Александр Яманов Сын Тишайшего-7

Пролог

— Здравствуй, Пётр Фёдорович, — хозяин кабинета встретил гостя стоя, указав тому на изящное кресло. — Как поживаешь? Что нового в столице? А то далёк я от местных дел.

Невысокий мужчина средних лет, одетый в синий мундир гражданской службы, поздоровался в ответ, расположился в кресле и быстро оглядел обстановку. Он был здесь год назад, и с тех пор ничего не изменилось. Что объяснимо. Князь Барятинский, пригласивший его на встречу, последнее время проводил в Литве. Там действительно хватало дел. Однако чиновник сомневался в незнании Юрием Юрьевичем столичных новостей.

— Если ты про моё недавнее назначение, то пока осваиваюсь. Вернее, выполняю приказ государя и одновременно вникаю в детали. Ведь никто не даст тебе времени на раскачку, — здесь собеседники усмехнулись, зная требовательный нрав царя. — Хорошо, что мне дали возможность изучить тонкости управления. Я сначала и не понял, зачем был назначен заместителем губернатора Твери, а затем Великого Новгорода. После армии на гражданке оказалось тяжело. Когда же Фёдор Алексеевич поставил меня руководить Тульской губернией, то было одновременно и легче, и сложнее. Пять лет, считай, учился. Поэтому сейчас в Москве тяжело, но всё понятно.

Оба аристократа снова улыбнулись, так как прошли похожий путь.

Многие бояре изначально не одобряли кадровую политику русского монарха. Раньше было запутаннее, но понятнее. Есть достойный муж, которому государь поручал ответственное дело, неважно, связанное с войной или посольским приказом. Выполнил — хорошо. Нет — тоже не беда. Верные и знатные люди всегда нужны. Чинами никого не обижали, даже если ставили воеводой в захолустный Тамбов.

Зато сейчас при назначении не учитывается даже княжеский титул или принадлежность к знатному дворянскому роду. Вон, даже канцлером после болезни брата царя назначили Алёшку Лихачёва. Тот хоть и принадлежит к старому дворянскому роду, но незнатен. И про худородство председателя Совмина аристократы не забывают.

Или взять ситуацию с князем Волконским, приехавшим на встречу к соратнику и родичу Барятинскому, как ранее делал его отец. Петр Фёдорович хоть и был мужем самой царевны Софьи, а всё одно пришлось начинать службу в армии со звания капитана. В своём кругу он посмеивался, что царь присвоил бы ему чин лейтенанта, но тогда дружно возмутились бы все его сёстры.

При этом служить молодому князю довелось по-настоящему, и он прошёл через все войны, идущие на юге. А потом вдруг перевод в Воронеж на должность интенданта. Тогда Пётр изрядно обиделся, подумав, что дело в его ранении и нескольких просчётах в битве при Самаре-городке. Но всё оказалось иначе. Полтора года тогда уже майор пересчитывал портянки. На самом деле работа оказалась гораздо сложнее. Приходилось осваивать новые для себя науки, особенно бухгалтерию и новомодную логистику.

Потом снова неожиданный поворот. Князю и царскому родственнику пришлось сесть за парту Академии госслужбы. И только когда царь самолично прочитал студентам несколько лекций, Волконский начал понимать его замысел. Фёдор Алексеевич подмечал показавших себя людей, проверял их способности и учил. Поэтому назначение заместителем губернатора бывший военный воспринял с пониманием и трудился не за страх, а за совесть. Пусть его дражайшая супруга и ворчала, обвиняя брата в принижении достоинств мужа.

Забавно, но испытание прошли не все представители знатных родов и даже родственники царя. Те же Воротынские или Долгоруковы, излишне откровенно проталкивающие своих людей наверх, сильно разочаровались. И ведь не возразишь. Все аристократы получают возможность для карьерного роста. Однако им приходится испытывать соперничество со стороны дворян и даже служилых людей. Оттого Волконский ничуть не удивился назначению Алексея Лихачёва высшим чиновником России. Впрочем, как и переводу его старшего брата на должность генерал-губернатора Югороссии.

Многие посчитали это усилением незнатной фамилии. Только умные люди поняли и оценили продуманный ход самодержца. Ведь Михаил Лихачёв много лет возглавлял царскую канцелярию, имевшую власти поболее Совмина. Сосредотачивать столько сил в руках одного рода — весьма рискованный шаг. Царь это понимает и старается уравновесить ситуацию.

— Последний указ когда исполните? Или он невыполним? — с толикой иронии спросил Барятинский.

— Отчего же? Вопрос в финансировании. Задумка покрыть все улицы Москвы брусчаткой весьма полезная. Как и запрет строительства деревянных домов. Исключения сделаны только баракам с работниками. Как ни чисть столицу от босяков, но кому-то надо обслуживать городское хозяйство.

— Неужели в Москве не хватает денег на обустройство? Это мне в Западном крае приходится считать каждую копейку. Здесь же пространства меньше, а народ законопослушный и побогаче. Налоги с прочими податями исправно платит, — уже с возмущением воскликнул хозяин кабинета.

— Город, почитай, пятнадцать лет перестраивается. Многие улицы выпрямили и расширили, заодно снесли целые районы со слободами. Ещё государь приказал ставить дома только из камня, возмещая часть расходов хозяевам. Как оказалось, столичная казна не бездонная. Одновременно с мощением улиц идёт их освещение, озеленение и проводка канализации. Благо последняя пока только в центре, как и водопровод. На большее нет ресурсов. И какая это морока! Ты даже представить не можешь, — грустно вздохнул Волконский. — А на мне ведь вся губерния. Надо облагораживать не только Москву, но и Звенигород, Серпухов, Каширу, Коломну и менее важные городки. Ещё дороги требуется улучшать. Особенно Владимирский, Воронежский, Калужские и Тверской тракты. Здесь хоть армия помогает как людьми, так и инженерами. Однако деньги и материалы выделяет губерния. Добавь ко всему прочему сооружение мостов, которые оплачиваются лично Фёдором Алексеевичем, но находятся под моим присмотром. И это только речь о строительстве. Не считая обычной жизни Москвы — от обеспечения её провизией до отлова всякого отребья.

— Вот на татей лучше не жалуйся! У тебя здесь тишь да гладь! А я первое время не знал, за что браться. Ладно восставшая шляхта или обычные грабители, прикрывающиеся благородными целями. Так ведь в Литве творилось сущее безумие! Мужики резали знать и жидов с чудовищным размахом. Никого не щадили, — Барятинский эмоционально взмахнул рукой. — Потом начали просто безобразничать, почуяв вкус крови. Хорошо, что армия действовала по заранее разработанному проекту. Войска заняли важные города, сёла и опорные точки, заодно обеспечили порядок на главных дорогах.

— У поляков всегда неспокойно, даже в мирное время. Как думаешь, в этом году получится с присоединением?

— Мы, считай, уже справились. Западный край, как сейчас принято величать Литву, полностью под нашей властью. Есть небольшие очаги сопротивления, но шляхта не ожидала восстания мужиков, вспыхнувшего при появлении наших войск. А ещё давят их жёстко. Кто сразу не присягнул на верность России, считай, лишился земель и имущества. Заодно защиты. Ведь магнатские и иные дружины государь запретил, приказав им присоединяться к русской армии. А для панов это как серпом по одному месту. Они привыкли жить наособицу от своего короля. Фёдор Алексеевич просчитал всё изначально. Получается, вся земля перешла казне. Однако прежние владельцы начали биться за неё, попортив нам немало крови. Только казни заложников успокоили большую часть восставших. Государь приказал не щадить никого. Знал бы ты, сколько женщин и детишек пришлось умертвить, — вздохнул Барятинский. — Зато поляки быстро образумились, кроме самых отчаянных. Я вроде понимаю верность такого метода, но тошно. Ещё ведь мужики постарались. Сколько шляхты поубивали, страшно подумать.

Оба князя некоторое время молчали, приступив к дегустации новомодного ныне вина. Осуждать царя в их кругу не принято. Но частенько государь поражает своей жестокостью даже видавших виды людей.

— Часть бояр обиделась, что землю отдали литвинской черни. А там ведь земли немерено, — произнёс губернатор.

— Говори прямо, Пётр, — усмехнулся в ответ Барятинский, — все знатные рода недовольны, что не смогли получить отторгнутые поместья. Ещё эти хозяйства, где власть у мужика! Какое непотребство! Только если взглянуть на происходящее со стороны пользы государству, то всё выглядит иначе. Мы с тобой замыслы государя понимаем, потому и находимся при власти. Почитай, весь юг за Засечной чертой сейчас живёт без помещиков. И ничего, процветают. Намедни беседовал с князем Бельским. По его словам, будущее за совместными хозяйствами или огромными поместьями, прозываемыми латифундиями, как у древних римлян. Думаю, надо довериться столь знающему человеку. Вон Юрий Трубецкой один из первых понял намёки царя. Ведь за внедрение новых методов хозяйствования положены немалые преференции. Тут тебе и кредит, и семена, и механизмы для обработки земли. Я и сам взял приличный участок у Днепра. Там хлеб можно растить, да и подсолнух. Пусть старший сын занимается. Есть у него склонность к земледелию.

— Так людишек на юге мало. Как там развиваться? — со знанием дела спросил Волконский.

— Не поверишь, но за последний год к нам добровольно перебрались тридцать тысяч польских мужиков с семьями. Это не считая православных, сбежавших из Литвы, и немцев. А мне ведь, помимо порядка, надо обеспечивать мирную жизнь. И как быть, когда некому землю пахать?

— Нет, я лучше в заводы и торговлю продолжу вкладываться. Здесь главное — не лезть в государственные подряды. Уж слишком лютует Ревизион-отдел. Но мне и так денег хватает, не вижу смысла жадничать.

Оба князя снова уделили внимание вину, готовясь к основной теме встречи.

— Думаешь, не нужно обращать внимание на недовольных? — забросил первый камешек глава Московской губернии.

— Пётр, ты как маленький, — улыбнулся Барятинский, — сам знаешь, кто на самом деле руководит царской канцелярией. Правильно, Наталья Алексеевна. Государь оставил сестру на хозяйство после своего отъезда на юг и болезни брата. Как думаешь, пройдёт какая-либо новость мимо упомянутого тобой Ревизион-отдела и ведомства Башмакова? Тот и оно. Я бы лучше не лез в эти сферы. Целее будешь.

— А как быть с царицей? — Волконский поднял самую важную тему, беспокоящую русское общество.

— Пусть Фёдор Алексеевич сам решает. Не нашего это ума дело. Знаю про прижитого на стороне сына. Как и все разумные люди, я осуждаю царя, о чём говорил ему лично. Очень непонятный поступок с его стороны. Это не гулящие девки, о которых судачил народ несколько лет подряд. Но повторюсь, решать не нам. Да и нет особой угрозы государственным делам. К тому же армия на стороне нашего самодержца. За это я головой ручаюсь. Потому предупреди сомневающихся, чтобы сидели тихо. Иначе прежние кары покажутся боярам подарком. Такого, как с князем Черкасским, не будет.

— А что сам государь? — Волконский решил переменить опасную тему.

— Фёдор Алексеевич на Волыни. Мы ведь сначала зашли в Литву и уже через год в польские земли. Государь сказал, что это дело личное и должен самолично возглавить кампанию. Только почему, никто не знает.

Загрузка...