Тело архимага

Глава 26, в которой Мелисенту пытаются обидеть, а тюрьма оказывается очень популярным местом

Я думала, после разговора с адвокатом меня снова отведут к следователю, но меня препроводили в камеру и вручили миску с тем, что должно было быть супом, но не заслуживало этого гордого имени. Где вчерашний тюремщик брал те вкусные блюда? В столовой Совета? Я уныло похлебала баланду и похвалила себя: припрятанный со вчерашнего дня кусок хлеба лежал в моем кармане и очень мне пригодился.

Я попыталась прилечь и поспать, но окрик тюремщика согнал меня с топчана. Оказывается, днем на кровати лежать запрещено. А если не спать, то заняться было абсолютно нечем. Похоже, самое ужасное тут — это бессмысленное времяпрепровождение. Спросила, нет ли книг, в ответ узнала, что подследственные могут читать только обвинительное заключение. А писать?

Да пожалуйста! Только все написанное должно быть представлено следователю на проверку.

Ну и ладно. Пусть только карандаш и бумагу принесут.

Получив желаемое, я пристроилась около столика и стала размышлять, одновременно рисуя всякие рожи и загогулины на листочках очень плохой серой бумаги. Когда-то я придумала этот метод. На некоторых дисциплинах нельзя было ничего записывать, так как сведения считались секретными. Так я приладилась рисовать, а затем по собственному рисунку могла повторить лекцию слово в слово. Вот только кроме меня разобрать тут никто ничего не мог. Кстати, содержание тех лекций я помню до сих пор, а вот связь текста с рисунком со временем полностью утрачивается. Если сейчас найти мои каля-маля тех времен, я не вспомню, к чему относится тот или иной листок.

Для начала я воспроизвела в уме свой собственный рассказ, чтобы не сбиться и не спутаться, когда меня начнет допрашивать Астралон. Это была картинка номер один. Картинка номер два относилась к тем усовершенствованиям, которые я хотела внести в мой эликсир, включая и вариант для мужчин. В третьей картинке я постаралась изложить свои соображения о том, кто и как сумел подставить Ала и лишить его тела.

Оказалось, графическая форма для этого подходит лучше словесной! Эдилиен с Сосипатрой расположились во внешнем круге, еще дальше оказался Ригодон, а во внутреннем остались только дамы: Теодолинда с Мартонией. Единственное, чего мне не хватало — это прямой улики, на них указывающей. Общие соображения к делу не подошьешь.

Оказалось, мое творчество затянулось до ужина, на который мне принесли все ту же отвратную кашу. Я поковыряла ее, но доедать не стала. Да, сегодня меня сторожит отъявленный службист, где только такую дрянь добыл? Или ее специально для заключенных готовят, чтобы жизнь сахаром не казалась?

Вспомнились слова вчерашнего лояльного тюремщика: завтра меня ждут унижения и страдания. Придется перетерпеть, или…

В сущности, закон запрещает тюремщикам издеваться над своими подопечными, особенно в камерах предварительного заключения. Но это правило спокойно можно не соблюдать, а безнаказанно тешить на беззащитных свою жажду власти и страсть к мучительству. Те, кто отсюда выходят на эшафот, не имеют шанса пожаловаться на плохое обращение, а те, кого выпускают оправданными, от радости об этом забывают. Но это мужчины. А я женщина и знаю: издевательства над нами могут быть очень изощренными и гнусными, поэтому буду жаловаться с первого же раза, иначе могу повеситься раньше, чем дело дойдет до суда.

Для этого мне необходимы доказательства. Надо подготовиться.

Что там сказано в правилах? Можно использовать бытовую магию? А учебную? Заклинание памяти, наложенное на предмет? Мы использовали его для того чтобы записать лекцию, которую по каким-либо причинам приходилось пропустить. Действие его недолговременное, до декады, не больше. Зато можно накладывать практически на что угодно, лишь бы имело волокнистую структуру. Обычно в дело шли куски веревки.

У меня веревки нет, у меня только тесемка от моей мантии. Короткая, в ладонь, но мне больше и не надо. Если тюремщик будет доставать, на следующем же допросе пожалуюсь следователю и предъявлю доказательство. Хорошо бы это сделать в присутствии Игеррана.

Приняв такое решение, я взялась за работу. Сняла мантию, вывернула и проверила все внутренние тесемки. Их тут видимо-невидимо, пришиты для того, чтобы мантию при случае можно было по фигуре задрапировать. Одна готова оторваться, висит на ниточке, отлично!

Я дернула тесемку, разложила рядом с собой на столике и приготовилась колдовать. Для нас, слабых магов, есть два факультета: зелья и артефакты. Если ими уметь пользоваться, то можно уделать даже очень сильного боевого мага, правда, не на поле боя и не слишком умного. Надо сказать, на боевке дураков хватает, туда идут самые сильные, а сказано же: сила есть, ума не надо!

Хотя мое сердце навеки было отдано зельеварению, но артефактам я тоже в свое время отдала дань. На одних эликсирах далеко не уедешь. Поэтому сейчас тесемка быстро и радостно превращалась в записывающее устройство. Только звук, без картинки, но и этого довольно.

Поначалу я опасалась, не шарахнет ли меня молнией, но скоро успокоилась. Расчет оказался верным. Энергии это заклинание брало не больше, чем чистящее, видимо, поэтому камера приняла его за бытовое и не отреагировала.

Так, осталось два вопроса: что сделать спусковым крючком и куда ее поместить, чтобы все хорошенько зафиксировалось?

На второй вопрос ответ нашелся почти сразу. Привязала тесемочку к оковывающей дверь полосе железа: она в одном месте отставала от деревянной основы и мне удалось подсунуть под нее тонкую ленточку.

Спусковым крючком я поначалу хотела сделать чужой голос, но затем передумала. Тесемка короткая, объем записи небольшой… Вдруг этот козел не с самого начала станет надо мной глумиться? О! Щелчок пальцев! Пойдет.

Подготовив все к завтрашнему дню, я улеглась и мигом заснула.

Гиаллен приснился под утро. Был он хмур и задумчив.

— Мели, как ты? Был адвокат?

— Был. Сам мэтр Игерран. Я в шоке.

Он не стал выяснять, что меня так потрясло, спросил озабоченно:

— Девочка, ты с ним договорилась?

— Договорилась. Два процента от чистой прибыли в течение пяти лет.

— Умница моя, лучше чем я предполагал. А у меня не все так гладко. Ведьмы тело подлечили и резерв на набор магии инициировали, больше ничего делать не стали. Теперь как сам справлюсь.

Ни фига себе! Я думала, его быстренько в порядок приведут, а оно вон как. По себе знаю: меня Гиневра всего-навсего за руку взяла, и я стала как новенький золотой. Могли бы и Ала… Одной ведьме, положим, столько силы не прокачать, но если встанет ведьмин круг… Знаю, видела примеры. С того света людей возвращают и магией наливают под завязку.

— Ал, они же могли тебя совсем вылечить, и магически тоже.

— Могли, я сам не захотел. И теперь еле ноги таскаю.

Думаю, я догадалась, как именно ведьмы предложили ему восполнить недостающие силы. Для них это обычное дело, но вот почему Гиаллен отказался? Хочет передо мной выглядеть лучше, чем он есть? Напрасно. Задумалась, как ему об этом сказать, но не успела, он заговорил первым.

— Так что прийти к тебе на свидание, как собирался, не смогу. Извини.

Я уже готова была ему поведать, что он, как свидетель, не имеет права на свидание с подозреваемой и увидит меня не ранее чем на суде, но и тут промолчала. Пусть узнает это сам. А вот по предыдущей теме скажу свое веское мнение:

— Ал, если ведьмы готовы тебя восстановить полностью, не отказывайся. В любом случае с моей стороны претензий никаких. Главное чтобы ты был жив, здоров и силен.

— Добрая девочка, моя Мели. Что сказал адвокат?

— Что суд будет декады через три, есть время подготовиться.

— Ну и ладушки. Отдыхай, моя милая, набирайся сил. Да, после первого допроса полагаются свидания. Гиневра к тебе собиралась. Если тебе что-то надо, скажи, я пришлю.

Хорошая новость.

— Жратвы, и побольше. Тут такой гадостью кормят, я не могу это есть.

— Все понял, Спи, моя радость.

И я провалилась в глубокий крепкий сон.

Утром меня отвели на допрос сразу, как проснулась, даже завтрака не дали. В той же самой допросной меня встретил Астралон. Сидел за столом и пил чай, гаденыш. А у меня все внутри в трубочку от жажды заворачивалось, но мне он даже глотка воды не предложил.

Вопросов он мне задавать не стал, просто сидел напротив, прихлебывая душистый напиток, и сверлил взглядом. Чего он дожидается?

Это стало ясно примерно через полчаса, когда в кабинет влетел мэтр Игерран и плюхнулся на свободный стул в углу.

— Я уже здесь, можете начинать, уважаемый Астралон.

Тот сухо кивнул адвокату и обратился наконец ко мне:

— Ну, в прошлый раз мы выяснили Вашу личность, Мелисента Мери, сегодня поговорим по существу. Что Вы можете сказать по сути предъявленных Вам обвинений?

— А зачитайте мне их еще раз, что-то я не помню.

Мужик не поленился, достал из стола бумагу и зачитал:

— Первое. Вы совершили в отведенном Вам казенном помещении акт черной магии, абсолютно запретный на территории Валариэтана. Второе. Вы скрыли от Совета Магов нахождение на вверенном Вам помещении невоплощенного духа, которого воплотили путем черномагического ритуала. Третье: Вы способствовали совершению этого преступления другими лицами.

И тут я перешла в наступление.

— Не поняла сути обвинений, поэтому ничего сказать не могу. По-моему, это бредятина. Первое и третье утверждение противоречат друг другу. Преступление совершила или я, или третьи лица, меня нельзя обвинить сразу и в том, и в этом. Это раз. Никакой конкретики, это два. Какой-такой черномагический ритуал я совершила? Я, маг третьего уровня силы? Они мне принципиально недоступны. Следующее. О каком невоплощенном духе идет речь, где я его взяла и во что воплотила? И еще: назовите, пожалуйста, третьих лиц, о которых идет речь. Тогда я попытаюсь ответить.

Вообще, они тут плохо подготовились. Думали, с девочкой легко сладят. Обломись! Астралон был в шоке. Он такого от меня не ожидал. Посидел пару минут, тараща глазки, и переменил фронт:

— Мелисента Мери, Вы готовы отвечать на конкретные вопросы?

— Да, пожалуйста.

— Когда Вы прибыли на Остров Магов?

….

В общем, он вытянул из меня всю мою историю по вопросам. Сидевший в углу мэтр Игерран молчал, прикрыв глаза, но не спал, а внимательно слушал. Я время от времени на него поглядывала, и он каждый раз он отправлял мне одобрительный взгляд.

Часа через два, когда у меня уже язык не ворочался, а в горле свербило, как будто его кошки драли, кто-то постучал и вызвал Астралона. Не успел он выйти, как мэтр достал откуда-то из складок своего одеяния бутылку с водой:

— Пей, быстро!

И, пока я, захлебываясь от восторга, утоляла мучающую меня жажду, заметил:

— Знаю я Астралона. Тебе, небось, с утра напиться не дали, чтобы была податливее.

Стоило в коридоре зазвучать шагам, как он отнял бутылку и снова спрятал ее. Можно подумать, ничего и не было. Зато я теперь была готова вынести что угодно.

Следователь вошел и продолжил с того места, на котором прервался:

— Итак, Ваша тяга взорвалась. По какой причине произошел взрыв?

Эх, этот вопрос мы с Игерраном не проговаривали. Сказать, что по моей ошибке?

— Не могу точно сказать. Вероятно, в чем-то я допустила ошибку. Или в заклинании, или в подборе трав. После травмы я не могу восстановить в уме порядок действий.

— То есть, Вы никого в этом не обвиняете?

— У меня нет таких оснований, а бездоказательно я никого обвинять не хочу.

Игерран украдкой показал мне большой палец. Уф, выкрутилась.

Дальше было совсем неинтересно, до того как я начала рассказывать про лорда Кориолана. Меня тут же прервали и отправили в камеру. Интересно, почему?

У ее дверей меня встретил третий тюремщик. Мерзотный, надо сказать дядечка: немолодой, коротконогий и толстобрюхий, да вдобавок еще глазки жиром заплыли и морда поперек себя шире. Такая красная рожа с сизым носом и гнусным выражением бывает у старых портовых кабатчиков, привыкших обирать и грабить загулявших постояльцев. Узрел меня и возрадовался раньше времени:

— Надо же, какая цыпочка, и к нам. Ну, иди-иди, куколка.

Он подтолкнул меня в камеру, одновременно ущипнув за попу. Больно, между прочим, с вывертом. Я пискнула, стараясь пробежать внутрь как можно глубже. Знаю, ему сюда без сопровождающего входить запрещено.

Он и не пошел. Закрыл дверь и сунул рожу в окошко:

— Выпендриваться вздумала? Не рано ли?

Я ответила как можно более холодно:

— Не могли бы Вы принести мне обед?

Это он не знает, а щелчок пальцами прозвучал еще тогда, когда эта мразь покусилась на мою пятую точку. Так что надо активнее его провоцировать: все фиксируется. Придурок охотно шел мне навстречу.

— Обойдешься, курочка! Дала бы дядюшке Рогусу себя немножечко пощупать, сейчас бы уже ела вкусненькую кашку. А так… Сиди голодная, дрянь!

Молодец, сам свое имя назвал, чтобы уж без сомнений. Сейчас надо сообщить, что я пожалуюсь. Пусть он покажет свою безнаказанность.

— Вы не имеете права лишать меня питания. Я буду жаловаться.

Мужичок захохотал с подвизгиваниями, так его развеселила моя реплика.

— Жалуйся сколько влезет. Кто ж тебе поверит? Уже сколько таких жаловалось, и где они теперь? А дядюшка Рогус тут, на страже.

Хотелось мне заорать на него и ногами затопать, обозвать подонком, но я же должна выглядеть идеально. Поэтому сказала спокойным голосом:

— Вы нарушаете закон!

Похоже, я его разозлила.

— Это кто закон нарушает? Это ты мне говорить будешь, рвань тюремная, крысиный помет! В общем так, сегодня я добрый. Отсосешь у дядюшки, и получишь свой обед. А нет… Я к тебе в камеру на ночь крыс пущу, развлечешься.

Крыс я не боюсь, у меня для них вполне себе бытовое заклинание припасено: антикрысин. Напишу мелом на полу — ни один грызун не сунется. Мел в одном из карманов кажется завалялся. Но надо дожать ублюдка:

— А не боитесь сами тут оказаться? В качестве заключенного?

— Я-то? А с какой стати? Да я тут что угодно могу делать, и ничего мне не будет. Жалобам вашим нет веры, я просто строгий и делаю все по правилам, а кто жалуется, тот нарушитель злостный. Так что иди сюда, цыпа, я уже и штаны расстегнул.

Решила поинтересоваться:

— А кстати, как ты собираешь действовать? Что, свой хрен в окошко высунешь?

— Зачем? Дверь открою, ты отсосешь, и назад.

Придется дядю разочаровать:

— Обойдешься. Я лучше с крысами пообщаюсь, они много тебя симпатичнее.

Дверь распахнулась, мужик стоял на пороге со спущенными штанами и совершенно багровой харей. Я вскочила на топчан и завопила:

— Ой, что это у тебя? Такое маленькое и противное?

Он было бросился ко мне с кулаками, но я испустила еще один жуткий вопль. На него могла сбежаться стража, и мужичонка это хорошо сообразил. Развернулся и вышел, на ходу завязывая штаны.

Ну и ладненько. Тесемка моя должно быть уже полнехонька, а того, что есть, для обвинения хватит.

Сукин сын запер дверь и зашипел на меня в окошко:

— Не радуйся, дрянь, тебе же хуже. Доставила бы мне удовольствие, и я бы тебя пожалел. А теперь сиди голодная.

Эх, тут он прав: придется поголодать. Ну ничего, будет у меня вроде разгрузочного дня. Вода есть, хвала богам.

Оказалось, я ошиблась, голодать тоже не пришлось. Не прошло и получаса, как ко мне со всей помпой явилась сама Гиневра. Вошла и выложила на столик знакомый сверток. Опять пироги. Покопалась в карманах и достала бутыль.

— Детка, тут, конечно, не пиво, а компот, но уверяю тебя, очень вкусный. Ешь.

Я быстро-быстро стала убирать в себя еду. Неровен час, еще сволочь-тюремщик нагрянет и отнимет. В присутствии Гиневры имеет по закону право войти. Правда, с ведьмой связываться он не будет: себе дороже. Но чую я: под дверью сейчас подслушивает.

Гин тем временем пыталась меня расспросить:

— Игерран не хочет сказать, как прошел твой допрос, так я пришла узнать.

— Гин, по-моему, нормально. У меня нет опыта, не с чем сравнивать. Но следователь на меня не орал, не ругался и не пытался ни в чем обвинить. Это хорошо или плохо?

— Не хочешь рассказывать? Трудно с тобой, девочка. Ты почему не позволила мне за себя заплатить? Испугалась, я тебя обставлю?

— Да нет, просто я это никому не позволяю, Гин. Характер такой и воспитание.

— Гордость нищих. Знакомо. Твой Ал такой же. Кстати, напиши ему записку. Этот гордец отказывается получать силу обычным ведьминским способом, а по-другому сколько нужно ее дать не получится.

Похоже, она не знает, что мы с Гиалленом общаемся во сне. Пусть и дальше пребывает в неведении.

— А что я должна написать?

— Пусть не изображает из себя и лечится как положено.

Передо мной легли бумага и карандаш. Я почесала им в затылке и быстро накорябала несколько слов: «Ал, прошу тебя, не отказывайся от лечения, в чем бы оно ни состояло. Ты мне нужен здоровый, с полным резервом и как можно скорее! Твоя Мелисента».

— Умница девочка. Последние два слова подействуют как нужно.

Получив мою записку, Гиневра ушла. У выхода тюремщик сунулся было к ней, но она так на него посмотрела…

Я, сытая и довольная, подошла к двери, воспользовавшись тем, что ублюдок отошел проводить мою посетительницу, вытащила тесемочку и сунула в карман. Завтра дам послушать следователю.

Думала, на сегодня мытарства мои закончены. Как бы не так. Гиневра ушла, явился Ригодон. Только этого гада мне для полного счастья не хватало.

Не тюрьма, а проходной двор!

Вошел со своей обычной елейной улыбочкой, захлопал на меня голубыми глазками и сказал:

— Ну что, красавица, допрыгалась? А я тебя предупреждал.

И что теперь, терпеть мне его прикажете? Все равно, если я выйду отсюда, он уже не будет моим начальником, а если не выйду, так тем более. Я пошла ва-банк.

— Зачем Вы пришли? Поглумиться? Зря. Это Вы принесли в квартиру Гиаллена пентаграмму на листе бумаги?

Гаденыш аж отшатнулся:

— О чем ты говоришь?

В глазах ужас и непонимание. Его там не было.

— Значит, не Вы… Жалко. Получается, мессир Ригодон, Вы халявщик. Все работали, старались, закон нарушали, а Вы плодами пользуетесь. Нехорошо.

— Какой закон? Какие плоды?

— Да всякие разные. Не сами же Вы на место Гиаллена сели, что в Совете, что в отделе. Ну ничего, как сели, так и слезете.

Он завопил как ужаленный:

— Не рассчитывай, поняла?! Ничего он не получит, он больше не член Совета и вообще никто! А у меня все карты на руках! Под них Кортал дает огромное финансирование!

Так это ему Кориолан передал лабораторные журналы? Могла бы догадаться. Ну ничего, я тебя сейчас обломаю, неделю спать не будешь!

— Рассчитываете, что обокрали-таки Гиаллена? Что-то у меня огромные сомнения. Но Вы пока радуйтесь, радуйтесь, плакать всегда успеете. А теперь вон из моей камеры! И чтоб я Вас тут больше не видела!

— Сумасшедшая! Буйная! Идиотка!

Он летел из камеры впереди собственного визга. Значит совесть нечиста. Хвала Богам, избавилась. Вот и хорошо, сейчас отдохну.

Отдохнуть не дали: пришел совершенно неожиданный посетитель: Герион. Он-то каким боком тут?

Толстяк для начала попытался меня облобызать, но окрик тюремщика его остановил. Тогда он опустился на табуретку и заговорил:

— Деточка, как же это? За что они тебя? Я как в газете прочел — мигом сюда, в Валариэтан. Знаю я этих сук, раз уж взяли — не выпустят. А ты всегда была добра к старику Гериону, угощала вкусненьким, не обижала.

— Да что Вы, дорогой, не переживайте так. Все обойдется.

Рыжий колобок ухитрился изогнуться в талии, которой у него отродясь не водилось, и заглянул снизу мне в глаза:

— Деточка, а это верно, что Гиаллен объявился? Живой?

— Вы в газетах про это прочли?

— Нет, там такого не было, можешь почитать.

Он достал из кармана газету и сунул мне в руки.

— Так как, Мелисента, жив Гиаллен или нет? Если жив, то я… Это же настоящая сенсация! Я всем разнесу, безо всякой газеты.

Разнесет, знаю я этого старого сплетника. Вот сейчас пойдет по всем кабакам и везде расскажет. А это мысль. Пока о Гиаллене только слухи бродят, его можно тихонько ликвидировать и сказать, что так и было. А тогда мне вовек не отмазаться, свидетеля нет. Решено: расскажу Гериону.

Информацию я выдала дозированно. Мол, ко мне обратился дух, я нашла тело, Юстин вызвал папочку, тот провел обряд.

— То-то я смотрел, вокруг тебя все этот мальчишка Юс крутился. Все думали, ты за него замуж собралась, а оно вон как. Теперь понятно… А где теперь мессир архимаг?

Тон, с которым Герион говорил о Гиаллене, показался мне лояльным, поэтому я не стала скрывать:

— Его мистрис Гиневра забрала, чтобы вылечить и вернуть силу. Сегодня заходила, утверждает: процесс идет нормально. Скоро мессир войдет в силу и выйдет в люди.

Герион одновременно обрадовался и задумался.

— Это хорошо, если так. Бывай, деточка, я к тебе еще зайду. И вот…

Он вытащил откуда-то здоровую шоколадку, положил на стол и ушел. Я тут же сунула подношение в карман, пока не отняли.

Никогда не испытывала особо теплых чувств к этому толстому шуту, но сейчас прямо сердце сжалось. Хороший, добрый человек, не сволочь какая-нибудь. Слезы сами потекли из глаз.

Я сидела в прострации и ревела, просто вспоминая все хорошее, что было в моей жизни. Маму и папу, нашу школу, моих учителей: первого и последнего, который и отправил меня на Остров Магов. Он хотел мне добра, и не его вина, что все так сложилось. Потом вспомнила Юстина, но это оказалось не самое приятное воспоминание. Сам-то он умный, милый и добрый, но столько с ним связано плохого… Например Кориолан с его подлыми интригами. Слезы как-то сами высохли от злости. Плакать не хотелось, но портить свое и так уходящее время мыслями об этом мерзавце… Нет уж, я лучше подумаю о чем-нибудь другом.

Мысли плавно скользнули к Гиаллену.

Ал… Живого я его знала издалека. Вернее, не знала, а видела и слышала. Дух… В учебнике было написано, что дух и живой человек — две разные субстанции, похожие друг на друга, и все же разные. К духу Гиаллена я привязалась. Он был мне значительно ближе любой из моих приятельниц, с которыми я делила комнату в общежитии. С ним было интересно, его заигрывания, на которые я вечно фыркала, не раздражали. Были сны и массаж… А еще странное чувство, вызванное тем, что он был ко мне накрепко привязан, чувство, что он мой. Безраздельно. Не собственность — часть меня, отдельная, своенравная, вредно-противная, но моя.

А теперь ее больше нет, есть отдельный человек, мужчина. Что я в связи с этим ощущаю? Утрату? Смешно, пока был привязанный ко мне дух, хотелось с ним развязаться поскорее.

Я прекрасно отдаю себе отчет: если бы с Гиалленом не случилось того, что случилось, он никогда даже не глянул бы на меня. Не было бы шанса даже показать ему, что я что-то стою как зельевар. Он не берет девушек в свой отдел. Мы прошли бы по этой жизни как непересекающиеся прямые, лежащие в разных плоскостях. И я бы знала о нем лишь то, что знают все. Он великий ученый и жуткая скотина. О том, какой он на самом деле, умный и лукавый, обаятельный и вредный, серьезный и легкомысленный, заносчивый и нежный, я никогда бы не узнала.

Наверное Гиневра права. С тех пор как я приняла на себя ответственность за его жизнь, я сделала его своим. Для себя. Люблю ли я его, не знаю, но бросить не смогу.

А если он решит меня покинуть ради какой-нибудь ведьмы? Этот вопрос застал врасплох и вызвал вполне однозначное чувство:

Р-рррррррррр!!! Порву как Тузик грелку! Обоих!

Значит, я все-таки в него влюбилась?

Додумать мысль мне не дали. Пришел очередной посетитель. Я уж надеялась, что так поздно никого не пустят, но этого господина пустят всегда и везде. Архимаг Эбенезер.

Он вошел в камеру по-хозяйски, опустился на табурет, и сказал, внимательно меня осматривая:

— Ну что, девочка, допрыгалась?

Надо же он дословно повторил фразу Ригодона. Но гнать его я не стану, послушаю, что скажет. Поэтому я наклонила голову набок, растянула рот в глупейшей улыбке и сказала голосом пятилетней малышки:

— А о чем это Вы?