Тень Саганами

Глава 21

Зима окутывала город Вермеер холодным серым плащом. Свинцовый туман плыл над широкими медленными водами Шельды и плакучие деревья местного длиннолистника влажным покровом склонялись над серо-зеленой водой. С небес цвета старой грифельной доски медленно сыпались редкие огромные снежинки и сырой холод держался всего лишь немного выше точки замерзания.

"Короче говоря, обычный унылый зимний день на солнечном Рембрандте", — язвительно подумал Бернардус Ван Дорт, стоявший заложив руки за спину и глядя в знакомое окно. "Только шайка одержимых поклонников возрождения Ренессанса вроде моих почтеннейших чрезмерно образованных, но обделённых мозгами предков могла выбрать для своего нового дома подобную планету. Шайка помешанных на искусстве кретинов, все как один".

Тоскливая картина разительно отличалась от теплоты весеннего Тимбла. Опять же, сам Рембрандт во многом был не такой приятной планетой, как Флакс. Ван Дорт иногда задавался вопросом, не мог ли отвратительный климат его родного мира дать объяснение готовности, с которой рембрандтцы отказались от культурных притязаний Основателей. Этого он не знал, однако был уверен, что именно это объясняло развитие на Рембрандте индустрии космических торговых перевозок — редкости для систем Пограничья, — что позволило ему стать торговой державой.

"Всё, что заставляет нас стремиться к другим мирам, должно быть благом, чем бы это ни было. — Ван Дорт улыбнулся своей мысли. — Я знаю, что всегда бесстыдно блаженствую при посещении планет, на которых солнце бывает не только летом и поздней весной".

Позади Ван Дорта отворилась дверь кабинета и он обернулся. Поворот вернул его в роскошную обстановку кабинета. Десятки лет, в течение которых это был его кабинет, обстановка была почти спартанской, в которой единственными выставленными напоказ редкостями были памятные предметы и трофеи поседевшего и разбогатевшего на службе торгового шкипера Ван Дорта, подчеркивавшие пройденный им путь. Единственными красками были лишь картины горных пейзажей и бескрайних прерий, напоминавшие его супруге Сюзанне о родном мире. Они терялись среди более зловещих и суровых символов памяти Ван Дорта подобно крохотным тёплым окнам в более размеренную, лучшую жизнь и тот вновь ощутил острую боль потери, когда попытался найти их и не обнаружил их на прежних местах.

Теперь кабинет украшали световые скульптуры, изящные изделия искусства с практически всех миров Скопления, экзотично инкрустированные древесные панели из дождевых лесов системы Мариан, вставленные в рамки голографические изображения его теперешнего владельца, подписывающего контракты и торговые соглашения с олигархами и главами государств. Новый ковер с высоким, доходящим до лодыжек ворсом, и полированные полки, переполненные сверкающими гранями кристаллами, полированным деревом и чеканкой по меди, явственно намекали на богатство и власть, и Ван Дорт обнаружил, что считает перемены… неприятными.

"Вполне естественно, пожалуй, — подумал Ван Дорт, мысленно поморщившись, — учитывая, как мне неприятен и теперешний владелец кабинета".

Инека Ваандрагер была миниатюрной светловолосой женщиной, не более ста шестидесяти сантиметров роста, двигавшейся со своего рода балетной точностью, подобно машине, запрограммированной на передвижение от точки к точке по кратчайшему маршруту. Она была на тридцать стандартных лет моложе Ван Дорта и, как и он сам, реципиентом пролонга первого поколения. Однако сохранённая пролонгом молодость не сделала её карие глаза ни каплей мягче, а её рот наводил на мысли о стальном капкане. Физически она ничуть не была непривлекательной, однако в ней была холодность — жёсткость, — которую Ван Дорт всегда находил отталкивающей.

"Что не мешало тебе её использовать, Бернардус, да?"

Ван Дорт честно это признавал, соглашаясь с тем, что проблема, которую представляла собой Инека, создана лично им в ничуть не меньшей степени, чем кем-либо ещё. При этом он кланялся ей с улыбкой, о фальшивости которой ей было известно ничуть не хуже, чем ему самому. Инека улыбнулась в ответ такой же неискренней улыбкой, однако руки не подала, направившись к огромному столу, стоявшему перед внешней сплошной стеклянной стеной.

— Извиняюсь за опоздание, Бернардус, — произнесла она. — Боюсь, это было неизбежно. Надеюсь, Эрика позаботилась о вас, пока вы ждали?

— Да, позаботилась, — отозвался Ван Дорт, однако позволил появиться в своих голубых глазах выражению жёсткости, противоречащему его приветливому голосу. Ваандрагер это заметила, и её губы напряглись, поскольку Ван Дорт бросил молчаливый вызов её утверждению о "неизбежности" опоздания. "Она на самом деле во многом примечательно мелочная дама", — подумал Ван Дорт.

— Ладно, — бросила Инека и махнула Ван Дорту рукой на одно из кресел перед столом, за которым уселась. — Ладно, прошу прощения, что заставила вас ждать. — Он подождала, пока он усядется, а её собственное кресло подстроится под её фигуру, затем ослепительно улыбнулась, как будто намереваясь отбросить неудачное начало их беседы и начать всё заново. — Однако теперь мы оба здесь! Итак, Бернардус, чем я могу вам служить?

— Меня немного беспокоят некоторые вещи, о которых я слышал, — приступил к делу Ван Дорт с присущей ему краткостью. — В частности, о новых переговорах со Скарлеттом. У меня было впечатление, что у нас с ними уже имелось вполне выгодное соглашение — во всяком случае на тот момент, когда я отправился на Конституционное Собрание, — так что я не в состоянии понять, зачем необходимо вести по данному вопросу "повторные переговоры". И я слышал об определённых угрозах, к которым, похоже, прибегли наши представители после того, как президент Стендли оказался… глух к нашим "просьбам".

— Вы проделали всю дорогу со Шпинделя домой из-за подобных пустяков? — спросила Инека и с весёлым раздражением покачала головой.

— Это едва ли "пустяки", — ответил Ван Дорт, его лицо выражало что угодно, только не веселье. — И, как я уже сказал, я не могу разглядеть какой-либо неотложной причины для новых торговых переговоров в то время, когда должны сосредоточиться на… других вопросах, скажем так. Я полагал, Инека, что мы достигли по этому вопросу согласия.

Ван Дрот через весь стол посмотрел ей в глаза, и она сделала нетерпеливый отбрасывающий жест.

— Это всего лишь бизнес, Бернардус, — нетерпеливо произнесла Инека. — Ваше Собрание, как предполагалось, уже давным-давно должно было принять Конституцию. Этого не произошло, а вы знаете, что проблемы Торгового Союза не могут бесконечно откладываться. Вы же, конечно, не ждете, что вся остальная Вселенная замрёт, пока вы изображаете из себя государственного деятеля!

— Это не "всего лишь бизнес", — ответил Ван Дорт резко. — Это попытка заставить Стендли подчиниться требованиям, ещё более неблагоприятным для его звёздной системы, чем последний пакет предложений. А также, если вы не обратили на это внимание, наглядный пример того, почему так много систем Скопления нам ни капли не доверяют. А сейчас мы не можем позволить себе давать им лишние поводы для недоверия, особенно в свете случившегося на Корнати.

— Не сходите с ума! — рассмеялась Инека. — Что бы мы ни делали, это не заставит тех, кто обижен на нас, внезапно изменить своё отношение и начать нам доверять. Или вы полагаете, что отказ от всех приобретённых за последние пятьдесят стандартных лет преимуществ в торговле заставит типов вроде Нордбрандт полюбить нас?

— Вы вообще дали себе труд изучить сообщения с Корнати? — потребовал ответа Ван Дорт. — Или ваши мозги совсем засохли?

— Да, я их изучила, — резко ответила Инека. — И мне не нравится ваш тон!

— Что ж, тем хуже для вас. Мне не нравится ваша глупость!

Их взгляды скрестились, в воздухе ощутимо запахло взаимной враждебностью.

— Вы больше не председатель Правления! Председатель я! — проскрежетала Инека. Затем она заставила челюсти разжаться, однако её глаза ни на мгновение не дрогнули, когда она продолжила говорить ровным, резким тоном, столь же гибким как кованая сталь. — И в качестве председателя я не собираюсь позволить кучке безумных кровожадных оппозиционеров диктовать нашу торговую политику! Вы, если желаете, можете возвращаться на Шпиндель и раболепствовать перед ними, — а мы не собираемся уступать.

— Знаете, — намного спокойнее произнёс Ван Дорт, откидываясь в кресле и закладывая ногу за ногу, — до меня никогда, начиная с того самого времени, когда я впервые назначил вас в департамент по заключению контрактов, не доходило, что вы всего лишь грубый инструмент. Может быть, Инека, осознание этого вас удивит, однако не все проблемы похожи на гвоздь, который вы можете забить, или валун, который вы можете расколоть, просто взяв кувалду потяжелее. Полагаю, то, что я тогда не осознал вашей ограниченности, моя личная ошибка, однако я считал, что мы нуждаемся в подобном человеке. Я торопился, беспокоясь о результатах больше, чем о враждебности, которую мы могли на себя навлечь, и… моя голова была занята другим.

Глаза Ван Дорта на мгновение затуманились воспоминаниями о старой неизгладившейся боли, однако он отодвинул их в сторону, и его взгляд напрягся с жесткой сконцентрированной волей.

— По правде говоря, я всё еще считаю, что в то время мы действительно нуждались в тех результатах. Однако я начинаю подозревать, что был неправ, полагая, что кувалда была наилучшим методом их добиться. Особенно кувалда настолько безмозглая, как вы.

Лицо Ваардрагер темнело по мере того, как слова Ван Дорта разбивали броню её самомнения. Она открыла было рот для того, чтобы взорваться в ответ, но Ван Дорт продолжал.

— Однако эту ошибку я собираюсь исправить.

Голос Ван Дорта теперь звучал тяжелее и ровнее, и Инека придержала язык, а в её глазах блеснула осторожность. Бернардус Ван Дорт по своей природе не был так жестко склонен к конфронтации как она. На самом деле, он был в основном человеком, верящем в переговоры и компромисс, каким бы безжалостным ни выглядел его публичный образ. Однако под его обычно приветливой внешностью скрывалась железная воля и кабинеты Торгового Союза были усеяны трупами казалось бы многообещающих карьер тех, кто навлек на себя его гнев.

— Послушайте, Бернардус, — произнесла она затем, принуждая свой голос звучать как можно обычнее. — Думаю, я должна извиниться за свои последние слова. Или, по меньшей мере, за тон, которым они были произнесены. Однако это не делает их неверными. И поскольку вы больше не председатель — а председатель теперь я, — то наши точки зрения неизбежно расходятся. Я несу ответственность перед нашими акционерами и всеми находящимися под защитой Союза. Нашей политикой, и вы это знаете, всегда являлась борьба за неуклонное устранение экспортных и импортных ограничений для наших торговых перевозок и промышленности, поскольку мы зависим от ликвидации торговых барьеров для нашей продукции и перевозок. Я не намереваюсь отказаться от этой ответственности только потому, что какие-то серийные убийцы с какой-то планеты нищей до того, что у них даже ночного горшка нет, нас не любят. И, напомню вам, когда председателем были вы, проводимая лично вами политика была достаточно более… агрессивной, чем та, на которой вы, похоже, настаиваете теперь.

— Да, была, — согласился Ван Дорт тоном, которым обращаются к маленьким испорченным детям. — С другой стороны, референдум полностью изменил все политическое и экономическое положение, и после такого радикального изменения обстоятельств политика также нуждается в изменении.

— Бизнес есть бизнес, — категорически заявила Инека, — а политика есть политика. Не ждите, чтобы я — или наши инвесторы — стали их смешивать или отказываться от основополагающей стратегии и жертвовать тяжело доставшимися достижениями ради каких-то ваших донкихотских выходок. Прежде вы это понимали.

— Прежде стоявший передо мной выбор и имевшиеся у меня средства были более ограничены… что вы должны хорошо понимать. Или вы отсутствовали на уроке, когда ваш корпоративный наставник разъяснял, для достижения какой именно цели был создан Торговый Союз?

— Помилуйте! — Инека закатила глаза. — Вы на самом деле думаете, что кто-либо ещё когда-либо верил в это благочестивое и морализаторское "программное заявление"? Пропаганда дело замечательное и у неё, несомненно, есть своё место, однако не заблуждайтесь, полагая, что кто-либо ещё когда-либо воспринимал его серьёзно.

— Меня не волнует мнение этого "кого-либо ещё". Когда я его создавал, я воспринимал его серьёзно. И всё ещё воспринимаю.

Инека рассмеялась, затем умолкла, наконец осознав истинный накал гнева, скрывающегося за ледяным самообладанием холодных голубых глаз Ван Дорта. Презрительное веселье стекло с её лица, а Ван Дорт с мрачным удовлетворением наблюдал за этим процессом.

— Инека, вам на самом деле не понравится схватка со мной, — мягко произнёс он. — Я создал Торговый Союз. Я нашел стартовый капитал — в основном в карманах собственной семьи. Я убедил толпу других судовладельцев примкнуть ко мне, и я протолкнул идею старому президенту Верстаппену и парламенту. Я уговорил Сан Мигель, Редут и Прерию присоединиться в качестве равноправных партнёров. И да, я написал наше программное заявление. И, что бы вы там ни думали, я проделал это не для того, чтобы просто увеличить ваш банковский счёт или ублажить ваше личное непомерное самомнение.

— Я… — взволнованно начала говорить Инека, однако голос Ван Дорта оборвал её, всё ещё мягкий, однако неумолимый, как Джаггернаут.

— Я совершил это потому, что видел в этом единственную возможность избежать участи, которую Пограничная Безопасность уготовила всякой привлёкшей её внимание системе Пограничья. Потому, что единственным способом, какой я мог придумать для защиты наших сограждан от ярма долговой кабалы перед межзвёздными корпорациями Лиги, было стать достаточно жирной гусыней, способной снести достаточно золотых яиц, чтобы суметь выторговать к себе отношение получше, вроде того, как поступил Сектор Майя.

— О, я не буду пытаться притвориться, что не думал о возможности стать ещё богаче, однако деньги, Инека, это всего лишь орудие. Вы этого никогда не понимали. Вы, похоже, ощущаете некую тягу копить всё большие и большие горы денег, как будто у них есть какая-либо собственная ценность кроме того, что вы можете с их помощью сделать. Однако никто из нас, наверное, не способен тратить уже имеющиеся у нас деньги настолько быстро, чтобы не дать нашему личному капиталу расти, так какой смысл выжимать последнюю каплю сока из репы только для того, чтобы насладиться итоговым балансом?

Ван Дорт сделал паузу и Инека подалась вперёд, опираясь на стол локтями и наклоняясь к нему.

— Может быть вы, Бернардус, — и, полагаю, я тоже — и находитесь в подобном счастливом положении. Однако у нас есть акционеры и инвесторы, граждане входящих в наш Союз государств и капитаны-партнёры, которые не столь удачливы. Люди, ожидающие, что мы дадим им максимальную отдачу от их инвестиций, добьёмся наилучших тарифов и условий импорта, каких только можем, уничтожим барьеры для торговли и добьёмся статуса планеты наибольшего благоприятствования любым способом, каким только способны. Что мы создадим и будем оберегать систему, которая помогает им добиться личной независимости, о которой большинство людей Пограничья не может и мечтать. И экономической безопасности, о которой вы мечтали, и которую для них возможной сделали, прежде всего, годы упорного труда вас и ваших коллег.

— Инека, не надо трясти передо мной этим доводом, — презрительно бросил Ван Дорт. — Это самый веский из имеющихся у вас аргументов, однако он не из тех, которые работают на вас. Вам следует поменьше рассуждать насчёт заботы о мелких акционерах, независимых капитанах или о процветании граждан состоящих в Торговом Союзе государств. Вы слишком заняты общением с крупными финансистами и владельцами транспортных компаний и получением наслаждения от находящейся в ваших руках власти, от дубинки, которой усмиряете правительства целых планет, когда желаете "устранить торговые барьеры". По сути дела, больше всего вы напоминаете мне наше доморощенное УПБ. И когда типы вроде Нордбрандт прибегают к насилию и используют для оправдания своих действий жупел экономической эксплуатации, ваши действия только нагнетают водород в огонь.

— Я протестую!

— Протестуйте на здоровье, — категорично ответил Ван Дорт. — Я вернулся домой по двум причинам. Первой была необходимость отстраниться от политических дебатов, поскольку кое-то из делегатов тратил больше времени на беспокойство относительно "кукловодов" из РТС, чем о подготовке конституции. Однако второй была необходимость расследовать сообщения, которые я получал относительно проводимой вами политики. Я не имею понятия, почему Нордбрандт собралась убить такое количество народу, однако сообщения с Корнати лишь напоминают мне, насколько справедливо моё беспокойство относительно вас.

Инека впилась взглядом в Ван Дорта и тот наклонился вперёд, возвышаясь над ней даже сидя. Он редко использовал на переговорах свой внушительный рост, однако ничуть не недооценивал преимуществ, которые тот ему давал. Сейчас он безжалостно использовал это преимущество, давая на Инеку и подчеркивая другие аспекты своей угрозы.

— Вы не будете делать ничего способного хотя бы на лишний грамм укрепить доводы местных Ангес Нордбрандт и Стивенов Вестманов. Состоящие в Союзе системы и наши акционеры и без того разбогатеют на имеющихся у нас контрактах на обслуживание нужд Звёздного Королевства. После завершения процесса аннексии мы продолжим получать выгоды от своего положения, поскольку уже существуем и работаем — единственный действующий в Скоплении местный транспортный картель. Однако все выбитые вами из других систем тарифные и налоговые льготы, все сломанные вами торговые барьеры, не будут стоить и ломаного гроша. Все мы будем гражданами одного государства, а, за исключением сборов на пользование туннельной сетью, Звёздное Королевство всегда придерживалось принципа свободы межзвёздной торговли. Или вы думаете, что оно будет поступать иначе в вопросах внутренней торговли? Что королева Мантикоры позволит вам и дальше обделывать ваши выгодные делишки? Или что вы на самом деле будете в них нуждаться?

Ван Дорт раздражённо поморщился. Неужели она была настолько глупа, что не понимала даже такой малости? Не могла увидеть огромных преимуществ, которые связи и инфраструктура Союза дадут ему в условиях новой, объединённой экономики Скопления? Они больше не могли бы доминировать в экономике Скопления напрямую, однако зачем это надо, когда даже маленький кусок настолько выросшего пирога будет так огромен?

— Если вы не можете думать об этом в других терминах, то задумайтесь об этом — о том, что куча денег, которую вы сможете собрать на своих личных счетах, если аннексия совершится, затмит всё, о чем без неё вы не могли и помыслить. Однако если с Нордбрандт будет согласно достаточно много людей, то аннексия не произойдёт. И тогда УПБ не станет колебаться ни секунды. Они накинутся на Скопление подобно стервятникам, а мы будем как раз достаточно богаты, чтобы стать их основной целью, однако недостаточно для того, чтобы получить право голоса в определении условий своей кабалы. Так что забудьте об альтруизме или о глупой идее насчет того, что у людей может быть какая-то ценность, которая не может быть выражена в конкретной денежной сумме, и подумайте о том, что произойдёт с вами — лично вами, Инека — после прихода солли.

Ваандрагер уставилась на него, её губы гневно сжались, и Ван Дорт внезапно понял, что она действительно в это не верит.

Боже. Она действительно верит, что сможет вести дела с УПБ — что она достаточно крупная фигура, что пользуется достаточным влиянием для того, чтобы сохранить своё положение, если предложит им перейти на их сторону и предоставить свои контакты и информацию. И ей будет совершенно плевать на всех остальных. Она с готовностью отдаст на заклание всех остальных, если это позволит ей сохранить своё собственное драгоценное привилегированное положение. Может быть, она и в самом деле предпочитает УПБ? Да, это возможно, по крайней мере до какой-то степени. Поскольку если аннексия совершится, и мы вольёмся в экономику Звёздного Королевства, она сразу превратится в намного более мелкую рыбёшку. И лишится власти, позволяющей пинком открывать двери к президентам планет. Однако в качестве пособникаУПБ…

От этой мысли Ван Дорту стало худо, однако вглядываясь в жесткие, ничего не выражающие карие глаза Инеки он больше не мог отрицать правду.

"Она и в самом деле именно то, с чем, по её словам, борется Нордбрандт".

Эта мысль заставила Ван Дрота вздрогнуть, и на мгновение он ощутил неописуемую усталость. Об этом разве они с Сюзанной когда-то мечтали? На это разве он потратил пятьдесят стандартных лет непрерывного труда?

Ему хотелось нагнуться через стол и задушить Инеку. Тем не менее, даже сейчас Ван Дорт понимал, что сама Ваандрагер во многом всего лишь представляла в своём лице именно то, что он пытался создать на уровне звёздных систем.

— Инека, я больше не собираюсь с вами об этом спорить, — произнёс он. — Я считал, что ваше назначение могло бы успокоить Правление, когда я уходил в отставку. Что они увидят в вас гарантию того, что что бы ни произошло, мы не откажемся понапрасну от наших теперешних преимуществ, пока не будем уверены в том, что аннексия сделает их ненужными. Именно поэтому я не противодействовал вашей кампании по завоеванию поста председателя — потому что пытался по возможности избежать неустойчивости в период подготовки конституции. Но теперь я вижу, что это было ошибкой.

— Вы мне угрожаете? — взвинченно поинтересовалась Инека. — Если да, то вы совершаете серьёзную ошибку.

— Вы работали со мной тридцать стандартных лет, — ровно ответил Ван Дорт. — За всё это время вы когда-нибудь видели, чтобы я угрожал, не будучи в силах реализовать свои угрозы?

Он хладнокровно встретил яростный взгляд Инеки, и в глубине её пылающего взора что-то мелькнуло. Что-то похожее на страх.

— Вы, наверное, полагаете, — продолжил Ван Дорт, — что я не в курсе ваших усилий обеспечить себе поддержку контролем над голосами, пока меня нет на планете? В таком случае вы ошибаетесь. Я точно знаю, сколькими голосами вы располагаете. Вы можете сказать обо мне то же самое?

Кулаки Инеки сжались на столе, а её лицо превратилось в маску.

— Я разговаривал с Иоахимом незадолго до того, как улетел с Флакса, — продолжил он. — Мы оба были… встревожены полученными сообщениями. Именно поэтому я позаботился получить его подпись на требовании собрать экстренное собрание Правления.

Лицо Инеки бледнело прямо на глазах Ван Дорта.

— Как вам может быть известно, семейство Ван Дортов — иными словами, я — напрямую контролирует сорок два процента голосующих акций Союза. Семейство Альквезаров контролирует еще двенадцать процентов. И никаких посредников, Инека. В отличие от вас, мы с Иоахимом сами контролируем наши голоса, и я напоминаю вам, что согласно уставу Союза, экстренное совещание должно быть созвано по требованию пятидесяти одного процента акционеров, имеющих право голоса. Я надеялся, что смогу убедить вас прислушаться к голосу разума. Теперь я вижу, что это бесполезно. К счастью, имеются иные методы.

— Минуточку, минуточку, Бернардус, — начал Инека. — Я знаю, что людям случается конфликтовать. И вы правы насчёт того, что моё самолюбие иногда приводит именно к этому. Однако нет никакой необходимости дестабилизировать весь Союз только потому, что мы с вами расходимся относительно стратегии и тактики.

— Хватит, Инека, — устало произнёс Ван Дорт. — Вы были моей ошибкой. Теперь я собираюсь её исправить. Не тратьте попусту своё и моё время, прикидываясь, что мы с вами можем достичь какого-то согласия. Идущие сейчас на Тимбле дела намного важнее, чем всё происходящее здесь, и я не собираюсь позволить вам стоять на дороге.

— Ах ты наглый хрен! — Ваандрагер вскочила, опираясь руками на стол, её глаза пылали ненавистью. — Ах ты ханжеский, лицемерный ублюдок! Какого чёрта ты думаешь, что можешь притащиться в мой кабинет и читать мне лекции по этике и социальной ответственности?

— Я думаю, что я тот самый человек, который дал вам возможность убедить меня оставить вас на посту председателя, — спокойно произнёс Ван Дорт.

Инека умолкла и теперь поднялся Ван Дорт, возвысившись над ней больше, чем на тридцать пять сантиметров.

— Вы никогда не понимали, что вместе с властью приходит ответственность, — сказал он Инеке. — Может быть я до глупости романтичен, веря в это. Но я верю. Именно поэтому в течение шести дней вы покинете этот кабинет, тем или иным способом. Сегодня днём я направлю почтой требование созыва экстренного совещания. Если вы пожелаете уйти сами, и не вынуждать меня выносить этот вопрос на Правление, то я согласен. Если вы пожелаете противостоять мне, то для меня станет делом принципа сокрушить вас. Если мы сцепимся, то вы потеряете не только пост председателя. Когда пыль уляжется, вы обнаружите себя выброшенной на улицу даже — как вы сами столь оригинально выразились — без ночного горшка, спрашивая себя, под какой грузовик вы только что попали. — Он слабо улыбнулся. — Поверьте мне, Инека.

Ван Дорт ещё раз внимательно посмотрел ей в глаза. Напряжение потрескивало между ними подобно отравленным молниям.

Затем он повернулся, и, не произнеся больше ни слова, вышел из кабинета, который когда-то принадлежал ему.