Флориан шел вдоль ручья, поднимаясь на холм по остаткам древнего торгового пути. Он двигался вверх по течению, и ручей находился от него по левую руку; справа открывался вид на густо поросшее лесом подножье холма. Флориан, не обладавший глубокими познаниями в деревенской жизни, пытался распознать среди всех деревьев клены, дубы, ели и каштаны.
– Согласно известным прецедентам, теперь, когда я иду навстречу гибели, все окружающее должно видеться мне в особенном свете, казаться знакомым. А здешние неизвестные деревья и кустарники производят на меня впечатление нестриженого сада.
Мошки назойливо роились у его лица, и он снова и снова без всякой пользы пытался отогнать их. Ручей размыл часть дороги, беспорядочные груды камней и глины, куски сланца лежали повсюду; дорога искривлялась, и высота ее заметно варьировалась. Абсолютное спокойствие царило повсюду и лишь выскакивающие из-под ног со злобным стрекотом кузнечики заставляли герцога вздрагивать от неожиданности. Кажется, в апреле еще не должно быть кузнечиков.
Наконец Флориан вышел к бревенчатой хижине возле трех деревьев. Здесь и располагалось отшельническое жилище Святого Хоприга, где Флориану предстояло встретиться с непредсказуемым. Герцог окинул хижину неприязненным взглядом. Вот уж никогда не думал, что придется погибнуть в столь невзрачном месте! Он пожал плечами, ослабил в ножнах Фламберж и, шагнув вперед, толкнул дверь.
«Если бы сейчас я обладал ростом и импозантной внешностью Рауля!» – пришло ему в голову.
Флориан буквально заставлял себя делать каждый шаг и вошел в хижину так, как должно герцогу де Пайзену.
Хижина оказалась пуста. В углу стояла клетка, выкрашенная в коричневый цвет, а в ней на красной шелковой подушке сидел огромный гусь.
– Не беспокой меня! Хватит на сегодня всяких неприятностей на мою голову, – заявила птица.
На мгновение Флориан замер, изумленный. Явно он попал не в жилище отшельника, а говорящий гусь выглядит довольно странно. Герцог вспомнил, что Верхний Морвен всегда являлся рассадником колдовства. С большой учтивостью он ответил, что и не думал вторгаться и нарушать покой хозяина дома, а просто случайно набрел на хижину. Слово за слово гусь рассказал герцогу о сцене, свидетелем которой ему довелось стать сегодня утром: верхом на магическом жезле в хижину прилетела женщина и прямо здесь родила ребенка.
– Так не положено обзаводиться детьми. Как правило, их приносит аист и выглядит это гораздо привлекательнее, – заметил гусь.
– И где же сей гонорар? – поинтересовался Флориан.
– Не понимаю, что вы имеете в виду, но если что-нибудь ужасное, то оно уже достаточно огорчило меня сегодня, – ответила птица.
Затем гусь поведал герцогу о том, как прилетел голубь и унес в клюве кольцо, которое дала ему женщина. Вскоре появился приятного вида мужчина с сиянием над головой. Он не летел, а плавно парил по воздуху на золотом облаке, а вокруг него – херувимы. Женщина и ребенок покинули хижину на облаке, окруженные капризничающими херувимами.
– Прискорбно, прискорбно, ведь я тогда сочинял и терпеть не могу, когда меня прерывают.
Гусь принялся петь Флориану о том, как должны рождаться дети и как жить дальше. О счастье супружества, о патриотизме и успехе в делах, о величии религии, об оптимизме и филантропии и еще о многом другом. О том, что человек – дитя и наследник божий, о подвигах, о великодушии человеческой натуры, о счастье родиться на земле. Гусь пел так же, как пел когда-то дальнему предку Флориана, старому Керину Нойнтельскому у пересохшего ручья Оджа. Ведь песнь его бессмертна, неизменна во все времена и не зависит от людей, живущих на земле.
Каждая завитушка на парике герцога отрицательно заколыхалась.
– Черт возьми, будем же логичны! Твое искусство восхитительно; однако ты все слишком приукрашиваешь. Человеческая жизнь вовсе не похожа на то, о чем ты поешь, – прервал Флориан гуся.
– Тем хуже для людей. Меня в моей клетке они ни волнуют. Кроме того, смысл моего пения, как и смысл любой великой песни, – дать людям почувствовать их важность, сказать, что их бытие преисполнено небесного смысла. Я не подражаю. Я творю, – ответила бессмертная птица.
Флориан некоторое время смотрел на гуся, затем вздохнул. Существо перед ним тоже лишено всякого реализма и предпочитает, как и герцог, жить по своему собственному кодексу. С другой стороны, эстетические воззрения сумасшедшей птицы до странности походили на взгляды Святого Хоприга… Надо продолжать поиски жилища своего небесного покровителя.
Герцог оставил заключенную птицу поющей дифирамбы человечеству в последнем аванпосте чародейства. Флориан отправился в Верхний Морвен, место дурной славы. Холмистый рельеф густо зарос странным сортом винограда – его огромные листья имели множество ярко-красных крапинок, подобно змеиной коже. Тут же рос земляничный виноград. Многочисленные травинки цеплялись за пряжки на туфлях герцога. Повсюду слышались мягкие и приятные на слух звуки, а у лица по-прежнему роились мошки.
Лишь однажды Флориан заметил живых существ – внезапно прямо у него из-под ног вспорхнули пять больших черных и белых птиц, а кузнечики пропали. Герцог не испугался, но неожиданное появление птиц вызвало у него неприятные ощущения… Птицы уселись на ветви маленького куста и принялись поедать пурпурные ягоды размером с яйцо крапивника. Отщипнув понемногу от каждой ягоды, они оставляли семенные корзинки нетронутыми. Все выглядело довольно банально, если не задумываться, что ни один куст не дает ягод в апреле…
Наступали сумерки. Флориан набрел на большое скопление ярко-желтых поганок, казавшихся ужасно толстыми, ядовитыми и опасными. Проходя мимо, он сбивал некоторые ногой и размышлял, что издаваемые отвратительно мягкими поганками звуки могут оказаться криками еще каких-нибудь странных птиц. Вдруг герцог заметил идущего ему навстречу человека. Над головой его мерцало сияние, видневшееся издалека – несомненно, наконец-то Флориан нашел Святого Хоприга.
Герцог решительно двинулся вперед, ослабив Фламберж в ножнах. Но это оказался не Хоприг, а невероятно древний старик в одеждах выцветшего голубого цвета, несший на локте корзину, полную небольших кореньев. Рядом с ним бежала бело-голубая собака. Старик взглянул на Флориана очень светлыми голубыми глазами, как у тех, кого видел герцог на празднике дня зимнего солнцестояния, и прошел мимо. Но собака остановилась и без всякого шума дважды обнюхала герцога, словно выполняя свои прямые обязанности, после чего побежала за стариком. Удивительно, но собака не издала ни единого звука, нюхая воздух так близко от Флориана, а человек в голубом также бесшумно шел по густым и зарослям растительности, не нанося никакого вреда зелени и не цепляя ее своими туфлями. Глядя на них, трудно было поверить, что человек и собака настоящие…
Назойливые мошки продолжали летать перед самыми глазами герцога, и как он не пытался отогнать их, насекомые не оставляли его в покое. Верхний Морвен оказался не веселым местом. В последний день апреля Флориан с трудом пробирался в сгущавшихся сумерках в поисках жилища Святого Хоприга, где теперь находился ребенок, так нужный герцогу.