Стылая Топь. Эспеджо

Глава 5

Пока я пил пиво и общался с перерождённым, туман, казалось, стал ещё плотнее и превратился в густую белёсую завесу, сквозь которую лишь кое-где просматривались смутные очертания домов и заборов. Влага моментально осела на волосах, на лице, на руках…

Туман был не просто явлением природы: здесь, в Стылой Топи, он был главным обитателем города. Именно ему подчинялась вся непростая жизнь этого затерянного на просторах бескрайних лутросских равнин городка. Он мог расступиться и дать путнику дорогу, а мог закружить, поглотить и увести в сторону от хоть как-то обитаемых мест, прямо туда, где караулят заблудившихся создания Изнанки.

Складывалось впечатление, что туман можно потрогать руками и ощутить под пальцами что-то, похожее на вату или отсыревший пух. Он был не просто холодным, от него тянуло безнадёжной ледяной промозглостью мрачных подземелий и заброшенных склепов. В Стылой Топи давно стали царствовать туманы и расселились твари, для которых место, где почти никогда не бывает солнца, стало идеальным укрытием.

Я сделал от двери «Гнутого медяка» всего пару шагов, но, обернувшись, не увидел даже намёка на вход: сплошное колышущееся белое марево.

На этот раз я почти не удивился. Наверное, подсознательно я ждал того момента, когда снова окажусь здесь, в городке Стылая Топь. Более того, я хотел снова ощутить себя Ловчим, смелым, опытным, циничным и обладающим удивительными знаниями и способностями. Мне хотелось опять почувствовать в руке странный меч, сверкающий золотистыми искрами. Я понимал, что это совершенно детские стремления и желания: это не компьютерная игра, где можно погибнуть, а потом воскреснуть и продолжить свой путь. И умереть здесь можно самым что ни на есть настоящим образом. К тому же что-то подсказывало мне, что гибель здесь автоматически приведёт к безвременной смерти там, в привычном мире.

Я прямо чувствовал, как Коста, до этого момента зажатый где-то в глубине моего сознания, словно становится живее, объёмнее, уверенно вытесняя Костика Храмцова. И я с удовольствием уступил ему место, так как, во-первых, он гораздо лучше знает этот мир, а во-вторых, в отличие от меня, он обладает опытом и навыками Ловчего. Я со своими страхами и рефлексией буду ему только мешать. Поэтому мне остаётся смотреть, слушать, вспоминать и учиться.

Постояв несколько минут на месте и не уловив ни единого шороха, я сделал всего один скользящий шаг в сторону и снова замер, обратившись в слух, так как зрение здесь было практически бесполезным.

Память снова подкинула кусочек пазла, из которого складывалась картина неизвестного пока мне моего же прошлого. Того, которое прожил Коста. Интересно, он тоже видит такие же истории из моего детства, моей школьной жизни, университетских лет? Какими пресными и скучными они, наверное, ему кажутся! Но, не успел я об этом подумать, как получил эмоциональный ответ, пришедший откуда-то из глубин сознания. Ловчий завидовал мне, без злобы, но отчаянно и безнадёжно. Тому, что у меня была семья, любящие и понимающие родители, дедушки и бабушки, беззаботное детство и достаточно благополучная юность. Тому, что мне не приходилось выживать, драться, хоронить друзей и убивать тех, кто ни в чём не виноват, но кого зацепила сила Изнанки. И он был счастлив, что может прикоснуться к моей жизни, слиться со мной, сделать эти светлые воспоминания частью и своего прошлого.

Я увидел мрачный сырой подвал и себя, десятилетнего мальчишку, который сидел там с завязанными глазами. В руке у меня был короткий меч, больше похожий на кинжал, а рядом лежала здоровенная дохлая крыса. Я помнил, что меня отправили сюда для очередной тренировки: учителю показалось, что я слишком полагаюсь на зрение, когда выслеживаю врага. Он решил исправить этот момент: и вот я здесь, в одном из тупиков катакомб, расположенных под городом и кишащих гигантскими крысами. Каждой из них вполне по силам было справиться даже с подростком, не то что с десятилетним ребёнком. Но это при условии, что мальчишка не является учеником Ловчих, конечно. Двенадцать крыс — столько живущих в катакомбах хищников пришлось убить тогда десятилетнему мне. Когда учитель пришёл за мной, я был весь в крови этих мерзких тварей, но сам отделался парой царапин, которые тут же сам и обработал огненным камнем, кусочек которого всегда носил в маленьком кармашке. И это была совершенно оправданная предосторожность: Ловчие с какой только дрянью не сталкиваются. А помереть от банального заражения крови — что может быть глупее и бесполезнее? Не для этого на меня потратили столько сил и времени лучшие наставники, которые вовремя смогли оценить обнаружившийся у самого обычного мальчишки талант. Ещё трижды я оставался в катакомбах, уже на гораздо более длительный срок, но с тех пор мог уловить на слух малейшие нюансы в окружающем пространстве, что не раз спасало мне жизнь.

Вот и сейчас, когда влажный густой туман окутал все предметы вокруг, а звуки, казалось, доносились откуда-то издалека, это умение было как нельзя более кстати. За этой белёсой пеленой могло скрываться всё что угодно: от достаточно безобидной шиги, которая опасна разве что несмышлёному ребёнку, до перерождённого, пропустившего дневную кормёжку.

Я снова вспомнил странный, выбивающийся из привычного ряда разговор с посетившим трактир муэртос. Странным в этой ситуации было абсолютно всё: и то, что он пришёл в трактир днём, практически не скрываясь, прикрываясь парнем, которого тем самым обрекал на смерть, и то, что вступил в диалог с Ловчим, что вообще ни в какие ворота не лезет, и то, что он сказал о своём хозяине, у которого — уму непостижимо! — заказ для меня.

Вопросы множились, как мелкие болотные духи в тёплое лето — с какой-то нереальной, пугающей скоростью. Но, раз я всё равно не мог отказаться от взятого заказа, ради которого пришёл в Стылую Топь и о котором вообще ничего не помнил, то не лучше ли было заняться более насущными делами и заработать полторы сотни реалов?

С кем правильнее будет разобраться сначала? С чимписом или эспирой? Пожалуй, логичнее начать с Яблоневых садов — это достаточно далеко для того, чтобы тащить туда дохлого чимписа. А оставлять его без присмотра — ищите дурака! Обернуться не успеешь, как какой-нибудь ловкач утащит его к себе в берлогу, а вместе с ним и мои сорок реалов.

Приняв решение, я ещё раз прислушался и решительно шагнул в туманную пелену. Я не был в Стылой Топи уже несколько месяцев, но вряд ли дорога к Южным воротам так сильно изменилась за это время. Нужно пройти сначала прямо до старого фонтана, затем свернуть, перейти канал, миновать Большой рынок и выйти в точку назначения.

Первая часть пути до фонтана прошла достаточно спокойно, если не считать того, что я — тот, который Костя Храмцов — вздрагивал от каждого шороха и скрипа, и в итоге Коста усилием воли загнал меня на периферию сознания, велев сидеть тихо и не высовываться без крайней необходимости. Здесь его мир, и я могу только помешать.

«Мы с тобой одно целое, — пришёл чёткий эмоциональный посыл, — нет тебя и меня, есть одно общее „я“, которое живёт тут или там. Нам нужно время, чтобы слиться окончательно. Не пытайся понять, а просто поверь!». И я поверил…

Внезапно я остановился, осознав, что со всеми этими мыслями позволил себе расслабиться и не обратить внимание на важную вещь. А в Стылой Топи такая небрежность вполне может стоить жизни.

Уже некоторое время я ощущал между лопатками странный зуд, словно спина была покусана комарами и теперь чесалась. Естественно, никаких комаров в Топи не было — они просто не выжили бы в таком тумане. Просто кто-то внимательно смотрел мне в спину, следя за каждым моим шагом.

Я остановился и, даже не делая вид, что занят чем-то другим, стал медленно и тщательно сканировать окружающее пространство. Что толку пытаться обмануть следящего за мной? Если уж он решился идти по следу Ловчего, значит, он точно знает, чего хочет и ввести его в заблуждение всё равно не удастся. Преследователь должен знать, что я его заметил: это может спровоцировать его на более активные действия. Здесь нет смысла играть, потому что можно самого себя перехитрить. Начнёшь плести паутину ходов и ложных движений — и сам же в ней запутаешься. С тварями Изнанки и теми, кто им служит, лучше всего действовать прямо и открыто. Они не любят честного противостояния, поэтому всегда, если есть возможность, стараются его избегать. Но почему он не напал исподтишка? У него был реальный шанс застать меня врасплох. Я почти наверняка отбился бы, но почему он не воспользовался возможностью попытаться уменьшить число Ловчих ещё на одного?

Закрыв глаза, я медленно погрузился в мир звуков, которых вокруг было предостаточно. Это только казалось, что в мёртвом городе царила тишина, что туман поглотил все звуки. Ничего подобного! Вот пискнула и юркнула в норку маленькая шига, по пути задев высохшую скорлупу ореха. Вот едва заметно, на пределе слышимости, скрипнула ставня, готовая в любой момент оторваться и, упав, рассыпаться в прах. Вот где-то, пока достаточно далеко, скрипнул чимпис, выискивающий в тумане зазевавшегося путника. А вот еле уловимое человеческим ухом ровное и глубокое дыхание живого существа.

Только мой натренированный ещё в детстве слух смог вычленить и опознать эти похожие на шёпот ветра звуки. Но ветер не шумит размеренно и ровно, он слишком непостоянен и непоседлив для этого.

Мне было интересно, кто следит за мной и по чьему приказу. Логика и опыт Ловчего подсказывали, что соглядатай специально сделал так, чтобы я его обнаружил. В ином случае он мог бы ходить за мной долго, и я ничего не заметил бы. Слишком сильно искажает проклятый туман окружающий мир: цвета, звуки, запахи.

— Так и будешь таскаться за мной? — спокойно спросил я у окружавшей меня белой мглы. — Кто послал тебя? Если бы ты хотел меня убить, то уже сделал бы это.

Я не ждал ответа, но сегодняшний день поистине стал днём сюрпризов.

— Ловчих не убивают без особой нужды, — неожиданно прозвучал из тумана низкий хрипловатый голос, — иначе перерождённые возьмут верх. Им необходимо пугало в вашем лице, Мастер Коста. К тому же никто не хочет обзаводиться лишними сильными врагами. А Клан Ловчих не простил бы убийства одного из своих, особенно одного из Мастеров.

— Даже так? — я не трогался с места, пытаясь определить, где находится мой собеседник, и, как ни странно, не мог этого сделать. Голос звучал, казалось, со всех сторон одновременно. Но говорил со мной живой: муэртос не дышат, у них просто нет в этом необходимости. Мёртвым лёгким не нужен воздух.

— Ты не ответил на мой вопрос, — проговорил я, разумно рассудив, что разговор всегда предпочтительнее схватки. Тем более что силы мне ещё понадобятся: эспира и чимпис — не самая простая добыча.

— Ты наблюдателен, Ловчий, — в низком голосе явственно послышалась насмешка, — я не ответил. Скажу тебе больше — я и не собираюсь этого делать.

— Так и будешь идти следом? — я не чувствовал в голосе прячущегося в тумане существа враждебности, и это смущало ещё больше. — Не лучший способ убить время, можешь мне поверить.

— Со своим временем я разберусь сам, Ловчий, — прозвучало с совершенно другой стороны, словно говорящий за секунду сумел переместиться на несколько метров, не потревожив при этом туман. — Считай, что мне просто интересно…

— Дело твоё, — я пожал плечами и почему-то был уверен, что странный собеседник прекрасно это рассмотрел, невзирая на плотную белую пелену. — Только под руку не лезь, договорились?

Где-то рядом раздался тихий смешок, а затем я почувствовал, что мой странный спутник исчез: его просто не стало. Я прислушался: всё было по-прежнему, Стылая Топь жила своей странной, непостижимой, порой уродливой жизнью. Но я слышал дыхание лишь одного человека — самого себя. Тот, другой, словно растворился в тумане, не оставив ни малейшего следа своего недавнего присутствия.

Немного постояв, я решил, что эспира меня ждать не будет, следовательно, нужно прекращать разговаривать с непонятными, а потому подозрительными сущностями и заняться уже делом. Поскольку до Южных ворот ещё топать и топать.

Площадь с фонтаном можно было назвать площадью очень условно: скорее всего, это название сохранилось с тех времён, когда в Стылой Топи ещё кипела обычная для небольшого городка жизнь. Сейчас же сквозь туман было сложно рассмотреть хоть что-то. Я вспомнил рисунки площади, которые видел в книге, и осторожно двинулся вправо, планируя обогнуть центральную часть и выйти к мосту, перекинутому через канал. Когда-то по нему плавали украшенные лентами и цветами лодки, в которых молодые люди катали своих подруг. Тогда вокруг звенел смех, дети кружились на каруселях, а многочисленные кафе и трактиры выставляли на улицу столики под яркими зонтиками.

Я не бывал в Стылой Топи до того момента, как её поглотил туман, и всё это мог только представлять, опираясь на старые снимки и рассказы очевидцев. Память хранила множество рисунков и фотографий, поэтому я двигался достаточно уверенно.

Внезапно в тумане послышался звук, которого здесь не должно было быть: где-то рядом раздавался нежный серебряный звон. Такие звуки мог издавать маленький хрустальный колокольчик. Я видел однажды такой у наставницы, обучавшей меня грамоте. Она тогда вынула его из застеклённого шкафчика и дала мне подержать, и колокольчик нежно пел, когда я аккуратно встряхивал его. Но здесь, в мёртвом городе, давно захваченном тварями Изнанки, этому звону просто неоткуда было взяться! Но он был и постепенно приближался…

Я отступил и замер, стараясь не то что не дышать, а даже не думать. Здесь нет Ловчего Косты, а есть только старое, покорёженное ветрами и туманами дерево. Оно не дышит, а лишь цепляется ветками за полуразвалившийся дом, поддерживая его и не давая обрушиться стенам. Пригасив мысли, чувства и эмоции, я тем не менее внимательно всматривался в туман и ждал. Вот чему я научился за времена ученичества и за последующие годы — это ждать. Эту непростую науку я освоил в совершенстве и мог, подобно тирру — обитателю степей на окраине Лутроса, — часами неподвижно ждать в засаде.

Сначала ничего не происходило, но мелодичный хрустальный звон нервировал, заставлял невероятным усилием воли успокаивать почему-то суматошно бьющееся сердце. Интуиция, которой я привык безоговорочно доверять и которая не раз и не два спасала мне жизнь, в голос орала о том, что этот нежный звук смертельно опасен. Точнее, не сам звук, а тот, кто его издаёт.

Странным также было то, что я, как ни старался, не мог вспомнить даже упоминаний о подобном существе. Ни в одной книге, ни в одном свитке я не встречал даже пары слов о чём-нибудь похожем. И в то же время я знал — ни в коем случае нельзя допустить, чтобы звенящее порождение тумана меня заметило.

Между тем звук постепенно стал стихать, но я не торопился выходить из своего состояния транса, и, как оказалось, был прав: через некоторое время хрустальные колокольчики снова едва заметно приблизились.

Туман, словно подчиняясь чьей-то воле, стал редеть, и сквозь него начали проступать контуры окружающих площадь домов, таких же разрушенных и ветхих, как всё в Стылой Топи. Но я смотрел не на дома и не на мост через канал, до которого, оказывается, мне оставалось пройти всего каких-то полсотни метров. Я смотрел на карусель…

Она медленно вращалась, и из белой пелены постепенно появлялись облупленные и давно потерявшие свою привлекательность игрушечные фигуры. Лошадка с полинявшей и почти полностью отклеившейся гривой, единорог с обломанным рогом и потускневшей золотой краской на копытах, тирр с серыми и белыми полосами, слившимися в неясные размытые пятна…

Игрушечные животные появлялись, выплывая из тумана и снова исчезая в нём, и серебряный звон снова постепенно приближался. Я, даже если бы захотел, не смог бы оторвать взгляда от этой жуткой в своей нереальности карусели. Я смотрел и ждал того, кто должен вот-вот появиться из тумана.

И он не заставил себя ждать… Верхом на когда-то белоснежном элефанте, бивни которого почти отвалились и держались на проржавевших кусках проволоки, он смотрел вперёд, слегка прищурившись и кривя губы в насмешливой улыбке. Пёстрый лоскутный костюм, состоящий из широких штанов и коротковатой рубахи, напоминал одежду бродячего циркача, но только на первый взгляд. Стоило присмотреться, и ты понимал, что куски ткани, которые пошли на рубаху и штаны, странного цвета. Жёлтый был не солнечного оттенка, а напоминал цветом кожу больного болотной лихорадкой, блёклую, болезненно-желтоватую. Красный играл всеми оттенками крови и сырого мяса: от алого до тёмно-багрового, почти чёрного. Синий совершенно не напоминал ясное небо, а был похож на кровоподтёки, синяки, разбросанные по всему телу. Но больше всего было зелёного, только не травяного или лиственного, а мутного, болотного, с тошнотворным бурым оттенком.

На голове у всадника была широкополая шляпа, сейчас небрежно сдвинутая на затылок. Поля её были украшены маленькими прозрачными колокольчиками, которые покачивались и нежно звенели.

Я стоял, вжавшись в стену и привычно ощущая исходящие от неё волны ледяного холода, и не мог отвести взгляда от удивительно красивого, но неуловимо изменчивого лица. Казалось, звонарь в лоскутной одежде сам никак не мог решить, как же он выглядит. Неизменными оставались только изогнутые в холодно-насмешливой улыбке идеально очерченные пухлые губы. Созданные неведомым скульптором для смеха и поцелуев, они вызывали с трудом контролируемое желание зажмуриться и никогда больше их не видеть. Если бы мне предложили выбор, я, скорее, согласился бы поцеловать смертельно ядовитую болотную гадюку, чем это существо. Остальные черты лица постоянно менялись: вот передо мной очаровательная девушка с точёным носиком и огромными фиалковыми глазами, а через секунду из-под широких полей шляпы с колокольчиками на туманным мир смотрит зрелый, умудрённый опытом воин с красивым мужественным лицом. Затем его большие карие глаза становятся уже, меняется форма носа — и на элефанте покачивается восточная красавица, грёза пустыни. Нежнейшая оливковая кожа, вытянутые к вискам миндалевидные глаза, лёгкий румянец. И так бесконечно…

— Я люблю красоту, — неожиданно проговорило существо в шляпе, и его голос менялся так же, как лицо, становясь то по-женски музыкальным, то по-мужски низким. Оно не поворачивалось, по-прежнему глядя куда-то вперёд, а не на меня. Но я был абсолютно уверен, что обращается оно ко мне, — а ещё мне нравятся загадки. Они позволяют хоть как-то развеять терзающую меня тысячелетнюю скуку. Живи, Ловчий Коста, я подожду, но не разочаруй меня. Я очень не люблю проигрывать… А тебе наверняка не хочется знать, что бывает, когда я расстраиваюсь!

Существо помолчало и, уже приближаясь к стене тумана, неожиданно повернулось.

— И передай тому смешному мальчику, что живёт в тебе, что меня не надо бояться, потому что я — это покой, тишина и отсутствие каких бы то ни было проблем. Он потом сам это поймёт, но ты передай… И, пожалуй, возьми это…Один — тебе, второй — ему.

Тут существо отцепило от своей шляпы два колокольчика и уронило их на землю.

— Моего прикосновения ты пока выдержать не сможешь, Мастер Ловчий, — нежный девичий смех неуловимо перешёл в хрипловатый мужской, и мне до ужаса захотелось зажмуриться и спрятаться куда угодно, лишь бы подальше отсюда, — но я дарю тебе право добровольной и лёгкой смерти. Когда поймёшь, что выхода нет и сил больше тоже нет, просто позвони в колокольчик, я появлюсь и помогу тебе уйти быстро и безболезненно.

Карусель, дрогнув, продолжила своё бесконечное кружение, и фигура в лоскутном костюме и нелепой широкополой шляпе медленно растворилась в тумане, унося с собой серебристый перезвон.

Резкая боль в груди заставила меня очнуться и понять, что всё то время, пока загадочное существо разговаривало со мной, я не дышал. Осторожно вдохнув и прогнав пляшущие в глазах разноцветные точки, я постарался успокоить бешено колотящееся сердце. Можно было сколько угодно закрывать глаза на очевидные вещи и прятать голову в песок — хотя в моём случае логичнее было бы сказать «в туман» — но приходилось признать одну простую вещь. Я только что разговаривал с самой Смертью. И, что самое удивительное, остался после этого жив. Рассказать кому — ни за что не поверят. Но дело было как раз в том, что мне абсолютно некому было рассказывать. Да если бы и было… не тот это случай, когда стоит молоть языком. Почему-то я был абсолютно уверен, что обладателю шляпы с колокольчиками не понравилась бы моя излишняя разговорчивость.

Тут я посмотрел себе под ноги и наклонился: на грязных, почти полностью ушедших в землю камнях сверкали два хрустальных колокольчика. Вытащив из сумки, висевшей на плече, касо — небольшой футляр для хранения редких и опасных предметов — я осторожно, надев перчатку, взял показавшиеся мне ледяными колокольчики. Даже сквозь достаточно плотную кожу я чувствовал исходящий от них нереальный, потусторонний холод. Положив их в касо, я плотно закрутил его и отправил на самое дно сумки.

Стряхнув с себя остатки растерянности после столь неоднозначного знакомства, я двинулся в ту сторону, где — теперь я знал это наверняка — находится мост через канал. После того, как существо в лоскутном костюме исчезло из поля зрения, туман, казалось, стал ещё плотнее. Пропали даже смутные очертания, по которым можно было хоть как-то ориентироваться. Двигаться приходилось на ощупь в самом прямом смысле этого слова: я то и дело вынужденно касался рукой неразличимых в белёсой пелене стен.

Зуд между лопаток пропал, как его и не было, из чего я мог сделать вывод, что мой наблюдатель действительно исчез. Может быть, потому что почувствовал приближение обладателя колокольчиков? Не думаю, что найдётся много сил, способных противостоять тому, кто держит в руках нити жизней.

Мост обнаружился именно там, где я и ожидал его найти, и это почему-то очень сильно меня удивило. Видимо, за последнее время я отвык от того, что всё идёт по правилам: слишком много произошло событий, выбивающихся из привычного хода вещей. Поэтому морально я был готов к тому, что моста через канал не окажется на положенном месте или случится ещё что-нибудь такое. Но мост был…

Он начинался прямо на площади, уходил в туман, и из-за этого казалось, что часть моста по прихоти сумасшедшего архитектора просто повисла в воздухе. Ступив на сырые, но выглядевшие достаточно прочными доски, я решительно шагнул в белое марево, надёжно скрывавшее противоположный берег.

Так получилось, что я ни разу не подходил к Южным воротам с этой стороны, всё время выбирая иные пути. Но в этот раз почему-то их даже не рассматривал, предпочтя дорогу через площадь. Или это мне только кажется, что выбрал я, а на самом деле меня сюда просто привели, как бычка на верёвочке? Похоже, пора переставать удивляться хоть чему-то.

Он сидел прямо на мокрых досках, свесив ноги и небрежно облокотившись о чудом уцелевший кусок ажурных перил. Длинные тёмные волосы собраны в низкий хвост и скреплены металлической заколкой, на старой кожаной куртке появились новые швы и заплатки, а высокие сапоги явно нуждались в чистке. Любимая красная рубашка, как всегда, была расстёгнута на груди так, что были видны висящие на шнурках и цепочках амулеты и обереги.

— Коста, бонито, какая встреча! — воскликнул он, не делая, впрочем, ни малейшей попытки подняться на ноги. — Что ты забыл в этой туманной дыре?

— А ты, Родриго? Мне казалось, твои дороги далеки от Стылой Топи. Север никогда не привлекал тебя, разве нет?

— Ты прав, Коста, ты как всегда прав, но мне пришлось сюда тащиться, — он вздохнул, и я в очередной раз за сегодняшний безумный день, замер: мой взгляд упал на медальон Ловчего, который висел на груди моего старого приятеля. На нём была цифра «двенадцать», что могло означать только одно.

Я сделал плавный шаг назад, признавая, что место для встречи тот, кто когда-то был Ловчим Родриго, выбрал идеально. Мокрые доски старого моста так и норовили выскользнуть из-под ног, а любой шаг в сторону грозил падением в достаточно глубокий канал.

— Как догадался? — Родриго склонил голову к правому плечу, как всегда делал, когда чего-то не понимал, и сердце кольнуло острой болью. Пусть Родриго не был моим близким другом, но нас связывало многое: и годы совместной учёбы, и несколько непростых походов против тварей Изнанки. В любом случае, он был одним из нас, одним из Мастеров Ловчих, которых осталось одиннадцать.

— Цифра на твоём медальоне, — не стал скрывать я, справившись с нахлынувшими эмоциями.

— Совсем забыл, — без особого сожаления пожал плечами Родриго, — а ведь старый Тони всегда говорил нам, что прокалываются на мелочах. Так и получилось, верно?

— Ты пришёл поговорить о прошлом?

— Ты всегда торопишься, Коста, — с дружеским укором проговорил Родриго, — однажды это сослужит тебе дурную службу. Но я пришёл не для того, чтобы давать тебе советы.

— А для чего? — я догадывался, но мне необходимо было подтверждение.

— Откажись от заказа, Коста, — моментально став серьёзным, сказал Родриго, и в его тёмных глазах на мгновение мелькнули синие искры.

— Тебе ли не знать правил, — я позволил себе усмехнуться, — отказаться от взятого заказа нельзя, кодекс Ловчих этого не одобряет.

— Плевать на кодекс, — оскалился Родриго, и я увидел удлинившиеся клыки, — ты просто не понимаешь, во что лезешь, Коста. Это игра не твоего уровня и, как оказалось, не моего. В память о нашем общем прошлом, откажись…

С этими словами он соскользнул с моста вниз, в туман, и уже оттуда до меня донеслось:

— Откажись…