Глава 3

С той поры прошло более сотни сол. Я вырос, закончил академию и стал работать на клан, попутно избавившись от юношеских иллюзий. За это время я добился в клане многого — признания, милости матриарха, денег, высокого статуса. Женился, у меня родилась и выросла дочь, которая закончила техническую академию и давно уже работает на клан. В моей жизни всё сложилось настолько прекрасно, как только может быть прекрасной жизнь рядового кланового. Впрочем, я скоро перестану быть рядовым — в клане, кроме меня, насчитывается уже восемь пилотов, закончивших лётную академию, и матриарх планирует основать в клане отделение, отвечающее за подготовку лётного командного состава. Начальником мартриарх решила назначить меня, и это назначение сразу же выведет меня в клановую элиту — тех немногих облечённых властью людей клана, от которых зависит благополучие всех остальных. Высокая честь, но одновременно и большая ответственность. Предложение было высказано прямо перед отлётом, так что много времени на раздумья мне не дали. Я, разумеется, не стал ломаться и согласился — подобные предложения делают всего раз в жизни. Жене и дочери я пока ничего не сообщал — скажу тогда, когда матриарх официально передаст мне должность. Тогда можно будет подумать и о втором ребёнке, тем более что супруга уже неоднократно мне про это дело намекала. Не иначе, как получила соответствующую рекомендацию от руководства. Мелочь, а приятно…

В общем, вся моя жизнь демонстрировала идеальный пример успешной карьеры рядового кланового, буквально за сотню сол поднявшегося от самого низа клановой иерархической пирамиды если не на самый верх, то, как минимум, закрепившегося в золотой середине. У меня имелось всё — деньги, власть, уважение соклановцев, но не было Линнеи. Но иногда, когда рядом никого не было, я доставал из-за пазухи заветный амулет и, глядя на него, мысленно возвращался к тем временам, когда я был молод и счастлив, а перед моими глазами стояло такое любимое и такое прекрасное лицо со шрамом. В такие времена мне казалось, что металлический диск становился теплее, а вырезанное на нём изображение оскаленной кошачьей морды, обрамлённое вязью непонятных рун, оживает, и зверь внимательно смотрит на меня своими большими кошачьими глазами. Другая сторона медальона тоже не пустовала — на ней изображался распахнувший над троном громадные кожистые крылья дракон, сжимающий в своих лапах скрещенные мечи. Оба изображения были выполнены в мельчайших подробностях с идеальным изяществом, сразу же переводящим серебристый диск из категории красивой безделушки в истинное произведение искусства. Сколько сол исполнилось этому украшению, я не знал, но по моим внутренним ощущениям медальон был стар, очень стар, и вырезанные на нём барельефы зверей однозначно должны что-то символизировать. Сначала я потратил на поиски во всемирной сети уйму времени, пытаясь разгадать загадку амулета, но так ничего и не достиг, за исключением того, что установил, кому принадлежало одно из выгравированных на медальоне изображений. Оскаленная кошачья морда оказалась абсолютно точным, подробным, переданным до мельчайших деталей изображением легендарного рурха. Мастерству художника можно было только позавидовать, причём художник явно творил свой шедевр, постоянно сверяясь с оригиналом. Или, как минимум, неоднократно наблюдал рурхов вживую — реалистичность картинки не подвергал сомнению ни один из найденных мною экспертов-зоологов. Не следует ли из этого сделать вывод, что и второе изображение — распахнувший крылья дракон — тоже вырезалось неизвестным художником с неведомого оригинала? И если моё предположение верно, то где же тогда лежат те земли, на которых обитают крылатые рептилии, размерами, если сравнивать изображение ящера с изображением стоящего перед ним трона, превышающие имперский орбитальный челнок?

Впрочем, со временем загадка подаренного Линнеей амулета стала волновать меня всё меньше и меньше — к тому времени я женился, занял достаточно высокое положение в клане и ожидал пополнения в семействе. К тому же мой рабочий график был расписан буквально по дангам, и большую часть своей жизни я проводил на звездолёте, в глубинах космоса, в окружении миллиардов звёзд, на которые так любил смотреть по ночам вместе с Линнеей.

Память о любви моей юности по прошествии десятков сол тоже начала постепенно сдавать свои позиции — я уже не вспоминал о девушке каждую ночь, стоило мне только коснуться головой подушки. Иные воспоминания заместили память о нашей единственной совместно проведённой ночи. Я уже не мечтал, как восторженный юноша, о далёкой и несбыточной любви, а как умудрённый жизнью прагматичный мужчина просто жил и получал от жизни удовольствие, которому мало кто как в клане, так и за его пределами мог помешать. За что, кстати, отдельное спасибо Линнее, в своё время каким-то непостижимым образом умудрившейся договориться о моём обучении у инструктора боевой школы Лерой. Правда, моё обучение оказалось обставлено массой оговорок — я никому не имел права в явной или неявной форме передавать полученные мною знания. И лишь по прошествии четырёх сол обучения, получив чёрный пояс и пожелание от инструктора никогда полученное умение не применять, я осознал, что же сделала для меня моя девушка… Она дала мне уверенность в себе и чувство защищённости. Никто в клане больше не вызывал меня на дуэли, обоснованно опасаясь не просто проигрыша, а нанесения мною многочисленных и весьма болезненных травм — я быстро отучил желающих решать спорные вопросы с помощью силы. Действительно, четыре сола ежедневных, до изнеможения тренировок стоили полученного результата, и пусть впоследствии я снизил нагрузки, резко сократив продолжительность и интенсивность занятий, но минимально необходимую спортивную форму продолжал поддерживать — с профессионалами мне всё равно не сравниться, те уделяют тренировкам всё свободное время, а остальные мне не соперники. Тренировки я не бросал даже будучи на своём корабле…

Вот и сейчас я, закончив очередную тренировку в крошечном корабельном спортивном зале, где с трудом могли уместиться два-три человека, устало вышел из душа, вытираясь на ходу полотенцем. В раздевалке я повесил мокрое полотенце рядом с такой же мокрой спортивной формой и начал не спеша переодеваться в домашний комбинезон — вахту свою я отстоял ещё ри назад и сдал её своему помощнику, который и пробудет на мостике до утра. Я же, на пару нун заглянув для проверки на капитанский мостик, пойду ужинать и спать, появившись в зале управления лишь после завтрака — у капитана звездолёта масса привилегий помимо свободного графика вахт, а для несения на мостике круглосуточной вахты командиру межгалактического звездолёта по штату полагается один первый и два вторых помощника. Кстати, второй помощник сейчас дожидается меня в моей капитанской каюте. Выглядит этот помощник достаточно эффектно — у женщины длинные, чёрные как смоль и невероятно густые волосы, изящная точёная фигурка с тонкой талией, высокой грудью и крутыми бёдрами. Нежная, бархатистая идеально ровная кожа без единой складочки. Немного, самую малость полновата, но мягкие округлости ей даже идут — лёгкая полнота затронула лишь бёдра и ягодицы, не коснувшись подтянутого плоского животика, содержащегося в идеальной форме благодаря ежедневным изнурительным тренировкам в спортзале. Да и остальные округлости — это вовсе не сало, а едва прикрытые тонким жирком тренированные мышцы. Не перекачанные, но и без излишней худобы. Естественно, необычайно смазливое личико с симпатичным слегка курносым носиком, пухлыми губками и очаровательными ямочками на розовых щёчках. Эдакая секси-девочка, при виде которой нормального мужчину сразу же посещает мысль о постели. Причём подозрительно умная для своего возраста девочка. Чувствую, недолго ей ходить во вторых помощниках капитана, должность первого помощника я дал бы ей уже сейчас. Впрочем, женщина, похоже, не стремится к карьерному росту — ей больше всего хочется выйти за меня замуж и стать моей второй женой. Ради этой цели красавица не сдаёт экзамены на повышение квалификации и вот уже который сол летает вместе со мной вторым помощником, ночуя в моей каюте. Экипаж корабля давно свыкся с тем, что капитан в своей кровати спит не один, и даже считает девицу моей гражданской женой, а та лишь подогревает это мнение, рассказывая всем, пока я не слышу, о том, что наша узаконенная совместная жизнь — дело почти решённое. Я не возражаю — женщина для сексуальной разрядки во время продолжительных межгалактических перелётов мне всё равно нужна, так что сложившаяся ситуация выглядит далеко не самым худшим вариантом поддержания моего здоровья. А жениться… Ну что ж, возможно, я действительно возьму себе вторую жену, тем более что в постели напарница меня вполне устраивает и требовать от неё чего-то большего я не вижу смысла. Да и матриарх наверняка одобрит подобный союз — подозреваю, что все женщины моего звездолёта отбирались не только по профессиональным качествам, но и по максимальной генетической совместимости со своим капитаном, то есть со мной. И то, что на одного мужчину на звездолёте приходится целых четыре женщины, тоже явно не случайность — обычная диспропорция полов примерно в два раза ниже. Не могу не отдать должное прозорливости матриарха — она явно заботится об увеличении моего потомства, подсовывая в моё окружение очаровательных симпатяшек, готовых скрасить мои ночи и поработать на благо клана, сохранив и преумножив мои удачные, как мне по секрету поведал один клерк из клановой службы безопасности, гены.

Зайдя в свою каюту и закрыв дверь, я с удовлетворением убедился, что и на этот раз оказался прав — дверь в спальню оказалась приоткрыта и из-за неё доносились тихие звуки медленной чарующей мелодии. Наверняка, стоит мне раздеться и переступить порог собственной спальни, я увижу разобранную кровать, недопитый стакан сока на тумбочке и роскошное женское тело строго по центру кровати, наполовину прикрытое лёгкой простынёй. Или на четверть прикрытое…

Я скинул комбинезон, оставшись лишь в нижнем белье, и уже протянул руку к ручке двери спальни, планируя посвятить остатки вечера лёгкому и ни к чему не обязывающему сексу со своей женщиной, после чего спокойно отдохнуть, как вдруг раздавшийся по селектору громкий тревожный голос вахтенного заставил меня вздрогнуть:

— Капитана корабля прошу срочно прибыть в центр управления. Прямо по курсу следования на границе зоны локации обнаружены множественные цели, предположительно недружественные. Идентификация целей невозможна, но вероятность столкновения с эскадрой пиратов составляет примерно восемнадцать процентов… Девятнадцать… Двадцать один…

Что ж, и моё везение когда-нибудь должно было закончиться. Несмотря на то, что даже исследованный нами космос не просто велик, а без преувеличения необъятен, шансы столкнуться в космических глубинах с другими звездоплавателями достаточно высоки по причине огромного количества этих самых звездоплавателей и большого расстояния, с которого один звездолёт может засечь другой. К тому же корабли в пространстве движутся не как попало, а строго по определённым коридорам, называемым магистралями. И подобное не случайно — вдоль космических магистралей пространство хорошо изучено и избавлено от источников опасности, какими могут быть кометы, астероиды, облака плотной космической пыли и другие потенциальные аварийно опасные объекты. Вдоль магистралей строятся заправочные станции, позволяющие звездолётам пополнять запасы топлива в пути и не забивать собственные баки топливом на весь маршрут перелёта, уменьшая полезную массу перевозимого груза, что особенно актуально для дальних межгалактических перевозок. И это не говоря уже о том, что большинство современных грузовых звездолётов вообще не имеет технической возможности взять на борт большие запасы топлива и жёстко привязано к сети заправок — так корабли и проектировались. И именно вдоль магистралей караваны транспортных кораблей, везущие различные и пророй весьма дорогостоящие грузы, поджидают банды асоциальных личностей, желающих избавить честных перевозчиков от их имущества. Проще говоря, на космических магистралях орудуют пираты, с которыми империя давно и безуспешно борется. Почему безуспешно? Да потому, что на смену одной уничтоженной эскадре джентльменов удачи тут же приходит пара новых, наивно полагающих, что уж они-то окажутся более хитрыми, более осторожными и не попадут под выстрелы дальнобойных орудий имперских линкоров. Некоторые аналитики из министерства обороны не без оснований полагают, что полностью истребить пиратство вообще невозможно — нескольких успешных нападений обычно хватает на то, чтобы с лихвой окупить вложенные в покупку пиратских лоханок деньги. А людей бандиты набирают из бездонных имперских трущоб — миллиарды миллиардов отчаявшихся безработных с радостью пополнят абордажные команды и, стоит только посулить щедрую оплату, бросятся на штурм любого корабля, не разбираясь, чей он и откуда. И, похоже, сейчас мы случайно наткнулись именно на такую эскадру.

Одевшись и быстро пройдя на мостик, я мгновенно оценил сложившуюся обстановку и, посчитав её угрожающей, проанализировал немногие имеющиеся в моём распоряжении варианты, после чего отдал команду на срочное изменение курса, развернув корабль в сторону соседней транспортной ветки. Большинство инструкций при встрече с пиратами рекомендует ложиться на обратный курс и возвращаться на предыдущую заправочную станцию, откуда подать сигнал бедствия и ждать подхода имперских космических вооружённых сил. Вот только сами пираты тоже знали про эту инструкцию и нередко устраивали на пути отхода скрытые засады, на которые наталкивались потерявшие ход и не успевшие повторно разогнаться медлительные грузовые суда. Чтобы не стать лёгкой добычей, я предпринял более отчаянный, более рискованный и вместе с тем более выигрышный ход — решил вообще уйти с этой магистрали и попытаться проскочить через неосвоенный космос к соседней ветке, благо дополнительный неприкосновенный запас топлива на подобный случай на корабле имелся. Манёвр осложнялся нетривиальными расчётами курса, доступными лишь отдельным опытным пилотам, включая, разумеется, меня, и возможностью столкнуться с космическим мусором. Однако шанс повредить свой корабль случайным астероидом или кометой показался мне пренебрежимо ничтожным по сравнению с шансом остаться в живых при успешном захвате пиратами корабля — живые свидетели творимого разбоя бандитам, как правило, не нужны. И если я, несмотря на всё своё воинское искусство, имел высокую вероятность погибнуть в неравной схватке с вооружёнными пиратами, ни во что не ставившими ни свою, ни чужие жизни, то участь захваченных в плен женщин оказывалась намного, намного хуже — пленницы до самой своей скорой и порой мучительной смерти служили сексуальными игрушками для всей команды пиратского корабля. Следовательно, попадать в плен живыми нам никак нельзя, а если моей команде всё равно предстоит умереть, то риск, которому я подверг свой корабль и экипаж, стоило считать оправданным.

Запланированный мною манёвр был проведён с ювелирной точностью. Звездолёт, следуя строго по расчётной траектории, успешно разминулся с областью космического пространства, заполненной неизвестными кораблями, и мне осталось только ждать, пустятся ли пираты в погоню или продолжат караулить другие звездолёты. Всё зависело от того, есть ли у пиратов топливо для погони, типа пиратских кораблей и информации, которой они владели — груз, который я перевозил, стоил не просто дорого, а баснословно дорого. Но не это главное… Ещё дороже для клана обошлось бы попадание груза в чужие руки — об этом перед отлётом я получил недвусмысленный приказ от клановой службы безопасности. Не знаю, во что ввязалась матриарх клана в этот раз, подозреваю, что имела место быть очередная тайная и посему щедро оплачиваемая договорённость с министерством обороны, но мне было чётко предписано предпринять всё от меня зависящее, чтобы доставить груз адресату, а при невозможности доставки — уничтожить. Неудивительно, что рейс готовился в режиме строгой секретности и конечную точку маршрута я узнал, будучи уже на борту своего транспортника. Даже обычного сопровождения из пары-тройки эсминцев наёмников мне не дали. Возможно, оно и к лучшему — помощи от нескольких небольших кораблей в случае серьёзного нападения ждать не следовало, а демаскируют сопровождаемый транспортник наёмные эсминцы прилично, любой умеющий соображать человек, увидев подобный эскорт, сразу же догадается, что я везу крайне необычный и крайне дорогой груз. И, как сейчас выяснилось, не помогли предпринимаемые службой клановой безопасности меры предосторожности — корабль всё-таки попал в засаду. Нетерпеливо поглядывая на обзорный монитор, я ждал, что предпримут пираты — погонятся за мной или нет. В зависимости от их дальнейших действий мне станет понятно, случайна ли наша встреча или где-то на этапе подготовки к полёту возникла утечка информации.

Наша встреча, к моему великому сожалению, оказалась не случайной — ждали именно меня, и пираты, увидев, что долгожданная добыча уходит, сорвались в погоню. Неподвижный рой светящихся точек, рассыпанный по бархатно-чёрной пустоте космического пространства, стронулся с места и начал разгон, постепенно вытягиваясь в мерцающее веретено, своим острым концом направленное на мой корабль. Всё… От меня больше ничего не зависело — исход погони решали тактико-технические характеристики звездолётов. Мой корабль изначально проектировался достаточно быстрым для обычного транспортника, но у пиратов вполне могли оказаться более быстроходные списанные военные суда. Отрыв от погони и, соответственно, запас времени до того, как догнавшие нас пираты пойдут на абордаж, оказался достаточно большим — всё же я не стал, как того требовала инструкция, тормозить при виде пиратских звездолётов, а, не сбавляя скорости, исполнил манёвр уклонения. Выведенные на полную мощность маршевые двигатели работали на пределе своих возможностей, наполняя звездолёт мелкой и крайне неприятной вибрацией. Температура сначала внутреннего, а затем и внешних охлаждающих контуров дрогнула и медленно поползла вверх — когда она достигнет критических отметок, мощность двигателей придётся уменьшить. Но пока они работали на износ, отрыв от преследователей только увеличивался. Если все корабли пиратов окажутся переделанными транспортниками, то мне удастся оторваться от преследования и уйти. Если за мной гонится хотя бы один военный корабль — рано или поздно он не только достигнет моей скорости, но и значительно превысит её, после чего расстояние между нами начнёт сокращаться. Остаётся выяснить, насколько велика быстроходность пиратских лоханок.

Долгое время я надеялся, что от погони удастся оторваться — за счёт моей высокой начальной скорости расстояние между мной и преследователями, пусть крайне медленно, но продолжало увеличиваться. Более того — основная часть светящихся на экране точек безнадёжно отстала, исчезнув с экрана монитора, и в кильватере моего звездолёта, буквально на границе зоны обнаружения, закрепилось всего четыре маркера. Если мне удастся оторваться и от них — мой корабль смог бы ещё раз сменить курс и затеряться в глубинах космоса. Флот пиратов оказался откровенным мусором, которому место лишь на свалке. Возможно, будь у меня парочка крейсеров сопровождения, нам даже удалось бы отбиться…

К моему искреннему сожалению, даже солидная фора в скорости мне не помогла. Неустойчивое равновесие в нашем противостоянии с пиратами, продолжающееся уже достаточно долго и даже подарившее мне призрачный шанс на спасение, всё же закончилось — температура охлаждающих контуров достигла критической отметки и я, чтобы не запороть движки и не лишиться тяги, скрепя сердце понизил их мощность сразу в два раза. Температурная шкала дрогнула и застыла на границе красной отметки — не росла, но и не снижалась. Звездолёт вышел на крейсерский режим — двигался с максимально возможным ускорением, которое я мог поддерживать неограниченно долго. Хватило бы топлива…

Уменьшение тяги не прошло бесследно — мерцающие на самом краю экрана тревожным красным цветом четыре яркие точки постепенно начали смещаться к центру. Пираты нас догоняли. Я запустил программу расчёта времени нашей встречи и, дождавшись результатов, удручённо вздохнул — оторваться не удалось. Мы не успеем достичь соседней магистрали — корабли пиратов догонят наш звездолёт значительно раньше. Пока наверняка имеющиеся у пиратов системы постановки помех не заблокировали наши гиперпространственные передатчики, необходимо было подготовить и отправить руководству клана и в имперскую транспортную инспекцию соответствующие отчёты, чем я тут же и занялся, не отвлекаясь более на зрелище постепенно сближающихся на экране маркеров.

Но вот отчёты и в клан, и в имперские службы были сгенерированы и отправлены, и я вновь неподвижно замер в своём кресле, наблюдая за приближающимися к моему звездолёту маркерами преследователей. Нуны медленно тянулись одна за другой, складываясь в ри, а мы пока ещё были живы. Впрочем, всё хорошее рано или поздно заканчивается, и догнавшие нас пираты включили устройства активного подавления, сделавшие невозможными отправку сообщений, после чего пошли на абордаж. Они даже не связывались со мной, предлагая условия сдачи в плен — брать пленных пираты не собирались. Что ж, и я не собирался сдаваться без боя и рассчитывал уничтожить как можно больше облепивших мой корабль десантных челноков, до отказа набитых отбросами общества. Дождавшись, пока высадившийся на обшивку моего звездолёта десант вскроет герметичный внешний корпус и, снеся пару переборок, попадёт во внутренние отсеки корабля, я отдал корабельному искину команду на подрыв гиперпространственных двигателей. Четвёрку преследовавших меня звездолётов взрыв, скорее всего, не затронет — те явно когда-то числились в составе имперского военно-космического флота и наверняка имели не только мощную лобовую броню, но и не менее мощные силовые экраны, которые не в состоянии повредить обычный термоядерный взрыв. Пошли последние данги моей жизни и жизни моего экипажа, который я даже не предупредил о том, что только что подписал ему смертный приговор. Впрочем, иного выхода у меня и не было — обстоятельства оказались сильнее меня, оставалось лишь выйти из сложившейся ситуации с честью. Честь, как учил меня мой инструктор, дороже жизни. И лишь одну, но простительную слабость я позволил себе перед смертью — сильно, до боли в руках, сжал заветный медальон и мысленно извинился перед девушкой, на всю жизнь оставшейся моей несбыточной мечтой, за то, что я больше никогда её не увижу. Больше всего на свете я хотел бы в эти мгновения оказаться рядом с ней… И эта мысль оказалась последней в моей так неожиданно оборвавшейся жизни — перед глазами, выжигая сетчатку, возникла яркая вспышка, а голову пронзила дикая, всепожирающая боль…

* * *

Ярко-зелёная трава, густым ковром покрывшая берег мелкой речушки, скорее даже большого ручья… Жаркое, ярко-белое светило почти в зените, бледно-голубое с прозеленью небо в лёгких кучевых облаках… Высокие деревья с раскидистыми кронами, вплотную подступившими к покатому берегу, яркие разноцветные бабочки, порхающие над пробивающимися из травы цветами… Густой, терпкий, тяжёлый, насыщенный свежестью и ароматом деревьев и цветущей травы медвяный воздух, от которого кружится голова…

Местная атмосфера значительно плотнее той, к которой я привык, да и сила тяжести пусть ненамного, но превышает гравитацию моей родной планеты, что создаёт лёгкий дискомфорт, к которому, я знаю, со временем можно привыкнуть. Где я? Что со мной? Я не только не знаю, где я, но и не помню, как сюда попал. Последнее моё воспоминание в этой жизни — обжигающая вспышка перед глазами и осознание близкой смерти от взрыва термоядерного реактора звездолёта. Собрав в кучу разбежавшиеся мысли, я предположил, что увиденному имеется всего три варианта объяснения. Вариант первый — я умер и нахожусь в раю. Если так, то и волноваться уже не о чем — у меня впереди вечность, поэтому рассмотрение этого варианта отложим на потом, да и не верил я в существование рая. Вариант второй — у меня поехала крыша, или, как по-научному выражаются медицинские работники, налицо глубокое психическое расстройство. Говоря простым языком, я брежу. Второй вариант не лучше первого, так как самостоятельно из бредового состояния никто ещё не выходил, не стоит даже пробовать. Лучше, как советуют врачи, расслабиться и наслаждаться видениями. Но бездействие не по мне, поэтому приму за основу вариант номер три — меня каким-то образом переместило с гибнущего звездолёта на поверхность незнакомой планеты. Пощупал свои руки, потрогал траву и землю, из которой она растёт — всё настолько реально, что я, пожалуй, склонюсь к третьему варианту.

Медленно встал, осмотрелся. Сначала провёл ревизию себя, любимого. Я оказался предположительно жив и с виду здоров. Из одежды на мне был мой комбинезон — тот, в котором я за мгновение до гибели звездолёта находился на капитанском мостике. Из обуви — форменные ботинки с высоким голенищем и мягкой подошвой, мягкие и невесомые. В таких удобно перемещаться по ровным коридорам звездолёта, но не слишком комфортно ходить по лесу. Впрочем, лучше, чем ничего — я ведь сначала, как только услышал тревожное сообщение, хотел бежать на мостик вообще в нижнем белье. Из вещей… Вот из вещей у меня имелось лишь то, что находилось во внутренних карманах моего комбинезона, а именно идентификатор личности, представляющий собой небольшую, размером примерно с ладонь, пластиковую карточку с моими биометрическими данными, случайно завалявшаяся лазерная указка длиной в мизинец и свёрнутая пополам голография Линнеи, с которой я никогда не расставался. Печально — местность вокруг, по результатам предварительного осмотра, выглядела явно необитаемой. Необитаемой ли?

Пока я осматривался и решал, где я и что со мной, подспудно ощущал некоторый дискомфорт, но никак не мог понять, откуда. Прислушавшись к себе, неожиданно понял, что неудобство мне доставляет подаренный Линнеей амулет — он, спрятавшись на груди под комбинезоном, неприятно холодил кожу, как будто долгое время пролежал в снегу. Причём от контакта с обнажённой кожей так до сих пор и не нагрелся, что удивительно. Запустив руку за пазуху и вытащив серебристый диск, я ещё раз подивился его низкой температуре и сжал в ладони, решив согреть. Но время шло, а медальон оставался холодным, как будто что-то вытягивало из него энергию. Точно, энергия! Скорее всего, диск из неизвестного металла являлся малогабаритным конденсатором энергии, которая была потрачена на моё перемещение из звездолёта на эту планету. Накопители таких маленьких размеров мне были неизвестны, но мало ли какие тайны скрывают закрытые имперские архивы. Да и легенды о малогабаритных индивидуальных порталах ходят по империи — ими якобы обладают люди клана Рэй, что даёт им возможность самостоятельно, без помощи имперской транспортной портальной сети, перемещаться между звёздами и даже между галактиками. Возможно, в мои руки попал именно такой индивидуальный портал, замаскированный под украшение.

Я ещё раз, уже с признательностью взглянул на серебристый диск — амулет так и не нагрелся, на его поверхности даже проступили мелкие капельки сконденсировавшейся из воздуха росы, поэтому я не стал засовывать медальон обратно к себе за пазуху, ограничившись тем, что оставил его висеть на моей груди поверх комбинезона. Что ж, спасибо тебе, родной, за спасение моей жизни и отдельное спасибо твоей бывшей хозяйке. Итак, примем как должное — в момент взрыва звездолёта я не умер, оказавшись перенесённым выглядевшим как медальон устройством с неизвестным мне принципом действия на пригодную для жизни планету. Тогда можно предположить, что мир, в который я попал, обитаем — иначе теряется смысл моего спасения. Девственно нетронутая природа вокруг меня не показатель — во многих мирах можно найти такие же дикие места, куда практически не ступает нога человека. На Окане такие места даже охраняются государством и имеют статус заповедников. Вероятно, я попал в такой же заповедник.

Определять координаты мира, в который я попал, я даже не пытался, несмотря на свой огромный опыт в астронавигации — без специального оборудования сделать подобные вычисления практически невозможно, и я, как дипломированный специалист, слишком хорошо это знаю. Некоторые дилетанты от астронавигации наивно полагают, что капитан звездолёта обязан всего лишь по внешнему виду звёздного неба над своей головой безошибочно определить, в какое место вселенной или как минимум собственной галактики его угораздило попасть. Спешу разочаровать таких законченных оптимистов — сия процедура принципиально недоступна человеческому интеллекту, сколь бы опытным и бывалым он ни был. Даже хорошо известный рисунок звёздного неба кардинально меняется при перемещении всего на несколько лучей от исходной точки космического пространства, а на то, чтобы запомнить картинки, видимые с поверхности сотен миллиардов крупных космических тел размером с планету и более… Причём не просто запомнить — их ведь нужно воспроизвести в аксонометрии, чтобы определить пространственные реперные точки. Для подобной работы необходим как минимум промышленный искин класса не ниже седьмого, специально ориентированный под астронавигацию, другие мозги столь сложной задачи просто не потянут. Впрочем, как я уже говорил, подобной задачи перед собой я и не ставил — мне бы только добраться до обитаемых мест, а там уже аборигены подскажут, где же я нахожусь, и помогут добраться до портальной сети. Надеюсь, что помогут…

Приняв решение выбираться в обитаемые места, я оглядел небольшую полянку, на которой находился, бросил короткий взгляд на затянутое густыми облаками небо, дабы оценить возможность ориентации по солнцу, и, потерпев неудачу, решил пойти вдоль ручья. Разумеется, по течению — ручей со временем рано или поздно впадёт в реку, а люди обычно селятся вдоль рек.

Первые шаги в новом мире дали мне обильную пищу для размышлений. Настоящего дикого леса я, признаться, никогда в жизни не видел. Те лесопарковые зоны, в которых размещались наши города и посёлки, лесом можно было назвать лишь с очень большой натяжкой — лишённые кустарника, подлеска и сухостоя, тщательно спланированные, облагороженные и регулярно очищаемые, они просматривались вдоль и поперёк на сотни шагов. Здесь же была первозданная чаща, густая и труднопроходимая, прямой путь по которой далеко не всегда являлся самым быстрым — иногда значительно быстрее оказывалось обойти неожиданно возникшее передо мной препятствие, чем рискнуть штурмовать его прямо в лоб. Эту простую истину я осознал, когда уже несколько освоился в новом для меня умении ходьбы по лесистой местности и, увидев на своём пути заросли неизвестного кустарника, не нашёл ничего лучшего, как пройти их насквозь вместо того, чтобы, как умный человек, обойти. На тот момент решение казалось мне оптимальным — заросли тянулись в обе стороны на сколько хватало взора. Правда, хватало его ненамного — шагов на пятьдесят, не более, слишком уж массивными оказались растущие в этом лесу деревья. Широкие у основания стволы просто закрывали собой обзор…

Нахрапом взять препятствие не удалось — предпринятый мною штурм кустарника позорно провалился. Усталый и расцарапанный, я с большим трудом выполз обратно и, немного отдохнув, пошёл в обход. Подобные заросли попадались на моём пути ещё несколько раз, но, наученный горьким опытом, я сразу же сворачивал в сторону и обходил кустарник по дуге. В последних встретившихся мне зарослях я даже услышал, как в самой гуще кто-то, ломая ветки, ворочается и громко урчит — вероятно, местный обитатель, обнаруживший что-то съестное. Присмотревшись, заметил, что ветки кустарника покрыты какими-то невзрачными зелёными плодами размером с небольшое яблоко. Сорвав один плод — тот, который показался мне наиболее спелым, я осторожно разгрыз его. По вкусу плод оказался чем-то похожим на лесной орех без кожуры. Зная, что лесные орехи богаты растительным белком и другими полезными веществами, я немного задержался, обирая близлежащие ветки, и продолжил путь лишь тогда, когда почувствовал приятную сытость. К тому же раздающийся в самом центре зарослей хруст и треск начал постепенно смещаться ко мне — зверю надоело объедать кусты. Встреча с местной живностью не входила в мои планы, поэтому я прибавил скорости и быстро покинул территорию лесной столовой.

Уже ближе к вечеру я опять вернулся к ручью и, вдоволь напившись чистейшей прохладной воды, заночевал прямо на берегу, предусмотрительно отойдя на пару шагов в сторону и соорудив импровизированную постель из тонких веток близлежащих кустов и небольшого стожка нарванной тут же травы. Во время работы я с опасением поглядывал на небо — оно начало затягиваться тяжёлыми дождевыми облаками, грозящими в скором времени пролиться на землю неслабым дождём. Трезво оценив свои силы, навес над головой я сооружать не стал — под рукой имелись лишь трава и ветки, которые ни на что путное не годились. Если пойдёт сильный дождь, сделанное на скорую руку укрытие мне не поможет, только устану и потеряю время на бессмысленную работу.

Сон на голой земле — не самый лучший способ отдыха, даже с учётом того, что между землёй и мною лежала тонкая прослойка свежесорванной травы. Ночью я несколько раз просыпался, чтобы перевернуться на другой бок и дать отдых тем частям тела, которые успел отлежать. Возможно, поэтому я проснулся рано утром, стоило только рассвести, хмурый и небритый, и, ополоснувши лицо и руки водой из ручья, напился и продолжил движение. Солнце так и не появилось, поэтому единственным ориентиром для меня остался ручей, текущий неизвестно куда.

До обеда погода так и не изменилось — небо по-прежнему было затянуто низкими тучами. Спасибо, хоть дождь не пошёл, а то было бы совсем тоскливо. За время пути я наткнулся ещё на несколько зарослей уже известного мне орехового кустарника и опять поел местных орехов. Судя по тому, что я до сих пор жив, орехи являются условно съедобными. Почему условно? А потому, что ближе к обеду мне показалось, что меня мутит и немного подташнивает, что косвенно может свидетельствовать об отравлении, а ел я только орехи. Вскоре к тошноте добавилась навалившаяся на меня усталость, так что ближе к обеду я был уверен — с моим организмом что-то не так. Положив руку на лоб, я понял — отравление ни при чём, я, похоже, заболел. Лоб горит, глаза слезятся — температура явно повышенная, что вполне объясняло и лёгкую тошноту, и подкатывающую слабость. Попытавшись приложить ко лбу свой амулет, я вместо ожидаемого холода ощутил лишь обычную прохладу металла, уже через несколько мгновений сменившуюся теплом — металл нагрелся, эффект откачки энергии исчез. Медальон вновь стал простым украшением, а не аналогом мини-холодильника. Что ж, вероятно неестественный холод артефакта действительно оказался связан с моим перемещением на эту планету. Одна загадка разрешилась…

Осталось решить, что делать с моей болезнью. По-видимому, я простудился, ночуя на холодной сырой земле. Простуду в империи легко лечили специально для этого разработанными препаратами, но мне это не грозило — ни аптечки под боком, ни медучреждения поблизости я не наблюдал. Как-то слышал, что простывшему человеку необходимо согреться, для чего можно использовать обычный огонь. Чтобы развести огонь, необходимы дрова. Дров вокруг полно, осталось только суметь их поджечь. Читал, что одним из способов добывания древними людьми огня является трение. Что ж, если я не хочу заболеть ещё сильнее, нужно собирать дрова и разжигать костёр. Приняв решение, я развернулся и потопал в лес за дровами.

Сказать легко, сделать оказалось значительно сложнее. Никогда не думал, что лес и дрова — суть абсолютно разные понятия. Наличие леса вовсе не означает наличия дров, при условии, что у тебя отсутствуют орудия труда, превращающие одно в другое. Да, деревьев в лесу вокруг меня было неприлично много — целый лес, но вы когда-нибудь пробовали голыми руками порубить на дрова дерево, которое даже обхватить не можете? Нижние ветви у этого дерева растут на высоте примерно в три моих роста, и это самое маленькое дерево, которое я нашёл. Причём бурелома и пригодного для дров сухостоя в лесу, оказывается, нет! Деревья, которые отмирают, так и продолжают стоять, пока их древесину не сожрут многочисленные насекомые, и только после этого падают на землю. Пару таких деревьев я даже нашёл — боковые ветки у них давно уже сгнили, превратившись в труху, а сделать дрова из стволов можно было исключительно с помощью специализированной лесозаготовительной техники — настолько массивными они оказались. Отчаявшись, я попытался наломать дров из кустарника, но его побеги оказались настолько гибкими, что не столько ломались, сколько гнулись, после чего расщеплялись на волокна, которые невозможно было порвать голыми руками. Пока я мучился с заготовкой дров, начало темнеть. До получения огня дело даже не дошло — так и не заготовив дров, я в потёмках добрался до своего ручья и, напившись, завалился спать.

Утро показало, что болезнь прогрессирует — температура подскочила, меня бил озноб, на лбу выступила испарина, а по всему телу разлилась предательская слабость. Правда, почувствовал я её тогда, когда поднялся на ноги. Идти в таком состоянии нельзя… Но надо. Лёжа на земле, я никогда не выйду к людям, а ведь неизвестно, какое в этой местности сейчас время года. Судя по растительности — лето, но может быть как поздняя весна, так и ранняя осень. Точнее можно сказать, если на протяжении достаточно длительного отрезка времени наблюдать за восходами и заходами солнца. Если продолжительность дня растёт — весна или начало лета, если убывает — осень. Хотя, если судить по созревшим плодам на кустах, то скорее всего осень, но и тут бывают исключения — некоторые деревья и кустарники плодоносят почти круглый год. Боюсь только, что это не мой случай, и ориентироваться мне нужно на осень, в крайнем случае — на конец лета. А подобное предположение говорит о том, что задерживаться мне нельзя — прокормиться в осеннем лесу, как я уже ощутил на собственной шкуре, несложно, но ведь за осенью обычно приходит зима. Неизвестно, насколько холодные здесь зимы, но даже одну ночёвку в снегу я не выдержу — замёрзну. И нужно мне сейчас, невзирая на болезнь, идти дальше. Что я и проделал…

Шёл я вниз по течению ручья дней шесть или семь — точнее сказать не могу, потому что нескольких дней я просто не помню. Остались лишь смутные воспоминания — я брёл, падал, поднимался и снова брёл, изредка возвращаясь к ручью для того, чтобы напиться. Иногда наталкивался на заросли местного орешника и ел его плоды, даже не ощущая вкуса. Кажется, даже столкнулся с одним из лесных обитателей, делавшим то же самое, что и я — то есть объедавшим орешник. Зверь выглядел как помесь свиньи с оленем, но толком я его внешность так и не разобрал — сквозь мутную пелену в моём сознании я увидел, что мои орехи кто-то без моего разрешения нагло жрёт, и издал по этому поводу возмущённый то ли хрип, то ли рёв. Зверь обиделся и быстро покинул место своей трапезы, хотя мне приятнее было бы сознавать, что он меня испугался.

Или орехи оказались целебными, или организм наконец-то переборол неведомую заразу, но по прошествии примерно семи дней я почувствовал себя относительно здоровым. Слабость никуда не ушла, но мысли текли в голове предельно ясно, да и температура, похоже, пришла в норму. Ещё одной хорошей новостью стала наконец-то установившаяся ясная солнечная погода. Резко потеплело, и по ночам я уже не мёрз, а днём даже становилось жарковато и появлялись мысли снять мой лётный комбинезон и путешествовать налегке, в одном нижнем белье. Останавливала от подобного шага лишь мысль о том, что я в любой момент могу выйти к человеческому жилью, а выходить к людям в одних плавках представлялось мне неприличным. Умом я, конечно же, понимал, что в любом случае успею быстро одеться, но побороть внутреннее предубеждение так и не смог, продолжая идти одетым.

Одежда меня и спасла, когда из лесной чащи на меня бросился… Даже не знаю, как сказать — существо, выскочившее на меня, казалось помесью оленя с дикобразом. Длинные стройные ноги, ветвистые рога и покрытое топорщащимися иголками тело, вылетевшее из растущих впереди кустов. Зверь, даже не обратив на меня внимания, снёс мою тушку с дороги, оттолкнув своей колючей грудью, как надоедливую помеху, и помчался дальше. Вернее, попытался помчаться — я же не зря столько времени потратил на изучение боевых искусств, и реакция на нападение у меня ушла на уровень рефлексов. Сбитый с ног, я успел выбросить руку вперёд и попасть костяшками кулака зверю в область уха. Окрестности прорезал полный боли визг оленедикобраза — похоже, я случайно попал в одно из уязвимых мест животного. Перевернувшись через голову и отлетев на несколько шагов, я быстро поднялся, чтобы не быть затоптанным зверем, и под непрекращающийся визг огляделся по сторонам. Животное каталось по земле в нескольких шагах от меня, и я не нашёл ничего лучше, как подскочить к нему и нанести ещё один удар под ухо, теперь уже пяткой ноги. Зверь хрюкнул и затих — последний удар оказался для него смертельным. Подождав, пока адреналиновый угар схлынет, и организм немного успокоится от встряски, я осмотрел сначала себя, а потом и убитое мною животное. О себе можно сказать коротко — если бы не комбинезон, то сейчас рядом со зверем лежал бы и я. Иголки на шкуре животного оказались настолько острыми, что превратили прочный материал моей одежды если не в лохмотья, то во что-то сильно на них смахивающее. Досталось и моему телу, но вместо глубоких резаных ран на нём виднелись лишь многочисленные ссадины да неглубокие порезы, из которых потихоньку сочилась кровь, набухая на груди мелкими красными каплями. Без комбинезона острые, как бритвы иглы располосовали бы мою грудь до кости, и я истёк бы кровью. Причём края порезов, на что я в горячке схватки не обратил внимания, онемели и жутко чесались — похоже, с иголок зверя в кровь попала какая-то гадость. Впрочем, жжение быстро прекратилось, кровь свернулась, а ссадины и порезы начали быстро, буквально на глазах, подживать. Убедившись, что смерть от кровопотери мне не грозит и мои ранения скоро затянутся сами собой, если их, разумеется, не тревожить какое-то время, я бросил ощупывать себя и занялся тщательным осмотром убитого мною зверя.

Осмотр выявил много интересного и дал разгадку того, почему зверь бросился на меня — он оказался раненым неизвестным охотником. Глубоко в боку лежащей на земле звериной туши засел обломок стрелы, пущенной, надо полагать, сильной и умелой рукой — наконечник стрелы с лёгкостью пробил прочную, покрытую иглами шкуру и глубоко вошёл в тело. Древко стрелы сломалось примерно посередине — видимо, тогда, когда зверь катался по траве, пытаясь притушить боль от моего удара. Обломок древка, перемазанный кровью, оказался очень скользким, и я с большим трудом, расширив рану пальцами, вытащил из убитого животного наконечник стрелы. Положив широкую листовидную полосу окровавленного металла на свою ладонь, я внимательно исследовал оружие неизвестного охотника. Что можно сказать… Размерами наконечник превышал длину моей собственной ладони, и для его изготовления явно использовалось не простое железо, а хорошая сталь. Даже будучи вытащенным из туши, наконечник сохранил идеальную остроту своих граней — я специально попробовал разрезать им шкуру убитого животного, и у меня даже получилось! Первый жирный плюс местной промышленности. Выстрел оказался очень точным — насколько я представляю анатомию животных, рана, нанесённая стрелой, была смертельной и зверь, если бы не встретил меня, через некоторое, весьма непродолжительное время, упал бы замертво. Второй жирный плюс меткому стрелку. Теперь о технологиях — зверя явно ранили выстрелом из лука. Кстати, скорее всего, именно поэтому он и бросился на меня — попытался отомстить своему обидчику, в которые по умолчанию записал всех людей. Луки — оружие цивилизации, стоящей достаточно низко на лестнице научно-технической эволюции. Даже арбалеты более прогрессивны, но арбалетные болты значительно короче, а наконечники у них имеют совершенно другую форму. Более того — как только люди освоили огнестрельное оружие, и луки, и арбалеты канули в прошлое. Сейчас на зверей и подавно охотятся с помощью пневматических винтовок с усыпляющими ампулами. И это жирный минус, опять поднимающий самый главный вопрос — куда же я попал. Впрочем, через мгновение я обрёл шанс его разрешить — из-за зарослей кустарника, откуда на меня бросился убитый мною зверь, появился хозяин лежащей на моей ладони сломанной стрелы…

* * *

Ну, что можно сказать по поводу стрелка… Во-первых, это оказался не абориген, а аборигенка. Молодая симпатичная девица, одетая по-мужски, сжимала в своих прелестных ручках натянутый лук, а стрела была направлена прямо на меня. Казалось, ещё мгновение — и я разделю участь убитого мною зверя. Но нацеленное на меня оружие не помешало мне разглядеть девушку подробнее.

Ростом незнакомка оказалась почти с меня, а ведь я в своём клане считался далеко не самым маленьким. Если же сравнивать с клановыми женщинами, то девушка оказалась бы как минимум на полголовы выше самой высокой из них. В то же время воительница выглядела необычайно пропорционально и женственно сложенной — как будто над её телом поработал профессиональный пластический хирург, вылепивший теоретически достижимый идеал. То есть ни прибавить, ни отнять в фигуре девушки было нечего — пропорции её тела оказались безупречны, равно как и черты её лица. Длинные мускулистые ноги, красоты которых не могли спрятать обтягивающие штаны из тонко выделанной кожи, заправленные в невысокие кожаные сапожки с ремешками, изящная приталенная курточка, нежно обхватившая ровные тяжёлые полушария грудей, широкий пояс, перехвативший тонкую талию, огромная, связанная на затылке в тугой узел и обнажившая изящную тонкую шею грива длинных льняных волос… Фигуру девушки не портила даже болотно-зелёная раскраска её одежды, неплохо маскирующая охотницу на фоне леса. Да, чуть не забыл — плечи девушки охватывали широкие лямки висевшего за её спиной рюкзака, а над правым плечом виднелись оперённые наконечники стрел, уложенных в невидимый мне тул. Композицию воительницы завершал небольшой лук такого же серо-зелёного цвета, как и комбинезон — по-видимому, для маскировки неизвестный мастер обтянул его крашеной в защитный цвет кожей.

Медленно повернувшись к девушке лицом, я так же медленно развёл в стороны руки раскрытыми ладонями вперёд, показывая, что я не вооружён. Обломок стрелы при этом соскользнул с моей ладони на землю, но девушка не обратила на него внимания, что-то резко и зло мне крикнув. Да, дружелюбием в её словах даже не пахло…

— Я не понимаю… — медленно и чётко ответил я.

Девушка опять разродилась целой фразой на своём языке, но уже значительно менее грозно. Лук, правда, при этом не опустила, продолжая держать меня на прицеле.

— Я не понимаю ни одного произнесённого вами слова. Этот язык мне незнаком, — так же медленно и отчётливо, как и в прошлый раз, проговаривая каждое слово, ответил я.

— Ты кто? Как оказаться здесь есть ты? — жутко коверкая слова, с диким акцентом переспросила девушка на уже понятном мне имперском. Я облегчённо вздохнул и плавно опустил руки — во-первых, постоянно держать их поднятыми не слишком легко, а во-вторых, услышав пусть и сильно искажённую, но нормальную имперскую речь, я действительно успокоился. Ведь знание языка подразумевает наличие связи с местом, где этот язык в ходу, следовательно, я в империи или на планете, которую посещали имперцы. Наличие разумной жизни тоже подтверждено — доказательство сейчас целится в меня из своего примитивного оружия.

— Меня зовут Кейтон. Кейт. Я из клана Тарома. Это империя?

— Что империя есть, Кейтон? — переспросила девушка.

— Это — Окания? Оканийская империя? — переспросил я, показав пальцем в землю.

— Нет, не есть Окания. Эдем, — ответила незнакомка.

— Эдем — название планеты? — попытался уточнить я.

— Эдем — мир, — пояснила девушка.

— Понятно… Планету вы называете миром.

— Нет, Кейтон, — возразила девушка, опустив лук и поведя ладонью раскрытой руки вокруг себя, — Эдем называется вселенная.

— Ты не путаешь? — недоверчиво уточнил я. Возможно, из-за языковой проблемы и жуткого произношения лучницы мы друг друга не поняли.

— Планета, звезда, галактика, вселенная — Эдем, — подтвердила девушка.

— Ты хочешь сказать, что я попал в другую вселенную? — не заметить в моём вопросе сомнения не смог бы только глухой.

— Я не знаю, откуда есть ты, чужак, — добавила девушка, — но ты меня понял. Этот мир называется Эдем.

С каждым сказанным незнакомкой словом я начинал привыкать к её манере речи и ломаным фразам, тем более что альтернативы у меня не было — второй язык, на котором девушка заговорила со мной вначале, был мне незнаком. Кстати, если аборигенка знает мой язык, то её утверждение о том, что я нахожусь в другом мире, выглядит по крайней мере натянутым — иначе где бы она тогда выучила имперский? Подобная мысль требовала своего подтверждения, о чём я сразу же и спросил:

— А почему тогда ты знаешь мой язык?

— Это мёртвый язык. На нём говорили наши предки. Недолго. Пока не вернули себе истинный.

— Истинный — это тот язык, на котором ты заговорила со мной в самом начале?

— Ты догадлив, чужеземец.

— Кстати, раз ты сама поняла, что я чужеземец — я был бы весьма признателен за помощь в возвращении домой. Здесь я оказался случайно.

— И где твой дом, чужеземец? — равнодушно спросила девушка.

— Мой дом там, где все люди говорят на языке, который ты называешь мёртвым. Я зову свой дом Оканийской империей.

— В этом мире нет места с таким названием, Кейтон. Мои же далёкие предки, принесшие с собой забытый ныне язык, пришли в Эдем из другой мир. Другая вселенная. Другой куст, веер… Я тяжело подбирать эти понятия на другой язык.

— Но как-то ведь я сюда попал… — скорее для себя, чем для своей собеседницы пробормотал я.

— Мне тоже интересно, как ты сюда попал, — безразличные интонации в голосе девушки резко контрастировали со смыслом её слов.

— Подозреваю, что сюда я попал порталом, — высказал я самое разумное на мой взгляд предположение.

— Кейтон является сильным магом? — усомнилась девушка.

— Магии не существует, — усмехнулся я, — а попасть сюда мне, по-видимому, помог вот этот амулет.

И я достал из-за пазухи подаренный Линнеей медальон.

— Разреши взглянуть? — на лице незнакомки впервые за всё время нашей беседы промелькнула заинтересованность.

— Пожалуйста, смотри, — ответил я и, сняв цепочку с шеи, протянул амулет девушке.

Но приблизившаяся ко мне незнакомка, лишь увидев на медальоне оскаленную морду рурха, в страхе отшатнулась:

— Откуда у тебя ЭТО? Ты жрец смерти?

Реакция девушки меня обескуражила, поэтому я, замотав головой, пробормотал:

— Никакой я не жрец! А этот медальон мне подарила моя девушка. На память о совместно проведённой ночи, так сказать…

— Ты отмеченный смертью! — уверенно подтвердила девушка. Значит, ты её жрец.

И вдруг глаза незнакомки испуганно округлились:

— Ты хочешь взять мою жизнь?

И впервые на её лице появился страх… Девушка на несколько мгновений замерла в неподвижности, после чего медленно опустилась на колени, положила лук на землю и склонила голову, обнажив тонкую изящную шею. Увязанные на затылке в узел белокурые волосы незнакомки сбились, обнажив большие заострённые сверху листовидные уши с маленькими пушистыми кисточками на концах. Мутантка! Всё, приплыли…

* * *

Вторые сутки я иду по лесу вместе с аборигенкой, назвавшейся Ирумой. После того, как недоразумение разрешилось и мне удалось убедить девушку, что я не жрец неведомой богини смерти, пришедший за её душой, она успокоилась и стала вполне адекватной, засыпав меня информацией о мире, в который я попал. Мир называется Эдем, и находится в галактике, которая явно не входит в состав Оканийской империи. Ирума утверждает, что такой империи в этом мире вообще не существует, но тут я подвергаю её слова вполне обоснованному сомнению — откуда-то ведь она знает наш язык. Легче всего предположить, что я попал в отколовшуюся от империи колонию переселенцев, что не есть хорошо, но всяко лучше, чем то, в чём меня пытается убедить моя провожатая. Далее — правит миром якобы богиня Мара, которую никто не видит, но все знают, что она есть. Ну, кто бы сомневался! Боги — они такие… На алтарях Мару изображают в облике рурха. Кстати, вот и ещё одна связь с империей — сомневаюсь, чтобы рурхи жили ещё где-то кроме нас, ведь звери не умеют пользоваться порталами. Мара — единственная богиня в пантеоне, и, следовательно, я столкнулся с культом единобожия. Правда, с каким-то странным культом — теория зарождения религии, которую я как-то от нечего делать изучал, гласит, что люди чаще всего обожествляют небесные светила и землю, на которой живут. Объясняется это тем, что на начальном уровне развития цивилизации люди не имеют возможности научно обосновать возникновение мира, в котором живут, и присваивают авторство его рождения божественной сущности. Здесь же люди обожествили смерть, наделив её аватарой и считая богиню смерти одновременно ответственной и за жизнь. Некоторая логика в таком подходе есть — без жизни не было бы и смерти. Но всё равно как-то слишком сильно натянуто… Ну да создатель с ними — пусть веруют во что хотят, лишь бы меня в свою веру не агитировали. Помирать в ближайшее время я как-то не намерен, тем более после своего чудесного спасения. Но что-то я отвлёкся — Ирума закончила с восхвалением своей богини и перешла к её жрецам. Итак, ниже Мары стоят жрецы — их власть практически безгранична, их слово считается законом. Они имеют право карать и миловать и никому, за исключением своего божества, за свои действия не отчитываются. То есть убить могут любого, где хотят и когда хотят. Вместе с тем сами жрецы — личности неприкосновенные и не подчиняются никому, кроме богини. Якобы сама богиня смерти следит за тем, чтобы её жрецов не обижали — за убийство жреца обязательно последует жестокая кара. То-то девчонка так испугалась, когда приняла меня за служителя своего культа. Подумала, наверное, что я убью её за направленную в мою сторону стрелу, восприняв её поступок как покушение на мою жизнь…

Пока я размышлял об особенностях религии аборигенов, Ирума рассказала мне о своём народе. Сами себя они называют эль-фа, что значит люди леса. Или те, которые живут в лесу. Когда-то давным-давно их предки ушли порталом из другого мира, чтобы жить в единении с природой. Ага, а знание имперского они вынесли из того мира — кто бы сомневался… Понятно теперь, откуда девушка знает про порталы и почему вместо современного оружия до сих пор бегает с допотопным луком — единение с природой предполагает одновременно отказ от всех благ современной цивилизации. Хотя если судить по тому, что одной стрелы оказалось достаточно, чтобы свалить огромного зверя, которого остановит разве что армейское штурмовое плазменное ружьё, то местные луки — оружие вовсе не безобидное, и игрушками их считать будет опасно. Я бы даже сказал — смертельно опасно. Нужно оставить себе в памяти зарубку на будущее — не воспринимать местную цивилизацию как примитивную и предельно серьёзно относиться к местным воинам, тем более что даже местные девушки не боятся выходить в одиночку против серьёзного противника.

Политическое устройство страны, в которую я попал, простое до примитивизма — а чего ещё ожидать от лесных жителей. Страной, или, как говорит девушка, миром правит выборное лицо, что-то вроде нашего императора. Ирума назвала его королём. Вот, наконец-то, мы и добрались до истинных властителей Эдема. Король здесь избирается один раз и до самой своей смерти, после которой проводятся выборы нового властителя. Преемственность по родственному принципу отсутствует, что, по идее, должно понизить степень коррупции. Само собой, что король находится на ступеньку ниже в иерархии власти, чем даже самый последний жрец, но тут кроется какой-то нюанс, который я сразу не смог разобрать, а Ирума отказывается пояснить — говорит, что скоро сам во всём разберусь. Пока же я для себя уточнил, что сферы ответственности жрецов и короля находятся как бы в разных плоскостях, не пересекаясь. В принципе, понятно — церковь не лезет в дела государства, а государство не интересуется тем, чем занимаются последователи местного культа. Далее — король назначает наместников, которые правят определёнными участками территории от его имени. Ниже наместников располагаются старосты, или градоправители — в зависимости от величины населённого пункта. Эти старосты собирают налоги, оставляя себе за труды часть награб… в смысле — собранного, и отправляют выручку наверх. Они же являются высшей исполнительной властью в поселении, являясь одновременно и судом, и полицией. Если староста не справляется с возложенными на него обязанностями, он имеет право привлекать помощников, которых набирает из местных жителей. Правда, есть нюансы — наёмным работникам положено платить, вследствие чего практика возложения обязанностей руководителя на своих помощников применяется редко и лишь в исключительных случаях, несмотря на то, что средства у старост имеются. Жрецы, как я понял, существуют за счёт пожертвований, специального сбора на содержание церкви не существует. Так как населённым пунктом, в котором живёт Ирума, руководит староста, можно сделать вывод, что живёт она в деревне. Или в посёлке, что для меня одно и то же — в принципе, без разницы, как называть спрятавшийся в диком лесу небольшой населённый пункт, насчитывающий всего несколько сотен жителей. Деревня её занимается охотой и немного земледелием. Да, ещё собирательством — по осени собирают то, что выросло в лесу. Как я понял из рассказа девушки, на еду им вполне хватает, даже на налоги и продажу остаётся.

Из дальнейшего разговора я узнал, что в Эдеме есть деньги. Как они выглядят — Ирума обещала мне показать, как только мы вернёмся в деревню, потому что с собой у неё денег нет. Не нужны ей деньги в лесу, и тут я девушку отлично понимаю — если целыми сутками бегаешь по лесу, то каждая кроха поклажи на счету, лишнюю тяжесть таскать на себе никто не хочет. Кстати, налоги, составляющие десятину, можно платить и деньгами, и натурой, то есть собранными или выращенными продуктами либо сделанными своими руками вещами. Деньгами выгоднее — натуральные продукты староста оценивает по сильно заниженным ценам, в городе, если отвезти самим, товары удастся продать значительно дороже, даже если сдать их оптом перекупщикам. Но сами жители добытый ими товар, а это преимущественно дары леса, в города не возят — не хотят терять своё время. Перевозками занимаются специальные караваны сборщиков налогов, которые за счёт разницы курса покупки-продажи и живут. Собственно, деньги у односельчан Ирумы появляются за счёт сдачи мытарям излишков добытой в лесу продукции сверх обязательного, но, как уже было сказано ранее, необременительного ежегодного налога. Из этой информации я сделал вывод, что дороги между населёнными пунктами в Эдеме всё-таки есть, а то, что я ни на одну из них за всё время моих блужданий по лесу так и не наткнулся, говорит лишь о моём фантастическом "везении".

В городах сосредоточились торговцы, которых иногда называют менялами, и ремесленники, специализирующиеся на изготовлении сложных товаров — оружии, посуде, хорошей качественной одежде, предметах обихода. Тут, правда, я не слишком хорошо понял — Ирума на мой наводящий вопрос сказала, что и посуду, и оружие, и одежду жители её деревни умеют делать сами. Кстати, одежду, которая на ней, девушка сшила сама, использовав для её изготовления собственноручно выделанную кожу из собственноручно добытых ею животных. Правда, ткать она не любит, а немногие имеющиеся у неё домотканые вещи выменяла на добытые ею меха и кожу — в деревне Ирумы несколько женщин весьма ловко управляются с ткацким станком и обеспечивают всю деревню дешёвой и высококачественной тканью из растительных волокон. Сырьё для ткацких станков добывается из молодых побегов какого-то тростника, в изобилии растущего недалеко от деревни. Некоторые прядут из шерсти — надо только брать шерсть с определённых животных. Там же, неподалёку от деревни, имеются залежи железной руды, из которой жители делают металлические изделия, выплавляя металл в небольших самодельных плавильнях и насыщая расплав легирующими добавками, о существовании которых не в курсе разве что малые дети. То есть и с лёгкой промышленностью, и с металлургией местные жители знакомы не понаслышке. Зачем им тогда города — не понимаю…

Выяснил я и цель, ради которой девушка забралась так далеко от своей родной деревни. Целью, что очевидно, оказался раненый отважной охотницей и добитый мною зверь, которого, в переводе на имперский, Ирума назвала иглобрюхом. Девушка выслеживала его больше недели — животное чрезвычайно редкое, чуть ли не занесённое в местную красную книгу, и его шкура ценится на вес золота или того, что тут является мерилом ценности. Правда, используется не сама шкура, а покрывающие её сплошным ковром вместо шерсти длинные и даже на вид необычайно острые иглы. Девушка, выяснив, что я не претендую на трофей, и получив моё согласие на разделку туши, сильно обрадовалась и тут же кинулась снимать шкуру вместе с иглами, пояснив, что в них содержится магия жизни. Из дальнейших путаных объяснений я догадался, что сами иглы полые и внутри содержат какое-то редкое биологически активное вещество, предположительно — местное лекарство, обладающее сильно выраженным оздоравливающим и чуть ли не омолаживающим эффектом. То-то у меня порезы от игл так чесались… По крайней мере, шкуру с туши девушка сняла с предельной осторожностью — меня к этому процессу даже не подпустили, смотрел издалека. Потом Ирума тщательно вычистила шкуру, стараясь не прикасаться к острым концам иголок, и, расстелив её на траве, аккуратно скатала в скатку, внимательно следя, чтобы оказавшиеся внутри шкуры иголки не сломались, после чего, тщательно упаковав, засунула шкуру в висящий за спиной рюкзак, перетянув кожаными ремешками. Видимо, оценив моё терпение, девушка пояснила:

— За эту шкуру я куплю жизнь своего брата.

Подобное заявление, разумеется, не оставило меня равнодушным, и я потихоньку вытащил из своей спутницы подробности.

У Ирумы оказалось два брата — один старший, другой младший, а также младшая сестра. Со старшим братом случилась какая-то неприятность, и он умирает. То ли убился, то ли отравился — я так и не понял, но спасти его может только жрец — ни одно лекарство не помогает. Однако отношения с этим жрецом у Ирумы явно не сложились — любвеобильный жрец давно уже положил глаз на младшую сестрёнку Ирумы и хочет взять её в жёны, выставив этот брак как условие спасения юноши. Вероятно, сестрёнка моей спутницы действительно редкая красавица, если даже сама Ирума признаёт, что по сравнению со своей младшей сестрой выглядит менее эффектно. Родители тоже против брака — о жреце в деревне ходит дурная слава, он уже неоднократно брал себе жён, но ни одна из них после этого долго не жила, все рано или поздно умирали. Ирума сказала, что это потому, что жрец ради увеличения собственной силы приносит своих жён в жертву богине смерти. Своей сестре девушка подобной участи не желает, поэтому предложила равноценную замену — расплатиться за лечение брата иглами с эликсиром жизни. Так сказать, жизнь за жизнь. Каждая игла, а их на шкуре — тысячи, при использовании даёт примерно один год дополнительной жизни. Да уж, неплохой биологический стимулятор синтезируют местные представители фауны… Но есть, оказывается, и условие — чаще, чем один раз в год, применять иглы жизни нельзя — можно умереть от передозировки. В малых дозах этот эликсир — лекарство, а в больших — яд. Интервал, разумеется, неточный — плюс-минус пару месяцев, но само лекарство из организма выводится очень долго, а допускать передозировку, используя несколько игл одновременно или в течение небольшого промежутка времени, категорически запрещено. Это, якобы, самый верный способ досрочно встретиться с Марой, так как активное вещество имеет свойство накапливаться в организме, а выводится из него крайне неохотно. Я, разумеется, тут же поинтересовался способом применения — оказалось, что нет ничего проще. Достаточно просто уколоться, и полая изнутри игла, пробив кожу, впрыскивает в тело содержащееся в ней под небольшим давлением вещество, которое Ирума назвала эликсиром жизни. Услышав инструкцию по применению, я переспросил свою спутницу — не ошибается ли она, ведь я, столкнувшись с этим её иглобрюхом, получил в своё тело эликсира не то что на год, а как минимум ещё на одну жизнь. В доказательство я показал множественные нанесённые иглами порезы на своей груди с уже запёкшейся на них кровью, сменившей свой цвет с тёмно-бурого на коричневый со странным зеленоватым оттенком, которые девушка внимательно осмотрела и озадаченно сказала:

— Это действительно иглы иглобрюха… А зелёный оттенок на твоих царапинах — следы воздействия эликсира жизни. В малых дозах он заставит твой организм помолодеть, выводя из него токсины, шлаки и мутировавшие клетки, но в больших очень опасен. Вероятно, от неминуемой смерти тебя защитила сама богиня. Всё, что свыше одной иглы — смертельный яд, от которого не спасёт даже магия.

Опять магия… Я напомнил девушке, что магии не существует, есть обычные и вполне объяснимые с точки зрения здоровой человеческой логики физические процессы.

— Ты уже не первый раз говоришь, что магии не существует, Кейтон, — озадаченно ответила девушка. — Возможно, мы говорим о разных вещах. Под магией я понимаю вот это…

И Ирума вытянула перед собой руку ладонью вверх. Я хотел переспросить, что она хочет сделать, но все слова застряли у меня в горле при виде разгоревшегося над ладонью девушки яркого, разбрызгивающего жёлтые искры огненного шара, от которого даже на расстоянии нескольких шагов ощущался нестерпимый жар.

Подержав над ладонью плазмоид несколько мгновений, девушка каким-то образом убрала его, втянув обратно в ладонь, и опустила руку, переспросив:

— Так понятнее?

— Куда уж понятнее, — ответил я обескуражено. Если принять за данность, что технические устройства для генерации подобных энергетических объектов у Ирумы отсутствуют, то я действительно столкнулся с явлением, описываемым фантастическим словом "магия"…

* * *

Именно магией девушка разожгла небольшой костёр во время нашей первой ночёвки. Насадив на тоненькие прутья молодого орешника куски парного мяса иглобрюха, предусмотрительно вырезанные ею из туши в процессе снятия шкуры, Ирума приготовила нам ужин и, накормив меня мясом, сказала:

— Если будет тошнить — скажи мне.

— И что ты сделаешь?

— Сниму симптомы. Магией. После нашей еды тебе может стать плохо — тошнота, рвота, головокружение.

— А тебе не будет плохо? — удивлённо переспросил я, подозрительно оглядев зажатый в руке прутик с остатками запечённого мяса. — Ели-то мясо мы оба.

— Мне — нет. Но если ты действительно из другого мира — тебя будет тошнить от нашей еды.

— То есть ваша еда для меня ядовитая?

— В нашем мире сейчас для тебя ядовито всё, пока не привыкнешь. Акклиматизация.

— И в чём она должна заключаться? — поинтересовался я.

— Твой организм должен полностью обновить весь набор содержащихся в нём веществ. В Эдеме другая вода, другой воздух, другой набор химических элементов и соединений. Это не смертельно, но поначалу может доставить некоторые неудобства.

И тут я вспомнил, что в первые дни своего путешествия меня действительно сильно мутило, и я тогда даже предположил, что отравился местными орехами. О чём я Ируме и рассказал.

— Ты действительно пришелец из другого мира, Кейтон, — уверенно сказала мне девушка. — Возможно, наша встреча не случайна.

— Почему ты так считаешь? — переспросил я.

— Скажи, какое твоё самое большое желание? — вопросом на вопрос ответила девушка.

— Вернуться домой, — признался я.

— И что тебе для этого нужно? Вернее, как ты планировал вернуться?

— Я хотел найти кого-нибудь из местных жителей, чтобы они помогли мне добраться до портальной станции. У вас ведь есть портальная станция? Её не может не быть — как-то ведь вы попали на эту планету.

— Твоё желание исполнилось, Кейтон. Ты нашёл местных жителей, встретившись со мной. И я попытаюсь помочь тебе, если ты, в свою очередь, поможешь мне.

— Но чем я могу помочь?

— Ты связан со смертью, Кейтон. Спаси моего брата, и тогда я сделаю для тебя всё, что пожелаешь. Я даже готова расплатиться за услугу собственной жизнью.

— Я не отказываюсь от помощи, — растерянно пробормотал я, — но не знаю, как смогу это сделать.

— Я научу, — улыбнулась девушка, — в нашей деревне есть алтарь.

— А порталы? У вас есть порталы?

— Жителям Эдема они не нужны. При необходимости мы умеем сами строить порталы, но для этого нам необходимы координаты места, куда нужно попасть. Координаты твоего мира, который ты зовёшь Оканийской империей, мне неизвестны, но существует возможность их узнать.

— Какая? — я чуть не подпрыгнул от нетерпения.

— У тебя на теле знак богини смерти, — девушка указала пальцем на висящий на моей шее медальон, — спроси у неё сам. Правда, для общения с богиней нашего деревенского алтаря, скорее всего, будет недостаточно — я не помню случая, чтобы богиня лично отвечала на молитвы нашего жреца. Тебе, скорее всего, придётся посетить Тсану — так мы называем нашу столицу, и задать свои вопросы верховному жрецу — он не только является проводником воли богини на земле, но и имеет доступ к столичным архивам, оставшимся ещё от древних. Если где-нибудь в нашем мире и есть информация о твоей родине, то именно там. Покопаешься в архивах, поспрашиваешь верховного жреца. Думаю, отмеченному смертью он не посмеет отказать.

— А ваша столица далеко?

— К сожалению, далеко, но разве ты торопишься на встречу со смертью? — улыбнулась девушка.

— Твоя фраза несколько двусмысленная, — вздрогнул я от осознания второго смысла сказанных девушкой слов, — мне хотелось бы не помереть, а вернуться в свой мир.

— Всё в руках богини, — успокоила меня Ирума, — и жизнь, и смерть. Придёшь в Тсану, найдёшь главный храм богини Мары и там задашь свои вопросы. А добраться до столицы я тебе помогу. Даю слово. Если ты поможешь мне…

— Тогда я спокоен за своё будущее, — вернул я девушке улыбку и, подхватив ещё один прутик с пропёкшимся мясом, задал давно уже мучавший меня вопрос:

— А почему ты не убила иглобрюха магией?

Вопрос, надо сказать, был не лишён серьёзных оснований — после наглядной демонстрации паранормальных способностей моей спутницы я понял, что самое смертоносное оружие в руках Ирумы — это не лук, а как раз то, что сама она называет магией. Огненный шар, сотворённый девушкой, будучи посланным в иглобрюха, уничтожил бы зверя на месте, и ей не пришлось бы бежать за подранком. Правда, в этом случае мы бы не встретились — портал, оказывается, переместил меня в глухой участок дикого леса, в котором практически не появлялись люди, и даже сейчас, в половине пути до деревни Ирумы, нам ещё как минимум трое суток ходьбы.

— Магия уничтожает магию, — неожиданно ответила девушка.

— Не понял, — удивился я.

— Убитый магическим способом иглобрюх теряет силу жизни, — пояснила девушка.

Понятно… Содержащийся в иглах лекарственный препарат в случае применения магии портится. Наверное, испаряется от жары и разрушает иголки. Тут в мою голову пришла гениальная мысль — если иглы не выдерживают высокой температуры, животное можно убить холодом или каким-нибудь другим способом. Замерев в предчувствии разгадки очередной тайны, я спросил у девушки:

— Ирума, скажи, а кроме огня ты можешь сделать ещё что-нибудь такое же смертоносное? Вот, к примеру, если вместо иглобрюха на тебя нападёт крупный хищник, как ты защитишься?

— Убью из лука, — искренне ответила девушка.

— А если у тебя не будет лука или закончатся стрелы?

— Ты, наверное, имеешь в виду, насколько большим арсеналом заклинаний я обладаю? — понятливо улыбнулась Ирума.

Догадавшись, что меня раскусили, я с улыбкой подтвердил.

— Мне было бы очень интересно. Или это тайна?

— На самом деле перечень плетений, которыми я владею, достаточно обширен — двенадцать рун первого порядка, восемнадцать рун второго порядка и что-то около двух сотен различных конструктов на их основе.

— А это много или мало?

— Много, Кейтон. В посёлке немногие умеют больше, чем я. И, отвечая на твой вопрос, убить иглобрюха я могла как минимум девятью различными заклинаниями из школы магии.

— А остальные сто девяносто?

— Или неэффективны, или, наоборот, слишком эффективны. Или предназначены для другого.

— А почему тогда ты ими не пользуешься?

— Как не пользуюсь? — удивлённо переспросила девушка, махнув рукой в сторону костра. — А костёр я чем разожгла?

— Но иглюбрюха ты убила стрелой!

— Стрелой удобнее, да и попортила бы я иглы магией. Я тебе уже говорила — магия уничтожает магию.

— А если на тебя нападёт хищник? У вас же есть хищники?

— Использую то, что для меня удобнее. Магия тоже не всесильна, Кейтон, иногда требуемого легче достигнуть обычными средствами. К тому же многие животные нашего мира защищены от прямого магического воздействия — так пожелала богиня. Впрочем, со временем ты сам всё увидишь и привыкнешь.

— Понятно… — пробормотал я.

Больше о магии разговоров не возникало — Ирума воспринимала её как что-то обыденное, само собой разумеющееся, и пользовалась магией так же свободно, как люди моего мира столовыми приборами, а я тихонько смотрел и запоминал. Подозреваю, что подобное знание мне когда-нибудь обязательно пригодится…

* * *

В нашем путешествии, продолжающемся уже третьи сутки, прояснился и вопрос с ушами аборигенов, так заинтересовавший меня в самом начале нашего знакомства с Ирумой. Оказывается, такие уши у местных жителей развились в процессе эволюции. Древние эль-фа по своему внешнему виду ничем не отличались от меня, но постоянная жизнь в лесу накладывает свой отпечаток и на характер, и на телосложение. Тела аборигенов, приспособившись к необходимости скрытного передвижения в лесных зарослях, стали стройнее и гибче, улучшилось зрение и слух. То-то мне показались необычайно большими, как у ребёнка, глаза девушки… Увеличенные в размерах ушные раковины, кстати, не только улавливают любые, даже самые слабые звуки, но ещё и определяют их направление, обретя способность двигаться на манер кошачьих. Некоторые люди в моём мире тоже умеют проделывать подобные трюки, но здесь, на Эдеме, этим умением обладает каждый. Своеобразные акустические локаторы помогают эль-фа лучше ориентироваться в лесу, когда зрение, по известным причинам, отказывает. То-то Ирума, в отличие от меня, перемещается по лесу с грацией дикой кошки, всегда выбирая наиболее удобную дорогу и даже не обращая внимания на путающуюся под ногами траву и мелкие кочки. К слову, здесь иногда продолжают рождаться люди с обычными, как у меня, рудиментарными ушами, поэтому Ирума при нашей первой встрече совсем не удивилась моему внешнему виду, заинтересовавшись лишь незнакомой одеждой.

Постепенно разговор перетёк с современной жизни местных жителей на древних — я всё же пытался установить хотя бы приблизительно, когда и откуда предки Ирумы пришли на эту планету. Выяснить удалось немногое — сама девушка никогда не покидала леса, всю жизнь проведя в своей деревне. Нет, расположение ближайших населённых пунктов она знала, равно как была в курсе местной географии, но соседние точки постоянного проживания эль-фа являлись такими же лесными деревнями, как и та, в которой жила девушка. Воистину лесные жители… Неплохое образование аборигены получали прямо в своём посёлке от местного жреца, который в обязательном порядке обучал детвору основам грамотности — счёту, чтению, письму… Что радовало — наличие письменности говорило о том, что население Эдема не слишком сильно деградировало по отношению к уровню образования в империи. Откуда знания получил жрец? Традиция, оказывается. Жречество здесь не только проводит волю богини в массы, но ещё и поднимает уровень образования до минимально необходимой планки, играя роль учителей. Таково, оказывается, желание богини — ей не нужна безграмотная паства. Зачем все жители учатся, ведь насильно получить образование нельзя — обучаемый должен сам захотеть учиться, иначе знания просто не задержатся в голове? И тут всё оказалось далеко не просто и завязано, ну кто бы сомневался, на религию. Якобы самые прилежные и самые образованные получают после своей смерти возможность переродиться кем-то большим, чем они были раньше. Ирума прочла мне целую лекцию о реинкарнации, переселении душ и другой мистической дребедени, плотно переплетающейся в умах местных жителей с нормальной, научно обоснованной информацией. Кстати, иглобрюх, которого девушка убила, являлся, по её утверждению, разумным зверем с душой когда-то умершего охотника. И именно поэтому его тело обрело способность аккумулировать жизненную силу и выделять её на кончиках своих иголок. Эль-фа, оказывается, не делают различий между зверями и людьми, полагая, что всем населяющим Эдем живым существам присущ разум и в следующей жизни родиться можно кем угодно — на всё якобы воля богини. Что-то мне от подобных перспектив уже дурно становится — не хотелось бы, умерев, возродиться в шкуре какого-нибудь иглобрюха, пусть я и не верю ни в реинкарнацию, ни в местных богов. Оставлю в своей голове заметку — умирать мне категорически противопоказано. Дополнительным неприятным для меня известием оказалось то, что о широко распространённой в империи процедуре омоложения местные жители тоже или не знают, или забыли. Что, впрочем, неудивительно — если целебные свойства иголок иглобрюха являются правдой хотя бы наполовину, то одна только лежащая в рюкзаке Ирумы шкура потянет на тысячи, если не десятки тысяч сол чьей-то жизни, а способ применения содержащегося в иглах эликсира жизни на порядки проще и дешевле, чем омолаживающие операции Камэни, и доступен в этом мире каждому, кто способен держать в руках оружие. Вот и нарисовался источник потенциального бессмертия аборигенов. Кстати, в разговоре с девушкой я уже непроизвольно называю солы годами, ло — днями, а ри — часами, постепенно привыкая к местному языку…

Раз уж зашёл вопрос о времени, от своей спутницы я выяснил, что история местной цивилизации насчитывает как минимум десять тысячелетий, но, скорее всего, этот срок правильнее будет увеличить как минимум вдвое, если не втрое-впятеро. Откуда взялась цифра десять — так местная столица, по уверениям Ирумы, была основана после объединения всех местных жителей в единое государство примерно десять тысяч лет назад, тут же став сосредоточием власти и, разумеется, знаний. Туда же, в столицу, едут обучаться будущие жрецы, возвращаясь уже обладающими неведомыми для всех остальных знаниями, которые постепенно, от года к году, передают остальным жителям. Возвращаются, кстати, порталами, знания о строительстве которых получают только они и только после продолжительного обучения. Так я узнал, что в столице имеется академия — единственное высшее учебное заведение в Эдеме. У меня появился ещё один стимул отправиться в Тсану — по заверениям Ирумы, это было единственное место, где я мог получить не только информацию о порталах, но и реальную помощь в возвращении домой. Наполненное лекциями о жизни Эдема путешествие продолжалось…

Загрузка...