Тело архимага

Глава 24, в которой Мелисента продолжает доблестно сидеть в тюрьме

У меня всегда было отлично развито чувство времени. В студенческие годы это очень помогало, да и теперь, лишенная возможности посмотреть на часы, я прекрасно представляла себе, сколько еще осталось до захода солнца, которое сюда не заглядывает, или до обещанного визита главной ведьмы.

Шаги в коридоре раздались незадолго до того момента, с которого я положила себе начинать ждать Гиневру. Я еще удивилась, что ей удалось обернуться так быстро. Но еще дверь не открылась, а мне уже было ясно: это не она. Пришел мужчина.

Действительно, в камеру вошел давешний маг в синей мантии. Более неприятного посетителя трудно было придумать, даже зеленый законник казался мне предпочтительнее.

Маги — они, как известно, все разные, но специализация накладывает на личность определенный отпечаток. Например, большинство зельеваров — педанты, законники — въедливы, ведьмы — неравнодушны к сексу, менталы — высокомерны и себе на уме, боевики — раздолбаи и любители выпить, и т. д. Так вот, специалисты охранной магии — самые малоприятные типы. Агрессивные параноики — страшные звери. Безумная подозрительность вкупе со способностью любого раскатать в лепешку даже не из подозрения — из тени сомнения в лояльности собеседника, делают охранных магов на редкость милыми… монстрами. Вот такое чудовище стояло сейчас передо мной.

Я его вспомнила, видела же на портрете в «Вестнике Совета Магов». Магистр Ранульф Харзинский, правая рука древнего как мир члена Совета архимага Велизария Каноттского, главы отделения охранной магии. Говорят, Велизарий уже несколько лет не выходит из своей кельи, а в отделе и в Совете заправляет от его имени этот самый Ранульф.

Несколько раз о нем слышала, как о человеке, не знающем жалости, неимоверно жестоком и при этом на редкость тупом и прямолинейном. Зато о его магических дарованиях отзывы были восторженными. Очень сильный маг. Но здесь, в антимагической камере, мне предстояло познакомиться с его человеческой (или лучше сказать античеловеческой) стороной.

Вообще красавец еще тот. В нашем городке, да и в университете я не видала никого, кто бы сравнился с ним по всем измерениям. Телосложением напоминает мой незабвенный стазис-ларь, поставленный на попа. Ну, может, чуть-чуть пониже и поуже, но не намного. Ручищи… Даже не знаю, с чем сравнить. У меня ноги меньше, при том, что я не субтильная куколка, а достаточно рослая и крепкая девушка.

Морда у Ранульфа… Нет, я не оговорилась. У него ни разу не лицо, ТАКОЕ этим словом назвать нельзя. Ряха поперек себя шире, но не круглая, а квадратная, и все на ней тоже квадратное, в крайнем случае прямоугольное, даже глаза. И выражение этого табло совершенно кирпичное. В смысле выразительное как кирпич. Злобные оловянные глазки кажутся по ошибке нашитыми пуговицами. По ошибке, потому что пуговиц к кирпичу не пришивают.

Взгляд, который этот мордоворот уставился, показывал, что он не рассчитывал застать меня бодрствующей и во всеоружии сознания.

Что ему тут нужно? Придушить нас с Алом по-тихому? Это было бы наиболее разумное объяснение.

Он закрыл за собой дверь и вышел на середину камеры, где я могла его получше рассмотреть. Но меня не очень интересуют явления неживой природы. А вот опасностью от него веяло за много лиг. Оставалось сообразить, в чем она заключается и есть ли средства борьбы.

Магией ему меня не ударить: она впитается стенами камеры. Но его ручищи вполне могут просто сломать мне хребет или свернуть шею. С другой стороны, если меня найдут мертвую, будет расследование. В самой камере следилок нет, но по всему зданию они понатыканы густо, как прыщи на роже юнца.

Его поймают и осудят, потому что многие знают, что я здесь заперта и будут интересоваться моей судьбой. Несмотря на то, что со мной попытались проделать, я все еще верю, что Валариэтан — правовое государство. Убеждает в этом то, что мы с Алом еще живы.

Хотя… Чем дольше этот шкафандр тут стоит и смотрит на меня своими пуговицами, тем меньше я в это верю… Страшно. Честное слово, в первый раз мне так страшно. Если бы не бессознательный Ал за моей спиной, я сейчас, наверное, уже в ногах у этого монстра валялась и просила о пощаде. Или не валялась?

Мелисента, возьми себя в руки. С чего тебе о пощаде просить, ты ни в чем не виновата. Если Гиневра не обманула, она скоро придет. Тебе осталось тянуть время. Еще одно соображение: вряд ли он пришел получить мои показания, по правилам прежде чем допрашивать, мне должны предъявить обвинение по всей форме, а для этого прийти втроем. Получается, он здесь неофициально. Ранульфа надо заболтать и выяснить, что ему от меня надо, а уж от этого танцевать.

Магистр между тем стоял, молча на меня уставившись. Его взгляд давил, заставляя ноги подгибаться и слабеть. На периферии сознания возникло желание упасть на колени и заплакать, ясно дело: пытается прижать меня ментально. Откуда они тут все такие менталисты собрались? Но при этом воздействии есть одна фишка: если ты знаешь, что его к тебе применяют, оно ослабевает и можно сопротивляться. Вот я и буду держать оборону, по крайней мере заговаривать я первой не стану. Он пришел — пусть скажет зачем.

Наконец, когда я уже качалась от слабости, отдав все силы на сопротивление, Ранульфу надоело играть в молчанку и он соизволил открыть рот.

— Девица Мелисента, ты знаешь, какое обвинение тебе предъявлено?

— Мне? Никакого.

Между прочим, я права на сто процентов. Обвинение мне должны были зачитать в присутствии свидетелей и заставить расписаться, что я его выслушала. Но маг, видно, не был знатоком законодательства и действовал наобум, полагая, что при его мощи — это не его проблемы. Ничего, мы такое видение мира постараемся подправить. Закон есть закон.

— Ты сошла с ума, девица Мелисента? Почему ты ведешь себя столь нагло?

— Почему нагло? — удивилась я. — Обвинение должно было быть мне зачитано под роспись в присутствии хотя бы двух свидетелей. Пока этого не сделано, я ни в чем не обвиняюсь.

— Я же сказал тебе при аресте, что ты обвиняешься в черной волшбе.

— Устное, ничем не подкрепленное заявление.

От моих слов мужик офигел. Надо было видеть выражение этой морды. Не думала, что ему доступны такие чувства.

— Девица Мелисента, ты в своем уме?

— Вы меня уже об этом спрашивали. В своем, не сомневайтесь.

Он покраснел, сравниваясь цветом со старой кирпичной стеной, сжал свои пудовые кулачищи и шагнул ко мне. Ой, если он меня разочек ударит, тут только мокрое место останется. Я завопила от ужаса!

— Караул! Караул! Убивают!

Он остановился и, тяжело дыша, снова заговорил:

— Успокойся, дура, никто тебя не тронет.

— Точно? А с виду не похоже. Зачем Вы тогда кулаки сжимаете?

— За надом!

Ой, неужели у шкафандра чувство юмора прорезалось? Или это он от чистого сердца?

— Слушай меня, девица Мелисента. Хочешь отсюда выйти?

Он еще спрашивает.

— Конечно хочу.

— Тогда ты сейчас пойдешь со мной. И будешь со мной… Ты понимаешь. Потом я тебя отпущу.

Ага, когда захочет, тогда отпустит, и вряд ли живой. Простой и дешевый способ от меня избавиться. Да если меня ЭТО трахнет… Можно заранее гроб заказывать. А ОНО еще и лыбится. Хотелось порвать эту тушу на клочки, но это не в моих силах. Приходится сдерживаться, поэтому отвечать я не стала. Промолчала, и все. Ранульф же, оказывается, не все сказал.

— Ты верно заметила: обвинение пока не предъявлено. Поэтому сейчас ты сможешь уйти без последствий. Со мной, и никак иначе.

Так он это специально сделал?

— Но я в любой момент могу его предъявить, нет никаких препятствий. И тогда тебе несдобровать. Ты же знаешь, что бывает за запрещенную некромантию?

Ой, знаю, знаю. Но доказать, что я делала нечто подобное, не удастся. Он меня и шантажирует, вынуждая с ним спать, именно потому, что знает: обвинение несостоятельно. Кто бы ему позволил нечто подобное, будь я действительно виновата?

— Я не боюсь. Можете тащить сюда Ваше обвинение. По суду меня оправдают.

— Ты так в этом уверена?

— Я знаю, что невиновна.

Я вытянулась в струнку: подбородок повыше, и смотрим на гада сверху вниз. Пусть у него рост — полтора моих, но смотреть свысока я могу и на гору.

Эта туша вдруг сделала неуловимое глазом движение и оказалась около распростертого на топчане Гиаллена.

— Не хотел я этого делать, но придется. Взгляни, девица Мелисента, к чему приводит твое упрямство.

Он поднял свой кулачище и тот, как паровой молот полетел прямо к голове Ала!

Я, не задумываясь, прыгнула вперед и врезалась выставленным вперед бедром в это кулак со всей дури, а заодно заорала:

— Убийство! Убийство! Караул! Архимага Гиаллена убивают! Ранульф убийца!

Удар пришелся по стене, но и я отлетела и рухнула на пол, потирая ушибленное бедро. Шкафандр зарычал:

— Бешеная девка! Какого такого архимага Гиаллена? Нет его! Умер давно! А это неизвестный, документов у него нет, да и сюда его доставили без бумаг. Так что ты идешь со мной, а иначе я размозжу голову этому, — он кивнул на не подозревающего об опасности Ала, — трупу, за который ты так держишься. Пойми, дура, мне ничего не будет. Официально его не существует, значит, и обвинить меня не в чем. Так что, если ты так хочешь сохранить ему его никчемную жизнь, пойдешь со мной и будешь делать все, что я скажу.

Он приблизился и за шкирку поднял меня с пола.

— Поняла?

Я как котенок висела в собственной мантии и лихорадочно соображала. Сказать ему «да»? Согласиться? Так он вполне способен приравнять это простое слово к магической клятве, и тогда от него вовек не отвяжешься, хоть век этот будет очень недолог. У меня один выход.

Я расслабилась, обмякла, закатила глаза и изобразила обморок. Были бы мы не в камере, он бы меня амулетом проверил, но тут они сбоят.

Ранульф кинул мое тело на топчан прямо сверху Ала и зарычал от злости.

— Чертова девица!

— Кого это ты так ласково, Ранульф?

Гиневра! Боги, какое счастье! Я дотянула! Успела! От радости я чуть не сомлела на самом деле, но голос шкафандра привел меня в чувство.

— Что ты тут потеряла? Тебе нечего тут делать!

— Ошибаешься, Ранульф. Вот у меня предписание: забрать из подземной тюрьмы пострадавшего, вылечить его и установить личность. Ты же понимаешь, последнее — всего лишь формальность. Кто среди магов не знает Гиаллена? А вот ты что тут делаешь?

Я вскочила, случайно пихнув при этом Ала так, что он застонал. Картина в камере была знатной: Ранульф стоял ко мне спиной, загораживая нас с Алом от Гиневры, которая пришла не одна. С ней были два парня в белых мантиях с носилками и четыре ведьмочки в традиционных алых мантиях. Они стояли в дверях и смотрели на все, как на представление. И что-то мне подсказывало, что Гиневра устраивает им такой театр не в первый раз.

Ранульф молчал, и я почувствовала, что и мне пора внести свою лепту.

— Он пришел сюда, чтобы забрать меня и принудить к сожительству. А чтобы я согласилась, угрожал убить архимага Гиаллена. Говорил, что его все равно что нет и за убийство ему ничего не будет.

Разъяренный магистр обернулся и замахнулся на меня пудовым своим кулаком. Встречаться с ним вторично никакого желания не было, и я заткнулась. Главное было уже сказано.

— Как интересно, — протянула Гиневра. — Ранульф, тебе что, уже проститутки отказывают, раз ты на шантаж свободных магичек переключился? Совсем никто добровольно не дает?

— Р-рррр….

— Не переживай. Можно ликвидировать эту проблему за один раз. Проще репы пареной. Уберем потребность — и все! Мне это раз плюнуть, ты уже убедился.

— Р-рррр!!!

Не представляете, как приятно было это слышать. Гиневра топтала урода на глазах у почтеннейшей публики, а он толком не мог ответить. Шкафандр был полностью в ее власти. Ему оставалось тупо рычать.

— Ранульф, если тебе больше нечего сказать, я тебя не держу.

— Ненавижу! Стерва!

Гиневра весело рассмеялась.

— Ты же знаешь, Ранульф, я ведьма. Слово скажу — и будет по-моему. Быстро вышел, и чтоб сюда — ни ногой! Узнаю — в твоем мире настанет вечное полшестого!

Монстр бросился к дверям. Пришедшие с Гиневрой маги и ведьмы молниеносно расступились, пропуская Ранульфа и снова сомкнули ряды. Гиневра обернулась к ним и поманила пальчиком ребят в белых мантиях.

— Так, мальчики, быстренько взяли Гиаллена, положили на носилки и понесли. Палата для него готова, Вальпурга ждет, — она перевела перст указующий на группу ведьмочек. — Девочки, сопровождать. Проведете обряд вливания силы. Прочистите каналы… Придет в себя — поить и кормить. Сами все знаете, не мне вас учить. Я еще тут побуду, мне надо с девушкой поговорить. Все, взяли, положили, пошли.

Они так и сделали, четко и слаженно, как будто не один раз репетировали. Через несколько минут их шаги затихли. Я без сил опустилась на топчан, где недавно лежал мой архимаг. Гиневра присела на табуретку.

— Молодец, девочка, не испугалась Ранульфа.

— Еще как испугалась! Думала, смерть моя пришла.

— Э, дорогая, ты совсем не умеешь бояться. Соображения не теряешь, действуешь разумно, разве так боятся? Если бы ты действительно дала волю страху, сейчас Ранульф уже тебя бы трахал с неизвестными последствиями.

— Вы его проклясть обещали?

— Ты про вечные полшестого? Нет, зачем? Это не магия, детка, это психология. Скажу ему, что у него никогда ни на кого не встанет — и готово. Он верит, потому что боится ведьм. Раз верит — проклятье действует его собственным убеждением. А меня даже обвинить ни в чем нельзя — магии-то не было.

— Он и раньше?…

— Ты же его видела. Ни одна с ним не пойдет. По крайней мере сейчас. Были дуры, соглашались. Придумают себе, что он бедный-несчастный, никто его не любит, накрутят себя и идут как на праздник. А он… При его габаритах грубое насилие… Не все выживали. А по-другому он не умеет. Пару раз он подлавливал на чем-то моих девочек и шантажировал, примерно как тебя. Ну, я ему и пригрозила: еще раз, и может прощаться со своим мужским достоинством. Ну да ладно, забудем об этом кошмаре. Есть темы поинтереснее.

У меня сложилось такое же впечатление. Надо ковать железо, пока горячо.

— Гиневра, мне до сих пор официально не предъявлено обвинение.

Ведьма, похоже, обрадовалась.

— Думаешь, я могу тебя забрать? Хорошо бы. Как там по закону? Обвинение должно быть предъявлено в течение суток. Сутки еще не прошли?

— По-моему еще час-полтора, и все.

Она устроилась на табурете поудобнее и потянулась, как кошка.

— Отлично! Столько времени я могу потратить. Проведем их с пользой. Помнишь, я тебя вчера спрашивала: любишь ли ты Ала?

— Помню. Я ответила, что не знаю.

— Думаю, ты ошибаешься. Ты его любишь, и даже сама не представляешь, как сильно. Я видела, как ты бросилась его защищать.

Не вижу связи, хоть убей.

— Да я любого не дала бы убить! А Вы, выходит, давно уже тут. Наблюдали?

— Естественно. И не я одна. Хочешь спросить, почему не прекратили сразу?

Это понятно. Теперь они могут свидетельствовать в суде, что видели, как Ранульф пытался убить Гиаллена и слышали, как он меня шантажировал этим.

— Не хочу. Это и так ясно. Меня другое интересует: что теперь со мной будет?

— Возможны варианты. Если в течение часа никто не притащится с обвинением, заберу тебя к себе. Отдохнешь, наберешься сил, выяснишь наконец свои отношения с Алом…

— Почему?…

— Почему я пытаюсь вас свести? Потому что это хорошо и правильно. Если люди любят друг друга, они должны быть вместе.

— Повторяю: я очень сомневаюсь, что люблю Гиаллена. Я Юстина точно также люблю.

— А двух любить нельзя? Смешная девочка.

Знаю я этих ведьм. По их мнению можно любить хоть десятерых. Что они в это слово вкладывают, не знаю, но примеры видела. Все дело в том, что для них секс — основа жизнедеятельности. Девочки-ведьмочки имеют зачаточные способности, которые активируются с потерей невинности. Поэтому они так и торопятся начать половую жизнь. В нашем университете две трети ведьм расстаются с девственностью в первом семестре первого курса, а остальные — во втором, а затем одни меняют мужчин как перчатки, другие заводят постоянного любовника. Цель — развитие своего дара и рост возможностей. Оказывается, им после колдовства нужно нормализовать состояние организма, а проще и быстрее всего это делается через постель.

На самом деле ничего плохого в этом я не вижу, просто условия существования и работы. У некромантов, например, перед некоторыми особо жуткими ритуалами необходимо по полгода держать целибат. Но это не значит, что некроманты лучше ведьм, по мне так наоборот.

Только вот свои привычки не стоит проецировать на других. Я — не ведьма, увы.

Говорить все это Гиневре бессмысленно и вредно, так что я просто пожала плечами.

Она меня поняла, но не обиделась, а снова рассмеялась.

— Знаю я, о чем ты подумала. Мы, ведьмы, можем хоть с тремя, а вы, скромные магички, и с одним-то не справляетесь. Эх, Мелисента, ты уже не девочка, должна кое-что понимать. Или твой первый был полный дятел?

Миккель-то? Похоже. Но я на него не в обиде, сама виновата. Поэтому ответила уклончиво:

— Не знаю…

— Значит, так и есть. Можно любить не одного и не двух, если по-разному. Отца, брата мужа, сына — разве ты их не стала бы всех любить одновременно? Глупенькая. А еще ты думаешь, что, если ты не умеешь смотреть на мужчин сквозь розовые очки, то и любить не можешь. Правильно?

А разве это неверно?

— Что-то вроде.

— Дурочка! Тебе трудно влюбиться, я понимаю. Таким рациональным маленьким девочкам это практически не удается, если они не стараются. Но влюбленность и любовь — разные вещи, ты об этом знаешь.

— Догадываюсь. Только не представляю себе, в чем разница.

— А в том самом. В направленности, а ты о чем подумала? Если ты влюблена — это для тебя. К самому объекту по большей части это не имеет никакого отношения, за флером нежных чувств его просто не видно. Радость, подъем, море сильных ярких эмоций. Для ведьм это отлично — дар раскрывается полностью. Очень полезное состояние, но есть одно но. Мозги выключаются напрочь. А у тебя голова работает в режиме нон-стоп, не выключишь.

— Ну вот такой я эмоциональный уродец.

— Глупости. Ты не можешь влюбляться, но можешь любить. Сильно, верно, глубоко. Видеть все недостатки, понимать, и все равно любить. Такого, какой он есть. Это дано немногим.

— И Вы считаете, я кого-то люблю?

— Не кого-то а Гиаллена. Это видно невооруженным глазом.

— Почему-то Кориолан этого не рассмотрел.

— Кориолан? Да он просто слепец! Вот он-то и есть эмоциональный урод, даром что на морду лица красавчик. Сам не способен на настоящее чувство, и не видит этого в других. Даже удивительно, что у такого морального монстра — такой приличный сынок.

Правильно она мне напомнила. Если, по ее мнению, я люблю Гиаллена, то что для меня сын мессира Кориолана?

— А Юстин?

— Ты сама мне давеча рассказала: милый мальчик, младший братишка, которому ты сочувствуешь. Конечно, ты его любишь, сестры обычно любят братьев, но с ними не спят и замуж за них не выходят.

Не с чем поспорить. Я примерно так к Юсу и отношусь, хотя целоваться с ним мне понравилось.

— Мистрис Гиневра, а с чего Вы взяли, что я люблю Гиаллена?

— Ой, девочка, кончай разводить политес. Можешь звать меня Гин и на ты. У ведьм не принят высокий штиль.

— Спасибо, Гин. Так что там все-таки насчет Гиаллена?

— А то ты сама не знаешь?! Это просто бросается в глаза. Заботилась о нем. Ходила как за малым ребенком. Силу свою не жалела, отдала почти всю, чтобы только он ночь пережил. Я тебя на грани поймала. Защищаешь как свое. Готова костьми за него лечь, вон как на Ранульфа набросилась. Это любовь, детка. За тех, к кому равнодушны, так не бросаются. И не надо мне лапшу на уши вешать про мировую справедливость.

Она про наш с Алом договор и не вспомнила. Но я-то не забыла!

— Да он мне за спасение столько должен! Пусть вперед расплатится, а потом уж помирает!

Гиневра опять закатилась от смеха:

— Ой, девочка, с тобой не соскучишься. Понятно, почему Ал на тебя запал. Ты же не соврала, когда сказала, что он сделал тебе предложение?

— Гин, я по возможности не вру.

— Я так и поняла. Но если ты из Ала признание и предложение сумела вышибить… Прямо не знаю. Зацепило его серьезно, как бы не на всю жизнь. Ни одной из моих ведьм не удавалось заставить его даже во влюбленности признаться.

А чего ему признаваться, когда любая и без этого к нему в постель прыгнуть готова. Ведьмы, небось, в очередь записывались. Гиневра, кажется прочитала эту мысль на моем лице.

— Ты правильно понимаешь, спать — он со всеми спал, но вот отношения… Их Ал старательно избегал. Если на тебе сломался — это же здорово! Вот я повеселюсь! Да мы все развлечемся!

Интересно, а у самой Гин с Алом что-нибудь было?

— Детка, у меня с ним никогда ничего… Не мой тип. Мы только цапались, и то по работе.

Что, у меня действительно все на лице написано? Да еще с такими подробностями?

Вдруг Гиневра злобно прищурилась.

— Вот с Кориоланом было… Ох, было! Еле выпуталась. Молодая была, глупая. Зато теперь он у меня попляшет! А ты мне в этом поможешь. Так, скоро время выйдет, собирайся. Потом договорим, на вольной воле.

Не вышло. Только я поправила на себе одежду, пальцами расчесала волосы и сложила одеяло, но котором притащили Ала, в камеру притопали трое доблестных служителей закона. Давешний блондинчик в зеленой мантии, еще один, помоложе и не такой противный, и третий, в мантии синей. За спиной у них маячили двое юнцов в серой робе магов-строителей.

Малосимпатичный тип, возглавлявший делегацию, сначала пошарил глазами по камере, видать, Гиаллена высматривал. Не нашел. Тогда он развернул украшенный гербами лист пергамента и зачитал:

— Девица Мелисента Мери из Арнера, аспирантка отдела эликсиров, Вам предъявляется обвинение по трем пунктам. Первое. Вы совершили в отведенном Вам казенном помещении акт черной магии, абсолютно запретный на территории Валариэтана. Второе. Вы скрыли от Совета Магов нахождение на вверенном Вам помещении невоплощенного духа, которого воплотили путем черномагического ритуала. Третье: Вы способствовали совершению этого преступления другими лицами.

— Вот бредятина, — вырвалось у меня.

Действительно, преступление совершила либо я, либо другие лица. Нельзя меня обвинять по двум взаимоисключающим пунктам. Но судейского чиновника эти несуразности не смущали.

— Девица Мелисента, обвинение Вам предъявлено по форме в присутствии свидетелей. Будьте любезны подписать в знак того, что ознакомлены.

— Подписывай, не бойся, — толкнула меня в спину Гиневра. — Теперь им придется представить твое дело в суде, а там мы поборемся.

Я не стала упираться, ибо без толку. Взяла протянутое мне перо и поставила закорючку внизу пергамента. Не удалось уйти из тюрьмы дуриком, и ладно. Меня отсюда на руках вынесут, с поклонами и извинениями!

Получив мою подпись и спрятав пергамент в недрах своей мантии, мужичок обратился к Гиневре:

— Прошу Вас покинуть камеру. Никто, кроме тюремщика и следователя, не может находиться с обвиняемой наедине.

— Наедине, говорите? — задумчиво протянула ведьма, — ну что ж, тогда Вам придется составить мне компанию, потому что мы не договорили.

Он хотел было возразить и возмутиться, но Гин так на него посмотрела, что блондинчик завял и уныло встал у стеночки, изображая ожидание.

— Мелисента, детка, не буду тебя задерживать. Последний вопрос. Это ты сделала эликсир, которым пользуется Магали?

— Я.

Выходит, она все время об этом знала и держала в голове? Интересно получается.

— Потрясающе! Раньше она выглядела молодящейся, а теперь просто молодой. Для нас, ведьм, это не очень актуально, но вот для немагов… У тебя осталось еще это зелье?

Глаза Гиневры горели как уголья.

— Последний флакончик. Но это не окончательный вариант.

— А существует рецепт, прописи, что-то в этом роде?

Понятно, к чему этот вопрос. Нет, дорогая, я не позволю себя бросить на полдороге.

— Только здесь, — я ткнула пальцем в собственную голову.

— Но у тебя же должны быть лабораторные журналы, записи…

— Записи я уничтожила, а лабораторные журналы зачарованы: прочесть их могу только я.

— На кровь заговор?

— На кровь и ауру. Для чужих там будут пустые листы, как в ведьминских гримуарах, а при попытке снять чары тетрадь самоуничтожится.

— Сама делала?

— Нет, ведьма знакомая.

— Все, все, все! Прекращаем болтовню! — завопил чиновник.

Кажется, он тоже услышал то, что ему нужно.

Да пожалуйста, Гиневра уже спросила все, что хотела, по удовлетворенному выражению лица видно. Мне тоже лишние разговоры ни к чему, лучше бы поесть принесли. Ведьма кивнула и подмигнула мне, подтверждая, что главный вопрос задан, затем объявила:

— Девочка, пусть объяснят тебе твои права. Ни на какие вопросы не отвечай без адвоката. Сегодня не успею, но завтра пришлю. Не благодари.

Алый вихрь поднялся вокруг ведьмы, когда она встала, и через мгновение ее и след простыл.

Гадкий блондинчик забубнил:

— Девица Мелисента, сейчас Вас переведут в камеру. Где Вы будете находиться до суда. К Вам смогут приходить посетители, у Вас будет адвокат. Если не на что нанять, Совет Магов Вам его предоставит.

Он меня еще долго девицей Мелисентой будет звать? Раздражает.

— Не надо, мистрис Гиневра обещала прислать своего, как Вы слышали.

Он продолжал свой монотонный бубнеж, как не слышал:

— Если в течение трех суток она никого не пришлет, Вам он будет назначен. Дата суда будет Вас сообщена позднее.

С датой они не определились. Скорее это хорошо, чем плохо. Чиновник же никак не мог заткнуться, но тут уже стал излагать не факты. А свои измышления:

— Не советую Вам рассчитывать на чье-либо покровительство. Ваше преступление очень серьезное, я не знаю случая, когда бы оно осталось безнаказанным. Позаботьтесь лучше о своем завещании.

Ага, «не трать, куме, силы, опускайся на дно». Ну нет, мы еще поборемся. Пока жива, надежда есть, а у меня еще имеется убеждение в моей невиновности.

— Собирайтесь, девица Мелисента, мы переведем Вас в другую камеру.

Нищему собраться — только подпоясаться. Я взяла с топчана заранее сложенное одеяло и сказала:

— Я готова.