Темный контракт. Том 2

Глава 8

Лёгкая дрёма укрывала сознание. Ещё не сон, но уже и не бодрствование. Грань, на которую меня привели лекарства. Что-то вроде осознанного сна. Вот только осознавал я при этом не себя, а свой дом.

Он тянулся ко мне. Его энергия пыталась слиться со мной. Дом чувствовал себя виноватым за то, что не защитил Елену. Он даже понимал, что именно из-за этого я пострадал. И он хотел сделать всё возможное, чтобы помочь мне.

И я чувствовал… Чувствовал новым, необычным способом.

Лёгкая вибрация шагов на крыльце. Они, словно маленькие волны пробегали по махине дома. Незаметные, но не значит, что незамеченные. Двое — их шаги похожи, чеканные и чёткие, но одновременно чуть заметно различаются: одни более уверенные и живые, а в других чувствуется едва заметная скованность. И дом узнаёт те шаги, что более скованные — он их уже чувствовал — Виктор Александрович, глава полиции Петергофа.

Неужели за мной пришли? Странно… арестовать меня должны были либо сразу, либо вообще не арестовывать.

Я ощущал, как по дому прошла волна — то постучались во входную дверь. Лёгкая вибрация прошла по полу — то скользила Елена. Дом помнил лёгкий шаг той, кто о нем заботился. Ему нравилось тепло её рук и та нежность, с которой она хлопотала по хозяйству.

Открылась дверь, и я ощутил, что полотно двери слегка скребёт по косяку. Скрипа ещё нет, но дому это всё равно не нравится.

— Доброго дня! Мы бы хотели посетить господина Тёмного, — впитался в облицовку стен сильный голос человека в возрасте.

Дом не знал этого человека и голоса. Но вот я его узнал — старший Некифоров. Мой «любезный» заказчик, выполняя чей заказ я так надорвался.

— Господин Тёмный в данный момент восстанавливается после полученных ранений, — Елена говорила вежливо, но при этом непреклонно.

Дом чувствовал, как незаметно напряглись мышцы девушки — она была готова сражаться ради меня.

— Мы к нему по делу! — Виктор Александрович не хотел разбираться со слугой и попытался шагнуть за порог.

Дом почувствовал изменение давления.

Но вот шагнуть внутрь ему не дали — нога не коснулась пола. Зато Елена чуть изменила положение тела, преграждая полицейскому вход.

— Мой господин отдыхает! — голос Елены чуть заметно дребезжал. — Прошу, приходите завтра. Я могу вас записать на полдень, после посла Британской империи.

Намёк на то, кому приходится ждать своей очереди, был более чем прозрачный. И сказать по чести, я не знал, блефует ли Елена или говорит правду. Вот только каблук ботинка с силой впечатался в настил крыльца. Полицейский был недоволен задержкой.

Я не желал усиливать конфликт. Более того, я хотел поговорить с Некифоровым. Потому я попросил дом намекнуть Елене, что гостей стоит пропустить. И он откликнулся на мою просьбу: порыв сквозняка прошёлся по дому, открывая сразу несколько дверей по всему зданию.

Елена осмотрелась. Провела ладонью по стене дома. Задумалась. И, наконец, приняла решение.

— Либо вы можете подождать в гостиной, пока он проснётся и решит, сможет ли вас принять.

— Вот и отлично! — полицейский загрохотал внутрь помещения, не особо дожидаясь лёгких шагов девушки.

Некифоров, наоборот, оставался вежливым гостем, двигаясь вслед за сопровождающей. Виктор Александрович рухнул на диванчик так, что ножки даже на несколько миллиметров скользнули по паркету. А вот бывший военный устроился вольготно, но всё же уважительно к обстановке.

— Вам подать напитки или может что-то перекусить? — Елена пыталась быть приятной хозяйкой.

— Проверьте Тёмного! Он нам нужен!

— Виктор! Повежливее! — одёрнул товарища Сергей Анатольевич. — Милая Елена, если позволите, то мы бы не отказались от чая.

Шаги Елены заскользили в сторону кухни. И стоило ей удалиться на несколько комнат, как Виктор Александрович тихо заговорил, так, чтобы слуга не могла его услышать:

— Зря ты пришёл! Зря! Давай вернёмся! — в голосе в равной мере смешалось раздражение и злость. А ещё вызов. Словно бы полицейский знал, что его слышат, или рассчитывал, что у дома есть охранная система, за которой я слежу. — Не стоит лишний раз связываться с Тёмным. Ни к чему хорошему это не приведёт!

— Виктор, что ты на него так взъелся? — спокойствие, даже умиротворённость Некифорова в голосе нравилась дому. — Молодой человек выполнил мой контракт. Выполнил меньше чем за неделю! Роман и слышать ничего не хочет о Безрукове. Чем не показатель успешности его действий? И при этом Тёмный пострадал. Я, как человек чести, должен встретиться с ним и поблагодарить его. А как человек слова должен закрыть контракт! Все честь по чести.

— Закрыть контракт можно было просто переведя остаток суммы ему на счёт. Переться к нему — это откровенная блажь! Ты ещё пожалеешь, что заключил с ним контракт…

Виктор Александрович хотел что-то ещё сказать, но поперхнулся собственными словами. А вот нечего идти против буквы контракта о неразглашении. Вот только это не остановило гостя от продолжения своего недовольного шёпота в другом русле:

— Может, он и выполнил твой контракт, но при этом подставился! Или ты думаешь, что Безруковы спустят на тормозах, что их сына публично унизили? И тебе, а также Роману лучше не быть рядом с Тёмным, когда его попытаются раздавить!

— Обвинений Тёмному не предъявили! — строго и веско припечатал Некифоров. — Роман мне рассказал, что там произошло. Пусть сами Безруковы молятся, чтобы Тёмный им обвинения не выставил. Мой сын тем более готов выступить свидетелем.

— Не глупи! Тёмный для Безруковых на один зуб. Они его раздавят и не заметят. Никакие обвинения не помогут. И твоя поддержка в том числе. И вообще, единственное, почему ему не предъявили обвинений — стрим, который вела Владовски с самого начала. Романтическая история о спасении слуги, — полицейский чуть не сплюнул, столько в его голосе было желчи. — Но он лишь отсрочит неизбежное…

В комнате повисла тягостная пауза, ознаменовавшая собой появление Елены. Лёгкий звон посуды стал символом поданного чая и сладостей. Запах коснулся панелей гостиной.

Дом не мог чувствовать вкусы или запахи. Но вот ощущение текстуры, лёгкое изменение влажности, перепад давлений — это всё ощущалось, словно мягкое поглаживание.

Но стоило девушке удалиться, как зазвучали слова:

— Просто признай, что ты в ярости, что тебе пришлось закрыть своё любимое детище — «Арену».

— Она разрушена! Почти до основания! — рык Виктора Александровича проник во все щели дома. — И это всё вина этого англичанина! Я не знаю, что он там сотворил во время боя… Но никакая это не «эрозия фундамента»! Это он всё разрушил! Не бывает таких совпадений!

— Виктор! Он аристократ В-ранга! Он не способен на такие разрушения, — словно ребёнку начал втолковывать прописные истины Сергей Анатольевич. — Да, у него, возможно, специфическая магия… Да, он дошёл до своих лимитов. И ты видишь, к чему это привело. Он едва живой!

— Всё это брехня! — я ощутил колебание пола — полицейский поднялся на ноги. — И я не хочу в этом участвовать!

— Не психуй… — попытался усмирить друга Некифоров.

— Иди к нему один! От меня можешь передать, что пока что к нему у полиции Петергофа нет претензий. Но это лишь пока… пусть ждёт слова Безруковых!

И не дожидаясь ответа, он зашагал на выход.

Я открыл глаза. Елена стояла рядом со мной. Дом поведал мне, что она пришла. И я улыбнулся своей первой помощнице.

Служанка тут же подскочила, чтобы взбить подушки и отрапортовать о последних новостях. Но я её опередил:

— Пригласи Сергея Анатольевича, — и чуть помедлив, решил: — А ещё держи наготове мою сумку с контрактами.

— Сделаю, господин…

Девушка, было, рванула исполнять моё распоряжение, но я сделал над собой усилие и сумел ухватить её за тёплые пальцы. Елена опустила на меня удивлённый взгляд, а я поднял на неё спокойный, чуть оценивающий и произнёс чётко, выделяя каждое слово:

— Ты. Ни в чем. Не виновата. Ты. Поступила. Правильно. Ты. Выжила. И это самое главное.

Пальцы девушки задрожали. Губы тоже дрогнули. И я услышал едва различимо:

— Господин… Это я должна вас защищать! Я должна быть вашим щитом. А из-за меня…

— Из-за тебя мой план прошёл так, как должно! — сложно быть властным, когда ты прикован к постели и едва шевелишь губами. — Или ты думала, что нападение на мой дом могло произойти без моего ведома?

Я врал. Беззастенчиво врал в лицо. Разумеется, часть с похищением я не планировал. Но я знал Елену. Знал, что её будет терзать от того, что она оказалась слаба и попала в плен. Вот только разбитый и сломленный слуга мне не нужен. Потому лучше побыть злобным гением и взять вину на себя. Я здесь главный и я за всё отвечаю!

— А мне вы не могли просто сказать, чтобы я более реалистично играла?

Елена была рада поверить моей лжи, ведь она была так притягательна. Пусть это не очищало её совесть, но позволяла примириться со случившимся.

— В том числе. И скоро ты поймёшь, зачем это было, — я вздохнул. Выдохнул. Длинные речи всё же утомительны: — Ты. Моя. Семья. Ради тебя. Я пойду на всё. Ты это понимаешь? — посмотрел я на неё, чуть сильнее сжав ладонь.

Елена нашла в себе силы кивнуть. И лишь тогда я отпустил пальцы своего самого первого и самого верного слуги. Да, она сама должна знать эти банальности, просто иногда следует об этом напоминать.

Я чуть было её не потерял. И напомнить никогда не лишне. В первую очередь себе.

Елена выпорхнула из комнаты.

Оставшись один, я откинулся на подушки. Взгляд мой устремился на Когтя, что мирно дремал в клетке в другом конце комнаты. Я смотрел на него и ничего не чувствовал. Полная опустошённость. Пугающий штиль. А в ушах гремела фраза из недавнего кошмара: «Ты доволен?»

В этой пустоте я чуть не пропустил появление Некифорова. Мужчина вошёл тихо, со всем уважением к больному… То есть ко мне. Было бы даже приятно, если бы тело не окостенело, а эмоции не вызывали боль. Но это мне не помешало заговорить первым:

— Сергей Анатольевич, я бы хотел потребовать у вас закрытия контракта и исполнения просьбы, что оговаривалось отдельным пунктом!

От столь резкого начала бывший военный даже на полшага отступил. Но сразу же приосанился, а речь его была уверенной:

— Я готов вас выслушать.

— Моя просьба заключается в том, чтобы вы позволили вашему сыну Роману отказаться от пути военного, если он, разумеется, того пожелает. Вы не будете чинить ему каких-либо препятствий или иными способами противиться его решению.

В груди аж заболело от такой длинной речи. Но мои неудобства не шли ни в какое сравнение с гаммой чувств на лице мужчины.

Сначала возмущение, граничащее с яростью: «Как же, кто-то посмел покуситься на внутреннее дело его семьи!»

Затем недоумение от столь странной просьбы: «Я мог потребовать очень много, но выбрал такую глупость!».

Следом подозрение, близкое к растерянности: «Что-то тут не так!».

Но наконец разум возобладал над чувствами и прозвучал вопрос, выверенный годами службы и опыта кадрового военного:

— Могу я узнать причины?

Скрывать правду было не в моих интересах. Тем более что просьбу я обозначил, а значит, согласно букве контракта, она должна быть выполнена. Вот только правда правде рознь — всё от того, как её преподать.

Передо мной человек военный, слегка закостенелый во взглядах. И очень властный. А значит, противоречить ему не стоит — это вызовет лишь отторжение.

Следует сыграть на его уверенности в себе. В том, что он ценит свою семью. В конце концов, на его чести, тем более она для него не пустой звук. Собственно, на этом я уже играю, пригласив к себе, когда я в столь беспомощном состоянии, как он сам признал из-за «его контракта», я предстаю в образе раненого бойца. Практически героя!

Подлая манипуляция? Не спорю. Но она заставляет Некифорова чувствовать себя виноватым и ослабляет его внутренние щиты.

— Вы заключили контракт со мной… А я дал обещание о помощи вашему сыну. И я хочу его сдержать, — выгнутая бровь Сергея Анатольевича побуждала продолжать речь. — Ваш сын уважает вас очень сильно. Настолько сильно, что готов выполнять любое ваше слово…

— Я действую в его интересах, — значимо кивнул мужчина.

— Роман принял ваш выбор супруги, что должна создать уют в доме…

Глаза Некифорова недобро сверкнули, намекая, что это не моё дело. Но я не останавливался, не в такой удобный момент:

— Он принял ваш выбор друзей…

Вот тут мужчина опустил глаза и чуть поёжился, понимая, что хоть и поступал правильно, но манипулировал сыном, в том числе для собственной выгоды.

— И он принял профессию, что вы для него выбрали, не сказав ни слова…

Кулаки Некифорова сжались в раздражении — я давил на чувства, которые военный не привык раскрывать перед другими. Ему было некомфортно от того, о чём я говорил.

— К чему это ты ведёшь?

— К тому, чтобы узнать: зачем вы всё это делаете?

— Как и любой отец, чтобы Роману было лучше! Чтобы он не наделал глупостей и ошибок! Чтобы прожил долгую, достойную и счастливую жизнь!

Достойные и хорошие слова. Правильные… И одновременно немного наивные. Такие, какие должен сказать любящий родитель. И я разбил мирок Некифорова всего парой слов:

— Вы не справляетесь! — рявкнул я и тут же закашлялся.

Вспышка ярости, что должна была опалить меня за эти слова, схлынула так и не начавшись. Сергей Анатольевич вздрогнул, а после почти на рефлексах дал мне попить.

Выпив пару глотков, я продолжил:

— Вы не сможете спасти сына от всех ошибок, которые он совершит в своей жизни… вы не сможете постоянно нанимать меня, чтобы я разруливал проблемы. Рано или поздно Роману придётся самому встретиться с суровой реальностью.

— К чему это ты ведёшь? — военный был упрям, но я видел, что за этим упрямством скрывается понимание того, к чему я веду, просто он сам не хочет признавать это.

— Скажите, почему вы обратились за помощью с Безруковым только сейчас? Почти год спустя после их знакомства?

Я заронил семя, но Некифоров должен сам его взрастить. Удобрить аргументами. Полить слезами размышления. Осветить солнцем принятия. И по тому, каким хмурым было лицо военного, он начал понимать, к чему я веду. И как бы он ни хотел отмолчаться, но нехотя признался.

— Он начал оживать, впервые после смерти матери… Он начал встречаться с друзьями. Гулять. Ходить по вечеринкам. И это было хорошо… Пока не стало переходить границы.

— Безруков, безусловно, манипулировал вашим сыном, — я поспешил прервать собеседника, пока правильный посыл не перешёл в негатив. — Он его использовал… И когда он увидел, кто такой на самом деле Безруков, то понял многое о себе. Разве не так?

— Он вырос! — с явной неохотой признал мужчина. — После того, как он вернулся домой… Я видел его взгляд. Он стал взрослее.

— А сумел бы он через это пройти, если бы действовал только по вашей указке⁈ — в ответ тишина. — А сколько таких уроков его ещё ждёт? — вновь тишина. — И разве не лучше получить их в юности, когда ум гибкий, нежели через года, когда вы не сможете помочь, и невзгоды сломают парня, и он будет жалеть о каждом своём выборе?

— Что ты хочешь этим сказать?

Мои слова с трудом прорывались сквозь мировоззрение военного.

— Ваш сын не хочет быть военным, — желваки Сергея Анатольевича загуляли. Но он промолчал и это стало сигналом к тому, чтобы я продолжил: — Ваш сын хочет по-другому служить родине. Он хочет стать дипломатом. Он хочет решать конфликты до того, как они дойдут до кровопролития.

Некифоров отвернулся от меня. Он сделал несколько шагов по комнате. Замер. Я практически слышал, как скрипят зубы старого отставного бойца. Как он возмущён… и как он встревожен.

Вспомнился собственный отец. Он был чем-то похож на Некифорова. Им тоже было сложно манипулировать.

— Дипломатом, говоришь? — протяжно выдохнул мужчина. — Так почему он мне это не сказал? Думаешь, я был бы против?

Сергей Анатольевич обернулся и в его взгляде таилась печаль. Простая человеческая печаль… И ответить на эти вопросы я не мог. Но Некифорову и не нужны были ответы. Он понимал, что как отец он далеко не идеален. Но это не значит, что он не любит своего сына…

— Я выполню твою просьбу! Но при одном условии: если Роман сам выскажет своё желание изменить карьеру, — припечатал мужчина. — А ты, Тёмный… Ты имеешь право на ещё одну просьбу. Мой долг перед тобой не закрыт, ведь то, что ты попросил, лишь внутреннее дело моей семьи, и я не буду считать подобное частью оплаты. Моё слово.

И мужчина в пару шагов дошёл до двери из комнаты. И уже стоя на выходе, он вдруг бросил:

— И ещё… Если Роман действительно хочет быть дипломатом, то я посоветую ему обратиться к тебе. Лучшей практики ему не найти.

Дверь хлопнула. А я улыбнулся… Всё прошло так, как я хотел. Без контракта, конечно. Но кажется, я только что получил в рабство своего первого ученика. Разумеется, он это поймёт далеко не сразу, но тем не менее.

Негодование окутывало главу полиции Петергофа. Никто! Совершенно никто не мог понять его ярости в отношении Тёмного!

Нет, безусловно, все ему сочувствовали из-за закрытия «Арены». Интересовались, как дела у его друга Некифорова с сыном. Но вот понять его они не могли!

А Виктор Александрович не мог рассказать! Проклятый контракт держал его рот закрытым! И что самое отвратительное — обследование ничего не выявило. Никаких инородных элементов в крови или в мозгу! Никаких магических структур… по крайне мере, при базовом исследовании. Ни-че-го!

Это просто выводило полицейского из себя!

А ещё больше злила его эта изворотливость Тёмного! Его требования были смешны. Дела, за которые он брался, казались невыполнимы. Но он, как назло, справлялся! Обещания этого паршивца сбывались. Он свалил главу рода Трощеных! Закрыл «Арену», на которую было потрачено столько сил! Рассорил Некифорова и Безрукова.

И списать на случайность это было нельзя. И совершенно непонятно, как он это делал.

Использовать против «мастера контрактов» своё влияние не было возможности всё из-за того же контракта. Была надежда на Безрукова — не зря же он сдал ему «Арену», а после ещё и придержал полицию? Но и та не оправдалась!

Звонок коммуникатора заставил встрепенуться, а мощная рука чуть не раздавила небольшой приборчик.

— Слушаю! — прорычал он собеседнику.

Ответом ему стал спокойный голос. Услышав его, полицейский вздрогнул и словно бы приосанился. А затем стал внимательно слушать, что ему говорят с другого конца. Односторонний разговор длился практически пять минут. И под конец Виктор Александрович не выдержал:

— Хотите сказать, что такого человека, как Артур Тёмный не существует⁈ Только официальные бумаги, но никаких цифровых следов и свидетелей⁈ Вы уверены?

В ответ что-то ответили, и Виктор Александрович сразу же стушевался.

— Понял! Понял! Кицуне, не совершайте ошибок! Ваш гонорар я переведу в течение часа. А если сумеете отыскать, кто же скрывается за маской Артура Тёмного, то я утрою гонорар!

Собеседник не стал отвечать, и связь отключилась. А вот Виктор Александрович остановился и задумчиво уставился в небо.

— И кто же ты тогда такой, Тёмный?