, леди и джентльмены, — объявила им коммандер Льюис, — главного старшину Вундермана. Главстаршина Вундерман устроит вам небольшую экскурсию. Однако, прежде чем вы отправитесь, думаю, вам будет разумно вернуться в свой кубрик достаточно надолго, чтобы переодеться из этой прекрасной формы во что-нибудь, что вы можете себе позволить испачкать в смазке. Главстаршина является сторонником, э-э, активного подхода. Верно, главстаршина?
Она улыбнулась образцово выглядящему невозмутимому старшине. Может карие глаза того и блеснули ответным весельем, но чтобы это заметить, надо было следить за ним очень пристально.
— Как скажет коммандер, мэм, — ответил он и перевёл взгляд на гардемаринов. — Сейчас тринадцать двадцать пять, сэры и мэм, — сказал он им. — Если вам будет удобно, думаю, мы можем начать экскурсию в тринадцать сорок пять.
Хелен отметила, что это на самом деле было весьма примечательно. До этого самого момента она не представляла, что вежливая "просьба" старшины также может быть прямым изъявлением Божьей воли.