Сын василиска Волошина

Сюжет 10. Новая жизнь

Квартира

Конец февраля 2010 года.

Москва.

Квартира в Трёхсвятительском переулке потрясает воображение. Всё старинное и всё в идеальном состоянии. Крупный дубовый паркет сияет, соревнуясь по яркости и красоте сияния с медяшками печной и оконной фурнитуры, дверными ручками и смесителем в огромной чугунной эмалированной ванне на кованых ножках. Даже газовая печь на огромной кухне старинная. Вместе с массивной ручной кофемолкой и медными турками разной величины. Естественно тоже сияющими. Из современного на кухне есть только огромный американский двухкамерный холодильник, небольшой телевизор на стене и панель кондиционера над дверью. Впрочем, такие же панели висят над всеми дверями в квартире.

В большом, около шестидесяти квадратных метров зале-гостиной, сразу бросаются в глаза две доминанты. Большой резной мраморный камин, уже заправленный берёзовыми дровами. Зажигай и грейся, любуясь пламенем. И антикварный малый концертный рояль Becker, сделанный под заказ в 1898 году в Санкт-Петербурге. Особая клавиатура — слоновая кость. Цвет — чёрный глянец, серебро паталь и патина. Настройка и звучание — идеальное. И даже пуф к этому роялю оригинальный, только перетянутый.

Всего в квартире 8 комнат. В столовой стоит ореховый столовый гарнитур на двенадцать персон, в шкафах — столовое серебро, хрусталь и фарфор. В спальне — спальный гарнитур, в кабинете — кабинетный. В книжных шкафах есть книги. Много иностранных. Две детских — для мальчика и для девочки. Гостевая спальня и небольшая комната для постоянно живущей в квартире домохозяйки.

Это пожилая, но довольно крепкая женщина — Аграфена Пименовна Степанова, живущая в этой квартире всю свою сознательную жизнь, как ещё девчонкой пришла из деревни в город. Сначала она служила в семье того профессора-математика, у которого в конце 1991 года не торгуясь купил на моё имя квартиру в состоянии «как есть», вместе с домохозяйкой, Ким Сергеевич Волошин. После чего профессор убыл на ПМЖ в Израиль. А затем здесь подолгу жили несколько американских и французских семей с детьми, которые без звука платили Аграфене Пименовне зарплату и давали деньги на продукты и на хозяйство. И до сих пор шлют ей открытки и зовут к себе жить. А когда ей тяжело одной всё убрать и вымыть, особенно после гостей, она вызывает профессиональную клининговую фирму и те наводят в квартире идеальный порядок.

Всё это мне рассказывает сама Аграфена Пименовна, показывая мне мою квартиру. Менеджер американской риэлтерской компании уже ушёл. Видимо заливать своё горе виски. Ибо, внезапное горе в моём лице не согласилось на посулы значительно увеличить арендную плату, и не пожалело его, что ему вырвут гениталии за облом семьи из Бостона, уже через неделю прибывающую на жительство именно в эту квартиру, которую семья однозначно выбрала из большого ряда ей предлагаемых.

Генерал

С вокзала я не поехал в общежитие спецфакультета АВР и не стал звонить дяде Толе сразу, а позвонил, когда уже утряс по своей квартире все формальности и пригласил его на разговор именно сюда, назвав адрес. Генерал человек чрезвычайно чуткий, поэтому при всей своей занятости приехал довольно быстро. Если бы я его не знал, то подумал бы, что квартира не произвела на него никакого впечатления. Ноль эмоций! Но я его уже очень хорошо знаю, поэтому вижу — охренел.

Разговор за кофе с вкуснейшими мини-бисквитиками, поданным Аграфеной Пименовной в старинном китайском кофейном фарфоре, был недлинный:

— Ну давай, рассказывай, Вася-Василиск, чего звал.

И я рассказал генералу, как всё было и есть. Даже назвал все суммы, включая полтора миллиона долларов, накопившихся за аренду квартиры за 19 лет. Опустил только два эпизода из своей поездки: как ходил к своим на кладбище — могилы уже осели, поэтому заказал установку красивого памятника из чёрного гранита и заключил договор на обслуживание могилы сразу на 10 лет, мало ли что со мною случится; и свою встречу с призраком отца. Ну согласитесь, как-то не очень рассказать генералу, что его отец, полковник КГБ Александр Титов, без Суда, просто по принадлежности к карательным органам, уже двадцать лет в Преисподней подтаскивает чертям дрова под котлы с грешниками.

— Молодец, Ким Сергеевич, — говорит дядя Толя, ставя на раритетный кофейный столик пустую кофейную чашку драгоценного фарфора, — Позаботился о ребёнке. А вот мой папа не успел, пришлось мне самому пробиваться.

Генерал хмурится:

— А откуда отец такие большие деньги взял, не выяснил?

— Нет.

— И уже не спросить. Нет, нет, к тебе претензий нет, наследство, это святое. Пошлины заплатил и всё законно. И что теперь? Думаешь, как теперь соскочить со службы? — генерал искоса смотрит на мою реакцию.

— Нет.

— А как?

— Да как Вы тогда и предложили в первую нашу встречу. Хочу сотрудничать с государством в Вашем лице на понятных договорных условиях. Я патриот своей страны и за границу соскакивать не собираюсь. Но и терять время на учёбу и дальнейшую работу, именуемую военной службой, согласитесь, при таком раскладе, глупо. Хрен когда столько заработаешь. Но отдавать всё в Фонд помощи больным детям я не собираюсь. Не люблю чужих детей, а своих пока нет.

— Хм-м! Молодец, запомнил. Да, действительно, я так говорил, сотрудничать, — генерал задумывается, — Вот что, Вася, ты и впрямь молодец, что сам позвонил и сам всё рассказал и показал. Действительно, впечатляет. Только давай у Аграфены Пименовны попросим ещё по чашечке. Просто божественный у неё кофе, уж я то точно знаю.

И я иду на кухню просить у домохозяйки ещё кофе. Она довольна, что своим кофе смогла покорить сердце молодого хозяина и его важного гостя на Мерседесе с мигалкой (высмотрела в окно!) с первого раза.

— Тебя, Вася, действительно нужно убирать из коллектива, — продолжает разговор генерал, — Итак все завидуют твоим способностям. А если ещё и это всё узнается, а ведь узнается, не сомневайся. И оно нам с тобою надо, если тебя в общаге АВР из чувства справедливости по-тихому сожрёт милая тигрица или злобный медведь? А-ха-ха!

Я криво улыбаюсь. Нет, нам действительно этого не надо.

— Но кроме этого, есть формальности. Пока ты военнослужащий срочной службы, прикомандированный к АВР. И для того, чтобы уволить тебя в запас до окончания срока службы, минуя переходящие роты в войсках, нужен приказ министра обороны. Да и то по веским основаниям — смертельное заболевание или что-то вроде. Кроме того, нужно определить критерии нашего будущего сотрудничества со стороны государства. В общем я сегодня же запишусь на доклад (он показывает пальцем в потолок). Обычно меня не мурыжат и по возможности принимают быстро. Вот он может всё! Если захочет конечно.

Вот ни хрена себе, мою судьбу будет решать Президент России⁈

— В общем, ты пока сиди дома и никуда не уезжай. Я тебе позвоню и заеду. Прямо сейчас напиши рапорт на отчисление из АВР по семейным обстоятельствам, я его с собою заберу. Ксиву АП верни, паспорт РФ оставь. А там посмотрим как сложится, миллионер ты наш новоявленный, Вася-Василиск.

Я пишу рапорт и отдаю ксиву. Генерал ерошит мне волосы и уезжает. Тьфу, тьфу через левое плечо, не сглазить. Но я обязан был это сделать.

Уже могу и без ненависти

Приходит домохозяйка и спрашивает:

— Куда подавать обед, Василий Кимович?

— А давайте, Аграфена Пименовна, я на кухне поем. Всю жизнь ем на кухне, к столовой мне ещё нужно привыкать. Одному, на что мне столовая? А на кухне телевизор и с Вами поболтать можно.

Даю ей деньги на все, на продукты, на хозяйство. Кроме зарплаты, это отдельно. Говорит, что будет отчитываться. Машу рукой, не нужно отчитываться, деньги закончатся, еще дам. Уж если за столько лет не поймали её на плутовстве, значит, не плутует, или плутует так, что лучше уже и не пытаться ловить, а-ха-ха!

После вкусного обеда немного отдыхаю и ухожу в глубокий транс. Лёжа на диване. Хорошо научили меня это делать наши инструкторы. Ещё в интернате. Есть! Я на Кубани! На взгорке, посередине просёлка стоит отец. Увидел меня, заулыбался, замахал руками, радуется.

И я рассказываю ему все новости, про памятник нашим на кладбище, про договор на 10 лет, про московскую квартиру, что всё с ней в порядке и с деньгами за аренду тоже. Про генерала, к кому он пошёл про меня разговаривать. Отец доволен, говорит, что всё я делаю правильно. Спрашиваю его про дом для него, чтоб здесь построить.

— Нет, — говорит отец, — Не нужен мне здесь никакой дом. Ты в нем жить не будешь, а на что он мне тогда? Ты лучше так приходи, как сможешь. А не сможешь, не приходи, дела делай, не заботься обо мне, я подожду, ничего, мне торопиться некуда.

— Я вот пообщался здесь с кем надо про твой дар от меня, — продолжает отец, — И убедил, что его зависимость от ненависти, это лишнее. Потом не спросить на Суде, почему ты не делал, когда надо было делать. А ненависть вообще плохой подсказчик. В общем, ты сейчас полежи немного, расслабься, а я всё сделаю. И отныне ты будешь доставать своё жало по необходимости, а не по эмоциям. И ещё, теперь ты будешь точно знать, кто злоумышляет против тебя километров за десять-пятнадцать, как и я мог. А вот карать злоумышленников или нет, будешь теперь только сам решать. В трансе конечно. А без транса ты итак уже умеешь. Я про «в штаны наложить», а-ха-ха!

— Экопрез, папа! Это по-научному называется экопрез — неспособность человека к сознательному контролированию акта дефекации, недержание кала, — подсказываю я.

— Матушки мои! А я всё по-нашему чешу, по-деревенски. Надо запомнить — экопрез. Ну ладно, ложись в траву, расслабляйся, а то некогда мне уже, уходить пора.

И я ложусь ничком на траву и закрываю глаза. Где-то глубоко в огромном пространстве что-то мигает и всё. Отец исчезает. Что-то во мне изменилось? Да. Появилось ощущение огромного локаторного поля вокруг, пока пустого… Ан, нет, уже не пустого. Вижу, как из ближайших кустов на меня смотрит немигающим взглядом крупная гадюка и злоумышляет меня цапнуть. Вон что оказывается, я лёг на её место, где она обычно греется. Ах-х, тыж, гадюка какая мерзкая! Вот же смотрит!

КЛАЦ!

Всё. Уже не смотрит. Голова гадюки падает на траву. Сердце её останавливается. Да, да, у змей тоже есть сердце. А ненависть при этом была? Нет, только страх и отвращение, не люблю я ядовитых змей.

И я выхожу из транса.

Ответ Президента

Звонит взволнованный дядя Толя, он сейчас приедет. Конечно приезжайте! Кофе генералу!

— Значит так, Вася! Был, доложил, попросил совета. И вот передаю его ответ, практически дословно, как запомнил:

«В России много богатых людей, Анатолий Александрович! Но к сожалению не все они патриоты и уж, точно, не все способны делать то, что уже сделал для нас этот мальчик. Вон, как он нам помог. И когда бандиты на Кропоткинский напали, и когда заключённые в тюрьме бунтовали, и когда нацисты поезд взорвали, и с угонами самолётов тоже. И там не его вина, что наши египетские партнеры всех перестреляли. Достоин награды, подавайте представление, я подпишу. И пусть живёт своей жизнью, не нужно это делать за него. Главное что бы он на наши просьбы вовремя откликался и помнил, что мы не прощаем предательства. А мы в свою очередь должны учиться быть благодарными нашим гражданам за хорошую работу на государство и не скупердяйничать».

Вот так я и стал в 18 лет формально абсолютно свободным российским гражданином, москвичом с Покровки, уже отслужившим срочную и там награждённым Орденом Мужества. Но сейчас уже много молодых ребят с орденами и медалями со службы приходят. Обычное дело, время такое.