Мэтью
От неожиданности я чуть не выронил симпатичный ароматный плод, а потом осторожно положил его на траву, с трудом преодолев желание тщательно вытереть руку о рубашку. Нет, я совершенно точно был недальновидным тупицей, когда говорил о бесполезности наследственного дара Даттонов! Если бы не он, лежал бы я вскорости в норе каких-то здешних обитателей без малейших признаков жизни. Зато наевшийся перед смертью…
– Эй, ты куда его отложил?! – возмутились в листве. – Ешь давай!
– Ага, как же… – я задрал голову, но никого не увидел, – он же ядовитый!
– И что? – продолжал возмущаться мой невидимый собеседник. – Нам теперь голодными оставаться, что ли? Кому говорят – жуй! Умный нашёлся…
– То есть для того, чтобы обеспечить вас едой, я должен съесть ядовитый фрукт и помереть? Я правильно понимаю?
– Ну да, а что такого-то? – совершенно искренне не поняли наверху. – Ты человек, пришёл в наш лес, значит, должен выполнять наши желания. Кстати, а почему ты нас понимаешь? Это не по правилам!
– У меня наследственный дар, – сообщил я, – так что не исключено, что в случае моей смерти я стану являться вам в качестве привидения и планомерно превращать вашу жизнь в кошмар. Мои предки жили в этом лесу очень давно, так что вполне могу считать себя полноправным обитателем Ривенгольского леса.
Вот и пригодились коронные матушкины фразы, а я всё ворчал. Так, видимо, и происходит неизбежная переоценка ценностей. Хотелось бы, конечно, менее экстремальных условий, но тут мне выбора никто не предложил. И, что характерно, не предложит.
– Не надо нам являться, – помолчав, сказал тот, кто прятался в листве, – мы же не знали, что ты из тех, кто тут обитал в давние времена. Значит, ты такой же, как виктория Ори?
– Как кто? – вот теперь им удалось меня по-настоящему удивить.
– Как виктория Ори, – любезно повторил сидящий в листве, – она живёт в большом доме в лесу и готовит вкусную еду. Если к ней прийти и попросить, она обязательно накормит. Мы сами ещё не ходили, но так говорят.
– А она вообще кто? – я пытался как-то уложить в голове информацию. – Человек?
– Она виктория, – уже слегка раздражённо пояснили из зарослей, – её имя – Ори, она выглядит, как человек, но умеет с нами разговаривать. У неё большой дом, там всегда рады тем, кто приходит поесть. Но вот только не бесплатно…
Тут в ветвях тяжело вздохнули, видимо, от всей души сожалея о том, что за вкусную еду приходится платить.
– Мы тоже хотим пойти, только наберём побольше земляных орехов, чтобы было, чем заплатить.
– Земляных орехов?! – переспросил я, переставая вообще что-либо понимать. Даже голод слегка отступил перед такими сногсшибательными новостями. – Они же очень редкие и дорогие.
– Само собой, – согласились со мной, – потому и собираем.
– А где, вы говорите, живёт эта ваша виктория Ори? – я не собирался оставлять информацию непроверенной, так как, по моим сведениям, в Ривенгольском лесу был только один большой дом. И принадлежал он баронам Даттон, а не неведомой Ори, кем бы она там ни была.
– В большом доме, – из листьев наконец-то высунулась любопытная мордочка зверька, который был бы похож на белку, если бы не внушительный набор острых зубов.
– Прекрасно, – не стал спорить я, – а этот большой дом, он где?
– Там, – зверёк махнул лапкой куда-то в сторону самой густой чащи, куда я ни при каких обстоятельствах соваться не рискнул бы.
– Понятно, – вздохнул я, – точной дороги ты не знаешь. А река – там?
Я показал рукой туда, где, по моим представлениям, протекала Ривна. Зверёк посмотрел в указанную сторону, подумал, смерил меня с ног до головы оценивающим взглядом, пришёл к какому-то решению и молча кивнул. Интересно, он отправил меня в какую-нибудь ловушку или действительно решил, что я как еда интереса не представляю?
– Ты скажи Ори, что мы обязательно придём скоро и принесём орехов, – крикнул мне в спину зверёк, – и передай, что мы любим мясо и рыбу. Передашь?
– А что мне за это будет? Я же не нанимался быть бесплатным почтальоном, – я остановился и строго посмотрел на задумавшегося любителя поесть. – Несколько земляных орехов, и я, так и быть, скажу Ори про вас.
– Всего-то? – с облегчением фыркнул зверёк и нырнул обратно в листву, чтобы буквально через минуту выбраться обратно, прижимая к себе обеими лапами штук пять отборных земляных орехов. Ценность этого продукта была в том, что при достаточно небольших размерах он обладал удивительно высокими питательными свойствами. Пары штук даже взрослому мужчине вполне хватало, чтобы утолить сильный голод. При этом отыскать их было крайне сложно, так как они прятались между корнями деревьев и никак не проявляли себя. Для их добычи использовали пойманных и специальным образом обученных хворстов, которые каким-то образом умудрялись чуять орехи через толстый слой почвы.
Дрожащими руками я содрал жёсткую шкурку и с каким-то утробным рычанием разгрыз первый орех, чувствуя нежную мякоть и ощущая, как почти моментально начинает отступать голод. Второй я ел уже спокойнее, наслаждаясь сытостью и понимая, что вот оно – настоящее счастье.
– Ну что, всё? – нетерпеливо уточнил зверёк, свесившись с ветки и скаля острые зубки. – Поел? Молодец. Вот тебе ещё три ореха и иди уже, но помни, что ты нам пообещал. Да не думай, я тебе правильно направление показал, скоро на берег выберешься. Ну а там уж как повезёт…
– А скажи, мне долго идти до высокого обрыва? До темноты дойду?
– До темноты точно нет, – уверенно сказал второй зверь, высунувшийся рядом с первым, – но там много пещер в берегах, найдёшь, где переночевать. В темноте, конечно, тоже можно попробовать.
Тут зверьки переглянулись и захихикали, словно скрывая какой-то только им известный секрет.
– А что ночью не так? – на всякий случай поинтересовался я.
– Да ходят там всякие, – непонятно ответил второй зверёк, – но тебе лучше с ними не встречаться, уж поверь.
– Слушай, а вы кто вообще? – мне вдруг стало интересно. – В смысле – что за звери? Я таких раньше не видел никогда.
– Спанки мы, – переглянувшись, слегка растерянно ответили зверьки хором, – живём вон там в дупле.
– Ага, понятно, – я кивнул, – очень приятно познакомиться. А я Мэтью, девятнадцатый барон Даттон.
– Топай уже, барон, – насмешливо проговорил тот, который вылез первым, – а то и правда стемнеет раньше, чем ты убежище найдёшь. А нам тут призраки не нужны…
Попрощавшись с демонстративно помахавшими мне вслед спанками, я пошёл в указанном направлении и, как ни странно, меньше, чем через полчаса действительно оказался на берегу Ривны, спокойно впадающей в море чуть ниже…
Прибрежная полоса была достаточно узкой, однако вполне достаточной для того, чтобы по ней пройти. В отличие от морского берега, здешний песок был плотным, и ноги в него не проваливались. Постепенно берег стал повышаться, заслоняя от меня и без того уже скатывающееся к горизонту солнце. Неумолимо надвигались сумерки, и я прекрасно знал, что в лесу они очень быстро сменятся полной темнотой.
Стоило побыстрее найти убежище, в котором можно будет переночевать. Как-то мне не нравится обнаружившаяся тенденция ночевать в каких-то непонятных пещерах! У меня вообще-то дом есть, а я шастаю не пойми где и сплю то на водорослях, то на камнях.
Ворча себе под нос, я тем не менее внимательно рассматривал озарённый последними лучами заходящего солнца склон в поисках нужной пещеры или хотя бы более или менее достойного углубления. И вскоре, к моему великому счастью, увидел криво росшее деревце, а за ним темнел не то лаз, не то большая нора. Особо выбирать не приходилось, и я направился к отверстию в склоне.
– Эй, есть там кто живой? – на всякий случай спросил я и, отодрав ветку от дерева, решительно ткнул ею в темноту. Никто в ответ на такое самоуправство не выскочил и не попытался меня укусить или ужалить.
До того момента, когда последний луч погас и на реку опустилась непроглядная летняя ночь, я успел насобирать вокруг веток, травы и каких-то непонятных маленьких кустиков с очень ароматными цветами. Соорудив из них нечто вроде толстой подстилки, я без сил рухнул на землю и устало прикрыл глаза, собираясь просто отдохнуть.
Низкий злобный рёв выдернул меня из состояния сна резко и безжалостно. Как и в прошлый раз, я не сразу понял, где нахожусь, но потом память вернулась, и я затаился в своём убежище. А вдруг это вернулся хозяин норы и теперь вполне обоснованно возмущается тем, что она занята? Я бы на его месте тоже был не слишком доволен и постарался бы побыстрее выгнать бессовестного захватчика.
К счастью, повторившийся рык доносился от воды, а не от входа в пещеру, и я, проклиная себя за авантюризм и неуместное любопытство, подполз к отверстию и осторожно выглянул наружу.
Сначала от великолепия и нереальной красоты открывшейся мне картины у меня перехватило дыхание. Серебряный лунный свет заливал всё вокруг, и река казалась ожившей широкой лентой из драгоценного металла. Она извивалась, переливалась, сверкала и искрилась, словно любуясь собой и приглашая всех желающих разделить её восхищение. Густые заросли и прибрежные травы на её фоне были абсолютно непроглядными, да и весь яркий дневной пейзаж превратился в двухцветную, серебряно-чёрную картину. Это было невероятно, и я не сомневался, что никогда в жизни не смогу забыть того, что увидел.
А вот возле воды царило необычайное оживление, словно на центральной улице города в праздничный день. Я искренне порадовался, что облюбованная мной нора находится слегка в стороне и вверху, иначе кто-нибудь из собравшихся у воды зверей меня непременно учуял бы. Хорошо, кстати, что я набрал этих пахучих цветов: их резкий аромат почти наверняка забил мой собственный запах.
Между тем возле воды развернулось целое сражение: явно кто-то с кем-то что-то не поделил, и выяснять – что именно, меня совершенно не тянуло. Главное, чтобы никому из них не пришло в голову вспомнить о симпатичной норе на склоне.
Рык, рёв, шипение и визг разносились далеко по окрестности, при этом, как я ни напрягался, но никаких слов различить не мог. Скандал закончился тем, что из воды вынырнула какая-то совсем уж жуткая тварюга и с помощью мощных клешней и зубастой пасти быстренько навела на берегу порядок, мимоходом сожрав несколько мелких зверьков, оказавшихся не в то время и не в том месте.
Постепенно стало тише, крупные звери растворились в чаще, мелкие – кто попрятался, кто расползся по норам и дуплам, и наступила благословенная тишина, нарушаемая только негромким треском каких-то ночных насекомых.
Я зевнул, мельком удивившись, что ночное происшествие меня, скорее, заинтересовало, чем напугало, и, повозившись на своей ароматной подстилке, уснул.
Утром, убедившись, что за ночь мне никто ничего не отгрыз, я сжевал орех, запил его холодной водой из Ривны и решительно зашагал вверх по течению. Ноги болели, но уже как-то привычно, в большей степени вызывая раздражение, чем причиняя страдания. Так, глядишь, скоро ступни у меня станут как у представителя какого-то племени, живущего в степях Равенгарда: жёсткими, как дерево, чёрными и нечувствительными к внешним раздражителям. Я про этих кочевников читал в какой-то книге, только уже ни за что не вспомню, в какой именно. И как они – эти кочевники – назывались, тоже давно выветрилось из моей головы.
Как ни странно, до вершины холма я добрался без особых приключений. На фоне последних событий это было приятной неожиданностью. Оглядевшись, я вознёс горячую и абсолютно искреннюю молитву всем богам по очереди, чтобы никого не обидеть. Среди густой листвы далеко внизу отчётливо виднелись тёмно-красные крыши поместья, в которое я безуспешно пытался попасть уже второй день.