Стылая Топь. Эспеджо

Глава 6

— Костик, ты чего? Очнись!

Я словно вынырнул из глубины на поверхность и с некоторым недоумением оглядел столпившихся вокруг ребят. Они с удивлением и даже некоторой тревогой смотрели на меня. Все, включая Киру, на лице которой я не смог рассмотреть ничего кроме лёгкой обеспокоенности в привычных серо-голубых глазах. Никаких проблесков болотной зелени, никакой насмешки или намёка на что-то скрытое — привычная Кира, такая, какой я знал её уже несколько лет.

— А что такое-то? Случилось что?

Я постарался ничем не показать, что только что пережил столько невероятного, что рассказ об этом — прямой путь в сумасшедший дом. Хорошо бы ещё понять, сколько времени прошло здесь в то время, как я беседовал со Смертью и погибшим в схватке с тварями Изнанки Родриго.

— Ты словно увидел что-то, чего не видели мы, и впал в подобие транса какое-то, — пояснила Катрин, внимательно глядя на меня, — и мы уже минуты три не можем тебя дозваться.

— Задумался, — извиняющимся тоном проговорил я, понимая, что это объяснение вряд ли кого-то устроит, но другого у меня просто-напросто не было, — извините, ребята. Как-то мне после всех произошедших событий не собраться.

Народ понимающе переглянулся, так как, скорее всего, после случившегося с Кирой все приходили в себя с определённым трудом.

— Да мы тоже не так чтобы совсем в порядке, — за всех сказал Антон, — поэтому предлагаю перекусить и подумать, что дальше делать.

— А чего тут думать-то? — Фишер поправил рюкзак и хмуро оглядел остальных. — Валить отсюда надо, не бесконечное же оно, болото это треклятое.

— Антоха прав, — поддержала приятеля Кира, — давайте поедим, а то я после пережитого кошмара есть хочу — ужас просто!

Мы огляделись, но кроме дороги, по которой пришли, ничего не обнаружили, никакой полянки или прогалины, на которой можно было бы расположиться. И вдруг раздался пока ещё едва слышный звук автомобильного мотора. Мы переглянулись, и я готов был поставить свой меч — ну да, конечно, особенно в этом мире! — против ржавого перочинного ножа, что это наш знакомый из Стылой Топи.

Уже через пару минут я смог убедиться, что был абсолютно прав: на дороге показалась та самая потрёпанная «Нива». Она остановилась, не доехав до нас метров двадцать, и Антон, как руководитель, сделал шаг вперёд, хотя я и видел, насколько ему не хочется этого делать.

Дверца «Нивы» распахнулась, и на дорогу выпрыгнул тот самый, уже знакомый нам, мужик в камуфляже. Он насмешливо ухмыльнулся и проговорил, поправляя неизменные тёмные очки:

— Ну что, туристы, не получилось далеко уйти?

— Откуда тут болото? — требовательно спросила Диана, словно незнакомец просто обязан был ей ответить. — Его же тут не было, когда мы шли в сторону деревни!

— Странные здесь места, девушка, — ответил ей мужик, медленно поворачиваясь и словно принюхиваясь, — глухие, нехоженые. Даром что до дороги недалеко, но кто с тропы сошёл, тот навеки пропал.

— Что за дурацкие поговорки, — фыркнула Ди, которая терпеть не могла всякую мистику и всё, что связано с оккультизмом. Она и к расхваленному Антохой «месту силы» пошла исключительно для того, чтобы доказать всем, что всё это полнейшая чушь.

— А ты не торопись, — ничуть не обиделся мужик и наконец-то остановился, глядя сквозь очки прямо на Киру, — не всегда то, чего ты не понимаешь, не существует.

Я не отводил взгляда от Киры и потому заметил, как по нежным губам скользнула и тут же пропала усмешка, адресованная, несомненно, владельцу «Нивы».

— Вы можете показать нам, как обойти болото? — мрачно спросил Фишер, тоже заметивший, что незнакомец пристально рассматривает Киру. — Да мы и двинемся, и так задержались.

— Обойти? — мужик покачала головой. — Его нельзя обойти, можно только переждать, пока оно уйдёт.

— Уйдёт? Куда? — переспросил удивлённый Антоха. — В каком смысле?

— В прямом, — хохотнул владелец «Нивы», — это древнее болото, оно возникает внезапно и окружает Стылую Топь. А потом так же внезапно исчезает, дня через два, как правило. Так что на пару денёчков, ребятки, вы застряли здесь.

— И что, никаких вариантов нет? — растерянно спросила Диана.

— Есть, почему же, — мужик широко улыбнулся, продемонстрировав крепкие, чуть желтоватые зубы, — можешь попробовать перейти его по тропе. Видишь, вон вешки поставлены…

Мы дружно обернулись у только теперь рассмотрели высокие тонкие палки, воткнутые в мох и вытянувшиеся в длинную линию.

— Они поставлены вдоль тропы, — слегка посмеиваясь, проговорил мужик, — если хочешь, можешь рискнуть и пойти по ней. Но никто не гарантирует, что ты дойдёшь.

— Мне на работу надо завтра, — как-то бесцветно сказала Катрин, — уволят меня за прогул…

— А тебе теперь не всё равно? — незнакомец повернулся к машине и, не оборачиваясь, предложил. — Можете остановиться у нас в Стылой Топи. Домов свободных много, крыша над головой будет. Но не настаиваю, сами думайте.

Мы переглянулись, и первой высказалась, конечно же, Диана.

— Да фигня это всё, не может быть такого болота, которое сегодня есть, а завтра нет! Да и обойти его наверняка можно, ребят… Не хочу я в эту деревню, я лучше в лесу переночую, честное слово!

— В лесу? Ты городской человек, Ди, — устало улыбнулся Антоха, — ты в лесу суток не продержишься. У нас ни палатки, ни котелка, ничего кроме минимума вещей и пенок. Даже воду вскипятить не в чем, какой там лес…

— В любом случае я не собираюсь оставаться на берегу этого болота, — проговорил решительно Фишер, — я не знаю, был это болотный газ или что-то ещё, но хватит с меня глюков. Лучше подальше отсюда!

— Предлагаю проголосовать, — сказала Кира, — кто за то, чтобы пару дней провести в деревне?

И она первая подняла руку, за ней — Фишер, потом к ним присоединился Антон. Диана недовольно сморщила нос, но руку подняла.

— Катрин? Костик? — четыре пары глаз внимательно смотрели в нашу сторону, и мы невольно переглянулись.

— Ты ведь понимаешь, что это уже не имеет почти никакого значения? — прошептала Катрин, глядя на меня снизу вверх. — Вопрос только в том, как и когда…

Я прислушался к себе, пытаясь услышать совет Ловчего, но он молчал, и я вдруг понял, что это должен быть исключительно мой выбор. И опять же откуда-то из глубины прошло чёткое понимание того, что я должен быть с остальными и попытаться спасти хоть кого-то. Просто потому что это моя работа и моя судьба.

— Мы как все, — вздохнув, сказал я, — только как мы все влезем в одну машину?

— Зачем сразу всем-то? — владелец «Нивы» явно был доволен тем, что никто не стал особо упираться. — Сначала девчонок отвезу и вещи ваши прихвачу, а вы и своими ногами дойдёте, не маленькие. Тут ходу-то от силы полчаса. Пока идёте, подружки ваши дом подыщут, а то и несколько, ежели кому вдвоём поселиться захочется.

Тут он ухмыльнулся и, наверное, подмигнул бы, но сквозь тёмные очки ничего не было видно. Подойдя к машине, он распахнул вторую дверцу и, перейдя на свою сторону, откинул кресло.

— Загружайся, красавицы! — махнул он рукой куда-то внутрь автомобиля. — А я вещи по-быстрому закину, особенно если мне помогут.

Я молча подошёл к машине и бросил в багажник свой рюкзак и пенку, стараясь не показывать охватившей меня тревоги. Моему примеру последовали Фишер и Антон, а вещи девушек взял незнакомец. Кира, никого не спрашивая, забралась на переднее сидение, а Ди и Катрин залезли назад.

— До встречи, парни, — махнул нам рукой мужик и, запрыгнув в машину, лихо развернулся и вскоре исчез за поворотом.

— Мне не нравится идея ночевать в деревне, — медленно проговорил Фишер, — но мысль остаться на два дня в лесу возле этого болота нравится мне ещё меньше. Не съедят же они нас там, в самом-то деле, даже если там староверы или отшельники какие-нибудь живут. Пару дней продержимся по любому, так ведь? А потом, чем чёрт не шутит, может, это болото действительно исчезнет.

— Вариантов всё равно уже нет, — пожал плечами Антоха, — девчонок мы не бросим, а они уехали в Стылую Топь. Костян, а ты чего молчишь?

Я подумал и решил, что кроме лишних вопросов мой рассказ не вызовет ничего: поверить друзья мне всё равно не поверят, только относиться начнут настороженно, что может помешать… Странно, но заботу об их безопасности я сразу стал воспринимать как серьёзную и непростую работу. Работу Ловчего… просто в иных реалиях. Я совершенно не сомневался в том, что в нужный момент инстинкты и знания Косты мне помогут. Не знаю, откуда пришла такая уверенность, но она была.

— Это может быть любопытным жизненным опытом, — по возможности спокойно отозвался я и напомнил, — давайте пойдём, что ли. Что-то мне подсказывает, что экипаж за нами не пришлют.

Фишер невесело хохотнул и первым зашагал по усыпанной хвоей тропинке в сторону Стылой Топи. За ним, засунув руки в карманы ветровки, шагал задумчивый Антон, а замыкал нашу небольшую колонну я.

До деревни мы дошли, как и предполагали, минут за сорок, и, оглядываясь, вошли в ворота, которые на этот раз стояли широко распахнутыми. При дневном свете поселение, спрятавшееся в лесах и в данный момент окружённое непроходимым болотом, показалось мне чуть более привлекательным.

Знакомая пятнистая «Нива» обнаружилась у одного из домов, дверь в который была открыта. Я заметил, что в паре домов колыхнулись занавески на окнах, но на улице по-прежнему никого не было. Никто не выходил узнать, что за незваные гости появились в деревне. Мы переглянулись и пошли в сторону избы, которую, судя по всему, облюбовали наши девчонки.

Ступеньки скрипнули, когда по-прежнему идущим первым Фишер стал подниматься, и у меня неожиданно мелькнула мысль, что это неплохо: так я смогу вовремя понять, что кто-то идёт, и принять меры. И что хорошо бы возле двери повесить пучки полыни и чертополоха. Здорово было бы лаванду, но где её тут взять, а эти травы, считающиеся чуть ли не сорняками, есть везде. Это, конечно, от сильного муэртос не спасёт, но задержать на пару минут сможет. А главное — даст возможность его опознать.

В небольших сенях, куда я вошёл, следуя за остальными, было тесно, стояли какие-то лавки с вёдрами на них, висел старый сельский инвентарь, на полу лежали полинялые пёстрые дорожки, которые во всех деревнях делают из старых лоскутов.

Из-за двери слышались голоса и даже смех, значит, пока ничего не случилось, хотя сердце по-прежнему сжимали ледяные когти тревоги. При этом я очень хорошо знал, что справлюсь с большинством тех, кого могу здесь встретить, — Коста поможет и подскажет. Кажется, я начинал привыкать ко второй части своего нового «я», срастаться с ней.

Я убедился, что все ребята зашли в дом и быстро огляделся, делая акцент на важных для любого Ловчего вещах: проверил, как закрывается входная дверь и кивнул сам себе, поняв, что мощный засов скользит в пазах совершенно бесшумно. Значит, любой может ночью открыть дверь изнутри, не вызвав подозрений и никого не разбудив. Возле бочонка с водой, стоящего на лавке, я задержался и, зачерпнув пару глотков висящей рядом кружкой, принюхался. Едва уловимый знакомый запах заставил поморщиться и выплеснуть воду обратно: надо предупредить ребят, чтобы не вздумали её пить. Отравиться, конечно, не отравятся, но внимание притупится, а сон станет более глубоким. Интересно, как он сделал так, что девочки выбрали именно этот дом? Посоветовал, или тут в каждой избушке приготовлены такие сюрпризы?

Не обнаружив больше ничего подозрительного, я вошёл в комнату и увидел ребят, сидящих за большим столом, на котором исходила паром здоровенная миска с картошкой, стояли плошки с квашеной капустой и солёными огурцами. Была там и бутыль с мутноватой жидкостью, в которой без труда можно было опознать самогон. Все выглядели довольным, даже счастливыми и уж точно не испуганными.

— Костик, мы тебя заждались, — прощебетала Ди, разрумянившаяся не то от тепла, не то от уже выпитого самогона. — Ты где застрял?

— Извините, после дороги жутко хотелось пить, искал воду в коридоре, — зачем-то соврал я и уловил быстрый острый взгляд Киры. Но она тут же опустила ресницы, словно ничего и не было.

— Там целый бак здоровенный, — сказал Фишер, — мы все пили, но, думаю, тебе тоже осталось. Хорошая вода, вкусная, после дороги — самое то!

— Согласен, — кивнул я и, найдя свободное место, присел к столу, — вижу, вы уже освоились…

— Да, Матвей нас устроил, показал, где можно лечь спать, где удобства, — тут Диана хихикнула, — и обещал завтра отвести нас к «месту силы», про которое Антоха нам все уши прожужжал.

— Интересное место, — голос Матвея, так и не снявшего тёмных очков, был слегка насмешливым, но в целом доброжелательным, — завтра обязательно сходим. Сегодня не получится — путь неблизкий, а вы и без того устали. Городские, что с вас взять!

— А вот и не устали! — почему-то обиженно воскликнул Фишер в совершенно несвойственной ему манере. — Я вот, например, с удовольствием сходил бы сегодня, а на завтра ещё какое-нибудь дело найдём.

Я всматривался в лица друзей и понимал, что они и ведут себя странно, не так, как обычно, и выглядят иначе. Глаза у всех сверкали, на щеках горел лихорадочный румянец, голоса стали резкими, почти визгливыми. Прежней осталась только Кира, она смотрела на остальных с еле заметной усмешкой. Я сообразил, что не должен выделяться среди остальных, чтобы ни Кира, точнее то, что поселилось в ней, ни Матвей не догадались, что насчёт воды я соврал.

Поэтому я с энтузиазмом поддержал идею непременно отправиться к «месту силы» сегодня, даже если уже будет темнеть! Несколько раз ловил на себе внимательный взгляд Киры, словно она пыталась понять, насколько можно верить собственным глазам.

В итоге все сошлись во мнении, что наступившие сумерки — самое замечательное время для похода к таинственному камню.

— Ну, раз вы так решительно настроены, то можем, конечно, и сейчас пойти, — словно нехотя проговорил Матвей, но в его голосе мелькнуло что-то настораживающее, неискреннее. Впрочем, если бы я не вслушивался так внимательно, то наверняка не заметил бы.

Просто мне чрезвычайно не нравилось происходящее, но пока не было ни единой мысли по поводу того, что я должен делать. Опыт Ловчего подсказывал, что не надо опережать события. Действовать будет нужно тогда, когда кому-то из ребят будет грозить не призрачная опасность, а реальная. Предупредить их не получится, это я понимал совершенно чётко: они мне просто не поверят, а Матвей и Кира насторожатся.

Пока я размышлял, ребята выбрались из-за стола и, громко переговариваясь и отпуская шуточки, потянулись на выход, прихватив куртки. Я смотрел на них и чуть ли не впервые чувствовал угнетающее бессилие от того, что я знал об опасности, но не мог о ней предупредить. Это причиняло почти физическую боль, и где-то глубоко внутри я чувствовал, что Коста сочувствует мне. Я почти слышал — а может, действительно слышал — его шёпот: «Потерпи, ты привыкнешь. Тебе нужно учиться не принимать близко к сердцу смерть тех, кого нельзя спасти. Когда муэртос выходят на охоту, нельзя уберечь всех, и если ты поможешь хотя бы одному, — это будет успех. Твой успех. Наш…»

Я постарался сделать так, чтобы выйти последним: уже в сенях опустился на колено и, демонстративно ругаясь сквозь зубы, начал перешнуровывать ботинок. Матвей покосился на меня, но ничего не сказал и вышел на крыльцо. Оставшись один, я метнулся в угол и схватил примеченный ещё по пути в дом небольшой топорик. Наверное, его использовали для каких-то кухонных целей, так как выглядел он старым, но ржавчины на лезвии не было, да и наточен он был неплохо.

С некоторым удивлением я понял, что прекрасно знаю, как управляться с ним: пальцы уверенно обхватили топорище, и я, слегка подбросив топорик, легко поймал его. Какое-никакое, а оружие… Никогда не подумал бы, что я, Костик Храмцов, человек сугубо мирный, буду прятать за пояс топор. Мало этого — я ещё и буду готов пустить его в дело без сомнений и колебаний. Тоже мне, Раскольников на минималке…

Выйдя на крыльцо, я увидел, что все ждали только меня, а Диана разве что не подпрыгивала от нетерпения. И это тоже наводило на определённые размышления: Ди, та, которую я хорошо знал, никогда не потащилась бы к какому-то идиотскому «месту силы» на ночь глядя. С её-то скептицизмом!

Я подошёл к ребятам, и мы все пошли в сторону, противоположную воротам, прямо к лесу, возвышавшемуся тёмной мрачной стеной. Впереди шёл, ступая по-звериному мягко и бесшумно, Матвей, за ним шли остальные. Кира слегка отстала от ребят и явно ждала меня, игнорируя удивлённые и, пожалуй, ревнивые взгляды Фишера.

— Не мешай нам, Ловчий, — спокойно и даже чуть ли не по-приятельски попросила она, — они сами пришли, сами согласились. Они — наша законная добыча. Тебя мы не тронем, нам война с твоим Кланом ни к чему, я тебе уже говорила. Нас устраивает спокойная жизнь и охота в этом огромном мире. Я ведь знаю, что ты идёшь для того, чтобы вмешаться. На таких, как ты, не действуют местные травы, так что ты зря изображал веселье.

— Ты ведь понимаешь, что я всё равно пойду, — я посмотрел ей в глаза и снова увидел болотные огоньки, просвечивающие сквозь серо-голубую радужку. — Это мой долг, моя служба.

— Долг, служба! — передразнила она меня. — Пустые слова!

— Не для меня, муэртос, — покачал я головой, — в одном мире нам не существовать, ты ведь понимаешь?

— Я не хочу войны, — существо, сидящее в Кире, недовольно поморщилось, — никто её не хочет, но ты вынуждаешь нас. Вас осталось мало, Ловчий, и, возможно, нам проще истребить вас всех, чем договориться с вами. Мы не рассчитывали, что один из вас пройдёт в этот мир.

— Не могу запретить тебе попытаться, — я сделал плавный шаг в сторону, — но десять раз подумай, муэртос. Я не стал бы гарантировать, что победа будет на вашей стороне. Клан тоже не хочет войны, но он к ней готов.

В этот момент земля под нашими ногами дрогнула, и над ближайшими верхушками на мгновение вспыхнул багровый свет, словно от короткого взрыва. Я резко повернулся и тут же услышал довольный голос Киры:

— Ты слишком доверчив для Ловчего, даже странно, что я вижу на тебе клеймо Мастера. Впрочем, это вообще не моё дело, но я не могла это не использовать. Тебя оказалось очень легко втянуть в разговор, Ловчий. Неужели ты забыл, что ни с кем нельзя вступать в переговоры. Нужно просто бить первым…

Я уже не слушал, что она говорила, и бегом направился в ту сторону, где только что полыхнуло. Не знаю, как я не заплутал в тесно стоящих деревьях и густом подлеске, но буквально через десять минут я вывалился из зарослей на достаточно широкую поляну.

— Ну наконец-то, — повернулся ко мне преспокойно стоящий перед здоровенным камнем Фишер, — Катрин уже все глаза проглядела, пока ты там с моей девушкой разговоры разговаривал. Кстати, где она?

— Сейчас подойдёт, — пристально вглядываясь в друзей, ответил я, — а что у вас тут случилось?

— У нас? — они удивлённо переглянулись. — Ничего не случилось, с чего ты взял?

— Мне показалось, что тут что-то вспыхнуло, испугался — не пожар ли, — пояснил я, чувствуя нарастающую тревогу. Почему они говорят, что ничего не случилось? Ведь и вспышка была именно здесь, и земля дрогнула. Как можно такое не заметить?

— Не было ничего, — пожала плечиками Диана, — зато смотри, Костик, какой камень! Ты точно никогда такого не видел! Ты чувствуешь, какая от него сила идёт?

— Ты же никогда не относилась к таким вещам всерьёз, — я не хотел верить, что мои друзья — уже не те, кем кажутся, хотя инстинкты Ловчего говорили, что так и есть. Не знаю, что ту произошло, но оно быстро и бесповоротно изменило их. И обратного пути просто нет: Изнанка никогда не отдаёт свою добычу.

Но, как известно, надежда умирает последней, поэтому я не мог ничего с собой поделать и пристально всматривался в лица ребят в надежде найти там доказательство того, что они избежали страшной судьбы. И Изнанка дразнила, подбрасывая сладкую иллюзию благополучия.

— Говорят, нужно прийти сюда в полнолуние, — говорил Матвей, и окружившие его ребята внимательно слушали, кивали и одобрительно переглядывались, — тогда можно загадать самое заветное желание, и оно непременно сбудется!

— А когда оно? Полнолуние? — заворожённо глядя на Матвея, спросила Ди.

— Так завтра, — с деланной небрежностью ответил тот, — но вы же во всё это не верите, а сила камня пробуждается только для того, кто искренне верит в неё.

— Ну, мы сомневались, было такое, — слегка смущённо отозвался Фишер, — но я вот прям чувствую, как от камня тянет чем-то таким, мощным, я бы даже сказал первобытным.

— Точно! — с не характерным для него энтузиазмом поддержал Фишера Антон. — Я тоже что-то такое ощущаю. Эх, не зря я столько про это «место силы» читал.

— Костик, а ты чувствуешь? — повернулась ко мне Диана.

— Да, очень интересно, — на губах Киры появилась насмешливая улыбка, — что же ты чувствуешь…. Костик?

Я сделал вид, что не заметил этой паузы перед именем, и спокойно ответил:

— Наверное, я толстокожий, но вот совершенно ничего не ощущаю, никакой силы.

— А можно будет завтра сюда прийти? — спросила Диана, и Матвей довольно усмехнулся.

— Конечно, можно, отчего ж нельзя? Болото всё равно пока стоит, за завтра точно не исчезнет, так что можно и прийти. Ну а сегодня, гляди-ка, поздно, уже и ложиться пора. Это вы городские, а мы в деревне встаём рано, с рассветом.

Ребята согласно загомонили и потянулись за повернувшим на тропу Матвеем. Я высмотрел среди их Катрин и попытался встретиться с ней взглядом, но она упорно смотрела в другую сторону. Для меня же было принципиально понимать, могу ли я по-прежнему доверять ей.

Для ночёвки нам предложили тот же дом, в котором мы обедали, и для желающих — сеновал, который сразу застолбил Фишер. Он долго что-то шептал на ухо безмятежно улыбающейся Кире, потом она рассмеялась и снисходительно потрепала его по голове.

— Если ты тащишь Киру на сеновал с романтическими планами, то хорошенько подумай, — хохотнул Матвей, — это только в книжках сеновал — прекрасное место для любви. На самом же деле сено колючее, в нём насекомые, а про то, из каких мест потом придётся извлекать сухие травинки, я промолчу, так как с нами девушки.

Я смотрел на беззаботных друзей и старательно гнал от себя мысли о том, что на самом деле всё совсем не так хорошо, как может показаться. В воздухе словно витала тревога, недосказанность и опасность. Да, острый запах смертельной опасности преследовал нас всюду. Но только, судя по всему, никто кроме меня его не ощущал.

— А в другом доме можно на ночь остаться? — спросил я Матвея и объяснил. — Храплю я сильно, никому спать не дам.

— Домов пустых половина деревни, — равнодушно пожал плечами он и махнул рукой в сторону ближайшего дома, — хоть в том ночуй, хоть в этом, без разницы.

— Спасибо, — искренне поблагодарил я, так как на эту ночь у меня были большие планы, для выполнения которых свидетели мне были совершенно не нужны. — Тогда, с твоего позволения, я переночую вот в этом доме.

Я показал на невысокую избушку с одним окном и невысоким полуразвалившимся крылечком. Основным аргументом в пользу такого выбора стало то, что она стояла на небольшом холме и сразу за ней высился частокол. Вроде как и в деревне, но в то же время слегка на отшибе.

— Не боишься спать один? — негромко спросила Кира, глядя на меня. — Мало ли что может случиться…

— Не боюсь, — не отводя взгляда, спокойно ответил я, — если ты не заметила, я уже достаточно взрослый мальчик, чтобы не бояться темноты и страшных сказок.

Какое-то время мы молча смотрели друг на друга, и Кира первой отвела взгляд. Я не обманывал себя: она сделала это не потому что признала своё поражение или уступила. Просто, видимо, решила, что момент истины ещё не настал, да и привлекать лишнее внимание к нашему негласному противостоянию было ни к чему.

Изба, которую я выбрал для ночёвки, ничем не отличалась от миллионов таких же деревенских домов, разбросанных по нашей необъятной стране. Тёмные сени, заставленные старыми, давно никому не нужными вещами, просторная комната с полуразвалившейся печкой, вторая комната, уже поменьше. Я огляделся и с удивлением понял, что избушка в общем-то не такая развалюха, какой казалась на первый взгляд. Полы, хоть и облупились давным-давно, не скрипели, окно открывалось и закрывалось, а на двери с внутренней стороны красовался достаточно мощный засов.

Выбрав место, куда можно кинуть спальник, я, не включая лампу, подошёл к окну и всмотрелся в темноту ночи. Стылая Топь снова утонула во мраке, и лишь в доме, где остановились остальные, в окнах горел свет. Через какое-то время и он погас, и наступила полная темнота, изредка разбавляемая желтоватым лунным светом.

Я поднял голову и всмотрелся в ровный круг ночного светила: почему-то сегодня лунный свет казался мне странно болезненным, тревожным. Удивительное дело, ведь я никогда не страдал никакой формой зависимости от лунного цикла и, честно говоря, считал все эти разговоры чушью несусветной. А сегодня такое вот странное восприятие…

Задёрнув старые, местами порванные занавески, я подошёл к широкой лавке, придвинутой к стене. На ней лежал явно знавший лучшие времена матрас, но я решил, что даже если в нём и была какая-то живность, она давным-давно сбежала из этого заброшенного жилища. Перевернул тюфяк, встряхнул его и, убедившись, что лавка достаточно прочная и я не проснусь на полу, развернул спальник.

Несмотря на насыщенный событиями день и на то, что я жил одновременно в двух мирах, как бы странно это ни звучало, спать не хотелось совершенно. Я удобно устроился на лавке, оперся спиной на деревянную стену и, подложив под спину свёрнутую куртку, расслабился. Инстинкт Ловчего, который заявлял о себе всё чаще, говорил, что спать мне и не придётся. Я не знал, чего именно жду, поэтому постарался расслабиться и хоть немного отдохнуть.

Шаги прозвучали достаточно неожиданно, хотя, по идее, я должен был быть готов к чему-то такому, ведь не зря с каждой минутой, проведённой в темной избушке, тревога и ощущение грядущих неприятностей становились всё отчётливее. Они были осторожными, но уверенными, словно идущий не сомневался в своём праве здесь находиться, но просто не хотел беспокоить окружающих.

Я сбросил незаметно подкравшуюся дрёму и превратился в слух. Кому могло понадобиться приходить ко мне ночью? Вряд ли это кто-то из ребят: они просто окликнули бы меня с улицы. Матвей? Не исключено, но он, скорее всего, тоже не стал бы таиться, хотя не поручусь стопроцентно. Мутный он…

Тем временем шаги прозвучали прямо под окном, и мне показалось, что я слышу глубокое мощное дыхание. Мелькнула мысль подойти и посмотреть, но я вовремя загнал её подальше, получив одобрение Косты: никогда не стоит лезть вперёд, если не знаешь, с чем предстоит столкнуться.

Незваный визитёр постоял под окном, не таясь, но и не спеша заявлять о своём присутствии. Он словно прислушивался к чему-то или ждал некого сигнала. Но вокруг царила абсолютная тишина, и Коста внутри меня встревожился. Я прислушался к его чувствам, мыслям, ощущениям и не смог не согласиться: тишина тишине рознь. Звуки должны были быть. Хоть какие-то, неизбежные в любой деревне, даже заброшенной. Но их не было: не пищали мыши, не шуршали в кустах ежи, не скрипели ставни, не шелестела листва… Я вспомнил, что точно такая же тишина была в той, «другой» Стылой Топи, и уступил место Ловчему.

«Не уходи, учись, смотри, наблюдай!» — скомандовал Коста, не заменяя меня, а словно становясь рядом.

Я осторожно поднялся со своей импровизированной лежанки, и у меня даже получилось сделать это практически бесшумно, но, как только я начал задумываться о том, что и как делаю, тут же уронил на пол подвернувшийся рюкзак. Мысль о том, что нужно перестать анализировать, а надо просто следовать инстинктам и навыкам Ловчего, пришла с некоторым запозданием.

Закрыв глаза, я постарался расслабиться и не думать о том, что с физической подготовкой у меня, мягко говоря, так себе, на твёрдую «троечку». И что этого наверняка недостаточно для того, чтобы использовать известные Ловчему приёмы. Да я черед две минуты махания мечом его банально выроню от усталости. Нет у меня, как у большинства попаданцев, про которых я читал, ни армейского прошлого, ни разряда по самбо, дзю-до или рукопашному бою. Я самый обыкновенный офисный планктон. И если мозги, сознание и эмоции как-то ещё можно объединить, то что делать с телом, я понимал пока плохо. Придётся подстраиваться нам обоим, ведь Коста тоже должен понимать, что многое из того, что умеет он, я просто не смогу выполнить.

Я ожидал, что замерший под окном неизвестный как-то отреагирует на устроенный мной шум, но с той стороны по-прежнему было совершенно тихо. Я хотел отодвинуть занавеску, но замер, услышав знакомый низкий голос.

— Не следует привлекать лишнего внимания, Ловчий, — он негромко фыркнул, словно большой… очень большой зверь. — Я же говорил тебе, что мне просто интересно. Чтобы успокоить тебя, скажу, что в мои планы не входит приближать твою смерть. Тем более что ты с ней почти что в приятельских отношениях, — он явно намекал на то, что был свидетелем нашего чудесного рандеву с обладателем шляпы с колокольчиками.

— Тогда зачем ты здесь? — спросил я вполголоса, не сомневаясь, что странный гость наверняка меня услышит. — Заметь, я не спрашиваю — как?

— Считай меня наблюдателем, — подумав, вполне миролюбиво предложил он, — кстати, мне нравится этот новый мир, так что ты уж постарайся продержаться подольше, Ловчий. Жаль, если им тоже завладеет Изнанка.

— Про то, в чём твой интерес, можно не спрашивать, я уже понял, — буркнул я, всё же отодвигая занавеску и всматриваясь в темноту, — и вмешиваться ты не станешь, даже если ситуация сложится для меня неблагоприятно.

— Не стану, — согласился мой странный собеседник, и в его голосе мне послышалось искреннее сожаление, — но и мешать не буду. Если пользоваться вашей человеческой терминологией, я болею за тебя, Ловчий.

— Это радует, — в моём ответе не было и тени сарказма, так как я действительно был рад, что это странное существо если уж не на моей стороне, то и не стороне тварей Изнанки. Иногда отсутствие лишних препятствий — это уже помощь.

— Хорошо, что ты так понимаешь ситуацию, — проговорил мой невидимый гость и добавил, немного помолчав, — нужно слегка уравновесить шансы, иначе игра потеряет смысл и превратится в банальное убийство.

— Что ты имеешь в виду?

Я не слишком рассчитывал на ответ, но стоящий за окном усмехнулся и соизволил пояснить.

— Ты здесь безоружен, у тебя нет твоего меча, нет артефактов и нет магии. Да и боец из тебя паршивый, не в обиду тебе будет сказано. Но это не твоя вина, просто так легли карты. У меня есть возможность дать тебе одну подсказку: с рассветом спустись в подвал этого дома и забери то, что позовёт тебя.

— А если меня ничего не позовёт?

— Значит, ты не тот, кто нам нужен…

Неизвестный замолчал, и я неожиданно почувствовал, что он ушёл. Не было ни шагов, ни каких-либо иных признаков того, что под окном уже никого нет, но я точно знал: он исчез.

Вернувшись к лежанке, я понял, что сна у меня, как говорится, ни в одном глазу. То ли нервное напряжение не даёт расслабиться, то ли ноющая боль в спине, то ли ещё что-то… И неожиданно я понял, что раздражающий зуд, который я чувствовал где-то в позвоночнике, — это не боль, а предупреждение об опасности. То, что позволяет Ловчим заранее готовиться к грядущим неприятностям. Видимо, наше слияние с Костой шло полным ходом, раз у меня стали проявляться способности, присущие ему.

Забравшись с ногами на лежанку, я уставился в стену и попытался осмыслить то, что только что произошло. Если я правильно понимаю, твари Изнанки каким-то образом просочились в наш мир, и те, кто управляет всеми мирами — боги или кто там вместо них — решили, что нужно противопоставить им Ловчего, который либо не даст им захватить мир, либо… хм… сложит голову в этом сражении.

Движение на стене я заметил почти случайно, на секунду вынырнув из состояния задумчивости. Наверное, периферийным зрением я уловил едва заметное шевеление на противоположной от лежанки стене. Не знаю, что меня удержало от того, чтобы вскочить и броситься к двери. Наверное, те самые инстинкты Ловчего, которые все прочнее пускали корни в моём сознании, переиначивая его, подчиняя другим требованиям и правилам. Я даже не дёрнулся, молча всматриваясь в предрассветный полумрак и стараясь понять: мне почудилось, или на самом деле выцветшая картинка в просто деревянной рамке, висящая напротив, шевельнулась.

Прошло несколько томительных минут, и движение повторилось: мне показалось, что картинка качнулась, словно от порыва сильного ветра. Но воздух был спокоен, так что списать происходящее на ветер, увы, не получалось.

Остро кольнула мысль о том, что я абсолютно безоружен, и если там прячется какая-нибудь тварь, мне просто-напросто нечего ей противопоставить. Поэтому лучшее, что я могу сделать, — это не привлекать к себе внимания. Сейчас, в этом мире и в этом теле, я не боец.

Картинка на стене снова качнулась, на этот раз сильнее, а потом я решил, что от напряжения и бессонной ночи у меня начались галлюцинации. А затем почувствовал, как уплотнился воздух в комнате, стал вязким и холодным. Словно кто-то открыл невидимую дверь в промозглый сырой подвал.

Почему-то я не мог отвести взгляда от картинки на стене, хотя даже не мог рассмотреть, что на ней изображено, настолько выцвели краски за прошедшие годы. Затаив дыхание и невольно вцепившись в расстеленный на лавке спальник, я смотрел, как из картинки высунулась рука. Она ощупала длинными тёмными пальцами тонкую деревянную рамку, словно проверяя на прочность.

Я всмотрелся в руку, взявшуюся непонятно откуда, и понял, что показалось мне странным с самого начала, если, конечно, не считать самого факта появления руки из картинки. У пальцев было не три фаланги, как у любого человека, а четыре, и выглядели они из-за этого совершенно жутко, словно я смотрел оживший фильм ужасов. Не улучшали картины и длинные, отсвечивающие каким-то неприятным металлическим блеском когти.

Между тем рука сдвинулась с рамы и пальцы начали ощупывать стену, словно проверяя, достаточно ли она прочна для того, чтобы на неё выбраться. В том, что обладатель странной руки планирует пробраться сюда, в комнату, сомнений у меня не было. Внутри отчаянно бился Ловчий, требуя уничтожить тварь, но при этом понимая, что у меня нет оружия. Эта невозможность реального сопротивления доводила Косту до исступления. При этом мы оба понимали, что даже если я уступлю ему власть над нашим общим телом, это не даст никакого реального результата: даже Мастер не кинется на тварь Изнанки с голыми руками. Нам срочно нужно оружие! Вот только уцелеем после встречи с вылезающим из картинки существом, и тут же отправимся в подвал. Авось то, на что намекал невидимый доброжелатель, таки там отыщется.

— Туо парэно амело весто, — внезапно прошептал я, не имея ни малейшего представления о том, что этот набор звуков обозначает. Снова похоже на испанский, но явно не он. Но, стоило мне произнести эту абракадабру, как вокруг словно мигнуло золотистым, и снова всё успокоилось.

Тем временем к руке прибавилась вторая, а затем из картины высунулась голова, больше всего напомнившая мне Голлума из фильма «Властелин колец». Такой же лысый череп, огромные глаза и щелеобразный рот. Только вот если у киношного злодея с зубами было откровенно плохо, то мой сегодняшний гость обладал полным комплектом. Острые, крепкие, способные, наверное, перегрызть что угодно, вплоть до паровозных рельсов.

Вслед за головой из картины выскользнуло длинное, покрытое чем-то вроде серо-зелёной чешуи тело, заканчивающееся коротким, но мощным хвостом. Задние лапы тоже радовали длинными когтями. В общем, классический монстр из ужастика. Единственная разница в том, что он не на экране, а в реальности, буквально в каких-то трёх метрах от меня.

Двигался мой ночной гость плавно и совершенно бесшумно, и я подумал, что если бы не незнакомец под окном, я вполне мог бы уснуть после непростого дня. И тогда прости-прощай, Костик Храмцов. Это существо не было похоже на того, кто по доброте душевной оставил бы меня в живых. Да и сейчас, хоть я и бодрствую, но шансы пережить встречу, честно говоря, минимальны. Коста мне сейчас не помощник, а сам я пока мало что знаю и умею.

Пока я пытался сообразить, как мне справиться с монстром, он по стене спустился на пол и замер там, пристально осматривая комнату круглыми глазами. Создавалось впечатление, что он просто-напросто меня не видит, так как его внимательный взгляд несколько раз скользнул по лежанке, где я притаился, но ни на секунду на мне не задержался. Неужели та бредятина, которую я произнёс за несколько секунд до того, как голова твари появилась в комнате, была чем-то вроде заклинания? А они разве в нашем мире работают? Ну, судя по тому, что я всё ещё жив, очень даже хорошо работают, за что им, как говорится, огромное моё человеческое спасибо.

Тварь ещё немного посидела на полу, втягивая ноздрями воздух и всматриваясь, а потом выпрямилась и словно увеличилась в размерах. Раздался отвратительный хруст, и очертания монстра поплыли, приобретая отчётливые очертания человеческой фигуры.

Я с замиранием сердца смотрел, как меняется форма головы, становится пропорциональным тело, на лысом черепе появляются такие знакомые светлые волосы… Существо встряхнулось, оборачиваясь, и я с трудом подавил крик: передо мной стояла Кира.

Она странно повела плечами, словно привыкая к новому облику, и, вытянув перед собой руки, начала внимательно их рассматривать. Поднесла почти к самым глазам изящную ладонь с тонкими пальцами и аккуратным маникюром, покрутила её и так, и этак, словно удивляясь незнакомому виду. Сжала пальцы в кулак и снова распрямила, потом принюхалась и неожиданно тряхнула головой и негромко фыркнула, словно кошка, почуявшая сильный неприятный запах. Было совершенно понятно, что этот облик существу непривычен, оно не чувствует себя в нём комфортно.

Я по-прежнему не шевелился на своей лежанке, опасаясь, что малейшее движение разрушит хрупкий полог невидимости, созданный заклинанием, подсказанным Костой. А обнаруживать себя перед этим жутким порождением Изнанки я не хотел совершенно. Как говорится, момент истины для нас ещё не настал, и, чем дольше тварь будет оставаться в неведении по поводу моего присутствия, тем будет лучше. Во всяком случае для меня — абсолютно точно.

Кира между тем — точнее, тварь, принявшая её облик, — постояла у двери, покачиваясь, потом сделала несколько шагов по комнате, видимо, привыкая к телу. Причём каждый следующий шаг был увереннее предыдущего: существо училось удивительно быстро.

Потом, очевидно, решив, что тело полностью подчиняется новому владельцу, тварь вышла из дома, и в окно я мог видеть, как она пошла куда-то в сторону пустующих домов. Значит ли это, что она планирует подменить собой настоящую Киру? Или просто теперь наша подруга стала этим существом после контакта с Панталисом? Вряд ли никто не удивится, если вдруг обнаружится, что блондинок внезапно стало две. Но существа Изнанки — это я знал абсолютно точно — никогда не отличались ни наивностью, ни глупостью. Раз тварь приняла облик Киры, значит, у неё есть для этого причина. Знать бы ещё — какая… А может, она просто не в курсе, что место уже занято?

Порождение изнанки выбрало один из пустующих домов и, пару раз оглянувшись, скользнуло внутрь. Интересно, оно планирует устроить там логово? Или что-то, что мне не приходит в голову? В любом случае — дом стоит запомнить и стараться держаться от него подальше.

Я не знал, как долго ещё продержится невидимость, и хотел уже вздремнуть, но тут заметил, что глубокий сумрак сменился серо-розовым, предрассветным. Значит, скоро можно будет идти в подвал, как советовал незнакомец под окном. Вдруг там действительно обнаружится что-то, что я смогу использовать как оружие? Проблема, впрочем, в том, что я не умею им пользоваться. Останется только одно: рассчитывать на инстинкты и знания Ловчего и учиться, учиться и ещё раз учиться, как завещал нам классик марксизма-ленинизма.

Мир вокруг внезапно снова вспыхнул золотистыми искрами, и я сообразил, что теперь меня может увидеть любой желающий. И надо быстрее топать в подвал, пока эти самые желающие не появились.

В деревенских домах я бывал, поэтому предполагал, где можно искать люк в погреб: за печкой на кухне. Я не ошибся: именно там в полу был люк с здоровенным металлическим кольцом вместо ручки. Подцепив его и с силой потянув вверх, я с некоторым трудом откинул вырезанный в полу люк и увидел лесенку, ведущую в погреб. Верхняя ступенька ещё хоть как-то была видна в предрассветном сумраке, но дальше всё тонуло в непроглядной тьме. И лезть туда не хотелось просто катастрофически. При этом я прекрасно понимал, что вариантов у меня особых нет: раз тот, чей голос я слышал в той Стылой Топи, где жил Коста, советовал, значит, нужно лезть и ждать, что меня «позовёт» что-то загадочное, но очень мне нужное. Не зря же он не поленился пробраться в этот мир…

Оглядевшись в поисках фонаря и предсказуемо ничего не увидев, я глубоко, до боли в рёбрах, вздохнул и поставил ногу на подозрительно скрипнувшую верхнюю ступеньку. Вот как сломается она сейчас — и буду лежать в подвале, пока меня не найдут или пока не помру.

Впрочем, как ни странно, доска оказалась прочной и мой вес вполне выдержала. Всего ступенек было шесть, и все они хрустели и скрипели на разные голоса, угрожая сломаться. Но, как ни странно, этого не произошло, и вскоре я уже стоял в достаточно глубоком подвале, несоразмерно большом для такого скромного по размерам дома.

Помню, когда я бывал в таких деревенских домах, в подвале, куда меня порой отправляли за домашними заготовками, я сгибался почти вдвое. Здесь же я спокойно стоял, выпрямившись во весь свой, в общем-то, немаленький рост. Странно, но, может быть, здесь хозяева планировали устроить не только склад, а, допустим, винный погреб…

И тут Коста внутри меня напрягся, и я прямо почувствовал, как он собрался, словно перед прыжком или броском, но пока не видел причины для такого поведения. Я ещё раз внимательно огляделся и только теперь рассмотрел, что дальняя часть подвала отгорожена решёткой с очень толстыми прутьями, а за ней располагались… Больше всего эти помещения напоминали тюремные камеры. Подойдя ближе, я рассмотрел обломки лавок или скамеек, торчащие из стен металлические кольца и обрывки цепей.

Стараясь унять бешено колотящееся сердце, я отошёл подальше от решётки, которая почему-то внушала мне совершенно запредельный ужас. Интересный, однако, погреб в просто деревенской избушке… Оригинальный такой…

От потрясения я даже забыл, зачем сюда спустился, и, уже поставив ногу на нижнюю ступеньку, вдруг вспомнил: я должен здесь что-то найти.

Осталось понять — что именно, так как давший мне эту подсказку неизвестный, свободно разговаривающий со мной в обоих мирах, ничего конкретного не сказал. Но так как само собой это загадочное «что-то» точно не найдётся, я постарался загнать поглубже страх, который никуда не делся, и убрал ногу со ступеньки. Инстинкты вопили, что надо как можно быстрее валить отсюда, не оглядываясь, а разум говорил, что валить, конечно, нужно, но только после того, как отыщется то, что меня «позовёт».

Я стиснул зубы и медленно пошёл вдоль стен, стараясь по возможности не приближаться к решётке, вызывающей у меня просто панику. И больше всего, наверное, пугало то, что и Коста воспринимал это место если не с ужасом, но чрезвычайно негативно, почти агрессивно. Я отчётливо чувствовал его желание разрушить этот подвал, обвалить стены, а предварительно выжечь здесь всё дотла, чтобы и следа не осталось от этого мерзкого места.

Каждый шаг давался мне с трудом, словно я шёл сквозь густой кисель, липнущий к телу и мешающий двигаться. И я ничего, совершенно ничего не чувствовал: никакого зова, никакого даже маленького намёка на то, что здесь есть что-то нужное мне. Может быть, для этого необходимо обладать какими-то способностями, которые у меня ещё не проснулись или которых вообще нет? В душе медленно поднимало голову отчаяние…

И тут, как будто в ответ на мои мысленные просьбы, я ощутил… Это сложно, практически невозможно описать словами: словно откуда-то потянуло тёплым весенним ветром, таким, который можно почувствовать, когда солнечным майским днём выйдешь из душного помещения на улицу. Я замер, кажется, даже не донеся ногу до пола, и изо всех сил потянулся навстречу этому ветру, раскрылся, словно предлагая себя. Наверное, это Коста помог мне, но тогда это не имело никакого значения, я всего себя вложил в ответное движение, и ветер стал ощутимее, заметнее, он звал, тянулся ко мне…

Я сделал шаг, другой, третий, и вдруг почувствовал, что тональность зова изменилась: в весенний ветер вплелась едва заметная нотка странного запаха. Повеяло затхлостью, гнилью, смертью… и я понял, что почти уткнулся в решётку.

Постояв несколько секунд, я понял совершенно не обрадовавшую меня простую вещь: то, что мне нужно, находится внутри, в одной из камер, той, которая справа. То есть для того, чтобы забрать своё пока неведомое оружие, я должен войти внутрь. Сама мысль об этом вызывала не только холодный пот, но и ломоту в костях. Сейчас я на своей шкуре понимал значение слов «до боли не хотелось». Протянул руку, но с трудом сдержал стон, настолько сильной была пронзившая её боль. Да ну его на фиг, это оружие!

Я сделал уже шаг назад, подальше от решётки, но каким-то запредельным усилием воли остановил себя. Вспомнил, каким беспомощным чувствовал себя, когда смотрел на прикинувшуюся Кирой тварь. Что я мог бы ей противопоставить? Ведь не надо быть особо умным, чтобы понимать, что спасло меня только заклинание, которое подсказал Коста. А если бы оно не сработало? Так что оружие мне нужно, и если надо немного потерпеть… значит, надо.

Стиснув зубы так, что, казалось, они сейчас раскрошатся, я сделал этот немыслимо трудный шаг назад. Решётка была прямо передо мной, и меня снова захлестнуло волной боли, тьмы, смерти, леденящего, вымораживающего холода. Что бы там ни было, то, что веяло таким нежным весенним теплом, оно не должно оставаться в этом страшном месте. Я должен, я просто обязан его забрать отсюда… Унести, дать новую жизнь, дать возможность снова служить тому делу, для которого его создали. Не знаю, чьи мысли вплетались в мои: был ли это Ловчий или ко мне взывало неизвестное оружие. Это было совершенно не важно…

Первое же прикосновение к решётке обожгло пальцы злым холодом. Он вполз под кожу и моментально добрался до костей, с восторгом вгрызаясь в них, лишая возможности двигаться. Где-то внутри забормотал непонятную скороговорку Коста, и смертельный холод, поползший от ладони к плечу и дальше, к сердцу, замедлил своё движение. Я понял, что у меня немного времени, точнее, его почти совсем нет. Коста, в очередной раз помогающий мне, долго не продержится, а стоит ледяной волне добраться до сердца — тут для меня всё и закончится.

Я, не обращая внимания на терзающую руку боль, распахнул дверь в последнюю правую камеру и замер на пороге. Зов стал ощутимее, ближе, я знал, что нужный мне предмет находится вон там, в углу. Кажется, я застонал вслух, а может, мне показалось, но шаг за шагом я, преодолевая сопротивление, приближался к нужному месту. Мне уже казалось, что я вижу какой-то свет, словно пробивающийся сквозь плотную ткань.

Чуть не рухнув на колени, я доковылял до остатков лавки и откинул в сторону то, что когда-то, наверное, было набитым соломой тюфяком. Теперь же от него остались лишь лохмотья и кучки перепревшей гнилой травы. Я, уже не думая ни о какой брезгливости, судорожно стал шарить по лавке и неожиданно нащупал какой-то небольшой свёрток. Как только я коснулся его, боль отступила, и я понял — это то, что я искал.

Даже не думая о том, что находку надо рассмотреть, я повернулся к выходу и увидел, как дверь в камеру медленно начинает закрываться. Наверное, такого ужаса я не испытывал ещё никогда, и именно он придал мне сил для рывка. Я, напрягая все мышцы и связки, совершил запредельный для меня прыжок и чудом успел проскользнуть между дверью и стеной. В полной прострации я смотрел, как ржавая решётка сомкнулась со стеной, не оставив даже намёка на замок. Куда он делся — это вопрос не ко мне, я не имею ни малейшего представления. От мысли, что я мог остаться там, внутри, без малейшей надежды, что меня когда-нибудь найдут, и без шансов открыть дверь, мне стало плохо, во рту появился отвратительный медный привкус.

Крепко сжимая в руке добытый свёрток, я выбрался из погреба, а затем и из дома, и свежий утренний воздух, лучи восходящего солнца, шелест ветвей показались мне самым прекрасным, что существует в мире.

Я сидел на крыльце, прислонившись спиной к шершавым доскам и вдыхал свежую утреннюю прохладу. И без того чистый лесной воздух после жуткого подвала казался сладким и совершенно восхитительным. Я пил его и никак не мог насытиться. В эту минуту мне было совершенно безразлично, что меня может увидеть превратившаяся в Киру тварь, это не имело ровно никакого значения. Я прикрыл глаза и, чувствуя, как успокаивается сердце и выравнивается дыхание, осознал, что пальцы всё ещё судорожно сжимают вынесенный из подвала свёрток.

Посмотрев на ещё только намекающее о своём присутствии солнце, я устроился поудобнее и положил на колени какой-то совершенно невзрачный, перевязанный старой верёвкой пакет. Ткань, в которую был завёрнут загадочный предмет, выцвела, определить её первоначальный цвет не представлялось возможным. Я повертел его в руках, чувствуя — помимо своего — нетерпение и совершенно нормальное человеческое любопытство Косты.

Узлы на верёвке за прошедшие годы ссохлись и слежались так, что не было смысла даже пытаться их развязать. Я попробовал, конечно, но тут же бросил это безнадёжное занятие: узлы затянулись намертво. Пошарив по карманам, я, к собственному удивлению, обнаружил зажигалку, которую, собираясь, бросил на всякий случай в рюкзак, а потом зачем-то из него вынул да так и не удосужился положить обратно.

Я не стал изобретать велосипед и просто, щёлкнув зажигалкой, пережёг верёвку. Дальше дело пошло веселее, и я, сбросив путы старой бечевы, с удивившей меня самого робостью начал разворачивать полуистлевшую ткань. Когда наконец-то последний слой материи был отброшен в сторону, я осторожно взял в руки старенькие потёртые ножны, из которых виднелась достаточно широкая рукоять. Я осторожно взялся за неё, мельком подумав, что не могу сходу определить материал, из которого она сделана. Больше всего он был похож на кость, но, наверное, это не слишком удачное предположение?

Извлечённый на свет клинок был небольшим, сантиметров двадцать пять, не больше, узким, и оказался не плоским, а трёхгранным. Откуда-то из глубин памяти, а скорее, из памяти Ловчего, выплыло понимание: такой нож называется стилетом. Я никогда не интересовался никаким оружием, в том числе и холодным, но даже такой профан, каким я был, не мог не оценить хищной, смертельной красоты доставшегося мне кинжала.

Великолепным в нём было абсолютно всё, начиная от тонкого трёхгранного лезвия, выкованного из странного чёрного металла, и заканчивая непонятной вязью, которую можно было рассмотреть, если повернуть клинок особым образом. Где-то во мне глубоко и прерывисто выдохнул потрясённый Коста, пробормотавший что-то на незнакомом мне языке.

Я обхватил рукоять ладонью и удивился тому, насколько удобно стилет лёг в руку, словно был сделан специально для меня. Гладкая, но не скользкая рукоять, почти полное отсутствие гарды и злая, хищная игла чёрного лезвия. Он был идеален, совершенен, и я впервые в жизни понял, что скрывается за прежде пустыми словами о красоте холодного оружия. Наверное, даже если бы кто-нибудь потребовал, я не отдал бы этот кинжал никому, настолько сильным было ощущение, что это — моё. И только моё.

Прав, тысячу раз прав был неизвестный доброжелатель, подсказавший мне, где искать эту невероятную, потрясающую вещь! Никакая боль, никакой страх не являются достаточно высокой ценой за право обладать ею. Я крутил стилет перед собой, любуясь золотыми солнечными бликами, тонущими в матовой чёрной глубине лезвия.

И вдруг меня словно окатили ледяной водой: внезапно я понял, что найденное мной в жутком подвале оружие попало мне в руки не просто так. Оно пришло ко мне явно не для того, чтобы я им любовался. Этот стилет — оружие, но проблема в том, что я вообще не умею им пользоваться. При мысли, что это совершенное произведение неведомого мастера создано для того, чтобы убивать, мне стало не по себе. Я полностью отдавал себе отчёт в том, что просто не смогу никого убить, я не сумею, это глубоко противно самой моей природе. Одно дело понимать, что тварей Изнанки надо уничтожать, и совершенно другое — знать, что делать это придётся самому. Я посмотрел на стилет и попытался представить себе, что вот это идеальное тонкое лезвие нужно вонзить в тело человека. От одной мысли о крови, о том, что мне придётся убивать, к горлу подступила тошнота. Да я же не смогу, вот просто не смогу и всё! Точно и правильно ударить я не смогу, значит, придётся бить несколько раз, пока не… Замутило ещё сильнее, а ладони стали отвратительно влажными.

От безысходности я потянулся мыслями к Косте, и тот моментально откликнулся, сочувствуя, но не утешая. Он тоже понимал всю безвыходность ситуации: мне в руки попало изумительное оружие, которым я не хочу и не могу, но должен пользоваться. «Попробуй с ним договориться, — пришёл неожиданно чёткий и ясный совет, — это непростое оружие, оно наверняка имеет свой характер и свои принципы. Признай его своим…»

Прекрасная идея, хорошо бы ещё понимать, как именно я могу это сделать. Сидя на крыльце в странной деревушке, чудом избегнув заточения в клетке, я перебирал в памяти всё, что хоть когда-то читал о волшебном оружии. Кажется, в книгах и фильмах с оружием герои «братались» с помощью крови. Типа, я тебе свою кровь, а ты мне — верность и силу. Ну нет, бред какой-то… Хотя, если это бред, то как характеризовать то существо, которое превратилось в Киру? А Панталис? А мужик с глазами хищника? А тюрьма в подвале простого деревенского дома? На общем фоне мысль о крови не так уж и безумна.

Я ещё раз внимательно оглядел стилет, словно ждал от него какой-то подсказки, намёка. Но, как и следовало ожидать, кинжал хранил гордое молчание, не размениваясь на общение с каким-то неврастеником, которого мутит от одной мысли о крови. Интересно, а сколько крови ему надо? И куда её капать? Достаточно уколоть палец или нужно что-то более существенное? Ладонь там разрезать или что-то такое? Решив для начала ограничиться пальцем, я аккуратно взял стилет и стал примериваться, как бы половчее кольнуть себя. Вот ведь как: вроде и знаешь, что не больно, а всё равно, рука не опускается. Мысленно прикрикнул на себя, напомнив, что дело-то нешуточное, я совсем было собрался с духом, как…

До сих пор не знаю: я это оказался таким криворуким, стилету ли надоело слушать мои причитания, но клинок словно сам собой вырвался из моей руки и нехило так пропахал внутреннюю сторону предплечья от запястья и почти до локтя в опасной близости от вены. Кровь хлынула, и я, зашипев от боли и неожиданности, прижал стилет к окровавленной руке да так и замер.

Словно повинуясь какому-то приказу, кровь перестала течь по руке, а начала стремительно впитываться в стилет, словно он был поролоновый, а не стальной. При этом ручейки крови совершенно не смущало то, что они текли снизу вверх, а не как должно быть. Действуя скорее по наитию, чем в соответствии с логикой, я прижал клинок к порезу и уже не удивился, заметив, что они идеально совпали по длине. Но сдержать удивленного — и нецензурного — возгласа не смог: когда я убрал стилет, вместо пореза на руке красовался лишь длинный розоватый шрам.

— Однако… — только и смог вымолвить я, глядя на ровную тонкую линию, — вот это номер…

Перевёл взгляд на стилет и вздохнул: дальше-то что делать? На смену удивлению неожиданно пришло непонятно откуда взявшееся раздражение. Я никогда не хотел быть кем-то, кем на самом деле не являюсь. Ни знаменитым журналистом, ни блогером-миллионщиком, ни уж тем более участником каких-то мистических событий. Я всего-навсего стремился жить спокойно, без потрясений. Странное желание для молодого парня? Может быть, но вот я такой: стабильный обыватель, со своими, возможно, мещанскими мечтами об относительно спокойной, достаточно сытой и благополучной жизни. Неужели это так много? Я даже в походы ходить начал исключительно для того, чтобы не закиснуть у компа: природа красивая, девушки, свежий воздух, для здоровья полезно, опять же.

Ну не гожусь я для всех этих приключений, мистики, параллельных миров и монстров. Да, мне это интересно, врать не буду, но исключительно в качестве наблюдателя, а никак не непосредственного участника. Ну не моё это!

«Иногда судьба не спрашивает нашего мнения, а решает всё сама, — неожиданно раздался в голове мужской голос, и я вздрогнул так сильно, что чуть не свалился с крыльца, — и спорить с ней бессмысленно, ведь всё уже случилось…»

Ну вот и шиза… Потому что как иначе объяснить звучащие в голове голоса? Насколько я помню, это один из классических симптомов расстройства психики. А не может быть так, что всё происходящее рождено моей больной фантазией? Может, я вместе со всеми надышался чем-то у болота и теперь радостно смотрю многосерийную галлюцинацию?

«Типичное стремление человека объяснить всё логически и не желать принимать очевидное, — вздохнул голос, — ты давай, не дури, а доводи начатое до конца, иначе как я смогу с тобой работать?»

— Спокойствие, только спокойствие, — негромко повторил я слова знаменитого мультяшного героя, — сейчас всё пройдёт… наверное…

«Ничего не пройдёт, — тут же возразил голос, — ты дал мне своей крови, теперь я настроен на тебя, бестолковый. Остался последний шаг, и можно будет начинать».

Я тупо уставился на стилет, который по-прежнему держал в руке, отказываясь верить очевидной чертовщине: ну не умеют вещи разговаривать. Однако простора для маневра практически не было, услышанные слова можно было трактовать только так, как получалось. Своей кровью я поделился со стилетом, значит, и говорит со мной он. Как бы бредово это ни звучало. И Коста, как на зло, молчал, видимо, решив, что с этим вопросом я должен разобраться самостоятельно.

— А что я должен сделать ещё? — я постарался отрешиться от мыслей о том, с кем — или с чем — я разговариваю. — Я, если ты не в курсе, вообще не в теме.

«Не можешь ты быть не в теме, — ответил стилет с непоколебимой уверенностью, которой я, увы, не чувствовал. — Ты меня слышишь, значит, ты Ловчий. В академии плохо учился, что ли? Как тогда уцелел и меня найти смог?»

— Наверное, я тебя огорчу, но я не Ловчий, — сказал я и внезапно почувствовал детскую обиду, словно меня взрослые ребята позвали играть в футбол, а потом выяснили, что я маленький, и отправили обратно. Но не я ли только что страдал по поводу того, что мне ничего не надо? Тогда следует радоваться, что я не тот, за кого меня принял стилет. А я почему-то обиделся…

«Себе ври, а мне-то чего, — фыркнул голос, — меня никто кроме Ловчего в руки взять не может, соображаешь? И слышать тоже никто другой не в состоянии. Постой-ка… Это что же получается? Мне что, новичок достался? Дилетант? Мне⁈»

Я почему-то подумал, что если бы у стилета было тело, он непременно схватился бы сейчас рукой за сердце. Картинка была настолько зримой, что я не удержался от тихого смешка.

«Ему смешно! — снова завёлся стилет, до этого бормотавший что-то невнятное, но явно возмущённое. — Да ты хоть знаешь, кто я такой⁈»

— Откуда бы такое счастье? Конечно же, нет, — плохое настроение, как ни странно, исчезло, словно пыль, которую смывает с листьев тёплый летний дождь. — Просвети меня…

«Точно — дилетант, — трагично вздохнул стилет, — я Марио!»

Тут он сделал паузу, предполагавшую, судя по всему, мою реакцию. Наверное, я должен был знать, кто это такой. Но я был не в курсе в отличие от того же Косты, неверящий вздох которого прозвучал где-то в глубине. Видимо, он знал и отреагировал так, как и рассчитывал стилет.

Я привычно уже потеснился, открываясь для информации, и вскоре уже выяснил, что Марио — такое имя носил стилет — был поистине легендарным оружием. Он принадлежал некому Алану, одному из Ловчих, о чьих подвигах слагают легенды и песни. Нет, Коста лично его не знал, так как Алан много лет назад не вернулся с задания, а цифра на медальонах остальных уменьшилась на один.

Значит, наши миры давно связаны, просто точек перехода очень мало и они тщательно охраняются? И все, кто так или иначе пересекается с таким местом, становятся другими… или просто умирают…

Выходит, Стылая Топь — это как раз такая точка? А мы, забравшись сюда, сами определили свою судьбу? Как там сказал Матвей… ' Глупые вы существа, люди… сначала лезете туда, куда не надо, любопытство ненужное проявляете, а потом сами же и пугаетесь'. И ведь прав был, в каждом слове прав! Не нужно нам было сюда идти, не стоило шутить с местами, о которых говорят много странного, не следовало играть с судьбой. Да чего уж теперь говорить!

Я чувствовал, что Коста даже слегка завидует мне, но исключительно по-дружески, даже, скорее, не завидует, а радуется за меня. Видимо, заполучить такой крутой стилет — это на самом деле здорово! Только я должен ещё что-то сделать, а что?

«Чтобы окончательно стать моим владельцем и другом, — наверное, при словах о дружбе между стилетом и человеком нужно было засмеяться, но мне было не смешно, — ты должен мной убить тварь Изнанки».

— И всё? — я не был уверен, что стилет расслышал в моём голосе сарказм, поэтому уточнил. — Я не могу никого убить ни с твоей помощью, ни без неё. И не потому что это противоречит каким-то моим принципам, хотя и это тоже. Но дело в другом: я банально не умею этого делать, понимаешь?

Не знаю, как, но я совершенно чётко ощутил, как стилет растерялся. Он действительно не знал, как реагировать на мои слова, и мне, к сожалению, нечем было его утешить.

«Ты что, не убивал никогда? — как-то потерянно спросил Марио. — Даже на дуэлях? Ну или на охоте там…»

— Марио, в моём мире уже лет сто с лишним нет никаких дуэлей, а охотник из меня примерно такой же, как убийца, то есть никакой, — признался я и внезапно почувствовал что-то вроде стыда за какую-то свою ущербность, что ли. — А за убийство у нас полагается тюрьма, между прочим.

«Что за странный мир? — изумился стилет. — И как я тут оказался? Помню, как мы с Аланом загоняли жарвиса… матёрый такой попался, а потом он рванул куда-то в сторону, и мы за ним, потом — темнота. Пришёл в себя и понял, что Алана нет больше, а я один и непонятно где…»

— Может, вы в портал какой провалились? — высказал я предположение, навеянное книгами и фильмами. — Этот мир называется Земля, а страна — Россия.

В голове возникло что-то, что чётко ассоциировалось с пожатием плечами, видимо, я мог не только слышать стилет, но и считывать его эмоции.

«Мне ни о чём это не говорит, — вздохнул он, — а место конкретно как называется?»

— Стылая Топь, — ответил я, чувствуя себя абсолютным идиотом. Ведь понятно же, что, раз Коста бродит по городу с таким же названием, оно будет знакомо Марио. Ну почему я так торможу именно тогда, когда соображать надо быстро?

«О, а это название я знаю, — обрадовался стилет, — там трактир есть, в нём мы с Аланом часто бывали…»

— Знаю, «Гнутый медяк», да? — я был доволен, что хоть что-то знаю и, может быть, не буду выглядеть в глазах стилета — надеюсь, никто и никогда об этих опасениях не узнает — полным профаном и дураком.

«Ну вот, а говоришь, что не Ловчий, — почему-то обиделся стилет, — это же их любимый трактир…»

— Не злись, — я точно свихнулся, раз пытаюсь не поссориться со стилетом, — я там не был, зато был Коста…

«Это ещё кто? — всё ещё недовольно осведомился Марио. — Я его не знаю».

— Конечно, не знаешь, ты тут в подвале провалялся не одно десятилетие, насколько я понял. Вот Коста — Ловчий, самый настоящий, а я… я почему-то живу его жизнь, а он мою… Я, наверное, непонятно объясняю, да? Это здесь началось, в Стылой Топи, точнее, после того, как я сюда заглянул через забор…

«Ага, — голос стилета стал серьёзным и сосредоточенным, — а когда ты заглядывал через забор, луна в какой фазе была?»

— Ну ты спросил! — я в очередной раз растерялся. — Я помню только, что она яркая была… и круглая. Точно, круглая, я ещё подумал, что на оранжевый мяч похожа! И Матвей сказал, что полнолуние завтра, в смысле, уже сегодня. Только я тебя умоляю, не надо мне всей этой дребедени про ретроградный Меркурий и прочее!

' Значит, полнолуние… минус день… — не обращая на мои слова ровно никакого внимания, пробормотал стилет, — фаза… зеркало… отражение… Эспеджо! Ну конечно же!'

— А теперь для тех, кто в танке, — пока ещё вежливо попросил я, — в отличие от меня, ты что-то, кажется, понял.

«Не думал никогда, что смогу собственными глазами увидеть эспеджо, — проговорил стилет и всё-таки снизошёл до объяснений, — я слышал давным-давно от кого-то, сейчас уже не вспомню, конечно же, от кого именно, что раньше бывали случаи, когда два человека находились в один и тот же момент в точке выхода. Если к этому добавлялась луна в нужной фазе, положение звёзд и благоволение высших сил, то эти двое становились тем, что старики называли „эспеджо“, то есть зеркало, отражение. Вы с этим вторым парнем — одно целое, два отражения одной личности в разных мирах, дополняющие друг друга. Эспеджо — уникальный случай, их за всю историю было не больше пяти. Ну, тогда понятно, почему меня именно ты нашёл, мне не зазорно будет служить тебе, когда ты завершишь привязку».

— Но я же ничего не умею, это Коста — Ловчий, причём Мастер, а я что могу? — от объяснений стилета понятнее не стало, а вот вопросов появилось ещё больше.

«Судьбе виднее, — безапелляционно заявил стилет, — осталось найти тварь Изнанки и прикончить её. А то меня прямо распирает от сил, а использовать я их не могу, да и хранилище пустое, неуютно как-то…»

— Что за хранилище? — устав удивляться и сопротивляться, спросил я.

— Ах, да, я всё время забываю, что ты ничего не знаешь, — уже без раздражения пробормотал Марио, — а твой второй не всегда может помогать…'

— Он и так уже несколько раз мне жизнь спасал, — зачем-то заступился я за Косту, — заклинаниями. Особенно второй раз, когда это страшилище из картины вылезло. Если бы Коста не закрыл меня от него, мы бы сейчас точно не беседовали!

«Ого! — уважительно протянул стилет, помолчав и осмыслив информацию. — Силён твой второй, как там его… Коста! В другом мире кинуть рабочее заклинание — это тебе не чимписа шлёпнуть! Тут вспотеешь сто раз, пока справишься! А что за тварь была? Говоришь, из картины вылезла?»

— Ага, отвратная такая, — я вздрогнул, вспомнив отвратительную морду и когтистые лапы, — она в Киру превратилась.

«Сомбра, — со знанием дела сказал стилет, — взрослая уже, раз обратиться сумела. Вот её ты и убей, миры чище станут, однозначно!»

— А как я отличу, где настоящая Кира, а где эта твоя сомбра? — спросил я и тут же поправил сам себя. — Впрочем, и другая Кира тоже уже не совсем та, кем кажется.

«Вот и отлично! — обрадовался стилет. — Значит, нам всё равно, которую из них убить…»

Тут он замолчал, видимо, представляя себе, как замечательно мы с ним потом будем существовать, завершив привязку. А я сидел на крыльце, смотрел на медленно подползающее к верхушкам деревьев солнце и пытался себе представить, что просто подойду к Кире и ткну её стилетом? Бред какой! Я никогда не смогу этого сделать, даже если буду знать, что в её теле прячется монстр. Думая об этом, я не заметил, как задремал…