Тень над небесами

Глава 18. Месть

— Значит, вы оба видели этого кренделя во сне, да? — задумчиво спросил Хельмут уже в который раз, адресуя этот вопрос в большей мере себе, нежели кому-то из нас.

Я не стал отвечать, только кивнул. Вместе с Лехой мы стояли у аккуратного чуть заметного возвышения — холмика ванькиной могилы. Леха не стал бросать на меня укоризненных взглядов и выдавать что-то в стиле «задницей чувствовал» или «я же говорил, что…». Леха ворчун и зануда, но не идиот, и он прекрасно понимает, что даже если мы все ехали бы сюда в одной машине, Ваньку, а то и нас всех, ждала бы аналогичная смерть. Так что нам, в некотором роде, свезло. Никогда еще идея разделиться не приносила таких неожиданных результатов.

Бастиан угостил нас сигаретами. Он запасся двумя блоками Мальборо, крепких, и от них немного саднило в глотке, что хоть чуточку отвлекало от мыслей небывало мрачного оттенка.

— Димыч, может, харе уже обсуждать и мямлить? — у Лехи был точно такой же голос, как в тот страшный день на огороде, когда он бросился на меня — полный глухой злобы, готовый перейти на крик или, скорее, животные рев. Собственно, рев и был, только иная его ипостась, более жуткая из-за своей похожести на обычную, спокойную манеру разговора.

— Нет уж, давай обыграем все красиво. Хельмут сказал — утром и днем их основных нет, они разъезжаются по своим веселым делам. Перебьем всю шваль, что осталась в доме, а потом устроим гнидам теплый прием. Или не устроим, заберем своих и дадим деру.

— А если Семена к этому времени расфасуют по пакетам?

— Убить его они могли и здесь, сразу. Давай дадим им несколько часов, не будем переть на всех сразу. Ты посмотри на меня или на Бастиана, какие мы бойцы? Вы с Хельмутом вдвоем тоже не сладите, их там может оказаться много. Это только в кино размен один к дюжине или сотне, Леха. Здесь может получиться иначе.

Друг умолк. Он, кстати, не курил, что меня удивляло. Какая первая, автоматическая мысль на уровне рефлекса у наркомана, когда в его жизни происходит какое-то потрясение? Доза. Срочно дозу, во что бы то ни стало. У курильщиков, например, аж зубы сводит, а слюна становится такой мерзкой, кислой и вязкой, что всю эту помойку можно перебить только еще большей гадостью. Клин клином, это тот случай.

— Нам надо найти его, — сказал мне Хельмут, когда мы зашагали назад, к машинам.

— Но как? Единственное, что я знаю — этот парень живет где-то, где тепло, есть море и красивые виды. Таких мест в мире сотни и тысячи, многовато, чтобы сидеть и перебирать.

— И то верно, — он вздохнул, почесал короткостриженую седую голову. — Что ж, будем ждать зацепки. Не думаю, что он играется с нами ради забавы. Судя по твоим рассказам, это похоже на записанное радиосообщение. Ты ведь, по сути, видишь одно и то же, просто в чуть разных декорациях. Ну, на то это и сны, они два раза никогда не повторяются…

Берсеркер Леха так жаждал битвы, что уснул в одно мгновение в надежде скорее проснуться и отправиться вершить справедливость. Повертевшись на разложенном сиденье форда, я вскоре тоже устроился мало-мальски удобно и последовал примеру друга.

В отличие от предыдущих примеров, в гости к то ли человеку, то ли призраку я нагрянул решительно и намеренно, задавшись такой целью еще бодрствуя. Я оказался возле небольшого трехэтажного здания с бассейном и маленьким уличным баром, состоящим из стойки и соломенной крыши — явно отель — и, быстро сориентировавшись, начал выискивать хоть какой-то намек на то, где это безобразие находится. Ну же, где таблички, где название? Узнать бы хоть язык, а дальше разберемся. Подход у меня на сей раз был сугубо предметным, больше никакой демагогии.

Странное дело — на отеле имелось название, а также плашка с указанием улицы и номера. Но буквы и цифры оказались размазанными настолько, что я не мог ничего прочесть, даже подойдя в упор. Единственное, что я смог рассмотреть, так это какой-то трезубец или нечто подобное над входом. Изучать его подробнее смысла не имело — и так вижу, что не кочерга.

Недолго думая, я направился внутрь в надежде разыскать подсказку там. Мне совсем не нравилась вся эта затянувшаяся игра, но что ж поделаешь — я уже принял чужие правила, сворачивать на полпути глупо.

Моему взору открылось нутро типичного недорогого отеля, три звезды, вряд ли больше. Возможно, это и вовсе какой-то семейный бизнес, многие в южных краях имеют свои небольшие, уютные и, самое главное, недорогие гостиницы для непритязательных путников.

Аккуратное фойе с крохотной стойкой ресепшна из полированного темного дерева — пустой, конечно — и расходящиеся в две стороны коридоры номеров. Свежий запах, белые стены с фотографиями здешних пейзажей. На фото, как назло, были лишь море да пляжи, и никаких памятников и достопримечательностей. Я не эрудит, но если бы мне удалось выудить отсюда в реальный мир подобное, коллективным мозговым штурмом мы бы локализовали этого любителя эффектных появлений и исчезновений.

Где он сам, кстати? Опять измывается надо мной, опять заставляет чувствовать себя никчемной мошкой рядом с гигантом мысли. Ничего, хорошо смеется тот, кто смеется последний. Мы здесь, знаете, тоже не щи лаптями хлебаем.

На первом этаже все номера оказались заперты, не удалось пробраться и в служебные помещения — двери без номеров также оставались непреклонны к моим попыткам открыть их. Один раз мое терпение лопнуло, и я, как следует разбежавшись, попытался высадить хлипкую на вид створку плечом. Удар, и я отлетаю назад, как мяч, а дверь стоит нетронутая. Возникло ощущение, что я врезался не в нее, а в невидимую и непреодолимую преграду, невидимой миллиметровой полосой покрывающей дверное дерево. Как в игре, другими словами, когда противный скрипт не позволяет тебе делать то, что хочется. Одну дверь ты открывает на ура, а вторая будто запечатана или даже нарисована на стене.

После того, как первый этаж отказался открыть хотя бы одну дверь, на меня словно бы извне снизошло озарение — крыша. Я нажал на кнопку лифта, и через полминуты выходил на квадратную залитую солнцем площадку. Там же стоял и тот, кого я искал.

— Эй, засранец, ну-ка поди сюда.

Я бросился на незнакомца, еще не зная, что буду с ним делать — может, собью с ног, может, ударю — а тот с удивленным лицом повернулся ко мне.

— Ты чего? — просто спросил он.

— Не знаю, — так же просто ответил я — злость почему-то испарилась в одно мгновенье, а кулаки сами разжались. — Просто устал.

— Знаю, — он горестно вздохнул, как будто понял меня глубоко и всецело. — Недолго уже осталось, скоро отдохнет. Только Вам бы пора поспешить.

— Куда?

— Сюда. У вас ведь осталось совсем немного времени.

— А можно точнее — куда именно? Мы ведь тебя ищем, — я с укоризной посмотрел на незнакомца, а тот виновато пожал плечами и отвел глаза.

— Это же сон, чего ты ждешь? Я не могу нарисовать тебе карту. Этот мир не такой, как мир настоящий, здесь правда превращается в намек, а беспокойство — в ужас. Но кое-что все же можно отсюда взять. Ищи и забирай, никто не помешает.

Я немного поразмыслил над словами этого странного типа, бесцеремонно отвернувшегося от меня в сторону моря. Что-то в них было, определенно, какой-то смысл таился за этим набором звуков, но я не понял его. Либо же понял, но не понял, что понял.

— Но чего ты здесь ждешь?

Незнакомец стоял, облокотившись на красивые перила и уставившись на безмятежную морскую гладь, начинающуюся все за тем же высоченным обрывистым берегом. Не меняя положения, он медленно, чуть не по слогам ответил:

— Приезжайте, приходите, я все расскажу вам. Скоро станет темно, понимаешь? И вы испугаетесь. Я надеялся, что вы успеете добраться быстрее. Так что не медлите, спасайте друзей и скорее выдвигайтесь в путь.

Его голос прозвучал устало, как будто человеку надоело сто раз повторять одно и то же. Я как-то весь поник, не зная, как мне отыскать это место. Отчаявшись от вала непонятной информации, я внезапно спросил то, что вертелось на языке всю дорогу до Дюссельдорфа. Надо же, чудом вспомнил.

— А зачем ты явился нам на шоссе?

— Если бы вы не остановились, вас бы убили, — терпеливо разъяснил незнакомец, глядя так же вдаль. — У вас меньше двух дней, поспешите. Если не успеете — так ничего и не поймете, будет досадно. И останетесь здесь. Выживать тогда будет сложно, все изменится еще сильнее. Вот-вот стемнеет, вам станет сложно двигаться, но темнота — это не повод для остановок. Ко всему привыкаешь, и к ней тоже. Вот увидите. Тем более что это — просто предисловие, в нем нет ничего ужасного. Главное будет — соблюдать равновесие, не спешить слишком сильно, но и не мешкать. Чувство меры, оно главное…

Последние слова прозвучали где-то далеко — мое сознание покидало пучину сна, все выше взмывая в реальность, привычную, прозрачную и серую. По крайне мере, сегодня она такой и была.

Рассвет выдался на удивление тусклым и горьким, как в российских фильмах девяностых. Смотря их в детстве, я искренне недоумевал, куда же пропали все краски, ведь такой серости и безысходности просто не существует! Оказалось, еще как существует, если и в голове у тебя промозгло.

Я проснулся первым. Леха еще храпел на пассажирском сиденье, Хельмут и Бастиан тоже досматривали последние предутренние сновидения.

Выдохнув, я вышел на улицу, начал делать зарядку, подставляя лицо прохладному ветерку. Он освежал и пробуждал, а заодно доносил всякие странные, вызывающие жуть звуки — злобное карканье ворон, например, или рык собак, делящих что-то между собой. Мне подумалось, что животные теперь будут процветать, как никогда. Кто ж знал, что их век окажется совсем коротким?

— Так и не могу найти его, — с грустью произнес бесшумно подошедший Хельмут, тоже начавший неторопливо разминаться, намного более обстоятельно и технически правильно.

— Что ж, я часто с ним встречаюсь, но от того не легче, — я пересказал вкратце содержимое сна. — И никаких конкретных зацепок, так, ерунда какая-то. Маленький отельчик на высоком берегу, три этажа, смотровая площадка на крыше, бар, бассейн и какой-то трезубец рядом с названием, которое не прочесть, хоть носом упрись в дощечку.

— С трезубцем, говоришь? — Хельмут потер щетинистый подбородок, где уже намечалась седая борода. — Будто что-то знакомое, но, хоть убей, не могу вспомнить, что именно… Дай подумать, мне кажется, я скоро созрею. И — да — это зацепка, и не самая плохая. Спасибо!

Вскоре проснулись и остальные участники нашего небольшого отряда. Мы приступили к завтраку, но мне кусок в горло не лез. Казалось, что смерть бродит где-то рядом, искоса поглядывая на нас провалами на черепе. Каждый из нас впервые оказывался перед необходимостью атаковать более многочисленного, смелого и сильного врага. Вся надежда оставалась лишь на внезапность, если не выгорит — поляжем, что поделаешь. Но бросать друзей после того, как одного уже не потеряли нельзя — так никто не поступает. Помирать лучше всем вместе, с чистой совестью. Я ведь знал, что Семен бы не пожалел себя за наши с Лехой жизни. Значит, и мы не должны. На этом и строится мужская дружба.

Хельмут был нашим проводником и ехал впереди, вел нас за собой. Леха, наслышанный о стрелковых способностях арабов и их любовь к засадам, не выпускал автомат из рук да зорко всматривался в то и дело встречающиеся четырехколесные могилы, пока мы пробирались по автомобильному кладбищу. Мы не очень-то боялись хитрой засады, но всякое может случиться — например, всегда есть вероятность нарваться на кого-то другого, а не на Мессуди.

Томаш под шумок вымел из нашей машины все оружие, реквизированное у тех гадов, что напали на нас в Гдыне. Он не тронул только Лехин АК, так что я остался без нормального оружия, с пневматикой на такое дело не пойдешь.

Выручил Хельмут, поделился пистолетом Вальтер Р99 и одним магазином. У него имелся дробовик, но в помещении, где много «своих», он был опасен.

— Да и, к тому же, ты не умеешь пользоваться оружием — это сразу видно, — говорил он.

Я не возражал, небольшой и легкий пистолет мне вполне подходил. Четкой и конкретной тактики у нас не было, мы ведь не спецназ, хотя Леха с Хельмутом кое-что набросали при моем активном переводческом содействии. Оказывается, устный перевод требует сил не меньше, чем внезапный марш-бросок на десяток километров. Но вернемся к делу.

Суть заключалась в том, что нам требовалось создать иллюзию численного превосходства и высокого мастерства, чтобы сломать врага морально. Необходимо уверенно атаковать с двух сторон — со стороны главного и черного входов. Бить на поражение, не церемониться, идти быстро, но не бежать, рискуя нарваться на пулю. Мессуди и их бесчисленная родня никак не ожидает нашего визита, они уверены, что прочно укрепились на вершине пищевой цепочки Хольцхайма и окрестностей, а то и всего Дюссельдорфа. Что ж, пора вернуть зарвавшегося бычка в стойло, прописав ему заодно размашистого леща.

Добрались без происшествий, машины припарковали неподалеку от нужного дома, докатившись на «нейтрали» до соседей и завернув на узкую улицу, ведущую прочь из Хольцхайма на юг. То, что нужно. Вокруг ни звука, как в склепе, и только напряжение вьется над головами — того и гляди заискрит воздух.

Покинув автомобили, мы поспешили к нашей цели, возвышающейся огромной трехэтажной крепостью над одно- и двухэтажными жилищами примерных немцев.

— Черт, — прошипел Хельмут в сердцах. — Все машины на месте. Похоже, они дома в полном составе. Вот не повезло нам… Подвела разведка, простите, ребята.

— Идем, — решительно заявил Леха, не дожидаясь перевода — он устремил злобный прищур на кирпичную громаду и варианта отступить и подождать не рассматривал.

— Вперед, — легко согласился Хельмут, а бледный Бастиан только кивнул и пошел вторым, за пожилым немцем.

Я ожидал, что сердце затрепыхается от ужаса, когда дойдет до дела, а жить захочется сильнее, чем спасать друзей, но произошло обратное — страх оставил меня в покое. Клянусь, еще никогда я не был настолько невозмутимым, как в тот момент, когда Хельмут дал сигнал разделяться. Даже наоборот, предвкушение смертельного сражения оказалось приятным, как любое принципиально новое переживание. Я шел на это осмысленно, я был готов.

Мы с Лехой свернули налево, прошли за высоким забором и, пригнувшись, прокрались на участок. Бросками, от куста к кусту, добежали до запасного входа, неброской черной двери, из-за которой доносились приглушенные голоса. Никто не следил за нами, никто не ждал нападения. Что ж, пора. Я зачем-то бросил беглый взгляд на небо. Все такое же серое…

Последний раз переглянувшись с Лехой и добившись одобрительного кивка, я аккуратно толкнул дверь — заперто. Леха взмахом руки отогнал меня и пустил короткую очередь, размолотив и без того неважнецки выглядящий замок, а затем пинком открыл дверь и ломанулся внутрь. Я бросился следом, чудом не натолкнувшись на спину друга.

Мы очутились в полутемном коридоре, и почти одновременно с нами грохотнуло где-то слева — Хельмут с Бастианом ворвались через парадный. Началось.

Первым нам встретился тощий и гибкий парень лет восемнадцати, с пышными черными усиками под носом. Мы столкнулись с ним лоб в лоб, когда завернули за угол. Он стоял прямо под тускло горящей в потолке лампой и, судя по всему, к неожиданностям он был готов.

Реакция парня поразила. Он вскинул оружие первым, и мы с Лехой, не сговариваясь, бросились ему в ноги. Парнишка успел выстрелить из винтовки, оглушив меня на правое ухо, а в следующее мгновение на нем уже восседал Леха и заносил приклад АК над головой жертвы.

Увы, парень не поддавался и защищался весьма успешно. Вцепился в автомат, затем едва не сбросил Леху, а я не мог подобраться ближе — мог лишь помешать в потемках узкого коридора.

Интуитивно я развернулся и увидел контур нового противника, только-только выплывающий из-за угла. Оттуда, откуда явились мы. Рука поднялась вверх, палец дважды дернул спусковой крючок, и приятная отдача пробежала по суставам, мягко ткнув в плечо. Обе пули легли в грудь, и враг сразу упал, выронив оружие. Готов. Я открыл счет.

По дому эхом раскатились выстрелы — похоже, Бастиан и Хельмут попали в конкретный переплет, размен шел безжалостный и щедрый. Леха же, наконец, изловчился и вырвал оружие из рук араба. Приобретя автомат, Леха утратил выгодную позицию — противник скинул его и, проскользнув под ногами кувыркающегося вперед Лехи, попытался «прилипнуть» к нему, броситься следом и оказаться наверху, прижавшись плотнее и не давая стрелять.

Я не на шутку струхнул, но Леха разгадал маневр хитрого араба быстрее, перевернулся и, когда тот попер в атаку, в упор всадил несколько пуль в грудь и живот врагу. У парня не было шансов. Он умер еще до того, как упал на выставленную Лехой ногу, которой тот отбросил мертвеца в сторону.

Внутри дом оказался не таким уж большим. Преодолев каких-то пять метров и толкнув тонкую филенчатую дверь, мы попали в гостиную, где нас уже ждали Хельмут и Бастиан, а еще Семен с двумя незнакомыми мне ребятами. Один был совсем молодой, младше нас, пожалуй, а другой, напротив, на лет пять-семь старше. Правда, с помятой физиономией и небритостью он и вовсе тянул на сорок с плюсом.

— Семен! — вскрикнул Леха. — Где Маша?

— Наверху, — отозвался тот, беззубо улыбнувшись маской из отеков и синяков — она заменяла ему лицо. — Как же вы вовремя, а. Мы только что сбежали, думали, кранты нам. А тут вы.

— Как же тебя рихтанули, — поразился Леха. — Два зуба выбили, или это только передние?

— Два, — с сожалением вздохнул Семен. — И да, оба спереди, гады. Слышите, как я теперь шепелявлю?

— Ага, — кивнул я. — Но это все равно хорошо. Лучше шепелявить, чем с простреленной башкой лежать.

— Сантименты потом, — жестко скомандовал Хельмут — как и Лехе, ему перевод не требовался. — Идем наверх, там держат девушек. Третий этаж.

Только сейчас я заметил, что возле входной двери тоже лежит два трупа, один из них с простреленной головой — чей-то выстрел (наверное, Хельмута) нашел его глаз, оставив обнаженной кровавую глазницу. Меня едва не вырвало от такого зрелища вблизи, пришлось отвернуться. Так я встретился взглядом с Хельмутом, и он сказал:

— Ты и твой друг — идем со мной. Остальным нужно ждать здесь. Рассредоточьтесь, укройтесь и ждите, ясно?

— Ясно, — кивнул незнакомый юнец.

— Я с вами! — дернулся было Семен, но Леха властно одернул его.

— Нет. Сиди тут. И не щелкай клювом, спрячься где-нибудь и задрябни, пока мы не вернемся.

Мы зашагали по лестнице, когда сверху донесся приглушенный крик. Голос показался мне знакомым — Машка, что ли? Пожалуй, она самая.

— На чердаке, — глухо промолвил Хельмут, а потом закричал. — Мессуди, отпустите девушек! Всех! И мы уйдем!

— Не уйдете! — раздалось сверху, а я поблагодарил собственное любопытство и языковую память — практически не зная немецкого, мне удалось уловить смысл этого короткого диалога. А все потому, что в порядке хобби я как-то немного занимался немецким, слушая подкасты для новичков и изредка почитывая новости.

Второй этаж встретил нас пустотой. Для порядка мы быстро проверили все комнаты, прикрывая друг друга — никого. На нас лишь взирали картины, коими были щедро увешаны стены, да фотографии многочисленных членов семейства.

Интересно, а где же женщины Мессуди? Неужто и те на чердаке?

Выше поднимались очень осторожно, опасаясь, что там нас ждет град свинца, но все это оказалось напрасно. Никто не торопился встречать нас выстрелами, и мне в голову закралось интересное подозрение. Оно оформилось в понимание, когда внизу захлопали пистолеты и донесся мат Семена.

Всего я расслышал пять выстрелов, сопровождаемые боем стекла, после чего наступила тишина. Мы прижимались к стене, готовые в случае чего припустить вниз, пустив для порядка пару пуль на ведущую на чердак лестницу — вдруг оттуда уже целятся, ступени вниз-то им хорошо видны, как на ладони.

— Семен, живой?! — зычно крикнул Леха.

— Живой, живой, — донеслось снизу. — А вот у них еще двое не жильцы — через улицу хотели уйти, но мы их достали. А двое уехали, гады.

— Пущай ехают, — одобрительно сказал Леха, кажется, довольный текущим раскладом. — Нахрен они нам тут не сдались.

— Эй, Мессуди! — крикнул Хельмут по-английски, разборчиво и четко. — Последний раз прошу — освободите заложников! Тронете их — умрете сами!

Он добавил что-то еще, на своем языке. Кажется, пообещал, что мы не причиним им вреда. Мессуди что-то ответил, затем вновь заговорил Хельмут. Словесная пикировка длилась с полминуты, после чего немец подмигнул нам и жестом руки велел следовать за ним.

— Если обманут и начнут в меня стрелять — не щадите их, — сказал он мне, положил ладони на лестницу и полез вверх. Закинутая за спину винтовка качалась на ремне и легонько била его в спину. Он оглянулся на полпути и добавил. — А еще постарайтесь, чтоб их смерть не была легкой. Если получится, конечно.

Мы с Лехой хмуро кивнули, Хельмут же уверенно толкнул люк, податливо откинувшийся, и поднялся на хорошо освещенный чердак — свет ламп мы видели снизу, через квадратный лаз.

Наверху завязался натянутый, но спокойный разговор. Судя по всему, Хельмут вел беседу с двумя мужчинами. Один раз вклинилась женщина, но осеклась, когда на нее сурово «цыкнули».

Минуло не меньше пяти минут, которые мы с Лехой провели, посматривая то наверх, где исчез Хельмут, то назад, на лестницу, все опасаясь подвоха.

Наконец, мучительное ожидание прекратилось — Хельмут спустился. На лбу блестели капли пота, сам он весь побледнел, но довольная улыбка говорила обо всем.

— Так, ребята, они согласились. Там двое мужчин, четверо детей и три женщины. Мы отпускаем их, а они отпускают пленниц — их тоже трое. Все ясно?

— Все ясно, — кивнул я, и Хельмут тотчас бросил пару фраз на немецком.

Ему ответили «gut», и первым слез огромный плечистый араб, похожий на Дуэйна Скалу Джонсона, такой же перекачанный и массивный. Судя по рассказам Хельмута, это и есть Хаим, старший сын главы семьи, Маджида. И, выходит, это он так Семена разукрасил и, возможно, подстрелил Ваньку.

Посмотрев вбок, на Леху, я понял, что он сейчас прокручивает в голове аналогичную цепочку умозаключений. Об этом свидетельствовали брови, плавно сходящиеся все ближе друг с другом, и вздувшиеся желваки, но лезть в бутылку Леха бы не стал, цена на этот раз слишком уж высока.

Хаим, точно так же, как и мы, был вооружен АК. Тот висел на ремне, сдвинутый на грудь, и на оружии покоились сложенные ручища араба, спокойного и ничуть не напуганного нашим вторжением. Когда он смотрел на нас с Лехой, мне делалось не по себе, этот Хаим словно гипнотизировал нас, убеждая, что мы слабы и беззащитны, что не дерзнем выстрелить в ответ, когда он направит автомат на нас.

Видимо, на Леху такое все же не действовало, так что Хаим вскоре прекратил изводить нас и взялся помогать своим дамам спускаться с чердака. Хельмут держал свою навороченную винтовку наготове, но арабы не давали ни малейшего повода для нападения. Держу пари, Хельмут при необходимости разнес бы головы этих кровопийц, как мишени в тире. Даже одна смерть главаря уже бы деморализовала его братца, такого же худощавого, как убитый Лехой.

Первыми спустились их женщины — одна, судя по всему, мать, затем две сестры, девушки лет двадцати с небольшим. Следом пошли дети, три девчонки-подростка (возможно, погодки) и мальчуган-дошколенок с обезоруживающе милым и добрым лицом. Все хорошо одетые, сытые и все бы хорошо, если бы в их взглядах читалась настороженность и мрачное предостережение, недвусмысленно гласящее: «мы этого не забудем. Месть будет страшна».

Несмотря ни на что, детей все же жаль. Их психика понесла невосполнимый урон, о чем лично я искренне сожалею, но избежать этого у нас бы никак не получилось. Ребята и так нагляделись такого, чего, как говорится, не развидеть.

Наконец, показалась Семенова Машка, с огромным свежим фингалом, фиолетовым пятном охватывающим глаз. Леха от возмущения аж поперхнулся, и я воспользовался этой секундной заминкой и, склонившись, негромко напомнил ему, что ни в коем случае не надо лезть в драку. Машку отпустят, пусть и с «фиником», но живую и здоровую, а лицо заживет, никуда не денется.

Она подарила нам слабую, но счастливую и благодарную улыбку. Рядом с Машей стояли еще две пленницы, тоже молодые, нам решительно не знакомые.

Наконец, нашу процессию замкнул последний ее участник, брат Хаима. Я заметил такую же крутую винтовку, напоминающую оружие Хельмута. Он в последний момент вдруг вскочил на лестницу, но лишь для того, чтобы закрыть люк, а я уже успел подумать, что сейчас состоится последний, самый бессмысленный и беспощадный раунд.

Нас набилось уже пятнадцать человек, что для межкомнатной площадки третьего этажа оказалось маловато — мы с Лехой оказались выдавлены на ведущую вниз лестницу. Спиной вперед мы начали спускаться, не выпуская Мессуди из виду, но напряжение все равно спало. Семейные узы важны для них, и никто из этих людей не начнет палить в условиях, когда велик шанс потерять мать, сестру или сына.

Так и вышло. Мы спокойно спустились вниз, где Машка, едва завидев «замаскировавшегося» за какой-то тумбочкой Семена, с нечеловеческим воплем кинулась ему на шею. Ну, Семен, разведчик, и секунды не прошло, как раскрыли.

Показались из укрытий и двое других ребят, также воссоединившиеся со своими подругами. Только Бастиан стоял один возле дивана, за которым держал засаду. Выпрямился, как-то странно посмотрел на все это дело и резко отвернулся. Мне почудилось даже, что его лицо странно при этом перекосилось, но ручаться не берусь. Я уже был наслышан о его трагедии. Она меня не тронула, если честно, потому что на этом этапе уже ничто не могло взволновать наши потрепанные умы и души.

— Ступайте, — обратился Хельмут к Хаиму по-английски, для всеобщего понимания. — Мы для порядка держим вас на мушке, но стрелять не станем, и ты это знаешь. Просто уезжайте, и все.

— Мы вернемся сюда, — честно и жестко сказал Хаим. — Обязательно. И очень скоро.

— Знаю, потому здесь мы не задержимся. Все, вон отсюда.

И Мессуди ушли. Тихо, затаив обжигающую их души злобу и со всхлипами скользя глазами по убитым сородичам, они расселись по двум машинам — Хаим занял здоровенный черный микроавтобус, здешний символ страха и смерти, а его братец — минивен мерседес. Женщины и дети как по команде, без суеты и спешки, чуть ли не с военной дисциплиной моментально распределились по местам, и транспорт синхронно отчалил. Как только хозяева дома скрылись вдали, Хельмут перевел дух, а потом встрепенулся и хлопнул себя по лбу:

— Берта, бедная, там с ума сошла уже, надо бы ее выпустить!

Собаку на дело не взяли — она старенькая, с ней будет много шума и мало проку, да и Хельмуту было слишком жалко ее. Берта обижалась и скулила, но в последнюю минуту согласилась остаться, хоть и недовольно фырча. Мы приоткрыли для нее окна, так что от недостатка воздуха псина точно не пострадает, разве что от скуки.

По богатой гостиной поплыл радостный галдеж — мы с Лехой подошли к слившимся в объятиях Машке с Семеном, остальные бывшие пленники тоже весело сюсюкали и тараторили между собой. Хельмут махнул Бастиану рукой, мол, пойдем за Бертой, когда наверху кто-то забарабанил в дверь.

Люди враз смолкли, встревоженно задрали головы кверху. Я с задумчивым видом тоже поднял глаза на потолок, как будто там можно отыскать ответ на вопрос «кто?». Увы, потолок не просвечивал. Может, показалось? Или упало что-нибудь, например.

После секундной паузы по двери замолотили снова. Я растерянно прошелся взглядом по собравшимся, и командование на себя в очередной раз взял Хельмут.

— Ты и твой друг, еще раз со мной. Бастиан, ты за старшего, всем снова укрыться и ждать.

Мы бегом поднялись на второй этаж. Стучали здесь, в первую же дверь по коридору справа. Хельмут посмотрел на Леху, потом на меня и крикнул:

— Кто здесь?!

Вместо ответа в дверь забились еще неистовее, дополнив картину парой сдавленных стонов. Должно быть, у жертвы заклеен рот. Мессуди, гады, рассовали невинных людей по разным комнатам, как зверей по клеткам. Или…

Нехорошие подозрения закрались в мою черепушку поздновато — Хельмут уже несся на дверь правым плечом, готовый к тарану. Когда полотно податливо хрустнуло и ввалилось внутрь, снизу донесся вопль Семена:

— Нет!!! Не ходите туда!

На Хельмута, как голодный тигр из засады, бросился высокий блондин в изорванной до состояния бесформенных лохмотьев одежде. Он вытолкнул старика в коридор, да так сильно, что тот врезался в стену затылком и остался сидеть недвижимо, с закрытыми глазами и странно искривившимся ртом.

По лестнице загрохотали шаги — должно быть, Семена — я поднял пистолет, готовый стрелять, а долбаный зомби с нечеловеческой скоростью крутнулся, изменил траекторию и в стремительном броске свалил Леху на пол. Тот взревел от злости и боли — монстр впился ему в выставленную руку. Под напором зубов кожа лопнула, и кровь хлынула на белый и мягкий ковер коридора. И зачем Леха оставил спортивную кофту на первом этаже, оставшись в одной футболке? Гладкая ткань могла бы защитить, за нее так не ухватишься. Разгоряченный рэмбо, блин. Это же приговор, все, конец.

Разражаясь самым отборным матом, я подскочил и трижды размашисто обрушил рукоять пистолета на затылок зомби, прежде чем тот, наконец, разжал зубы. Стрелять было боязно, я мог задеть Леху. А, наверное, лучше бы и задел. Как бы случайно.

Друг торопливо столкнул с себя бесчувственного верзилу, подтянул автомат и, не вставая, прошелся по глыбой развалившемуся блондину длинной очередью, от чего тело последнего мелко задергалось в такт выстрелам. Я, кажется, оглох насовсем.

— Леха, блин, да как же так! — в отчаянии воскликнул подбежавший Семен и всплеснул руками. Он, наверное, кричал громко, но для меня слова звучали тихо, словно издалека, и я едва различал их, читая по губам.

Леха молча покачал головой и посмотрел на кровящую руку — зомби прокусил мягкую ткань на внутренней стороне предплечья. Он все понял, развитие дальнейших событий было донельзя предсказуемым.

Друг переменился в лице и поднял глаза на нас с Семеном.

— Парни, мы с вами друзья, не забывайте, — голос Лехи мелко дрожал, в этот раз он даже и не скрывал волнения. Он еще был весь на взводе, на эмоциях, еще толком не успел как следует испугаться и все понять.

— Не, иди-ка ты нафиг, — перебил его я, уже понимаю, к чему клонит Леха.

— Я щас отключусь, уже голову кружит, мужики, — признался тот и сделал странный мелкий шаг влево, как будто голову кружило в самом деле. — Видать, укусил он меня удачно, это дерьмо уже в крови, до мозга добралось. По-людски прошу, не дайте мне стать таким же, а? Я бы это для вас сделал на раз-два — вы сами знаете.

— Хорошо, — спокойно проговорил Семен, глядя Лехе в лицо. — Дай мне автомат.

— Чего? — я непонимающе повернулся к Семену, хотя в душе был благодарен ему за решимость. Он сейчас собирается совершить единственно правильный поступок, мне бы лучше ему не мешать.

Руки на глазах прекращали слушаться Леху. Он весь сделался каким-то квелым, неповоротливым. Неуклюже, с третьей попытки он стащил оружие с шеи и положил его на пол, под ноги Семену.

Мы стояли и смотрели на Леху, постепенно переходящего в стан недавнего врага. Его глаза были полны молчаливого отчаяния, быстро тускневшего вместе с сознанием и памятью. Он успел еще раз оглядеть нас и даже попытался что-то сказать, но уже не успел, только в горле раз булькнуло.

Тело обмякло, расслабилось, и можно было подумать, что Леха просто присел, привалился к стеночке и решил вздремнуть. Только когда садишься сам, по своей воле, затылок не стучит о стену, а задница не плюхается на пол со всего маху. Из руки все еще капала кровь.

— Забирай немца и иди, Димыч, — Семен отдал распоряжение таким тоном, какого я еще не слышал. Очередное открытие — Семен способен командовать, причем так, что и мысли о непослушании не возникает.

Я поднял Хельмута на руки, забросил его на плечо и зашагал вниз — немец оказался чуть легче, чем я представлял, но такая нагрузка все равно заставила меня изрядно напрячься и двигаться медленно, боясь оступиться.

Оглянуться я не смог бы при всем желании. Когда раздался один короткий выстрел, я почти дотопал до первого этажа — оставалось две ступеньки. Хоть я и ждал этого звука, он все же заставил меня подскочить, и я с трудом удержал равновесие, а потом, чтобы не упасть, ускорил шаг, невзирая на ноющую от тяжести спину.

Внизу меня встретило шесть озабоченных лиц.

— Герр Хельмут! — Бастиан бросился ко мне, помог донести старика до дивана, затем прижал два пальца к шее. — Есть, пульс есть. Что там случилось?

Я сел, а, точнее, рухнул прямо на пол и рассказал в двух словах. Все скорбно промолчали. Вернулся Семен с АК на шее, подошел ко мне.

— Я поздно вспомнил об этом. К нам утром приходил их главный, которого убил Виктор, — поведал Семен все тем же загробным голосом и указал на высокого чуть полноватого молодого мужчину, тот неловко кивнул, будто здороваясь. — Они хотели взять кого-то из нас и поставить против зомби врукопашную. Ну, развлечения у них такие. Я совсем забыл про это, и ребята забыли. Увидели своих… Из головы просто вылетело, блин.

— Что уж теперь, — я раздраженно махнул рукой, еще не до конца отдавая отчет в том, что потерял второго близкого друга за два дня. — Специально того громилу заразили, чтоб потом веселиться, наблюдая, как дистрофик типа тебя, Семен, трепыхается в его объятиях. Не исключено, что и этот зомби у них появился точно так же — взяли в плен, бросили драться, парень убил тварь, но та успела, изловчилась как-то и заразила его. Либо же эти гады его заразили, специально.

— Не исключено, — вздохнул Семен, встал и пошел к Машке, заливающейся горючими слезами, чтобы обнять ее и погладить по растрепанной голове. Она слишком добрая, теперь еще будет себя корить, что отчасти Леха с Ванькой погибли из-за нее.

Я обвел глазами нашу компанию — Бастиан, склонившийся над бесчувственным Хельмутом, Семен с Машкой, еще один русский или, как минимум, русскоязычный с миниатюрной подругой-брюнеткой и худощавый, чуть смазливый парень с неформальной, на вид совершенно отвязной девицей с дырками от пирсинга на носу и бровях. Вот это набор, ничего не скажешь.

Ощущение того, что придется брать вожжи, пришло само — ну, а кому еще это здесь под силу? Хельмут видит цветные сны, Леха мертв, Бастиан недееспособен как лидер, а остальные слишком заняты созерцанием своих половинок. Ликование, вызванное воссоединением, дурманит их мозг похлеще алкоголя, так что наделять полномочиями руководителя кого-то из них — по меньшей мере глупо. Все будут благодарны мне за инициативу.

Да и мы ж теперь вроде герои, освободили, перестреляли кучу выродков, разбросанных теперь по полу в случайном порядке. Я и сам себя зауважал куда больше. Оказывается, гожусь на что-то, не прячусь за чужими спинами… Так, стоп, отставить. Дифирамбы сам себе спою в другой раз, пора делать из этого гнилого дома ноги.

— Внимание всем! В общем, дело такое. Боюсь, что хозяева сюда вернутся, и очень скоро. Еще боюсь, что некоторые из них все же отсутствовали в момент нашей спецоперации, и в данный момент их оповещают (или уже оповестили) о случившемся те, кого мы отпустили. Словом, надо делать отсюда ноги и поживее, больше нам так не повезет — лимит дерзости и неожиданности исчерпан. Если Мессуди сейчас тут объявятся, нам придется худо, сами понимаете.

Понимали все. Во всяком случае, никаких дискуссий и споров не разгорелось. Ответом на речь стали согласные кивки, и мои указания начали выполняться сразу и безукоризненно.

Хельмута погрузили в его пассат, на заднее сиденье, потеснив Берту. Та разразилась неистовым лаем и наотрез отказывалась отходить от хозяина. Пришлось оставить ее на полу сзади, за передними сиденьями — как разжиревшая собака, похожая на покрытую шерстью немецкую колбаску, помещалась в столь узком пространстве и не испытывала при этом видимых неудобств, я так и не понял. Поразмыслив пару секунд, на всякий пожарный отодвинул водительское кресло чуть не до упора вперед, чтобы сердобольная собака точно не пострадала.

Бастиан плюхнулся справа, я занял ставшее тесноватым место водителя, уступив форд Семену с Машкой и неформальной паре, Терри и Керстин. Парень водить не умел, а Керстин неважно себя чувствовала — когда мы пошли на штурм, ей как раз пользовался младший брат, Заур, ушедший живым, на своих двоих вместе с Хаимом. Да-да, а вы как думали, для чего в «плен» так охотно брали девушек? Хаим был единственным женатым и (пока) целомудренным среди братьев, и его супруга, а также мать с двоюродной родней благополучно эвакуировались. Блин, рано же мы их отпустили, надо было достоинства отстрелить. Хотя, слово «достоинство» к таким людям неприменимо. Возможно, как и слово «люди».

Наконец, Виктор — тот самый русский — и его спутница из Франции Беатрис расположились в спортивном «мицубиси». На нем, наверное, колесил один из бесчисленных родичей Хаима, из тех, что помоложе. Скорее всего, хозяин машины медленно остывал где-то в коридоре или гостиной.

Четкого маршрута и плана у меня, разумеется, на тот момент не было. Я просто поехал, куда глаза глядят, чтобы вывести нас как можно дальше из опасного места. Сколько нужно проехать? Десять километров, тридцать, сто? Пока не знаю, будем посмотреть, как говорится. Бензина в достатке, сил вроде тоже.

— Палец…

Я мотнул головой направо, но это слово произнес не Бастиан, встретивший меня удивленным взглядом — он-то думал, что это я. Но это оказался Хельмут.

— Палец… Кассандра! — тихо говорил пожилой немец, и Берта воодушевленно запыхтела, а потом тихонько заскулила, радуясь за хозяина и тыкая шерстяным лбом ему в лицо.

— Хельмут, о чем вы? — нахмурился я — мы только что выехали на шоссе, и мне предстояло первым продираться сквозь основательное автомобильное кладбище, судя по всему, растянувшееся не на один километр. Дорога в противоположную сторону пустовала, но как раз оттуда и могли появиться наши заклятые враги, а снова пересекаться с ними совсем не хотелось. Они повернули налево, это мы все видели.

— Трезубец, я о том трезубце из сна, чего тут непонятного! Греция, это Греция, — Хельмут, наконец, очнулся окончательно и разразился громким, счастливым смехом, странным образом гармонировавшим с его, в сущности, доброй, но немного хмурой и закрытой натурой. — Это ведь отель на одном из греческих пальцев, ребята, у меня там был медовый месяц, годков этак сорок назад. Мы, молодожены, то есть, снимали домик, а по соседству стоял отель — «Трезубец Посейдона», он самый. Когда-то двухэтажный, но, судя по твоим словам, ему надстроили третий. Что ж, теперь мы знаем, куда ехать. Разбудите меня, когда будет остановка, мне пока нездоровится — голову кружит, как на карусели…

Едва договорив, Хельмут снова уронил голову на сиденье и почти сразу захрапел. Я же тем временем уже прикидывал в уме, успеем ли мы добраться на другой конец Европы за те полтора-два дня, что отмерил нам незнакомец. По всему выходило, что успеем, даже если где-то придется задержаться или сбавить темп. Но, как выяснилось позже, незнакомца я слушал невнимательно и не учел одну очень важную вещь.