Сумерки Эрафии

Глава 3

Земли бессмертных, цитадель Агону,

6 путь Лун, 987 год н. э.

Над серыми водами летел слепень. Его легкий хитиновый панцирь переливался под яркими лучами. Солнце давно миновало полдень, но до моря было еще далеко. В своей дельте река была почти полмили в ширину, и перелететь ее маленькому насекомому было тяжело. Сильный теплый океанский ветер так и норовил швырнуть слепня вниз. Из последних сил он поднялся над приближающимся берегом, внизу мелькнула высокая набережная черного камня, рядом мостик, ограда и линия высоких колонн. Слепень опускался, сил не было, но вокруг уже был город, ему чудились запахи пищи и тлена.

Чуть поползав по темному древнему камню ограды, он пригрелся и совсем перестал двигаться. К теням, отбрасываемым колоннами и завитками ограды, прибавились еще две. Маленький уставший слепень не видел этого, не осознавал угрозы. Он ничего не понял и тогда, когда рука в перчатке темно-фиолетового металла потянулась к ограде и вмиг раздавила это хрупкое тельце.

— Дрянь, как они только залетают сюда, — сказал один из пришельцев и легким движением столкнул раздавленное насекомое вниз.

— Думаю, с острова-тюрьмы, — ответил другой, — или с монолита первичной переработки, там ведь столько отходов.

— Это вряд ли. Теперь за всем следят, я сам указал Тамикзалле, что с помойкой пора кончать. Почти тысячу лет тут воняло, а сейчас какая благодать…

— Но ты ведь привел меня сюда не для того, чтобы узнать мнение о паразитах, Вокиал?

— Конечно, Тант, браслеты? — Один из собеседников показал другому полоску серебристо-бежевого сплава у себя на запястье. Она была надета поверх перчаток. Фиолетовые латы покрывали почти все тело Танта. Второй собеседник был одет в черную рясу, подпоясанную белым шнурком, оканчивавшимся застежками в виде черепов. Тант был шести футов роста, Вокиал — на голову ниже. Он всегда горбился, то и дело потирая руки, будто от холода. На запястье Вокиала был точно такой же браслет, что и у Танта. Он показал его, чуть одернув рукав рясы, обнажив на мгновение желтую, совсем сухую и костлявую руку без волос.

— Ты ведь и так обо всем догадываешься. Однако нам стоит сверить позиции. Мы решили посвятить тебя в нашу тайну, чтобы понять, как ты относишься к нынешнему плачевному положению. Попытаться связать воедино все, что происходит последние пятнадцать лет. Сейчас подойдет наш общий старый знакомый, это…

— Дас, посланник сумрака. Поверь, Вокиал, я, не утруждая себя, могу назвать еще десяток имен и сотни предпринятых вами действий. Я хочу, чтобы ты не говорил загадками, мне полуправда не нужна.

На лице нойона мелькнуло подобие улыбки. Глаза Танта, блеклые искусственные шарики, вспыхнули жестким первородным голубоватым огнем. Истинные глаза бессмертного духа, скрывающегося в этом мрачном вместилище.

— Хорошо, давай начистоту, никаких полумер и полуфраз, мы не можем позволить себе такой роскоши, как трата времени на недомолвки. Особенно сейчас, при постоянной опасности как со стороны арагонского врага, так и собственных вождей.

— Ближе к делу, Вокиал! — с металлом в голосе отрезал Тант.

— Ты опытнейший воин, тебе служат наездники драконов — самой мощной части нашего войска!

— Это намек на род услуг, которые требуются от меня, или ты все же тянешь время, пока не появится Дас?

— И то и другое. То, о чем мы просим тебя, не каприз. Цена провала для всех нас — окончательный крах Темного Круга!

— Открой всех истинных, кто с вами! На мне браслеты молчания, нас не просканируют, даже если все силы внутренней охраны будут тут. Нам не стоит бояться даже Видомины.

— Я позаботился о том, чтобы нас предупредили, если она захочет нас видеть.

— На то ты и хозяин города! Она и Сандро, я надеюсь, еще не в курсе ваших планов? С ними я не могу договариваться, они окончательно потеряли всякую связь с реальностью!

— Да, Сандро совсем отрешился от дел… Это и стало одной из причин, того, что мы так спешим…

— Кто из истинных?!

— Я, Кси, Чарна, Галтран, Тамикзалла и Нагаш…

— А Моандор? Уверен, без него не обошлось…

— Идея появилась у Нагаша, Даса и Моандора одновременно… Сразу скажу, при Дасе не стоит вдаваться в подробности наших военных действий. Мы не можем до конца ему доверять, выходцы с Зейлота — опасный народ. Сами диктуют правила. Но, как ты понял, без нас им успеха не достичь. Моандор обещал при случае решить этот вопрос самостоятельно.

— Я понял. Итак, в чем цель операции?

— Окончательный разгром Арагона и всех их союзников!

— А затем?

— Установление нашей власти, свершение замысла Хайда!

— Как у вас все просто. То, на что ушла последняя тысяча лет, сейчас произойдет в одночасье?! Людей расплодилось такое количество, что никакими запасами стааха нам не привлечь их к себе!

— Война и соблазн бессмертия всегда были на нашей стороне. Что касается многочисленности людей — это решаемо. Ты помнишь мудрую мысль, высказанную Нагашем в конце прежней войны? Кроме наших солдат есть еще голод и холод. Они действуют быстро и не стоят стааха! Несколько лет неурожая — и число людей сократится на порядок!

— Это ясно, но как вы думаете остановить Титанов? Я не для того уже двести лет пестую новых драконьих всадников, чтобы бросить все силы на алтарь славы Моандора и Нагаша!

— Есть способ, и именно для этого нам понадобилась помощь сумеречных.

— Конкретнее!

— Как ты знаешь, последняя попытка разжечь внутренние войны на центральной равнине закончилась провалом. Десять лет назад авлийцы сдались в войне с людьми, хотя тогда их войска осадили Энроф. Затем у них сменилось правительство, а новое еще хуже относится к нам, чем прежнее. Теперь там вовсе не с кем вести переговоры. Причиной всему вновь послужило вмешательство Арагона. Но за прошедшее время организации Моандора удалось завербовать себе новых адептов в правящих кругах многих других стран в то время, как Белые были заняты умиротворением эльфов.

— И что вы предлагаете? Если мы столкнем лбами наших врагов, арагонцы вновь всех помирят. Это замкнутый круг! Белые всегда торгуются, всегда открыты, но мы-то с тобой живем почти тысячу лет и знаем правду. Они не добивали нас лишь для того, чтобы держать «пугалом» для своего стада. Чтобы мы любыми своими шагами напоминали людям — кому они обязаны своей мирной жизнью… Кто бы не начал новую войну с Эрафией, Белые используют новую кровь для укрепления своей веры в Велеса и своей скрытой власти.

— Да, но это лишь первая часть. Все мы знаем о жестокости и изощренном уме арагонцев, тем не менее именно традиционное начало обеспечит нам победу. Первые ходы успокоят их и дадут нам выигрыш во времени. В данном раскладе роль самого яростного агрессора выпадает Кревланду. У них огромное перенаселение, кризис нынешней династии, естественная засуха — все условия для начала внешней войны, это прекрасный путь для горячих орочьих голов.

— Где и как вы думаете это начать?

— Через год, максимум два, когда сложится идеальная ситуация для смены власти. Варвары двинутся с гор к восточным границам Эрафии — люди Моандора позаботятся об этом. В то же лето они увязнут в эрафийской обороне и Эдрик начнет подтягивать туда силы. Тогда наши войска вместе армией Фолии начнут наступление по основным направлениям. Оно должно быть достаточно мощным, чтобы вынудить Арагон и их эльфийских прихвостней ввести в дело свои главные силы.

— Но защита Эрафии крепчает год от года. Потом, судя по открытым новостям, а не тем слухам, какими обычно пользуется Моандор, Эрафия скоро заключит военный союз с Авлией. Полный военный союз всего через десять лет после войны — это резко укрепит их армию, повысит уровень применимости магии, уверен, эльфы могут многому их научить!

— Ты зря не веришь Моандору, поручив ему нашу разведку, Сандро сделал единственный верный шаг в своей жизни. Но оставим это. Дас задерживается, и не узнать, где он. Если бы не браслеты, в астрале его было бы видно за много миль…

— Так что сумеречные вам предложили?!

— Я не могу говорить без Даса! Мы пообещали друг другу не рассказывать об этом никому в отсутствие хотя бы одного посвященного свидетеля в браслетах молчания.

— Ну не помню, когда данное слово тебя останавливало, — рассмеялся вороньим карканьем Тант, — к чему такая секретность?! Я разделяю ваше недоверие к Сандро. Мне тоже не нравится его столь долгое затворничество и то, что фактически он передал власть Видомине. Но если мы не будем в этом деле доверять друг другу, ничего не выйдет.

— Не хочу тебя расстраивать… — начал было Вокиал и вдруг замер, подняв указательный палец с черным перстнем. Тончайшим искусственным ухом он расслышал шаги на винтовой лестнице, ведшей к навесному мосту и колоннаде. Нойон замолчал на полуслове и указал на двери. Он легко бы почувствовал приближающихся за несколько минут до этого, если бы мог дать свободу астральному телу. Но браслет молчания лишил его такой возможности, и потому он мог полагаться лишь на сверхчувствительность своего проверенного за двести лет служения искусственного тела. Оно было еще очень молодым. Телу Танта было больше трехсот лет, а Сандро, по легендам, вообще пользовался еще своим первым телом. Вернее, его останками, как шутили недоброжелатели.

— Пройдемся, — резко изменил голос Вокиал.

Тант молча подал знак, что понял причину беспокойства собеседника. Они двинулись по мосту, к спусковой камере лифта. Здесь были и другие лестницы, но они вели во внутренние дворы к возвышавшемуся за спиной куполу дворца совета истинных, а Вокиал направлялся в сторону порта.

— Я знаю, где может быть Дас!

Они зашли на площадку лифтовой платформы. Тант чуть топнул ногой, и каменная площадка плавно двинулась вдоль стены высотой более полусотни ярдов. Несмотря на приличную скорость, Вокиал успел заметить, что по мосту мимо колоннады двигался обычный патруль — несколько вампиров и рыцари смерти. «Это безумие слишком затянулось», — пробормотал древний нойон.

— Ты не закончил, — напомнил Тант, когда они шли по широкой каменной лестнице в портовую зону.

Солнце стремилось к морской глади. Красная луна, столь крупная здесь, на далеком юге, показалась на краю гор. Движение наполняло город мертвых, высоко в небе проносились целые облака и сонмы призраков. Над внутренним двором главного купола дворца совета завис костистый дракон с каким-то массивным грузом на брюхе. Вечно неспящие вампиры несли службу на страже. Их силуэты поблескивали зеленоватыми переливами на фоне надвигавшейся с востока всепоглощающей тьмы. Навстречу Танту и Вокиалу двигалась группа живых мертвецов и зомби с какой-то необычайно тяжелой поклажей. Шедший впереди начальствующий лич согнулся в три погибели. Зомби также попытались согнуться, но у них это получалось скорее комично, груз был очень тяжел.

Наконец Вокиал и Тант оказались на брусчатке древней набережной, с которой порт было видно как на ладони. На каждом столбе решетки, ограждавшей спуск к воде, находился маленький череп, внутри которого горел негасимый огонь. Раз в десять дней личи обходили ограду и засыпали в открывающиеся черепки горсть зеленого порошка. Этого хватало, чтобы ярко освещать дорогу, и, как только на город надвигалась тьма, тысячи огней, зеленых, красных, голубых, озаряли это величественное место. Яростный свет рунического пламени мертвых бросал отсветы на черный покров гигантских зданий Агону — главного города мертвых — сердца страны нойонов.

— Дас! — Вокиал указал рукой в центр копошащейся муравейником толчеи порта.

Неуклюжие зомби и орки разгружали корабль, а над ними возвышалось человекоподобное существо с бычьей головой и загнутыми назад рогами. Это был миноец — потомок выходцев из горной Таталии, которая дала этому миру редких по могуществу чародеев и грубых наемников-минотавров, с трудом уживавшихся с людьми, живших и размножавшихся в непроглядной темноте пещер. Между металлическими наконечниками на их остриях то и дело пробегали голубые молнии. Телом посланник напоминал минотавра, но был много стройнее этих грузных неповоротливых подземных тварей.

Дас услышал голос Вокиала и через пару минут поднялся на набережную. Проделав ту же церемонию проверки браслетов молчания, Дас заговорил. Его гортань сама могла произносить слова тридцати языков и сотни наречий всех известных народов. Ему достаточно было лишь подумать, а слова произносились автоматически. Сумеречные маги предпочитали общаться в астрале, как и нойоны. Но сейчас неустойчивая красно-черная дымка параллельной реальности была отрезана от собеседников их браслетами.

— У меня две срочные новости для вас, — сказал миноец с поклоном.

— Новости подождут. Прибыл ли груз? — спросил Вокиал, хотя догадывался, что все в порядке. Один из пяти крупных кораблей, пришвартованных в порту, принадлежал сумеречным магам. На это указывали серый флаг с оранжевым диском и сполохами огня, а также форма корабля. Похожий на стрелу с широким оперением, он опирался на два поплавка, вынесенные вдоль бортов, и имел добрый стадий в длину. В оперении на корме прятались особые магические устройства, позволявшие команде в отсутствие могучих колдунов вести корабль против ветра и морских течений.

— Да, прибыл! День назад Моандор связался со мной, когда я был в южной Фолии. Это было заблокированное астральное послание высокого уровня. Он явно все еще боится перехвата вашим руководством.

— В чем суть?

— Он и Нагаш раскрыли агентурную сеть арагонцев и эльфов в Фолии, возможно, готовившую переговоры с кем-то здесь!

— Это не та новость, которую стоило скрывать от Видомины и ее сподвижников!

— По меньшей мере!

— Ну, продолжай, — усмехнулся Вокиал.

— Моандор уверен, что сеть была очень разветвленной и агенты Белых проникли глубоко. Лазутчики могли догадаться не только о наших военных приготовлениях, но и, возможно, что-то узнать про Груз! Возглавлявший их резидент бежал в Эрафию. Нагаш последовал за ним!

— В Эрафию?

— Да!

— Это же бред! — Вокиал раздраженно всплеснул руками. — Нагаш, древнейший из истинных, у него такое силовое поле, что его почувствуют обычные люди. Не говоря об инквизиторах, ордене Фавела или арагонских глазах! Его видно, как черное пятно на белом одеянии!

— Он сделал заклятие маскировки и расслоения. Не зная, что ищешь, его не заметить.

— Все равно это смешно, от него так разит силой, таким астральным напряжением, что ярдов с трех только что трава не горит. Его заметит любой!

— Я не знаю подробностей. Думаю, он уже догнал эльфа и все окончилось благополучно. Вторая новость: Моандор утверждает, будто знает, что задумал Сандро! Для чего ваш отрешившийся вождь решил снова созвать совет.

— Как он мог? Мысли вождя не прочесть! — Даже Тант был удивлен.

— Как он это сделал, спроси у него. Главное, что он узнал! — Дас выдержал паузу.

— Сандро все же готов пойти на официальные уступки арагонцам. Готов к переговорам с Солмиром на нейтральных условиях, готов сдать все, что вы выстраивали последние двести лет!

Такого не ожидал никто. Тысячелетнее противостояние, жизни миллионов простых людей и многих великих героев с обеих сторон лежали между ними и Северными владыками. Корни вражды, уходившие в глубину веков, вера в собственное предназначение и борьба с этой верой — все это настолько глубоко залегало в их сознании, что сейчас никто из них не мог и не хотел меняться. Тем более меняться быстро и радикально. Не доверяя друг другу в течение огромного времени, они и сейчас отказывались верить в новые сведения, полученные от главного информатора их заговора.

— Он не решится! — возразили разом оба истинных нойона. — Арагонцам это не нужно!

— Я знаю его безумно давно. Сандро не опозорит себя открытыми переговорами, он воин. Он понимает, что ему перестанут верить! — пытался уверить себя Тант.

— Ваш глава разведки считает так же. Но убедиться можно только на совете Темного Круга. Когда вы сделаете то, что давно пора сделать! Мне, да и всем сумеречным, не нравится, что вы так долго медлите с взятием власти! Здесь, в Агону, должна быть одна голова!

Лица обоих нойонов побелели от гнева. Они не пытались скрыть свои эмоции, так как каждый представлял, чем рискует, ввязавшись во все это.

— Мне не нравится ваш тон, посол, — резко шагнул вперед Тант.

— Успокойтесь оба! — встал между ними Вокиал. — Нельзя позволить мелочным чувствам овладеть нами в канун великого торжества. В канун нашего возвращения в этот мир!

— Я чувствую нарастающее недоверие с вашей стороны! — развел руками миноец.

— Это поверхностное. Тут атмосфера такая, как говорят в Таталии. Если бы тебе не доверяли, думаешь, позволили бы провезти сюда, в сердце нашего мира, груз? При всем том, чем нам это угрожает! Кстати, стоит его осмотреть и проверить на устойчивость к поверхностному астральному касанию.

— Осмотреть все можно здесь и сейчас. — Гость с Запада перегнулся через перила и указал на колонну слуг мертвых, с тяжелыми тюками и ящиками двигавшихся к зданию посольства Сумеречных. — А завтра я хотел посетить Тамикзаллу. Есть вопросы о некротической силе воздействия на животных. Мы с ней работаем уже несколько лет. И уверен, ни вам, ни Моандору до дня совета я не понадоблюсь.

Дас был горд собой. Он мог указать истинным нойонам на их место. Указать в их собственном городе. Кто еще из смертных мог осмелиться на подобное? Вокиал умиротворенно размял бледные иссушенные руки.

— Что ж, прекрасно. Пойдем, Тант. Я наконец смогу подробнее рассказать о третьем шаге, который поставит на место наших гордых арагонских друзей.

Вокиал указал путь вдоль набережной. Дул влажный теплый ветер. В небе сияли, переливаясь всеми цветами, огни города мертвых. Они втроем медленно двинулись вперед, оставив за спинами суету порта.

Этот разговор изменил будущее всего мира. Изменил будущее Эрафийской знати и простых людей. Изменилась и жизнь Гримли Фолкина.

Западная Фолия, Дидфалп,

6 путь Лун, 987 год н. э.

Липкая темнота, какие-то взвизгивания в голове, бред… Наконец глаза открылись, и Рууд увидел дверь. Старая, выцветшая, со следами плесени и влаги. Запах сырости и болота указывал на то, что он все еще в Фолии. Он попытался пошевелиться, но тело не слушалось. Ну и способ придумал ведущий для этой встречи. Спустя пару минут герцог все-таки смог встать. Оказалось, что руки его связаны за спиной. Это уже выходило за всякие рамки. Через три дня он должен быть в Александрете! И вместо того чтобы мчаться на запад, он застрял в этой вонючей фолийской дыре. Раздался скрип ключа в несмазанном замке. Дверь отворилась, и уродливая сгорбленная фигура лича показалась в проеме. Указательным жестом тот просил вице-канцлера следовать за собой.

— Руки развяжи! — возмутился Рууд.

Но лич шел, совершенно не обращая внимания на его вопли и возражения. Пройдя во мраке с десяток ярдов, они оказались в большом коридоре. Рууд подумал, что они в какой-то гостинице, подобной постоялому двору «Собачья голова», где он оставил братьев Орханси. Наконец лич остановился перед старой дверью, как две капли воды похожей на ту, за которой оглушенному канцлеру пришлось провести эти казавшиеся вечностью полчаса. Дверь сама со скрипом открылась внутрь комнаты.

— Заходи, — произнес лич, присвистывая на каждом слоге. В своих доспехах почти семифутовый гигант выглядел весьма устрашающе, но Рууд не испугался. Его больше волновало возвращение в Александрет. Едва ли ведущий откажется поддержать его план, — тот слишком хорош. Только герцог вошел в небольшую комнатку, как дверь захлопнулась, и он остался в полной темноте. От хлопка двери колыхнулся прохладный влажный воздух, потом наступила тишина, и сколько Рууд ни напрягал слух, он не мог различить ничьего дыхания, кроме своего.

— Здесь есть кто-нибудь?

— Сядь! — Мощный металлический голос ударил ему прямо в уши, но в комнате не было сказано ни слова. Этот приказ Рууд услышал в своих мыслях.

— Куда? — только и успел подумать и прошептать вице-канцлер.

Прямо перед ним из черного пятна в углу комнаты возник светло-зеленый шар. Он распался на светящуюся зеленую пыль, которая поднялась под потолок и озарила всю комнату тусклым, но мягким и ровным светом. В углу на обычном человеческом стуле сидел ведущий. Он был одет в тяжелую серую хламиду, черный плащ, на голове возвышался выцветший потрескавшийся фолийский шлем с маленьким черным рожком. Перчатки плотной светло-коричневой кожи скрывали тонкие, длинные, хваткие пальцы. Кроме пустующего кресла напротив него, в комнате ничего не было. В маленькое грязное с подтеками окошко с двух сторон стучались мотыльки.

— Ты не умеешь сдерживать свои мысли, я не первый раз тебе это говорю!

— Я…

— Молчи, думай и молчи! В твоих поверхностных мыслях я не вижу ничего плохого. Так что особенно не бойся. Ты узнаешь ровно то, что нужно, и ничего лишнего, мой друг. Думай четче и яснее!

— К чему этот допрос? Я хочу лишь узнать, зачем меня вызывали и как оценивают мою позицию в заговоре против Эдрика! — Наконец, сосредоточившись, вице-канцлер смог сформулировать фразу мысленно.

— Это не допрос, а так, пустяки, как говорят люди. А за Эдриком тебе нужно следить в оба. После вашей заварушки он должен выжить! Он связующее звено всего дела. Меланхолик, добрый и жалостливый, в войну за добро верит с наивностью слушателя сказочных рассказов древних волхвов. Он идеален и намного превосходит брата во всем, что нам нужно. Кристиан, его сын, куда больше будет слушать других, он нам не подойдет. К тому же Белые сразу пришлют ему нового опекуна.

— Мне сказали, что бывший король Катберт будет участвовать в заговоре против брата. Я не очень этому верю…

— Скорее всего, он провел твоих друзей. Но это не важно. Он не заслужит славы. Ты поедешь в Александрет, как и хотел, расправишься с заговорщиками. Уважение и доверие короля будут твоими.

— Но, владыка! — Герцог всплеснул руками. — Меня также очень волнует вопрос освобождения крестьян. План Эдрика, правда, сумбурен, я бы все провел совсем иначе. А так появляется новая опасность и для меня, и для вас.

— Нет. Твоя задача — обратить любую опасность в нашу пользу. И сделать это не так сложно, как кажется. Ты должен начать с того, чтобы не позволить участникам заговора оклеветать тебя. Все, кто видел тебя на их сходках, должны быть уничтожены.

— Через неделю из них уцелеют только Лоинс и Хаарт. Этот парень такой молодой и горячий. Сильно верующий и большой поборник борьбы с вами! На словах, конечно. Он до последнего ничего не знал точно, Ридле совершенно напрасно ввел его в узкий круг.

— У тебя ведь не хватит людей в столице, чтобы ликвидировать Хаарта, а про Лоинса ты вообще ничего не знаешь.

— Да, я бы хотел…

— Понимаю. — Серый гость улыбнулся. — За лорда Хаарта не беспокойся, у нас есть не один человек при дворе. Считай, его уже нет. Лоинса найдешь сам. Вообще, этот ваш заговор не очень вписывается в ход дел. Тебе идут навстречу, Эдгар. Идут столь могущественные лица, что даже мне придется просить многого для успеха нашего совместного предприятия. А я не люблю быть должником. Теперь главное…

— Я весь внимание.

— Не льсти, с нами это не проходит. Слушай очень внимательно. В конце концов от этого зависит твоя жизнь, не моя.

— Ага, — брякнул Рууд вслух и со злости прикусил язык.

— Ты станешь канцлером. Займешь место Инхама в течение этого года. Раскрытие этого заговора, другие причины, которые сейчас до конца неясны, помогут тебе в этом. Все это не должно тебя трогать, будь уверен — ты станешь канцлером.

Нойон был доволен. Он попал в точку — именно на это были направлены все мысли Рууда, и теперь он будет работать еще с большим усердием. До тех пор пока не пропадет надобность в его услугах.

— После ликвидации дворянской верхушки вокруг короля неизбежно сложится новая группа лиц. Ведь четверть королевского совета покинет его ряды, среди этих людей будут многие, связанные с эльфами. Но тебе удастся на них повлиять. Выберешь себе молодых, амбициозных, всем тебе обязанных людей. Дворян из захиревших старых родов, торговцев не первого десятка, обязательно кого-то из ордена. Вообще обзаведешься солидным окружением. Создашь настоящую партию при дворе. Если в ком-то возникнут сомнения — мы подскажем. Время от времени будешь контактировать через астральную связь. Встреч со мной надо будет избегать. После моего ухода лич даст тебе фунт белого стааха. Этого хватит надолго.

— И что я буду со всем этим делать?

— Ничего, почти ничего, ждать, окапываться. Мне самому неясно, как все пройдет. Будущее слишком зыбко. Но с каждым шагом наверх растет ответственность: на тебя смотрят тысячи глаз — и далеко не все с восхищением. Теперь ты и в Эрафии будешь под плотной опекой. Так что особенно не бойся и не позволяй другим манипулировать королем. Этим ты заслужишь любовь как простых людей, так и самого Эдрика.

— Опека — это один из вас, истинных?

— Да, не ищи его, когда придет время, он сам тебя найдет.

— Но мне не хватает главного, обнадежьте меня, владыка, когда вторжение?

— Ты очень глуп! — Нойон посуровел. — Даже в мыслях ты не должен держать этого. Это твое заблуждение может дорого стоить не только тебе. Запомни, никакого вторжения, как ты это понимаешь, не будет. Тебе вовремя сообщат о том, что произойдет, не сомневайся. Но это не будет войной. Ты очень неосторожен в своих помыслах. Тебе передадут небольшое украшение, красивую безделушку, на деле это артефакт, создающий ложный мысленный фон. Оно пригодится тебе, если будешь контактировать с эльфами. С арагонцами, как ты сам догадался, этот трюк лучше не проделывать…

— А у вас есть устройство, которое бы полностью блокировало мысли от прочтения? — Рууд был сам не рад своему вопросу, но слово не воробей — вылетит, не поймаешь, а мысль тем паче.

— Лучше не знать. Любая магия выдает чародея, как манеры исподволь выдают переодетого нищим дворянина. Эльфы в пять минут тебя вычислят. То, что ты получишь, просто предохранитель, чтобы было не слышно мыслей, которые так и прут без удержу из твоей башки! А насильно устроить похищение и сканирование третьего лица в государстве Белые не решатся. Потому каждая мелочь, могущая указать на нас, должна быть у тебя под контролем. Даже просто проходя мимо тебя на расстоянии ярда, они почувствуют, что я касался твоего разума, а ты вообще ничего не поймешь. И, конечно, ты не должен касаться их голыми руками.

— Я знаю, след стааха несмываем.

— И не только его. Когда ты будешь канцлером, перед тобой будет стоять одна задача, приятная для исполнения. Ты должен запомниться людям. Неважно, какой ценой… Тебя должны знать, а будут любить или ненавидеть, не имеет большого значения.

— Я все понял. Я могу отбыть в Александрет и действовать по моему плану?

— Да, можешь, но помни: если тебя раскроют и ты окажешься в руках эльфов Авлии или на севере, то мгновенно умрешь. Не от их пыток, в которые не верят ваши богомольцы. Мы сами избавимся от тебя, чтобы не позволить узнать бесценную для них информацию. Учитывай это и постарайся не подставиться. Теперь жди здесь, я ухожу. Да… Ты поедешь не по той дороге, по какой прибыл, а по новой. Фолийцы строят гать через северо-западное болото. Немного перепачкаетесь, но прибудете в Александрет за несколько часов до начала событий.

Вице-канцлер источал еще много мыслей. «В руки эльфов Авлии, — думал он, а разве есть какие-то еще эльфы? Странно».

Но его уже не слушали. Нойон встал и медленно двинулся к двери. Зеленая светящаяся дымка затрепетала под порывами ветра, ниспадая с потолка и скрываясь в полах длинной хламиды нойона. Рууда на некоторое время парализовало. Он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой.

Когда дверь за ведущим захлопнулась, наваждение стало медленно спадать, и наконец герцог понял, что все еще сидит со связанными руками. Рууд грязно выругался, с трудом поднялся и, шатаясь, вышел вон из комнаты. Снаружи он чуть не врезался в лича, стоявшего у самой двери. Тот увернулся от ошалевшего вице-канцлера и, зайдя сзади, ловко разрезал путы. Рууд вскрикнул от боли и резко повернулся к личу с перекошенным лицом. Но холодное безразличие этих мертвых красных глаз заставило его совладать с собой.

— Где украшение и стаах? Что, не слышишь, скотина? — Он думал, что разозлит этого костяного великана, но тот и бровью не повел. Их у него не было. Рука лича скользнула на пояс, и он отвязал мешочек размером с человеческую голову и спокойно протянул Рууду.

— А украшение? — Вместо ответа из стальной перчатки лича показалась маленькая золотая стрекоза с россыпью зеленых камушков. Засунув ее себе в карман, вице-канцлер уже хотел идти, как сразу понял, что не знает, где находится. Лич тем временем двинулся дальше по коридору, будто забыв про него. Сыпя проклятиями, Рууд прошел следом. Костяной гигант свернул за угол и исчез. Рууд слышал лишь шаги, быстро удалявшиеся по уходящей вниз узкой лестнице. Приближавшееся пятно света подсказывало — путь этот вел на улицу. Осмотревшись, герцог понял, что находится во внутреннем дворе дома, стоящего напротив проклятого трактира «Собачья голова», где его ждали Венк, Йонсон и Фош.

«Опасно всякое промедление», — подумал герцог и попытался было пройти на крупную улицу, разделявшую здания. Однако это оказалось не самой легкой задачей. Солнце еще не взошло, и тени, падавшие со всех сторон выстроенного буквой «П» двухэтажного дома, делали внутренний двор глухим и темным. Кроме того, двор был завален обветшавшей, не пущенной в костер мебелью, какими-то бесколесными телегами, мусором и горами протухших объедков. Поперек протекала открытая сточная канава. Вице-канцлер сделал наугад пару шагов, запнулся и рухнул в грязь, чуть не потеряв собственный меч, который все это время путался у него под ногами. Только он начал подниматься, как носком сапога зацепил невидимое препятствие и обрушил огромную гору гнилых досок, битых глиняных черепков и протухших овощей, державшуюся на незаметной тонкой подпорке.

«Будь все проклято! Зачем он затащил меня сюда, в эту задницу мира, — ругался Эдгар. — Это все неспроста. Так быстро ушел и лича отозвал, издевка какая-то. Мне не нужны его тайны, но можно было обойтись без этого ушата дерьма на прощание…»

Ход его мыслей был прерван резким окриком по-фолийски:

— Эй, человечье отродье! Ты что тут шумишь, все спят! — Дальше на бедного вице-канцлера обрушился шквал отборнейшей ругани на вполне понятном ему языке.

Герцог успел оценить уровень раздражения собеседника, но все же не верил, что ситуация может плохо для него обернуться. Эти собаки, их всех можно купить и запугать, а вот отчистить с теплого, расшитого золотой нитью дублета эту грязь…

— Не будете ли так любезны указать мне путь к постоялому двору «Собачья голова»? — спросил Рууд, будто испытывая уступчивость скрытого во тьме собеседника.

В ответ он получил мощный удар по затылку. Герцог зашатался, но устоял на ногах. К нему подскочили сразу четверо. В троих легко было узнать гноллов, последний был то ли гоблином, то ли орком. Рууд с неожиданной резвостью отпрянул, выхватил меч. В руках гоблина появился охотничий нож, у гноллов — кистени и дубинка.

Через полминуты вице-канцлер понял, что дела его плохи. Он не потерял всех навыков владения оружием, привитых ему с детства, как и любому знатному юноше в Эрафии, но все-таки он ни разу за свою жизнь не дрался по-настоящему. Если не считать юношеских вылазок в Лордарон, когда в любой стычке его всегда успевали прикрыть телохранители отца. Рууд заколол одного гнолла, перерубил дубину другого, но когда на него наскочил гоблин, его собственное оружие, к ужасу герцога, застряло в куче мусора, намертво войдя в какую-то деревяшку. Он тут же получил удар кистенем в плечо, разодравший кожаный полупанцирь, драгоценная парча дублета пошла кровавыми лоскутами. Рууд отступил к стене. Мысли герцога путались: этого просто не может быть, с ним — нет, никогда… Погибнуть или получить серьезные раны здесь, в этой помойке, из-за того что перебудил банду каких-то уличных воров? Он нащупал кинжал, скрытый в рукаве. В сапоге были метательные ножи.

Еще у него есть стаах, жертвовать им — недопустимая роскошь, но жизнь все-таки была дороже. Попади горсть этого порошка в лицо противнику, и он надолго лишится чувств, а может и умереть.

И из-за горы мусора появился человек, чья внешность никак не вязалась с окружающей обстановкой. Это был высокий, статный мужчина пяти с половиной футов ростом. Его парчовые и шелковые одежды каким-то чудесным образом оставались чистыми даже в этом царстве грязи. По острой, незакругляющейся форме ушных раковин канцлер понял — это авлийский эльф.

Гоблин и уцелевшие гноллы отступили, пропуская вперед, видимо, находившегося с ними в сговоре эльфа. «Так это не просто разбой и хамство — дела куда хуже», — осознал Рууд. Не мешкая, припав на колено, будто в поклоне, он выхватил из-за голенища нож и метнул его прямо в грудь эльфу. Тот то ли не сумел, то ли не стал уворачиваться. Нож попал ему в красиво вышитый золотой пряжей камзол, под которым на груди проглядывал тонкий серебристый доспех. Раздался звон, и оружие отскочило назад. По спине вице-канцлера пробежал холодок. Ему на самом деле стало страшно.

— Ты только что видел нойона, ты им служишь? — резко и холодно спросил эльф.

Этот вопрос, как бич, хлестнул герцога. Он задрожал и понял, что руки не слушаются его. Эльф приблизился, еще раз задал тот же вопрос. Рууд уже не знал, чего больше бояться. Ни разу в своей жизни он не попадал в столь ужасную ситуацию. Эльф и его сподручные могли сейчас убить его или оглушить и вывезти неизвестно куда, а там пытать или глубоко вторгнуться магией в его мысли. Свет померк в глазах вице-канцлера, его ноги подкосились. Он начал терять сознание. Всем своим телом он ощущал, что эльф творит мощное паралитическое заклятие. Гоблин и гнолл спрятали оружие, достали веревку, чтобы связать теряющего силы Руда. Он выронил меч, хотел вытащить стаах из мешка, но пальцы деревенели, глаза застилал серебристый туман. Казалось, он видел лишь что-то шепчущие губы эльфа.

В эту трагическую минуту удача вновь улыбнулась вице-канцлеру. Совершенно неожиданно авлийца также поразило магическое заклятие. Ноги эльфа подкосились, и он рухнул в мусор и грязь, которая сразу пропитала его до сих пор непромокаемую одежду. Гоблин и гнолл успели лишь обернуться. В тот же миг их головы разорвались с треском, как жбаны забродившего пива. Сильный взрыв оросил двор кровавым дымящимся крошевом. Их обезображенные тела осели и в нелепых позах повалились в грязь. Герцог протер глаза, он едва мог поверить в случившееся. Он поднял меч и подошел к валяющемуся на земле эльфу. Тот был или мертв, или полностью парализован. Рууд осмотрелся. Из-за угла дома показался плывущий в тумане всадник, лошадь которого под уздцы вел какой-то очень высокий человек. В голове вице-канцлера раздался знакомый голос:

— Твои мысли путались, когда он тебя прижал. В них был даже намек на измену, но я считаю это незначительным…

— Ведущий! — воскликнул Рууд, радуясь, как будто родился во второй раз.

— Это было довольно жесткое испытание. Ты, кажется, его прошел, а вот он — нет!

Когда в голове Рууда раздались эти слова, всадник уже подъехал совсем близко. Это был тот самый нойон, с которым вице-канцлер беседовал в доме. Коня, покрытого темно-зеленой мерцающей тканью, вел под уздцы лич. Рукой всадник указывал на распростертого на земле эльфа. Лич подхватил жертву и легко, как мешок с травой, закинул себе на плечо.

— Так вы все знали? — спросил вконец озадаченный Рууд.

— Да, но тебе не стоит утруждать себя пустыми догадками. Тебя хотели поймать, но этого не случилось, остальное — моя забота.

Герцог хотел еще что-то спросить, но тут в куче мусора раздался шорох. Это гнолл, оглушенный Руудом в начале схватки, пришел в себя и поднялся, осматривая место боя. Вскоре до бедолаги дошло, что дела его плохи. Перед ним валялось тело зарубленного товарища. Два других лежали у стены обезглавленные. Эльфа на руках уносил какой-то гигантский монстр, а всадник в черных одеждах стал безумно медленно, как казалось гноллу, поворачивать голову в его сторону. В глазах несчастного был ужас. Его челюсть отвисла, вены на шее вздулись, шерсть — мелкая, взъерошенная и грязная — встала дыбом.

Рууд шагнул вперед. Ему вдруг стало жалко гнолла. Золотистые, с огненным мерцанием глаза нойона закрылись, а сухие бескровные черты лица сложились в некое подобие улыбки. Рууд хотел крикнуть, остановить его, но язык присох к небу, воздух комом встал в горле. Гнолл сделал шаг назад, запнулся, и в этот момент его голова с треском лопнула. Кровь ударила сразу во все стороны, Рууда обдало с ног до головы. Позвоночник, торчащий из разорванной шеи, дымился и обливался все новыми темно-вишневыми потоками. Тело плавно оседало в кучу мусора. Всадник развернул коня и тихо поехал следом за шедшим впереди личем.

Рууда тошнило, он оперся на стену и сел в грязь. Истинный нойон уже скрылся. Рууд еще полчаса сидел у стены обшарпанного дома, перед заброшенной помойкой с тремя изуродованными телами. Наконец он встал и, опираясь на стену, поплелся на постоялый двор. Перед тем как выйти из ужасного дворика, он обернулся. Солнце уже поднималось, и над телами убитых собирались мухи. Зеленые, черные и желтые, большие и маленькие, они так и норовили залезть в огромную рану на шее валявшегося в центре гнолльего тела.

Прикрывая рот платком, герцог бросился прочь от страшного места. Вернувшись в «Собачью голову», он застал Йонсона, Венка и Фоша, разбирающихся с хозяином постоялого двора. Напуганный гнолл уже хотел послать за городской стражей. Фош утверждал, что ему ночью пришлось убить нападавшего. А Йонсон и Венк жаловались, что спать нельзя не только из-за клопов и сырости, но из-за каких-то завываний и призраков, бродящих по коридорам. Хозяин отрицал всякое участие нечистой силы и нежити в своих делах. К тому же утверждал, что посетитель, заплативший ему вчера, не явился, а отчитываться он будет только ему. И уж точно не им — трем грубым мужланам. Дело могло дойти до очередной потасовки с участием местных военных, если бы в дверях не появился перепачканный грязью и кровью вице-канцлер.

Сегодня Рууд видел слишком много крови, больше чем хотел, и больше, чем мог выдержать. Он набросился на Фоша с такой яростной речью, что его преданный слуга был ошарашен и поражен до глубины души. Йонсон и Венк покраснели, давно они не слушали такой отборной и утонченной брани, какой отличались ссоры в достойных домах от площадных стычек черни. Наконец вице-канцлер велел седлать коней. Затем подошел к хозяину трактира и, сунув ему еще один мешочек золотого песка, спросил, как выехать на новый северо-западный тракт. Тот подробно все рассказал, за что получил еще несколько золотых циллингов. Владелец «Собачьей головы» напрочь забыл о своих обидах и клятвенно обещал избавиться от тела, не беспокоя вопросами ночных постояльцев.

Центральная Эрафия,

6 путь Лун, 987 год н. э.

Монастырь «Затворников святого Фавела» во многом напоминал тюрьму, местные жители даже назвали его на староэрафийский манер «Олавердо», что значило — «темница». Монастырь находился в двадцати милях от столицы королевства Энрофа. Новый день здесь начинался с молитвы Велесу и суеты послушников, что поддерживали весь быт этого замкнутого мирка — хорошо укрепленной цитадели почти с военной дисциплиной. Это был один из центров ордена святого Фавела, внутрицерковной полувоенной организации. Ее задачами было обращение на путь истинный всякого, кто обладает чародейским даром на территории страны. Высокие, почти стофутовые стены служили преградой для большинства жителей столицы и окрестностей. То, что происходило за ними, было тайной, доступной лишь избранным, приближенным ко двору и верхушке культа Велеса.

У окна, на третьем этаже широкой внутренней башни, погрузившись в раздумье, замер монах. Он выглядел старше своих лет. Судьба явно не была к нему ласкова. Молодые, горячие, полные жизни глаза смотрели на мир из старого, разбитого тела. Кроме внешности, из толпы людей в цветных рясах его выделяла показная скромность и манеры высокородного господина. Речь, осанка, жестикуляция — все указывало на происхождение из числа сильных мира сего. Его одеяние состояло из зеленого балахона с красивым золотистым орнаментом.

Взгляд монаха скользил по двору. Там, внизу, — обычная каждодневная суета. Он представлял себе, как тут все переполошатся, когда поймут, что все провалилось. Еще неделю назад, через верного человека, ездившего в город торговать монастырским вином, он передал важное сообщение. В его прежней жизни было так много важных дел, что он уже перестал их считать. Любое испытание, любую опасность он считал случаем, посланным ему судьбой или самим Велесом, а риск — лишь толикой искупления за содеянное в былые годы. И лишь последние десять лет пребывания здесь немного охладили его резкую натуру.

Стоило ему закрыть глаза, как видения прошлого и будущего разворачивались перед его затуманенным разумом. И если будущее имело разные течения и далеко не все его сны были пророческими, то прошлое всегда представало одним и тем же в своей непоколебимой жестокости.

Судный день, когда к нему обратились послы Авлии с требованием наказать виновников истребления священной для эльфов рощи на границе Авлии и Эрафии. Одутловатые серые лица Высших церковных иерархов, указывавших на то, что наказать виновных, а ими оказались представители ордена и какой-то засечный рыцарь, вассал семьи Рейнхардов, значит предать истинную веру. Шепот купцов при дворе, уже давно надеявшихся силой изменить положение в торговле страны. Их недовольство прикрывало нежелание честно конкурировать с открытой и могучей Торговой федерацией Авлии.

Множеству заинтересованных лиц как по эту, так и по ту сторону границы нужен был лишь повод для начала конфликта. И тогдашний его отказ послужил причиной ужасных событий. Эльфийские послы, оскорбившись, покинули Энроф, заявив, что Совет Правды сам накажет виновных. Подробности первых инцидентов только начинали всплывать. Выяснилось, что рыцари и храмовники каким-то образом убили старого друида, настоятеля священной для эльфов рощи. Как простые монахи, не умеющие силой мысли и спички зажечь, смогли убить старого опытного друида — члена Совета Правды — оставалось загадкой, но времени на расследование уже не было.

Через несколько дней после отъезда послов налет золотых драконов нанес серьезные разрушения рыцарскому замку и монастырю ордена, находившемуся в нескольких милях от Асвиля. Генералы простаивающих в бездействии армий, члены королевского совета, алчные купцы и руководители церкви в один голос требовали одного — объявления войны стране эльфов. В своих силах тогда никто из энрофской знати не сомневался, армия людей по численности в десять раз превосходила эльфийскую. Воззвания к мудрости Арагона не были услышаны вовремя. Когда первый Белый маг наконец посетил Энроф, война уже объяла все северные провинции страны.

Потоки беженцев, охваченные огнем города, рыцари, покончившие с собой от стыда перед королевским советом, — все это стало расплатой за его поспешность в одном решении.

Шесть месяцев сопротивление людей, изощренная арагонская дипломатия и даже угрозы Белых не могли унять пыл разъяренных эльфов.

Он проводил свои дни в молитвах и отчаянии. Однажды к нему в залу пришли двое седобородых старцев и показали видение о капитуляции авлийских войск, находившихся в двадцати милях от столицы Эрафии. А вечером он снял с головы золотую корону с дубовыми листьями и больше ни разу в жизни не надел ее…

В дверь постучали. Видения прошлого, очередной раз до боли сжав сердце, оставили его.

— Это я, архиепископ Лоинс!

Голос, которого долго ждал сосредоточенный, задумчивый монах. Новый стук. Монах утер глаза, будто прогоняя навязчивый морок.

— Нам пора! — еще раз напомнил снаружи гость, и наконец, покончив с нерешительностью, бывший король открыл дверь. Перед ним был узкий коридор, идущий меж келий по направлению к висячему мосту, соединяющему между собой башни внутреннего замка.

Архиепископ вытер пот со лба. Утро только началось, а жара уже стояла порядочная.

— Катберт, ну сколько вас можно ждать? — спросил Лоинс, косо посмотрев на высокородного затворника.

В первые годы затворничества хозяин крепости не мог и думать говорить с Грифонхатом в таком тоне. Но зимы сменяли лета, и со временем настоятельное требование Катберта относиться к себе на равных брало верх. Теперь им предстояла опасная авантюра. Только что вернувшийся из Харлхорста архиепископ хорошо помнил слова вице-канцлера Рууда о доверии бывшему монарху. Катберт молчал и сам рассматривал лицо Лоинса. В нем читались нерешительность и страх. Что ж, так хочет Велес! Старший брат короля Эдрика вздохнул и решительно двинулся по направлению к лестнице.

— Надеюсь, экипаж и охрана готовы?

— Пришлось взять меньше людей, чем ожидалось, но в Энрофе нас должны ждать мощные подкрепления, — ответил Лоинс, уже спеша вниз по лестнице, ведшей во внутренний двор.

«Коляска и восемь всадников, очень хорошо», — подумал Катберт и чуть прикрыл глаза, подставляя лицо ласковым лучам светила. На небе не было ни облачка. Ворота остались позади, и кортеж двинулся на север от монастырских стен. Катберт вытащил из небольшого вещевого мешочка тяжелый манускрипт священного писания с обложкой, кованной золотом и серебром. Лоинс, сидевший напротив, не заметил, как старший брат короля Эдрика проверил крепление под рясой складного кинжала. Они ехали довольно быстро, за окном мелькали поля и все теснее жмущиеся друг к другу домишки. Постепенно они перерастали в дома, а те становились массивными и каменными.

Они миновали крупное предместье Энрофа — город Тарринсом. Спустя полчаса возок со стражниками выехал на широкую южную дорогу, и они понеслись еще быстрей. Тракт был почти свободен от людей. Зато здесь чаще встречались военные разъезды. Еще в Тарринсоме Катберт понял, что все пока идет как надо. Условный знак — большое эрафийское знамя, которое вывешивают только по крупным праздникам, развевалось, ниспадая с балкона городской ратуши чуть не до самой земли. Волнующийся Лоинс не заметил этой бросающейся в глаза несуразности. Наконец из-за поворота показалась широкая синяя лента — тело Прады, крупнейшей реки Эрафии, и сверкающие своей напускной чистотой огромные стены Энрофа.

Три переброшенных через реку моста уходили в ремесленную правобережную часть, уже не огороженную древними и могучими стенами. Большой конный отряд собирался у ворот последнего маленького села, примостившегося на краю дубовой рощи. Заметив всадников, Лоинс обрадованно указал на них Катберту:

— Смотрите, наши люди! — Он высунулся из кареты.

— Скачите вперед, передайте, пусть едут в Энроф, у нас все отлично! — крикнул своим воинам архиепископ.

«Сейчас и начнется», — подумал Катберт, он деловито открыл священное писание и погрузился в древние письмена, исподлобья поглядывая на Лоинса. Двое монахов, ехавших впереди, всадили шпоры и погнали лошадей навстречу конным королевским гвардейцам, столпившимся на обочине дороги.

Приблизившись к окну, Катберт увидел поднимавшихся от реки крестьян. Вдоль берега были выложены большие круглобокие стога, и вся эта пасторальная картина казалась такой шаткой декорацией, что ему стало страшно, кровь прилила к лицу и схлынула. Нет, он сможет.

— Ты чем-то обеспокоен?

— По-моему, здесь что-то не так! Посмотри, вон те крестьяне, что вдоль дороги идут, как их много, похоже, окружают нас! Ты уверен, что Инхам Ростерд не подстроил нам ловушку?

Лоинс глянул в окно, и в этот момент его высочество изо всех сил врезал ему по черепу массивным томом, озаглавленным «Письмо к страждущим с пояснениями». Архиепископ охнул и упал на дно повозки. Катберт скинул тяжелую рясу, под которой был прочный и легкий кожаный панцирь. Он вытащил кинжал и, отворив дверь, на скаку стал кричать на возницу, превозмогая силу налетевшего ветра. Тот сначала не понял, в чем дело, потом заметил, что проехавшие вперед монахи, вместо того чтобы отослать гвардейцев в Энроф, вступили в бой с ними, а часть всадников движется прямо на него.

Видя, что возница не отвечает, Катберт прыгнул и повис на козлах. «Откуда взялся этот мужик?» — поразился монах, не узнавая бывшего монарха. Продолжая нахлестывать лошадей, возница попытался спихнуть нападающего. Катберт перехватил его ногу и резким движением сдернул с козел. «Не так уж я и ослабел на монастырском пайке», — подумал он, когда возница кубарем полетел вперед под колеса кареты. Передние, посланные в разведку всадники погибли, остальные монахи-воины пытались приблизиться к возку, чтобы спасти Лоинса. Катберт заметил это и двинул повозку прямо к реке.

Пролетая мимо высокого стога сена, возок задел его. У кареты оторвало дверку, посыпалось битое стекло… Монахи-воины были уже близко, эрафийская гвардия чуть отставала. Тут из-за двух стогов высыпали полтора десятка стрелков. Быстро перестроившись, они обрушили стальной душ арбалетных болтов на приближающихся воинов ордена. Двое упали в седлах, утыканные, как ежи. Под одним пала лошадь, но трое всадников проскочили и приближались к карете архиепископа. У самой реки берег неожиданно круто пошел вниз и окончился резким обрывом. Лошадей занесло, падая, они начали вываливаться из упряжи. Наконец под яростное ржание, треск ломавшихся осей и колес карета перелетела обрыв и с грохотом рухнула в воду, подняв целую гору брызг.

В последний момент Катберт спрыгнул с козел, но зацепился за угол несущейся на огромной скорости кареты. Всплыв, он отплевывался, фыркал и протирал глаза. Все же такие молодецкие дела были уже не для него. Тело отказывалось слушаться, болело и ныло. Заготовленный кинжал куда-то подевался. Рядом фыркали запутавшиеся в сбруе лошади, наконец одна за одной они вырвались из ловушки спутавшихся ремней и, с яростным храпом, понеслись вдоль берега, ища возможности подняться наверх.

Увидев перевернувшийся возок, уцелевшие монахи-воины повернули назад. Они попытались оторваться, погнав коней через заросшую камышом и ивами прибрежную топь. За ними устремилось большинство всадников, выехавших из города. Остальные гвардейцы приближались к месту падения кареты вслед за единственным монахом-воином, который остался верен своему господину.

Всадник подскакал к месту падения кареты, спешился и бросился к раздолбанной колымаге, уже наполовину ушедшей в воду. Он не сразу заметил Катберта, который, с трудом двигаясь в намокшем подряснике, шарил руками по дну и, сидя в мутной взбаламученной воде, искал выпавшее при падении оружие.

Заметив его, адепт ордена Фавела ринулся на бывшего монарха, выхватив огромный двуручный меч. Катберт чудом увернулся от первого удара, меч погрузился в воду и вышел из нее, почти не поднимая брызг. От второго удара Катберта спасла отвалившаяся дверь кареты, ставшая орудием в руках Грифонхата.

Внутри кареты раздался хрип, сиплое бульканье, и над краем двери показалась фигура архиепископа Лоинса. С окровавленной головой, в изодранной парадной рясе, с острым серебряным лезвием в руке, он оперся на край кареты и, перевалив его, рухнул в воду. Катберт сделал пару шажков назад, мелкие волны уже качали его тело — он зашел в воду слишком глубоко. Монах-воин приближался, его меч был направлен прямо в грудь бывшего короля. Лоинс выбрался из разбитой кареты и, громко шлепая по воде, побрел к берегу.

Над маленьким обрывом тихо ходили две лошади, над ними жужжал рой мух. Жара. Архиепископ подтянулся, ухватившись за свисающие в воду ивовые ветви. Он одной ногой встал на берег, глянул вперед, замер и затем со стоном выронил меч, который медленно сполз в мутную воду. Для Катберта мир замер. Стрекозы над водой, разбегающиеся водомерки, рыбки, Лоинс на берегу, кони над обрывом, яркое солнце над головой — все это слилось в сплошной туман. Он видел лишь монаха-воина — парня лет двадцати пяти, мощного, в плотной блестящей кольчуге, поднявшего меч и готовящегося нанести последний удар. На Грифонхата руку поднял, так просто, и присяга не останавливает их…

Катберт продолжал медленно отступать в воду, но это было очень трудно — плавать он не умел. Наконец, выйдя из какого-то ступора, будто справившись с собой, монах-воин коротким и четким движением вздернул меч и направил колотый удар в грудь Катберта. Но удара не получилось. Меч остановился в воздухе в паре дюймов от цели, задрожал и выпал из рук. Монах-воин пытался что-то сказать, но его губы лишь беззвучно шелестели, а затем тонкая красная струйка потекла вниз от уголка рта. Рыцарь рухнул вперед, подняв волны и брызги, чуть было не скрывшие Катберта с головой. Когда брат короля все-таки выплыл и смог коснуться ногами дна, он увидел разбитые латы, вспоротые черным арбалетным болтом.

Лоинса на берегу уже вязали подъехавшие гвардейцы. Катберту помогли подняться на берег. Уставший от дикого напряжения, он, раскинув руки, повалился на траву. Голубое небо почти не давило. Все вновь звали его ваше высочество. Брат, там — в Александрете, тоже в опасности, помнил он. Откуда-то уже набежали белые облака, они крутились на месте, дергались в разные стороны и уходили на юго-восток. Катберту хотелось смеяться или плакать от радости, этот случайный приступ веселья охватил его, он затрясся как в судороге. Стоявший неподалеку солдат подбежал посмотреть, не стало ли его величеству плохо, но Катберт сквозь слезы смог успокоить его. Ноги все еще не держали его. Он оперся на руку подбежавшего стражника, и вдруг странное, загадочное видение овладело им, напрочь порвав связь с реальностью.

Умирающая в муках родов женщина, ее ребенок недвижим, но он живой, этот крошечный комочек! Картинки были нечетки и быстро сменяли одна другую. Он увидел Эрафию как бы с высоты птичьего полета и даже намного выше, ее границы были в огне. Черная мгла надвигалась с юга, востока и запада, превращая все на своем пути в один огромный костер. На севере вспыхивает ярчайшее сияние, но мрак охватывает и его. Катберт видел, как будто снижаясь из поднебесья: города, охваченные огнем, реки, текущие кровью, изрубленными телами. Попытался отвернуться от невыносимого зрелища и встретился глазами с братом Эдриком. Лицо его было искажено страданием, через лоб тянулась кровоточащая рана.

— Прости, я не знал, не знал… — Его голос потонул в ужасающем вое.

Картинка вновь сменилась. На холме Катберт увидел воина в странном, цельном, без швов, доспехе. Таких он никогда не видал. Всадник протянул руку к солнцу, будто хотел сорвать его, как плод с апельсинового дерева, и на севере поднялся огромный искрящийся желтый шар.

Вой стал нестерпим, казалось, еще немного — и он разорвет голову в клочья. Ужас охватил Катберта, он захотел вырваться из пелены забытья, но не мог. Пронеслось лицо Анны Нордвуд — королевы и жены его брата. Она дрожала от слез.

— Ищи его, он жив, найди, найди… — Все опять потонуло в ужасающем вое.

Последняя картина вообще была ему незнакома. Высокие горы. По узкой тропе шли вверх люди в старых погнутых доспехах. Они несли на носилках раненых, поддерживали готовые сорваться вниз подводы с припасами. Мрачные взоры бросали они на долину, до краев наполненную серой пеленой тумана. Он видел юношу на коне, в сияющих серебром и золотом доспехах. Затем эльфа, указывающего толпе на вершину горы, где горели зеленые вспышки колдовского пламени. Но вот глаза застлал полный мрак, а потом бывший король снова увидел крутящиеся в небе облака.

Придя в себя, Катберт жестом попросил помочь ему встать. Пошатываясь и с трудом опираясь на воина, он столкнулся с каким-то человеком, деловито распоряжавшимся на берегу в месте засады на архиепископа. Самого Лоинса уже не было, его, видимо, уже везли в столицу. Суетившийся человек был лет сорока, одеждой напоминал дворянина средней руки, уже давно влезшего в шкуру чиновника.

— С кем имею честь говорить? — спросил Катберт.

Суетливый дворянин с поклонами и реверансами сообщил, что он Товард Левелл, заместитель начальника южной префектуры Энрофа.

— Мне нужно срочно видеть канцлера Инхама Ростерда, вы могли бы дать мне лошадей и охрану? — Бывший король закашлялся. Все тело по-прежнему болело, во время падения он здорово ободрался, да и в целом это были уже не те нагрузки, что можно было легко перенести в его возрасте. Товард, видимо, решил так же.

— Может, вам прежде вызвать лекаря?

В памяти Катберта опять промелькнуло видение, и тут же с запада налетел порыв холодного ветра, по его спине побежали мурашки, а на лбу выступил пот. Отстраненно глядя куда-то в пустоту, в небо на западе, над черными еловыми лесами, он еще раз попросил:

— Мне нужны… лошади… там будет много… лошадей и людей…

— Зачем так много? — Заместитель префекта прикрывал глаза от поднявшейся пыли.

— О чем это я? А… Нет, Левелл, мне нужна лишь одна лошадь и немного охраны, думаю, повторить нападение у них сил не хватит. Канцлер в городе?

— Да, конечно, он во дворце грифонов! — Вконец озадаченный, Левелл пошел искать подходящих людей для охраны.

Катберт все еще заторможенно смотрел туда, куда медленно катилось по небу солнце, наконец он понял, что так звало его, тянуло смотреть на запад. Оттуда, из-за леса, за сотни лиг от Энрофа, шел тихий, чуть различимый звук, но Катберт легко отличил бы его от любого другого. Это был тот самый вой из видения. Страх скользкими руками сжал его сердце. Шатаясь, он подошел к берегу реки и отшатнулся. Его еще сегодня утром черные, как у всех Грифонхатов, волосы обильно украсила седина.

Энроф, дворец Грифонхатов, то же время

— Проходите, прошу вас! Пропустите его святейшество! — Старый седобородый мужчина в красном, сияющем золотой вышивкой и брильянтами камзоле помахал рукой страже.

Рослые гвардейцы-латники развели посеребренные копья. В залу вошел жилистый монах в коричневой сутане. Его выбритый череп и нашитый на правом плече равносторонний крест высшего ранга говорили о том, что он был одним из руководителей ордена святого Фавела.

— Присаживайтесь. — Старик в красном камзоле пододвинул кресло. Хотя вошедший был явно моложе его, сам хозяин остался стоять, до хруста пощелкивая фалангами пальцев. Он наконец оторвался от свитка, что читал перед этим, и повернулся лицом к собеседнику. Пергамент мгновенно свернулся в трубочку и покатился в отдаленный край огромного стола, обитого зеленым бархатом и золотистой парчой. Епископ перекрестил сердце и воздел руки к небу.

— Мое почтение, канцлер! У вас немного охраны! В городе, как я заметил, также нет паники!

— Вот и славно, Рочделли! Зачем мне десятки охранников, когда рядом вы и ваши магические способности?! — Канцлер Инхам нарочито улыбнулся. Его собеседник явно был не в настроении терпеть шутливый тон.

— Вы осмотрели его высочество Катберта?

— Да. — Гость кашлянул. — Он немного напуган, в его мыслях смятение и ужас куда больший, чем я ожидал…

— Мы с его высочеством знакомы уже много десятилетий. Он не склонен к унынию после успеха…

— Не знаю, можем ли мы считать происходящее успехом. Я пытался связаться со своими адептами в Александрете, но я их не чувствую, моих сил не хватает. Ни одно заклятие, даже арагонское, не идет на пользу. К тому же, — епископ Рочделли пристально посмотрел на канцлера и на стражу у входа, — я твердо уверен, что во всем этом есть следы темной магии. Я готов немедленно обратиться к Белой молитве, но хотел еще с кем-то поделиться своими предположениями…

Канцлер сразу посерьезнел. Он подошел к серебряному блюду, на котором подавали утреннюю дичь. Лакеи уже дважды порывались убрать завтрак, но напряженная ситуация не позволяла им до конца выполнить свои обязанности. Канцлер все время был не один, а дела обсуждались тайные. Инхам отщипнул кусочек киликийской утки и, быстро пережевывая, принялся стирать жир расшитой салфеткой.

— Вы преувеличиваете, Рочделли! Мне кажется, лишний раз беспокоить арагонцев… значит выставлять себя недееспособными. Мы с вами подавили мятеж. Большую, как я надеюсь, его часть. Король уже должен быть предупрежден, и даже если ваша астральная сила дала сбой, это не значит, что в дело пытались как-то вмешаться нойоны! Возможно, вы утомились от продолжительной медитации, или ваша ссора с Мартинсоном…

— Не упоминайте имя этого карманника. Это чиновник! Шут, а не чародей, который благодаря связям с вице-канцлером Руудом, о местоположении которого ничего не известно, пытается перехватить власть в ордене!

— Мой друг, сегодня не тот день, когда вам нужно выносить сор из избы. Вы пользуетесь абсолютным доверием королевской семьи, вы духовник его величества. Поверьте, о вас говорят еще больше неприятного, чем о вашем бывшем заместителе… Кстати, он также неплохо поработал.

Канцлер указал на укатившийся в другой угол стола свиток.

— В здании ратуши арестован молодой лорд Хаарт с десятком сообщников. Он уже сознался в том, что руководителем заговора является Рейнхард!

— Я это уже давно понял! — Монах развел руками и встал. В профиль его фигура с узким изогнутым носом напоминала насупившегося грифона. Коричневая тога распахнулась, и широкая тень легла на белый мрамор колонн зала приемов канцлера.

— Я представляю, какими методами Мартинсон выбил из Хаарта признания, удивлюсь, если тот еще жив. Я тебе говорю, здесь дело пахнет нежитью! Видит Велес…

— А я уверен, что дело не более чем в деньгах! — перебил его канцлер, и цепь в форме держащих мечи небесных воинов звякнула у него на груди — они все должны лишиться крестьян и теперь решили насилием остановить ход событий! Здесь больше моя вина. Беда в том, что мы не смогли разъяснить многим рыцарям, какие выгоды от дружбы с Авлией мы получим. Мы не доказали, что от освобожденных крестьян можно получить куда больше пользы, чем от их закрепощения! И попусту жаловаться Белым, расписываться в том, что мы не можем управлять страной, я не намерен!

Инхам отступил к столу.

— А что ты делаешь с воззваниями Рейнхарда? Он разослал гонцов во все замки центра и запада с просьбой поддержать первый шаг к возрождению Империи Солнца. Если эти бумаги попадут таталийцам, нам сложно будет объяснить, что мы не затеваем войну за объединение рода людей… Даже если никто не соберется под знамена Августа, рыцарские семьи, мечтающие о былой славе, запомнят его слова — он может остаться героем и после смерти…

— Не думаю. И уж точно не нойоны нашептали ему эту мысль во время оргий на кладбище. — Старик рассмеялся. — Августа я знаю даже дольше чем вас, он серьезно переживал свое изгнание от двора после победы над эльфами, но он никогда не ставил под сомнение Белую веру. Что касается мечты о возрождении Империи и его посланников, то большая часть из них схвачена орденом. Август хотел умножить чужую жадность на свое властолюбие, но, хвала Велесу, этим планам не суждено сбыться.

— Арагон…

— И спорить не стоит! — Ростерд оборвал желавшего возразить священника.

Рочделли понял, что до канцлера не достучаться. Он пришел сюда неподготовленным. Не сделал того, чего от него ждали. Снаружи уже собрались несколько членов совета, прослышавших об арестах. Мелькнуло лицо главы разведки Эрафии. Тот не торопился входить, явно ожидая приглашения. Рочделли подошел к окну. Канцлер меж тем продолжал:

— Сейчас подойдет Эй-той. У разведки полно дел. Я велел ему предотвратить всякие утечки информации о мятеже в войске и королевском совете. Несколько сот воинов выдвинулись к Харлхорсту из Мельде и Ситодара. Остался один невыясненный вопрос: что сейчас происходит в Александрете, что с его величеством и принцем?! Пока вы не дадите мне ответа с помощью магии, пока не вернутся летучие посланцы, я настоятельно не рекомендую вам взывать к имени арагонцев.

Епископ поклонился и направился к дверям.

— Все будет исполнено, господин канцлер!

Инхам кивнул и проводил монаха расстроенным взглядом. Именно это магическое бессилие, невозможность в критический момент получить нужный результат — именно это привело к поражению в войне десять лет назад. Теперь он не допустит такой ошибки. Новый договор с Авлией, тот самый, который должен был представить королю могучий Корониус — влиятельнейший член эльфийского Совета Правды, — должен был решить эту проблему. Уже сейчас некоторые эльфы отправлялись в Эрафию, чтобы поучиться боевым искусствам и тактике. А в будущем уже они должны были поделиться секретами своих магических навыков. Подобный обмен открыл бы перед королевством перспективы невиданного прежде роста. И все это зависело от согласия, которое должно быть достигнуто на встрече в Александрете.

За судьбу договора канцлер Инхам боялся чуть ли не больше, чем за жизнь Эдрика. Его верный протеже, советник по международным делам Ашди Бэдивер, целый год готовил эту встречу. Он десяток раз посетил Рейхавен и добился от гордых эльфийских вождей серьезных уступок.

«Свобода крестьян и договор с Авлией. Два столь важных события были увязаны вместе и проистекали одно из другого. Но не поторопились ли мы? Не стоит класть все яйца в одну корзину», — вспомнил Инхам народную мудрость. Он отпил воды и еще раз вспомнил предупреждение королевского духовника.

Нет, теперь все кончено, отступать назад поздно. В столице мятеж был подавлен почти бескровно. Теперь оставалось ждать новостей с запада.

Щелкнув унизанными перстнями пальцами, канцлер приказал страже впустить ожидавшего главу разведки. Пришло время перейти в наступление.

Западная Эрафия, 6 путь Лун, 987 год н. э.

Гримли не спалось. Проведя весь день на козлах, вечером он передал эту вахту дяде Тому, полагая, что свалится как убитый. Но сон не шел. События предыдущей ночи не давали ему покоя. Этот удивительный поединок эльфа и всадника в темно-фиолетовом доспехе не выходил у него из головы. К тому же днем, после того как они выехали из Мельде, к мучившим его загадкам прибавилась еще одна. В нескольких милях от города на маленькой полянке посреди старого дубового леса обоз наткнулся на следы страшной трагедии.

Трава на опушке была местами опалена, а местами полностью выгорела. Земля была покрыта черной коркой со следами лопавшихся пузырей, будто здесь разлилась лава. Средь этой массы особняком торчали дымящиеся холмики. В некоторых легко было опознать обуглившиеся крупы лошадей. Обгоревшие доспехи воинов были разбросаны, а в них был только поднимаемый ветром пепел. Даже кости при прикосновении рассыпались в прах и золу. Так было не со всеми. Обозники нашли пять сильно оплавленных доспехов и пять обугленных лошадей. Стало быть, всадников, до того как с ними случилось что-то ужасное, было пятеро. Не успели они отъехать и сотни ярдов от выжженного места, как им попалась еще одна страшная находка. Вполне сохранившийся труп человека — без головы. Трава вокруг была темно-коричневой, вся в запекшейся крови. Видимо, голова несчастного взорвалась, снесенная невиданной силы ударом. Над изуродованным телом, грустно склонив голову, бродил боевой конь. По знакам на седле, из военного гарнизона Мельде. Лошадь не хотела покидать хозяина. Многие видели, как во время предания тела земле из глаз животного катились крупные слезы. Коня подвязали к одной из обозных упряжек.

Гурт произнес речь о темных силах и победе истинных слуг Велеса.

— Страх не найдет приюта в наших сердцах, а павшие уйдут в лучший из миров. Тело усопшего да покоится с миром, а душа направится на небеса!

Затем телеги двинулись дальше в Александрет, но настроение у людей было далеко не веселым. По обозу стали кочевать рассказы тех, кто видел или не видел, но красочно врал о страшном ночном поединке в Мельде. О черном рыцаре, убивающем взглядом. О том, что кроме рабства у господ им только и не хватало старого зла — возрождения тьмы нойонов.

— А кто сказал, что это хуже? — раздавались голоса. На привалах Гурт успокаивал людей. Просил высыпаться по очереди, ведь им предстоит сложный круглосуточный переход к Александрету. Уверял, что беспокоиться не стоит, что мир с Авлией — самый благой знак, что это залог грядущего, пусть и через многие годы, освобождения «приписных крестьян». Люди слушали, но пересуды не стихали.

— Вот придет тьма, а драться никто не захочет, — охал старый дед в соседней с Фолкинами повозке.

Все эти мысли так мучили Гримли, не давали заснуть. Чтобы успокоить себя, он представлял, что увидит в Александрете. Ему рассказывали, что на ярмарку, на потеху толпе и на продажу привезут самых удивительных зверей со всего света. Гигантских боевых гроссов с гор Кревланда, столь же огромных ужасных гидр, виверн и василисков из фолийских болот. Говорили, что эльфы прибудут на золотых драконах.

В своей книге Гримли читал о великих битвах прошлого, о драконах и титанах. Но представить себе этих огнедышащих исполинов не мог. Это была сказка, чудо. Но после того, что он увидел в Мельде, Гримли твердо понял: волшебство существует. Сегодняшняя находка опять же подталкивала его к мрачным мыслям.

Нет, этого не может быть, восставал рассудок — нойоны погибли две сотни лет назад! Этот человек в темно-фиолетовом доспехе просто сильный колдун. Он из церкви Велеса или маг-отступник, по-другому не бывает. Кто угодно, но это не нойон. Их нет и здесь точно быть не может.

Ночь выдалась необычайно звездной. Том Фолкин уверенно правил. Ему было легко, необычайно легко. Почему — он сам толком не понимал. Может, потому, что удалось наконец найти общий язык с пасынком. С тех пор как три года назад он спьяну признался, что не приходится Гримли настоящим отцом, между ними пролегла черная тень. Он перестал слышать обращения «отец» и «папа». С тех пор приемный сын именовал его только «дядя Том». Это было очень тяжело, но старый Фолкин выдержал. Сейчас, после выяснения отношений с братом, жизнь наконец начала налаживаться, да и с Гримли стало полегче. Том Фолкин представлял, как поведет Гримли смотреть на зверинец, выставки, почтенное дворянское собрание. Как они будут с замиранием сердца ждать выступления короля Эдрика и послов Авлии. Все мысли о дурном знаке — находке обезображенных тел — напрочь вылетели из головы старика. Ему казалось, этот день будет самым счастливым днем в его жизни. Он не знал, что это будет его последний день.

Западная Эрафия, Александрет,

то же время

Солнце еще не взошло, когда в южные ворота города въехали около тридцати человек. Королевский курьер из личной охраны Эдрика, поставленный наблюдать, ничего не заподозрил, так как во главе ехал герцог Рууд в полном парадном одеянии вице-канцлера.

Весь прошлый день они скакали по болотистой фолийской дороге. На удивление хорошо она была сработана. Гать настелили из толстых сосен, и шириной она была не менее десяти ярдов. Зачем нужна такая отменная дорога, ведущая в Александрет, если торговый обмен с этим огромным городом у всего северо-запада Фолии был на уровне в полмиллиона циллингов в год, то есть ничтожно мало? «Торговать они явно не собираются», — думал Рууд. Когда Йонсон и Венк под вечер показали молодцов, что поджидали их на постоялом дворе в пятнадцати милях южнее Александрета, у вице-канцлера стало легче на душе. Это были настоящие бандиты. Не настолько бестолковые, чтобы испортить, и достаточно умные, чтобы не задавать лишних вопросов. Они с Фошем отлично сделают свое дело. А вот сами Йонсон и Венк — что делать с ними, когда все будет кончено?

Рууд четко решил одно — до его повышения их надо убрать, они знают слишком много подробностей. Может, приказать Фошу перерезать им глотки?! Но так можно наделать шуму. После спасения короля их приблизят ко двору. Может начаться расследование. Нет, их лучше отправить подальше — на границу. Дать важный пост, денег, немного власти — допустим, руководство муниципалитетом дальних окраин, на границе с Кревландом. Там полно опасностей, жестокие набеги варваров стали часты. Там никто не удивится их смерти.

Все эти мысли были отброшены, как только он пересек границы Александрета. Теперь требовались все его внимание и осторожность. Всадники проскакали по узким улицам восточной префектуры к внутренней стене. Перед въездом в старый город они разделились. Фош, Йонсон и еще два десятка человек двинулись вдоль стен к порту и соседствующим рейнхардским верфям. Рууд, Венк и оставшиеся воины въехали в третьи ворота старого города.

На востоке заалело солнце, все вокруг заблистало. Тусклый красный шар малой Луны скрылся за морем. Торжествующий день вступил в свои права. Голубые знамена с крепостной стеной и грифоном посередине — флаги Эрафии — полоскались на каждом доме. Кое-где рядом с этими знаменами висели зеленые с изображением золотого дракона — флаги Авлии. Стражи в парадных одеждах попадались все чаще. Некоторые горожане уже проснулись, видимо, решив сделать все важные дела пораньше и к полудню поспеть на торжественное открытие ярмарки. Рууд решил расположиться в гостинице «Пещера минойца», на площади, где уже с ночи раздавались беспорядочный гвалт, топот и ругань сотен торговцев, которые второпях делили места, и где целые гильдии кузнецов, пекарей, горшечников, стеклодувов были вынуждены перетаскивать тысячи пудов своих товаров и продуктов.

Чтобы избежать потасовок, на площади уже с ночи находились сотни стражей городского гарнизона. Наблюдательная позиция на первом этаже «Пещеры» показалась герцогу идеальной. С нее близкими и доступными казались как оружейные ряды, где со своими людьми должен будет находиться фон Ридле, так и трибуна, откуда должен был выступить Эдрик с авлийскими послами. «Жаль, что нельзя установить мысленную связь с Фошем, как умеет ведущий», — подумал Рууд, уплетая баранье рагу. За предложенные им деньги хозяин не только разместил и накормил его людей, но и отказал, наверное, сотне пытавшихся проникнуть в гостиницу торговцев. Те напрасно трясли закладными обязательствами и кричали, что договаривались о комнатах за полгода.

— Это правительство Эрафии, — указывал хозяин в сторону герцога, и у подавляющего большинства пропадало всякое желание спорить.

— Еда тут неплоха, — поделился своими соображениями Йонсон.

— За эти деньги можно было бы в Энрофе кутить неделю, — заметил Рууд.

Все новые и новые повозки втекали на площадь, и наконец раздался низкий голос.

— Бреннский обоз, четырнадцать повозок, проезжайте быстрее, быстрее! Вас ждали ночью, а не под утро. Теперь ищите место сами! — кричал с деревянной башенки у входа человек в парчовом кафтане и с крупным перстнем на правой руке.

Это был торговый глава Александрета, рядом находился лорд-распорядитель двора, соизволивший с утра осмотреть место будущего выступления его величества. Богатейшие люди Эрафии, хорошие друзья Йодля. Вокруг стояли полдюжины стражей и рыцарей королевского двора. Взгляд Рууда скользнул по жалким колымагам крестьян и устремился на высоты замка Тинден — строения, с которого и начался Александрет. Самая большая башня была почти сто ярдов высотой. Как крепость Тинден уступал лишь стенам Энрофа, а убранством — лишь дворцу Грифонов.

Именно там, за этими каменными стенами, не спал в эту ночь король Эдрик. Он еще и еще раз перечитывал завтрашнюю речь. В свои сорок пять лет, из которых десятилетие он провел на троне, Эдрик привык ждать худшего. Как часто выходило так, что хорошие дела срывались из-за глупости, забывчивости, оставшейся незамеченной мелочи! Страшный пример — война с Авлией, начавшаяся из-за недоразумения на границе. Старший брат Катберт, не выдержав страданий народа, ушел в монастырь Велеса, служить божественному промыслу. Поступать так же в случае своей ошибки Эдрику не хотелось. Он знал о недовольстве высших придворных, знал, что большинство армии и народа, а также правители других стран все равно будут на его стороне. Он полагал, что враги его не успеют ничего предпринять до тех пор, пока не станет слишком поздно.

Фош и Йонсон с паролем, который утвердили заговорщики в замке Рейнхарда, въехали в огромные залы военных верфей Александрета. Тут пахло стружкой, свежей древесиной и смолой. Боевые позиции они заняли на крыше какого-то сарая, набитого тряпьем и сгнившей парусиной. В проходах лежали целые горы бревен, доски и бочки, все это вело к возвышающемуся посреди верфи корпусу новейшего трехмачтового военного корабля «Король Ричард». Судно было названо в честь прадеда Эдрика, человека мужественного и любившего море. Он первым из эрафийцев после войны стихий провел караван кораблей мимо земель нойонов, в Карнское море, начал торговлю с южными странами. Присев за толстым бревном, Фош увидел точильный камень и от нечего делать стал точить острый нож, что держал за голенищем. Время шло.

Том и Гримли во все глаза смотрели по сторонам. Старший Фолкин не был в Александрете почти пять лет. Гримли вообще не видел больших городов. Первое, что поражало, — огромные пятидесятифутовые стены, возвышавшиеся посреди гладкой равнины, как цельный каменный обод. Будто гигантская подкова легла на берег Прады — искрящейся утренней голубизной великой эрафийской реки. Внутри город выглядел еще богаче, чем снаружи. Вокруг были самые разные дома — деревянные и каменные, одно-, двух-, трехэтажные. Постоялые дворы и школы, церкви и кабаки, лавки, полные всевозможных товаров. Навьюченные лошади, быки и кадои — грузные, но выносливые зеленокожие твари, объезженные восточными варварами, — все это крутилось, мелькало и перед глазами Гримли. Стены внутреннего города со рвом и красивыми стражами, конные патрули в праздничных доспехах. Вся эта суета разом навалилась на бедного юношу-крестьянина, не давала опомниться, остановиться на чем-то одном, отдышаться.

Высокие башни замка Тинден он уже не смог рассмотреть толком. Только вывернув из маленького проулка, Гурт двинул ряды повозок в центр огромной площади, на которой уже скопилось множество таких же колымаг и кибиток, груженных всевозможными продуктами и товарами. Какой-то важный вельможа в безумно дорогом наряде из зеленой парчи с хвостиками горностаев и огромным изумрудным кольцом что-то указывал, говоря пронзительно и нараспев. С первой повозки отозвался Гурт. Гримли не расслышал его слов. Юноша правил лошадьми, стараясь держаться остальных обозников, попутно разглядывая красивые каменные дома с маленькими садами на другой стороне площади. Все они были трехэтажными особняками, перед которыми были разбиты цветники. «Какое богатство, какая красота», — думал Гримли. Неподалеку, в большом темном доме, еще горел свет и висела вывеска: «Гостиный двор „Пещера Минойца“». Был изображен кривляющийся минотавр с кружкой пива.

На здании ратуши пробило семь часов. В гомоне рыночной площади стали появляться все более четкие ритмы. Колокола «Собора всевидящего провидения» звонили призыв к утренней молитве. Ворота Тинденского замка открылись, и три золоченые кареты в сопровождении полусотни всадников двинулись к храму, стоящему на второй по размеру площади Александрета — площади Святых Вод. Горожане радостными криками приветствовали своего правителя. А на рыночной площади постепенно установился порядок. Богатые купцы, владеющие целыми торговыми рядами, сами или через приказчиков распределяли лучшие места. Крестьянам, пришедшим из деревень, а тем более со свободных земель, мест в основных секторах не досталось. Именно по этой причине, а также из-за большого количества мечей в колымаге дядя Том вместе с Гримли оказались не в рядах кузнецов, а среди торговцев оружием. Их лавочка, наскоро сколоченная из подобранных еще в Мельде досок и самой телеги, примостилась на самом краю военного сектора. Этот ряд, по словам дяди Тома, принадлежал какому-то богатейшему клекстонскому торговцу Йодлю.

Кое-как разместившись и приготовив товар, который вполне мог конкурировать с клекстонским, дядя Том и Гримли заперли лавку. Обменявшись любезностями с гвардейцем, отвечавшим за порядок в торговом ряду, они отправились искать своих. За час они обошли почти всю площадь. Осталось только осмотреть зверинец — место, где уже с самого утра со всего города собирались мальчишки. В рядах торговцев грибами, ягодами, лекарствами и прочими дарами леса они встретили Гурта. Он сказал им, что слышал, будто в зверинце есть огромный дрессированный зверь из кревландских гор, за которого гоблины требуют десять тысяч циллингов.

Уже на большом расстоянии от входа в зверинец были слышны рев, визг, завывание и протяжный вой самых разных животных. Эрафийские туры — огромные быки с рогами длиною в ярд, фолийские виверны — двухсаженные дракончики, издающие мерзкое кваканье и шипение. Все эти существа более-менее соответствовали фантазиям Гримли. Но когда он увидел огромный серебристый живой холм, его бросило в жар и пот выступил на лице. Сначала он принял существо за декорацию, но, увидев движение, поразился той силе, какой обладал этот монстр.

Посмотреть было на что. На цепи с кольцами толщиной с человеческую руку сидело существо размером с двухэтажный дом. Не менее шести ярдов в высоту и десятка в длину, оно больше всего напоминало медведя с огромными, длинными, похожими на грабли передними лапами. Хотя их так и хотелось назвать руками, так как монстр почти все время сидел на полусогнутых задних конечностях. Передние заканчивались огромными когтями, каждый — длиной не менее ярда. Перед монстром суетились несколько гоблинов. Они сами по себе привлекали внимание Гримли, никогда не видевшего кревландцев, иначе как на картинке. Зеленая кожа, невысокие и коренастые, кривоногие, в тяжелых грубых кожаных накидках и поножах. Они крепили надпись на огромном столбе: «Кревландский гросс — самое сильное боевое животное в мире. Цена — всего десять тысяч циллингов». Монстр время от времени переступал с ноги на ногу, тогда гоблины со страшными воплями толпой бросались к нему и начинали затягивать гигантскую цепь специальным механизмом, который в размерах не уступал телеге дяди Тома.

Между тем герцог Рууд начинал терять терпение. Было всего лишь девять часов утра, а вице-канцлер просто извелся. Он знал, что операция начнется примерно через час-полтора. Знал, что к одиннадцати на площадь прибудут авлийские послы, а в полдень должно состояться выступление короля. Все было ясно как день.

Герцог представлял себе верфи Рейнхарда, расположение людей Фоша и Йонсона. Глупый, наивный Лакамрэ так недорого продал свою душу, а ведь был офицером пажеского корпуса! Эдрик чуть его усыновил несколько лет назад. А теперь — как знать, сколько у него верных людей? Десяток или с полсотни? Они куда опытнее и лучше вооружены, чем люди Йонсона и Венка. В бою у его головорезов шансов бы не было, но вот внезапность будет на их стороне. Только бы Лакамрэ не повредил Эдрику, не успел… Дело пройдет удачно, если юный маркиз или сам король не выкинут какой-нибудь непредсказуемый трюк.

Рууд успокоился, его разморило тепло летнего утра. И тут два события на площади привлекли его внимание. Во-первых, на ярмарку официально приехал фон Ридле. Наглый и самоуверенный, он осмотрел сцену, где должно было состояться выступление короля. Рууд этого не знал, но многие другие, включая лорда-распорядителя, слышали, как он грустно пошутил, что подготовили нечто похожее на эшафот. Затем герцог ринулся инспектировать торговые ряды. Начал с крестьян с овощами, затем пошел напрямую к военным рядам. Рууд испугался, не изменил ли Рейнхард их план?! Но потом выдохнул. Покрутившись и дав указания, чтобы проезды были просторнее, Ридле со свитой двинулся в глубь площади и затерялся в толчее.

Второе событие напугало герцога куда больше, чем появление фон Ридле на два часа раньше срока. Он почувствовал присутствие на площади нойона. Этого просто не могло быть, они не проникают в мир людей, боятся быть замеченными, но слова ведущего о том, что с ним будут встречаться здесь, в Эрафии, крепко засели у него в голове. Неужели ему настолько не доверяют, что посылают для опеки своих? Или обстоятельства изменились и это из-за эльфов? В любом случае Рууд чувствовал, будто висит над пропастью и ждет, оборвется нить сразу или через минуту. Страх стал неотъемлемой частью его жизни после первой сделки с нойонами чуть более десяти лет назад. И с тех пор он лишь усиливался с каждым годом, с каждым днем.

Понять, где именно находится нойон, Рууд не мог. Он крутил свой перстень, но тот лишь теплел и холодел время от времени. В голове шумел вой присутствия, их присутствия. Он становился совсем тихим и наконец совсем исчез. А ведь и он боится людей, боится быть замеченным. В этот момент он почувствовал, что дело вот-вот пойдет. Ему вдруг показалось, будто он видит картину происходящего на военных верфях. Все то, о чем он так долго мечтал, начинало сбываться.

Главные двери верфей открылись. Несколько человек из свиты бросились внутрь, зажигая по пути закрепленные факелы. Огромный механизм привел в действие гигантские ставни, скрывавшие оконные провалы в сажень величиной. В центре зала стало очень светло. Фош чуть жмурился в своем убежище, как кот, забравшийся на крышу со двора. Вошли двое незнакомых Рууду людей. Верно, руководители строительства и мастеровых, за ними еще десяток воинов королевской гвардии. Они медленно шли по верфям, осматривая закоулки и темные углы. Страх сжал сердце герцога. Он не знал, верны ли Лакамрэ эти люди? Подойдя почти вплотную к тому месту, где прятались Фош и еще пятеро молодчиков, они повернули назад к возвышающемуся на стапеле «Королю Ричарду». Осмотрев, крепко ли закреплены подвесные блоки на самом корабле, они наконец заняли свое место у приставленной к борту мощной лестницы и закрытой на замок комнатки смотрителя верфей. Двое неизвестных Рууду господ велели ее открыть, вынести изнутри тяжелый стол и поставить его на помосте перед стапелем корабля.

Для Рууда картинка становилась все четче и яснее. Как будто он смотрел на верфи из-под десятисаженного потолка. Со стороны казалось, что вице-канцлер впал в транс. Венк, первым заметивший странное поведение Рууда, только хотел хлопнуть его по спине, как его будто обдало холодной водой. Это было явное ощущение, такое четкое… Молодой Орханси был уверен, что он весь мокрый, но воды не было ни капельки. Бред какой-то… Венк отошел в другой угол трактира, постоял там, держась за голову. Наконец, подойдя к стойке, он заказал стакан пунша и приказал своим людям не подходить к «чудившему» герцогу.

Тот ничего не замечал. Перед глазами Рууда простиралась картина рейнхардских верфей. Еще минут десять длились приготовления к встрече монарха. Герцог видел Фоша, который, прячась на крыше склада, отдавал последние приказы людям Йонсона. Как самый старший из Орханси Венк незаметно занял позицию под стапелем корабля. Наконец раздались звуки золоченых горнов королевских пажей. Перед главным зданием верфей остановился кортеж короля Эдрика. Лакамрэ и еще с десяток приближенных спешились и в сопровождении стражи прошли внутрь. Рууд узнал среди идущих подле короля второго владельца верфей. Вот он извиняется за то, что сам почтенный генерал, пораженный болезнью, не смог приветствовать своего повелителя, но шлет ему наилучшие пожелания. Они проходят в главный зал. Целый корабль помещается здесь, неуязвим для ветра и дождя. Вот они возле барака, Фош совсем рядом, он видит Эдрика, но процессия удачно их минует и движется к стапелю. У Рууда перехватило дыхание, где сигнал, чего они ждут? Двое монахов-инквизиторов, обученных самим епископом Рочделли, идут рядом, в ногу с королем, они могут прочитать мысли, почувствовать угрозу…

— Да, ваше величество, это еще и самый быстрый корабль вашего флота. — Владелец верфи так нахваливал свое судно, что с грустью подметил: он утомляет государя. Но король искренне старался разобраться во всем. Он подошел к рисункам и чертежам, разложенным на столе. Хозяину верфей с главным мастером-корабельщиком пришлось ответить на ряд конкретных вопросов. Эдрик явно разбирался в морском деле и, возможно, даже что-то читал, прежде чем прийти сюда. Время шло. Король предложил осмотреть корпус изнутри. Лакамрэ отдал приказ своим людям, и трое гвардейцев, проверив крепость помоста, придвинули его к самому стапелю. Этот помост позволял подняться на леса, оплетавшие тело корабля с разных сторон. Именно там, среди конструкций поддержки, свисавших сетей и парусов, прятался Йонсон. Молодой совладелец верфей сделал несколько шагов вверх по помосту, продолжая свой увлекательный рассказ, все его внимание было приковано к фигуре Эдрика. Честолюбивые мечты и желание понравиться правителю возносили его на заоблачные высоты собственных фантазий, и это стало его роковой ошибкой.

В трактире «Пещера минойца» Рууд даже вскрикнул от неожиданности, а один из людей Венка покрутил пальцем у виска, указывая на странное поведение столь высокопоставленного господина.

Хозяин верфей, напротив, не издал ни звука и тихо сполз с окровавленного меча одного из людей Йонсона. Разбойник с черным платком, прикрывавшим половину лица, внезапно появился из-за лесов. Он стрелой спрыгнул на помост и всадил свое оружие в грудь отпрыска одного из самых уважаемых родов Александрета. Затем одновременно во всем здании стали падать держатели огромных ставень, и все погрузилось во мрак, освещенный лишь огнем факелов. Лакамрэ видел, что Эдрик тут же выхватил оружие, раздался звук спускаемой арбалетной тетивы. Сильные резкие удары болтов. Двое монахов-инквизиторов, сопровождавших короля, осветили пространство яркими вспышками молний. Кого-то из людей Йонсона парализовало, кого-то на время ослепило. Магический щит на время прикрыл монарха, но меткие выстрелы нападавших поразили одного из монахов и ранили другого, голубое мерцание померкло. Эдрик старался держаться спиной к колонне, подпирающей крышу верфи, и выставил перед собой меч. Ударить его открыто стоявший в нескольких шагах Лакамрэ не мог, как ни хотелось, вокруг было слишком много верных короне людей. Метнуть нож? Пока Лакамрэ колебался, к нему подскочил кто-то из нападавших. Отбиваясь, маркиз указал королю, что нужно спасаться и следовать за ним. Сзади, преграждая дорогу к главному входу, выскочили Фош и еще несколько заговорщиков.

На помосте, стапелях и между складскими бараками закипела схватка. Охрана короля билась отчаянно. Эдрик успел поразить одного разбойника из арбалета, подобранного рядом с телом павшего телохранителя. Люди Йонсона и Лакамрэ отчаянно истребляли друг друга. От следующего выстрела короля спас выставленный Лакамрэ щит. А минутой позже, оказавшись рядом с державшимся за окровавленный бок монахом-инквизитором, Лакамрэ незаметным и резким движением вонзил стилет в спину не ожидавшего этого чародея.

— Сюда, там есть другие выходы! — Маркиз указал на канатный сарай, и Эдрик бросился внутрь, успев сорвать у входа трещавший смолою факел. На Лакамрэ налетел, размахивая тесаком, Фош. Маркиз доблестно отразил его корявые выпады и ударом с левой отправил валяться на гору канатов и сетей. Лакамрэ громко выругался. Это и был условный сигнал. Люди маркиза подняли вверх руки, и, когда бандиты, минуя их, надвинулись на оставшихся верными присяге гвардейцев, те оказались в явном меньшинстве. На каждого приходилось по двое злодеев. Сопровождавшие Эдрика придворные или были убиты, или бежали, он сам потерял меч, застрявший в теле одного из наемников, оставшись лишь с факелом в руках. Старший мастеровой уполз под нижний ярус стапеля. Лакамрэ и Фош вместе распахнули двери канатного сарая.

Оставшись без оружия, как загнанный зверь, Эдрик метался от стенки к стенке, и лишь чудовищные, отбрасываемые дрожащим огнем тени сопровождали его. Тут не было выхода. Это измена. Маркиз, почему он взял сюда его, а не сына! Выступление, сегодняшняя речь, долгожданный договор с Авлией, королева Анна — все это закружилось в его голове. Двери сарая распахнулись, Лакамрэ и уродливый бандитский вожак были рядом. Король метнул в них факел, но это ничего не решало. Оба противника рванулись вперед, но помешали друг другу, Фош запнулся, и Эдрик брезгливо оттолкнул его. Маркиз Лакамрэ хладнокровно шагнул вперед.

— Все кончено, ваше величество! Примиритесь со смертью и отправляйтесь к Велесу! — заявил юноша с пафосом, занося меч над головой правителя тысячелетней династии.

— Изменник, бастард! — отшатнулся Эдрик.

Фош поднялся и выхватил из-за голенища острый, наточенный нож. В глазах короля блеснули слезы отчаяния. В этот момент оба противника замахнулись своим оружием, но Фош достиг своей цели раньше. Раздался звук распоротой ткани, и нож вошел под левую лопатку Лакамрэ. Фош провернул рукоять, будто вращал жареную дичь на вертеле, и выдернул оружие.

Маркиз обернулся — умирать в двадцать пять лет удивительно обидно. Несмотря на рану, он вцепился в горло Фоша. Хотел сжать сильней, но не смог — изо рта пошла кровь, а глаза заволокло пеленой. С булькающим звуком Лакамрэ упал на присыпанный соломой дощатый пол и затих.

Придерживая ушибленное правое плечо, Эдрик ошарашенно смотрел на неподвижное тело и своего загадочного спасителя.

— Кто вы? — наконец решился спросить Грифонхат.

— Ваш верный слуга, государь! Я послан вице-канцлером Эдгаром Руудом, чтобы спасти вашу жизнь от подлых убийц, вкравшихся к вам в доверие!

Носком сапога он поддел скрюченную кисть Лакамрэ. К счастью для телохранителя герцога, Эдрик пока не решался задавать вопросы, и они вместе с Фошем выскочили наружу.

Раненый Йонсон лежал на полу, кто-то пытался перевязать его, в то же время другие добивали королевского гвардейца. Расчет герцога Рууда оказался верным. Почти все убитые гвардейцы были честными людьми, но их посмертно зачислили в предатели, хотя именно они своими жизнями выкупали жизнь Эдрика Третьего.

— Эти героические люди не жалели своей крови, чтобы спасти ваше величество! — указал Фош на раненого Йонсона и его головорезов.

— Я щедро отблагодарю вас, сейчас подоспеет стража, гвардейцы, охранники, соберите своих людей около входа, а то вас могут принять за изменников! — При этом Эдрик презрительно пнул ногой бородатого здоровяка в гвардейской униформе, два десятка лет верно служившего короне. Его смерть от рук бандитов Йонсона принесла семье не только потерю кормильца, но и пожизненное клеймо позора.

Через пару минут верфь уже была полна народу. Король сел в карету и, взяв с собой Фоша, приказал лекарям, адептам ордена из числа телохранителей сделать все, чтобы спасти жизнь Йонсону.

Видение перед глазами Рууда начало таять. А сдавливающий сердце холод, наоборот, расти. Он огляделся, рядом замер Венк с большой глиняной кружкой в руках.

— Иди на площадь! — Низкий голос резанул по ушам герцога.

— Чего? — вслух выпалил тот.

— О чем вы, ваша светлость? — спросил Венк.

— Тише, тише! — Рууд вслушивался в остекленевшую тишину таверны.

— Иди к площади, — повторил голос в его голове. Не изменилась ни интонация, ни тембр.

— Они, — прошептал Рууд. Как оглушенный, он некоторое время смотрел по сторонам. Затем выхватил меч и вскочил, крикнув на весь зал: — Измена! В городе измена. Я вице-канцлер Эрафии! — крикнул он, налетев на первый патруль городской стражи, оттеснявший толпу с перекрестка. — Моих людей пропускать везде, в городе заговор и измена. Преступники покушались на короля Эдрика! — командовал герцог.

Выбежав следом на торговую площадь, Венк заметил, что глаза вице-канцлера в этот миг стали полны тьмы, словно в зрачки залили чернила.

Они ворвались на рыночную площадь, расталкивая стражу, торговцев, ремесленников и зевак. На мгновение небо закрыла огромная тень. В центре площади садился золотой дракон эльфов. «Это прибывают послы Авлии», — успел подумать Венк. Он не поспевал за вице-канцлером, а тот бежал вперед как сумасшедший.

Вся площадь замерла при виде дракона, садящегося на очерченный белым, полстадия в диаметре, круг. Зеваки молча раскрыли рты, бывалые воины, пережившие авлийскую кампанию, невольно тянулись к оружию. Кони вставали на дыбы, где-то на рынке громко ревел варварский гросс. Послов Авлии должны были встречать отцы города и король, но главы государства все еще не было. Он задерживался уже почти на час. Лорд-распорядитель, принц Кристиан, лорд-мэр и еще несколько важных вельмож совещались на большой сцене. Наконец было решено, что лавровую ветвь дружбы послам эльфов преподнесет лорд-мэр, а принц Кристиан с несколькими стражами немедленно направится на площадь Святых Вод, к верфям и выяснит в чем дело. Удивленно и испуганно глядя на опускавшегося дракона, Кристиан вдруг выхватил из толпы герцога Рууда. Тот был вооружен и бледен лицом.

— Что вы тут делаете, вице-канцлер, что с моим отцом?

— Измена! — потрясая мечом, крикнул через головы нерасторопных зевак герцог.

— Его Величество ранен, но жив! Скорее скачите на площадь Святых Вод! Предатели — маркиз Лакамрэ и фон Ридле!

Не дослушав, Кристиан всадил шпоры под ребра черного жеребца и погнал его так, что телохранители едва поспевали за ним.

— Все оцепить, никого не выпускать, арестовывайте людей с желтыми перьями в шляпах! — Рууд отдавал приказы встретившимся на его пути гвардейцам, стражам, людям и эльфам. Боевики Венка прокладывали ему путь. Сам Орханси прикрывал тыл колонны.

С высоты, на которой завис золотой дракон, послу Авлии Лею Корониусу были видны волны хаоса и беспорядка, растекавшиеся по полной людей площади. Ярко выделялась группа воинов, отчаянно прорывавшихся к перекрестку оружейных и кузнечных рядов.

— Садимся или нет?! Там не все ладно! — услышал он астральный голос друида-наездника. Паника и неразбериха внизу усиливались, и Корониус ощутил странный астральный шум. Будто кто-то строит канал связи, какой-то странный след… Среди людей здесь не было столь сильных магов.

— Не наводи тоску! — осадил осторожного наездника посол. — Садимся, конечно. Нам ничто не угрожает.

Дракон сделал еще один круг, несколько плавных взмахов и коснулся земли сперва задними, а потом и передними лапами. Яркая струя огня ударила в небо, и монстр затряс головой, замирая и подчиняясь сидевшему у основания шеи погонщику. Высокий плечистый эльф в зеленых доспехах, до того сидевший в кресле пассажира, начал спускаться вниз по кожаной лестнице.

Гримли держал кружку, когда прямо у него в руках ее пробил арбалетный болт. Молоко брызнуло во все стороны. Не успел Гримли оглянуться, как его уже толкала, рвала на части, увлекала за собой обезумевшая толпа. Кругом были вооруженные люди. Их перекошенные яростью лица мелькали перед глазами. Юноша взглянул на небо, пытаясь разглядеть садившегося дракона, но тут его чуть не сбили с ног. В двух шагах от него, в рядах оружейников из Клекстона, группа торговцев боролась с наседающими со всех сторон стражами и гвардейцами. У многих торговцев в руках были арбалеты, и они ловко поражали солдат, пробивая их парадные легкие панцири.

Гримли забрался на опрокинутую повозку, спрыгнул вниз и оказался в своем ряду. Но толпа и тут перла на него, будто спасаясь от чего-то. Действительно, едва пробившись на свободное пространство, он увидел несколько горящих повозок и лавок. Здесь шел настоящий бой: семеро вооруженных людей во главе с седовласым дворянином прорвалась сквозь ряды стражников и толпу. Тут их настигли рыцари в полном вооружении и пехотинцы с кистенями. Пролетело со свистом несколько стрел. Во главе преследователей стоял человек, которого так хорошо помнил Гримли, — тот самый важный путешественник, что налетел на их обоз на старом клекстонском тракте несколько дней назад. Но сейчас поверх доспеха у него болталась золотая цепь и яркий блистающий орден на перевязи.

Торговцы остановились, плотные ряды отпрянувшего от пожара народа преградили им путь. Видимо, понимая, что обречены, они вступили с преследователями в отчаянное сражение. Седой высокий дворянин, яростно ругаясь, пытался пробиться к вице-канцлеру. Но того защищали два рыцаря в тяжелых доспехах. Вот торговцев осталось пятеро, четверо, трое. Стражи и гвардейцы также падали, пораженные. Седой был ранен в плечо и голову. Удачно заколов выскочившего вперед безусого молодого стража, он бросился бежать. Вице-канцлер, опережая телохранителей, погнался за ним, и Гримли, не зная зачем, тоже бросился в самую гущу схватки.

— Бей господ, сволочей и бар! — рявкнул над ухом у Гримли здоровенный мужик. Кровь многим ударила в голову, выпуская на волю самые дикие инстинкты толпы. Крестьянин встал на телеге в полный рост и, замахнувшись огромной оглоблей, стукнул пробегавшего прямо перед ним Рууда.

— Ридле, стой! О, проклятие… — только и успел крикнуть герцог и повалился на землю. Мужик еще раз взмахнул своим страшным орудием, но размозжить голову вице-канцлера он не успел. Неведомо откуда взявшийся деревянный кол со страшной силой врезался в его тело, сбив нападавшего с ног. Раздался хруст, мужик вскинул руки и повалился на землю. Кто запустил этот кол с такой нечеловеческой силой, Гримли не заметил, но прилетел он издалека.

Фон Ридле бежал, как загнанная лошадь. Кровь лилась из разрезанной брови и заливала правый глаз. Дико болели руки. Видя, как какой-то мужик оглоушил вице-канцлера, Ридле воспользовался секундным замешательством, чтобы осмотреться. Выход был один. Нужна лошадь, и немедленно. Он подскочил к первой попавшейся крестьянской повозке. Внутри, прикрывшись щитом, лежал какой-то старый кузнец или литейщик. Дважды махнув мечом, фон Ридле срезал сбрую, перебил и отбросил оглобли. Ловко перехватив оружие, он стал выводить лошадь из повозки. К удивлению герцога, кузнец не стал дальше трусливо отлеживаться под щитом. Выпрыгнув из повозки, он попытался помешать высокородному конокраду.

— Ты что же делаешь, сволочь, Велес тебя накажи, чтобы тебя нойон прожег, уйди!

— Отдай лошадь, деревня! — оттолкнул его Ридле.

— Не моя она, взаймы взятая! — С этими словами он повис на руке герцога. Тот грубо стряхнул его на землю, крестьянин вскочил и выхватил из-за голенища широкий короткий нож.

— И тут не везет, — сплюнул герцог. Сзади виднелись Рууд и его солдаты, пал пронзенный сразу несколькими стрелами последний из верных ему людей с желтым пером на шапочке.

— Да отстань ты, старый дурак! — рявкнул фон Ридле и ударом тонкого серебряного меча прошил старика насквозь. Тот захрипел и упал в сено под своей телегой.

— Дядя Том! — крикнул Гримли и, задыхаясь от нахлынувших слез, упал, обнимая содрогающегося в агонии старика.

Ридле вскочил на лошадь и, в кровь обдирая бока шпорами, резко подал вперед. Он давно не ездил без седла, но жизнь была дороже всяких удобств. Крестьяне, торговцы и даже стражники разбегались, пропуская вперед бешеного всадника. Казалось, перед ним образовался коридор, дорога к спасению, к южным воротам. Но вдруг в конце этого коридора возникла фигура рыцаря-монаха, именно так показалось фон Ридле. У него в голове возник невыносимый, закладывающий уши вой, взгляд помрачился. Лошадь встала на дыбы и сбросила седока на пыльную землю площади. Скрипнул разбитый доспех, Ридле яростно выругался. Лошадь рванулась вправо, упала и задергалась с протяжным ржанием. Обезоруженный, сбитый с толку герцог смотрел вперед — монаха как не бывало. Ридле сплюнул кровь с разбитых губ, встал на колени и оглянулся. Тут же ему в лицо вошел арбалетный болт. Все тело дернулось, и герцог откинулся назад, бессильно раскинув руки.

— Молодец, отличный выстрел, Венк! — Рууд похлопал по плечу своего сообщника и, подозрительно вглядываясь в толпу, поправил кольцо у себя на руке.

Никто не замечал молодого человека, склонившегося над умирающим кузнецом. Кругом помогали раненым, вязали сдавшихся бунтовщиков, тушили пожар. Праздник был полностью скомкан, и лорд-мэр попросил Корониуса пройти в поданную карету и следовать в замок Тинден, где король мог бы переговорить с ним. Дав указание друиду перелететь с драконом на территорию консульства, посол согласился. Он бросил беглый взгляд на площадь и сел в карету вместе с двумя местными авлийцами.

Дядя Том умирал. Он не мог говорить, но вдруг в последнем порыве сознания вцепился в Гримли и зашептал:

— Ты должен был знать, твой отец жив, великий человек, бывший… — окончить он не смог и, дернувшись, замер. Остекленевшие глаза его остались открыты.