Глава 7 Воскресшие

Флориана сопроводили в покои Вильгельма Мудрого, где на возвышении восседал сам король и королева Присцилла. Король выглядел необыкновенно величественно в своих алых одеждах, опушенных горностаем. Лишь красный нос немного портил общее впечатление. Высокую корону дополняло отливающее серебром перо Царь-Птицы. Флориан нашел короля куда более привлекательным на вид, чем сидевшую возле него королеву, дочь водяного народа – ее кожа имела еле уловимый голубой оттенок, волосы казались неправдоподобно зелеными, а маленький плотно сжатый рот терялся на фоне довольно крупного лица.

Неподалеку от монаршей четы – но не на тронном возвышении – восседал первосвященник Лоу Гиффса, приятной внешности и благожелательный на вид прелат. Он носил белые одежды с пурпурной каймой и, что выглядело довольно старомодным – венок из омелы. Вокруг его головы разливалось небесное сияние.

Всем присутствующим Флориан поведал о случившемся. По окончании рассказа королева заявила, что еще никогда ей не приходилось слышать ничего подобного. Но вот его величество король теперь и сам может убедиться в ее правоте, ведь она не единожды упрекала ее в излишнем потакании всем прихотям Мелузины. Он слишком уж баловал дочь, давая ей полную независимость во всем. И вот чем это кончилось.

Король никак не отреагировал на тираду супруги. Первосвященник же заинтересованно спросил:

– Как же вам удалось разрушить столь сильные чары, сударь?

– Монсеньор, я лишь следовал логике, а именно – убил семерых монстров, являвшихся символами заклятия и заключавшими в себе его могущество. Теперь, когда они мертвы, вы и сами имеете возможность – я осмелюсь воспользоваться выражением ее величества королевы – подсчитать количество голов, принесенных мной в доказательство совершенного, – ответил герцог.

– Согласен, семь – суть вечное и магическое число, часто используемое чародеями. Семь отрубленных голов предполагают наличие семи тел и являются неоспоримым доказательством, как мне кажется, – согласился первосвященник. Но тень сомнения отчетливо проглядывала на его лице.

Тогда Вильгельм, мудрый король, высказал свое мнение:

– Сталкиваясь с неизбежным и не поддающимся изменению, человек бессилен как-то повлиять на события.

– Я ожидала от вас нечто большее, чем признание своей беспомощности, муж мой! – воскликнула королева.

– Мы оказались в положении, моя дорогая, когда уже ничто и никто не сможет помочь нам. Все происходящее зависит от судьбы и воли случая – они распоряжаются жизнями каждого из нас. Судьба лишила меня былой власти – я чужак в новом мире. Все, что доставляло радость, услаждало взор еще вчера, сегодня превратилось лишь в кучку пепла, и мое могущество погребено под песками времени. Остались лишь замок и горная расселина между холмами, где история замедлила свой ход. Что ж, я смиряюсь с ударом судьбы, ибо мне нечего противопоставить ему, но я сохраню свое достоинство, не позволив ни судьбе, ни случаю ввергнуть меня в пучины отчаяния. Так пусть же старые порядки царят здесь по-прежнему, а я продолжу делать то, что делал всю свою жизнь. Остальное не имеет значения, и я препоручу это судьбе и воле случая – все, кроме уважения к себе. Думаю, Хоприг согласится со мной, что именно так и следует поступать мудрому человеку, – ответил ей супруг.

– Хоприг! Какого черта мой небесный патрон делает здесь, в Бранбелуа, под маской первосвященника Лоу Гиффса? – пораженный до глубины души воскликнул Флориан.

Не обращая внимания на выпад герцога, Хоприг обратился к королю:

– Одна мысль не дает мне покоя, ваше величество. Ни один простой смертный не смог бы убить столько ужасных монстров и воскресить нас от векового сна, не будучи колдуном. А значит, мессир де Пайзен и есть колдун. Прискорбно, что камера пыток нуждается в восстановлении…

– Монсеньор, что я слышу – святой поощряет варварские методы дознания?! А порядочно ли с вашей стороны наслаждаться беспробудным сном здесь, в то время как люди надеются на ваше заступничество перед господом? – спросил герцог.

– Как будто я или кто-то другой имел возможность сопротивляться магии! В конце концов, я не имею ни малейшего понятия о том, что должен и чего не должен делать святой, поскольку поклоняюсь Лоу Гиффсу Всемогущему, – невозмутимо ответил Хоприг.

– Но сударь, я всю свою жизнь обращался к известнейшему святому христианской церкви, считавшемуся покровителем герцогов де Пайзенов! – дрожащим голосом почти прокричал герцог.

– Христиане? Я что-то слышал о них… Ах да, теперь припоминаю: Орк и Хорриг приходили в наши края и повсюду проповедовали и восхваляли преимущества этой секты, пока я не наставил их на путь истинный, спася их души.

Флориан не нашелся, что ответить, и лишь поинтересовался:

– Как же вам удалось переубедить их и предотвратить распространение христианства?

– С помощью дыбы и тисков для пальцев. Ну и, конечно, я слегка подпалил им кожу на жаровне. Не стоит метать бисер перед свиньями и пускаться в философские диспуты с варварами. Тут гораздо лучше действуют наглядные доводы.

– О! Тогда я просто не понимаю, как вы могли на протяжении сотен лет считаться христианским святым!

Хоприг изумился:

– Господи! Так вот откуда взялось это странное сияние над моей головой! Ну конечно! А я грешил на несварение желудка. Какой ужас! Даже не знаю, что сказать. Странно, однако, что именно вы принесли сию новость мне, первосвященнику Лоу Гиффса.

– Тем не менее, сударь, хотя вы всего лишь языческий первосвященник, потомки канонизировали вас. Боюсь, пока вы спали, деяния ваши были истолкованы превратно. Скажите, ваше пребывание в бочке, по крайней мере, не вымысел? – с надеждой спросил герцог.

– Откуда вы знаете об инциденте с бочкой, друг мой? Право же, тут нет ничего интересного. Иногда при неожиданном возвращении мужа домой случаются разные забавные казусы… ну, вы меня понимаете. А мужья во все времена вели себя очень нелогично…

Флориан прервал Хоприга:

– Да нет же, вы меня неправильно поняли. Я имею в виду путешествие в бочке, о котором повествует ваша легенда.

– Так у меня есть легенда! Забавно! Подойдите же поближе и доставьте мне удовольствие, рассказав все обо мне самом, – весело мерцая нимбом попросил святой.

И Флориан поведал Хопригу о том, как после предполагаемой смерти на его могиле возле Голя стали происходить чудеса, как память о нем обросла многочисленными легендами и потомки канонизировали его. Не забыл герцог упомянуть (с большим тактом, но и с печальной ноткой в голосе) о щедрых пожертвованиях, перечисляемых им из года в год в пользу церкви Святого Хоприга в надежде, что тот защищает герцога перед высшим судией, а не беззаботно храпит здесь, в Бранбелуа. Хоприг, под впечатлением рассказа, казалось, погрузился в глубокие размышления. Он попросил Флориана уточнить место нахождения его предполагаемой могилы.

– Я, пожалуй, приму любовь и поклонение потомков как справедливое вознаграждение за свою добросердечность. Кстати, могила в Голе, вероятно, та самая, где я похоронил небезызвестного вам Хоррига, после того, как мы обнаружили различия в наших с ним взглядах на вопросы теологии. От Орка же осталось так мало, что ни о каком формальном погребении не могло быть и речи. Видите ли, мои священники по сути своей люди очень славные, они преданы мне. Но иногда они проявляют излишнюю добросовестность и рвение в выполнении своих пастырских обязанностей…

– Они являют собой яркий пример исконной жестокости представителей официальной церкви, проявляемой ими в борьбе за защиту прав, которыми они облечены. Ваши священники своими примитивными методами пролагали путь, на который ступила христианская церковь и прелаты повсюду во времена Святой Инквизиции, – заметил Флориан.

Хоприг продолжил начатую мысль:

– …и силы их уже истощились, когда мы приступили к наставлению Хоррига на путь истинный. Не отрицаю, возможно, я слишком уж снисходительно отнесся к нему. За богохульство, допущенное Хорригом по отношению к религиозным догматам наших отцов, его следовало бы сжечь на костре и развеять прах по ветру. Но я проявил милосердие. В тот день я очень легко позавтракал, поэтому пришлось лишь колесовать богохульника и отрубить ему голову, дабы не откладывать время обеда. К тому же я удостоил его замечательной могилы, с высеченным на камне большими буквами именем. До чего же парадоксальные вещи случаются в жизни! Кто бы мог подумать! Если бы имя Хоррига не было написано заглавными буквами, я, возможно, так никогда и не удостоился бы сияющего нимба, так удивившего меня сегодня утром, – лицо Хоприга растянулось в широкой улыбке.

– С вашей благородной внешностью нимб смотрится как нельзя лучше. Однако как вышло, что могилу Хоррига стали считать вашей? – поинтересовалась королева.

– Мадам, я подозреваю следующее: со временем хвостик у первой буквы «R» в имени Хоррига стерся. Когда же на его могиле начали происходить чудеса – что, в общем-то, не удивительно и нередко случается на местах погребения мучеников за веру – люди восприняли это как доказательство святости Хоприга. В конце концов, христианская церковь канонизировала меня – ответил Хоприг.

– Очень мило с ее стороны. Но все же происходящие чудеса означают, что не вы, а вечно выкрикивающий свои бредни и ужасно вульгарный Хорриг был прав… – с сомнением в голосе протянула королева.

– Вероятно, так оно есть. Впрочем, мадам, мне кажется это объект чисто академического интереса. Раз уж христианская церковь канонизировала меня, придется хотя бы в знак благодарности принять христианство. Таким образом, число ее святых не уменьшится по причине произошедшей ошибки, – подытожил Хоприг.

– Вы правы, друг мой. Ведь бедняга Хорриг все равно мертв, и какой теперь прок в выяснении, кто из вас действительно христианский святой? – согласилась королева.

– Я, пожалуй, отважусь утверждать, что вы правы, мадам. Ведь пути провидения неисповедимы, и кто знает, возможно, истирание хвостика буквы «R» в имени Хоррига явилось прямым вмешательством небес, вознаградивших меня за милосердие, проявленное по отношению к сему мученику.

– Да, но ведь именно он должен был вознестись за свое мученичество тем сырым и безумно тоскливым утром. А вместо него вы удостоились святости, не прилагая к тому никаких усилий.

– Возможно, мадам. Однако что же мне делать с проклятым нимбом? Я опасаюсь, что канонизация будет стоить мне вечной толпы зевак, стремящихся увидеть святого своими глазами. Но не стоит жаловаться, напротив, надо относится к происходящему философски, ведь воля провидения – загадка для человека.

– Совершенно верно. Думаю, вы ни к чему не придете, продолжив обсуждать справедливость канонизации. Поэты и философы должны всегда помнить о провидении и не пытаться свернуть с дороги, на которую их направляют. Так покоримся же небесной воле, друзья мои. Кроме того, необходимо решить, как мы вознаградим героя, разрушившего проклятие Мелузины и пробудившего нас от векового сна, – перевел король беседу в новое русло.

– Я тоже – если позволите, воспользуюсь выражением вашего королевского величества, которое, на мой взгляд, как нельзя лучше подходит в данном случае и кажется мне проявлением высшей мудрости – начал Флориан.

– Мудрость была чудесным образом ниспослана мне свыше много лет назад, хоть я и не приложил усилий к тому, чтобы заслужить ее. Поэтому дар правильно употреблять метафоры, синтаксис и всякие подобные вещи – еще один дар, которым я пользуюсь, не замечая изумления и восхищения своих слушателей. Так что не стоит заострять на этом внимание – переходите прямо к делу, – прервал его король.

– Ну что ж, как изволили выразиться ваше величество, я также буду делать то, что ожидалось от меня вчера. Я прошу руки вашей дочери, ваше величество.

– Вы не отступаете от традиций, герцог, и с вашей стороны весьма учтиво следовать нашим, возможно устаревшим, правилам. Так проводите же герцога де Пайзена к его невесте! – обратился король к слугам.

Загрузка...