В центре города возвышается величественное здание, почти касающееся облаков. Его фасад блестит, отражая солнце, окна ловят лучи и посылают их настолько далеко, что те касаются окраин.
Внизу, где располагается вход в обитель закона и власти копошатся сотни людей. Двери почти не закрываются, впуская и выпуская их.
У высотки останавливается колонна из трёх премиальных авто. Водитель споро выбегает, открывая дверь. Из машины выходит коренастый седой старик в строгом костюме и с зачесанными назад волосами. Он гладит бороду и смотрит наверх, еле слышно шепча.
— Куда уже выше? Решили, что доберётесь до задницы господа нашего и хорошо так её лизнёте?
Отдав честь своему возрасту и закончив с брюжанием, он входит в здание.
В лифте играет классическая музыка, заставляя посетителя перенестись во времена своей молодости.
Воспоминания сменялись, то в них присутствовала мелодия и в глазах калейдоскопом проносились десятки танцующих дам, удерживаемых кавалерами за тонкую талию, будто цветы в вазе. А в другой момент они прорезались шумом выстрелов и облачками пороха, таявшими в предрассветном тумане. Ощущением крови во рту и холодом зимних переходов их батальона.
Иной раз он видел кавалькады всадников, штурмующих холм, где окопались противники. Пули, летящие в кого угодно, но не в него. Лай приказов десятников и шаги тысяч ног, поскрипывающих кирзой.
Из омута памяти его возвращает колокольный звон, оповещающий, что он вместе с охраной прибыл на нужный этаж.
Выходя из лифта, не растерявший обаяния старик улыбается секретарю.
— Вам назначено? — не поддаваясь на чары, спрашивает девица, что годится ему во внучки.
— Нет, солнце моё, просто скажи Никифору, что приехал Павел Матвеевич, — спокойно произносит он.
Секретарша оценивающе смотрит на трёх телохранителей в чёрном, выглядящих, как гробовщики и передаёт имя начальнику.
— Впустить… — приходит сухой приказ по связи.
— Проходите, вас ожидают, — дарит ответную улыбку вежливости девушка и теряет к гостю интерес, в линзах её очков отражается монитор компьютера и забавная розовая надпись «Знакомства ждут тебя…».
Решив более не мешать прелестнице устраивать личную жизнь, Павел входит в кабинет, затворяя за собой дверь.
Кабинет просторный, массивный стол по центру, три стены облеплены полками с документами, небольшой диванчик по центру, два кресла по бокам от него и панорамное окно за спиной владельца апартаментов.
— Добрый день, Павел Матвеевич, — расплывается в улыбке мужчина сорока лет с моложавым лицом и чёрной как смоль шевелюрой. Его глаза притворно радостны, но старого князя не провести, эти глаза источают холод.
Но как бы белый воротничок не старался, ему не тронуть усталого сердца. Ещё лет двадцать тренировок и такой взгляд может обмануть кого угодно, но ведь двадцать лет надо прожить.
— Никифор Анисимович, — кивает старик, любопытно осматриваясь. — Ты забрался куда выше, чем год назад.
— Работаем-работаем, — всё так же притворно сетует хозяин, вышедший из-за стола и пожавший крепкую ладонь гостя.
— А скажи мне Никифор, знаешь ли ты что-то про Баламутовых, — сходу начинает о делах князь.
— Вот так сразу? Без чая и прелюдий? — наигранно изумляется чинуша, проходя на своё место.
— Некогда мне, Никифор, некогда, — качает головой князь, сводя вместе кустистые брови. — Прелюдии оставь своим женщинам, а мне скоро на покой, не хочу тратить время.
Хозяин кабинета заметно напрягается.
— Слышал, Баламутовы хотят забрать твою долину у Ильменя, — вслух размышляет он. — Правильнее сказать, хотели… Теперь они получат только по два метра на погосте.
— Знаю, знаю, вся столица трубит, — кивает Павел Матвеевич, присаживаясь в кресло и закидывая ногу на ногу. — Только вот думаю я, что не их это идея. Что скажешь?
— А чья-ж ещё? — поёрзав на месте переспрашивает чинуша.
— Вот это ты мне скажи, порадуй старика, — невзначай говорит князь, осматривается вокруг и цокает языком. — Хорошо тут у вас, сталь и бетон, высоко сидите далеко глядите. Выделишь мне этаж, для своих нужд? Пожалуй один мне может отойти по праву. Сколько я их построил под тобой, чтобы посадить сюда. Кажется, когда мы познакомились ты сидел на шестом, а сейчас на двадцать третьем.
— За что я очень благодарен, — сконфуженный резким стартом и манипуляциями чиновник глядит в стену, плотно сжав зубы. — Да только не знаю, кто мог такое провернуть. Баламутовы не так сильны, тут вы правы, без чьей-то помощи не стали бы даже пробовать.
— Скажи мне, Никушка, скажи, — елейно советует старик. — Пролей бальзам на старое сердце.
— Не знаю, честно, — крестится при этом чиновник. — Знал бы, обязательно сказал.
— Жаль, жаль, — качает головой князь. — Жаль, что те, кто со мной связался, не знают, что играют с дьяволом. За мной не станется, перетрясу каждую крысу в этом городе, но найду.
— Вы можете, — соглашается Никифор.
— Могу, — кивает в ответ князь. — Подумай ещё дорогой, вдруг что вспомнишь, номер мой у тебя есть, буду ждать звонка.
— Всенепременно, — Никифор встаёт, кланяясь гостю. — Простите, Павел Матвеевич, дела.
— Понимаю, понимаю, — сокрушается старик. — Служба не ждёт. Прощай Никифор.
— До встречи, — нервно кивает чиновник.
— А вот это тебе выбирать, — уже уходя отвешивает князь, закрывая двери.
— В смысле, мне выбирать? — в глазах Никифора Анисимовича застывает паника, до него с опозданием доходят словесные кружева князя. — Вот же бл…ть! Алла, быстро пригласи ко мне главу СБ!
— Уже набираю…
— Убрать её? — скучающе спросила Мара, готовая в любую секунду прыгнуть на Елену и расправится с ней.
— Нет, выполняйте приказ, я разберусь, — спокойно говорю я, отправляя кровососов на задание.
Оба запрыгнули на клинки и были таковы, растворяясь в ночи. Мы остались с Суворовой вдвоём.
— Что ты видела? — поинтересовался я.
— Ничего, — не растерялась Елена, сделав при этом шажок назад, видимо слова Мары откликнулись в ней страхом.
— Пусть это так и будет, — закончил с разговором я. — Ложись спать, завтра мы вернёмся в город.
— Если завершим дело, — не согласилась она.
— А есть сомнения? — усмехнулся я.
— Теперь их стало меньше, — задумчиво ответила девушка и пошла в дом.
Я тоже отправился к себе в спальню, размышляя над событиями этого дня.
Мне нужны оборотни, крайне нужны. Задерживаться тут более я не могу.
Мыслями снова вернулся к отцу, что лежал в коме.
Обязательно стоит заглянуть в кузню, пожалуй, наш гость готов.
Немного поворочавшись, я уснул, чтобы снова открыть глаза уже утром.
В комнату кто-то мягко ступил, тревожно замерев, я проверил своих фамильяров, успокаиваясь.
— Нашли? — спрашиваю, открывая глаза.
— Нет, — окутанная мягким утренним светом отвечает Мара. — Облетели все окрестности, никаких следов.
— Это плохо, — сажусь на кровати.
— У нас есть время, чтобы поправить твоё настроение, — Мара присаживается рядом, скидывая кожаную куртку и снимая майку через верх.
Оседлав меня, вампирша грозится задавить двумя мягкими полушариями. Неплохая мысль, разрядится перед сложным днём.
Одеяло уже стянуто, а горячие губы ищут ответный поцелуй. Привлекаю вампиршу ближе и подминаю под себя, стягивая с неё остатки одежды.
Кровать мерно скрипит, коготки Мары скользят по моей спине, старательно зажимаю девице рот, чтобы она не будила остальных. Мне это почти удаётся, заканчивая, она сотрясается всем телом и вызывает во мне волну оргазма. Тем самым заставляя расслабиться и убрать руку. Дом оглашает сладострастный стон, переходящий в грудной рык.
— Вот жеж срань, — ругаюсь я.
— А мне понравилось, — деловито одевается вампирша. — Считаю, что зарплата получена.
— Ты щас по жопе получишь за такие фокусы, — продолжаю ругаться я.
Мара не до конца натянув штаны падает, поперёк, прижимая мои ноги. Перед глазами предстаёт обтянутая тонкой полоской трусиков задница, с ещё не сошедшими следами от моих лап.
С удовольствием шлёпаю её, она довольно слазит и чуть подпрыгнув, забирается в штаны. Уж что-что, а местная мода на минималистичное нижнее бельё мне нравится.
— Мы свободны? — уточняет Мара.
— Пока нет, — отрешённо отвечаю я. — Послушай, а кто-то из людей может опознать в тебе вампира? Есть какие-то способы?
— Нет, — чуть подумав, качает головой она. — Если только сильный одарённый, но лишь тогда, когда ранит.
— Значит, всё как и прежде, — подвожу итог я. — Пожалуй, ты пойдёшь со мной на завтрак.
— Зачем? — заинтересованно спрашивает она.
— Могут быть проблемы, — делюсь опасениями. — Подстрахуешь. Не люблю оборотней, слишком быстрые.
— Быстрее тебя?
— Нет, но если их будет несколько, а что-то подсказывает, что так и есть, могу не выдержать.
Солнце уже давно взошло, горланили петухи, слышался стук в дверь.
Открываю, встречая селянку, что принесла еду.
Корзинка перекочевывает ко мне, а тысячная банкнота к ней.
Расставляю завтрак, всё как люблю, тёплая горка блинов, сметана, яйца и литровая бутыль с молоком. Так же немного чая и какие-то сладости в блестящих обёртках.
Одна из «конфет» перекочёвывает к Маре, которая тут же с удовольствием скалится, пережёвывая шоколад.
— Поможешь? — указываю на кухню. — Я совсем там ничего не знаю.
— Мужчины… — как само собой разумеющееся произносит вампирша.
— Я могу растопить печь и приготовить еду, но думаю эта чудо машина намного быстрее, — кивком указываю на плиту.
— Сколько же тебе лет? — недоумевает Мара. — И как ты до них дожил…
— Мне готовили, но повар сейчас в отлёте, — туманно парирую я. — Но тебе он понравится, клыки у него побольше чем у тебя.
Мара шумно сглатывает проглатывая десерт.
— Тоже вампир? — любопытничает она.
— Нет, кот, — ещё больше ввожу её в непонимание.
— Чудной ты, — бросает девушка и идёт готовить завтрак. — Нечисть тебе служит, будто ничего не боишься.
— А ещё я сплю с нечистью, за что вероятно попаду в ад, — добавляю я.
— В аду плохо, не греши, сын мой, — доносится с кухни.
— У меня там свои люди, точнее рогатые, — бормочу себе под нос.
Разминаюсь и умываюсь, пока из открытого окна кухоньки доносится бряцание посуды.
Со временем просыпаются все служители закона, выбираясь из спален, совершая утренний моцион.
Встречаемся за большим столом в общей комнате, из кухни выныривает Мара, неся шипящую сковородку. Лена узнаёт в ней вчерашнюю незнакомку и бледнеет. Ульяна отошла и практически равнодушна, лишь бросает короткое.
— Так вот какой у нас сегодня будильник, — укоризненно смотря на меня.
— Природный, я бы сказал, — киваю я.
Лена задумчиво кусает губу.
В этот момент в домик заявляется сладкая парочка, Веня с Целестиной. Кажется, пухлик лишился невинности, походка вальяжная, держит женщину за талию, да так, что та даже смущается. Может потому, что его рука норовит опустится ей на зад?
— Собрались? — строго спрашивает Алексеев. — Вылетаем через тридцать минут.
— Но, мы так и не выяснили, кто похитил людей, — спорит Ульяна.
— Госпожа Целестина рассказала интересную историю, — толстяк проходит к столу и бесцеремонно берёт блин, заталкивая его в рот. — В прошлой деревне, где жили эти двое, одной ночью произошло то же самое. Они пропали, никто толком ничего не понял. Лишь царапки внутри и никого.
— И? — настаивает Юсупова.
Краем уха слушая препирательства, смотрю на руку Целестины. Она всё в той же повязки. Видимо так трудилась ночью, что забыла сменить. В голову приходит неожиданная догадка.
— Скорее всего они просто ушли в другое место, странная парочка, — сетует Целестина и лукаво смотрит на Веню, от чего тот смущается. — Так стоит ли это разбирательства?
— Я считаю нет, — собирает свои яйца в кулак Веня.
— Мы останемся, — Ульяна не собирается сдаваться. — Проверим всё ещё раз.
— Это приказ, — гневно надувается Вениамин, изображая самца павлина. — Вы, госпожа Юсупова, как младшая по рангу, обязаны подчиняться главе группы надзора.
— Я обжалую решение, — с угрозой отвечает аристократка.
— А что у вас с рукой? — спрашиваю старосту, вклиниваюсь в перепалку надзорщиков.
— Поранилась, когда занималась по хозяйству, — щебечет та.
— Не перебивай меня… — взвизгивает Веня, тучно смотря мне в глаза.
— Хорошо-хорошо, — поднимаюсь. — Я лучше вообще выйду.
— Давно пора, — победно заявляет тот и продолжает. — Юсупова, мне связаться с начальством?
Вот же обморок… Как таких вообще на работу берут? Что за род такой? Если там подобные кадры разводятся, вероятнее всего не очень умные люди. А может и чересчур умные, раз этого валенка подальше убрали, до следующей зимы как говорится…Кипя гневом, иду во двор, где нахожу большое полено. Прикидывая его размеры, довольно киваю сам себе.
Захожу в дом, глаза девушек расширяются. Веня что-то самозабвенно втолковывает Ульяне, даже не подозревая, что его ждёт.
Одна Мара начинает хлопать в ладошки, прыгая на месте, будто именинница.
— Субординация, пункт первый… — важно рассказывает пухлик, а затем обращает внимание на нестандартную реакцию Мары. — А ты ещё кто такая?
Вампирша указывает пальчиком ему за спину, но повернуться тот не успевает.
Удар поленом коварно выбивает из него сознание.
— Ну, точно валенок, — огорчённо замечаю я. — Духовный доспех не поставил.
Лена подносит ладошку ко рту. Целестина отпрыгивает в сторону.
— Вы…вы… — заикается она, бледнея на глазах,
— Я….я… — передразниваю в ответ. — Руки на стол, быстро.
— Нет, я буду жаловаться! — её глаза мечутся по комнате в поисках выхода.
— Мара! — щёлкаю пальцами.
Вампиршу дважды просить не надо. Она в секунду вырастает перед Целестиной и заламывает её здоровую руку, впечатывая лицом в стол, да так, что подпрыгивают тарелки.
Беру раненную руку и разматываю бинты.
— Митрофанов, это слишком, даже для тебя… — предостерегающе говорит Ульяна, смотря на вырубленного Веню.
Справившись с бинтами, показываю руку ей.
— Полкан, — догадывается она.
— Да, — удовлетворённо резюмирую я. — Она держала пса, когда Ивана и Наталью вытаскивали из дома. Она же и указала на них. А когда пёс бросился…
— Он разозлился на неё, — осеняет Елену, да так, что она не сдерживает своих мыслей, рассуждая вслух.
— Верно, — подтверждаю я
— Уу… — стонет женщина.
— Рассказывай, где они? — приказываю ей.
— Не знаю…
— Значит всё-таки не один, а несколько, — довольно ухмыляюсь я. — Ты не возразила против множественного числа. Теперь давай договоримся, если ты не рассказываешь, где твои друзья, я тебе покажу своих, идёт?
— Меня накажут, — сдавленно говорит Целестина, начиная лить слёзы. — Они не простят.
— Иначе ты просто умрёшь, Мара!
Кровососка обнажает клыки, заставляя Целестину перестать реветь.
— В доме, они у меня в доме, точнее под ним, — бессильно отвечает она.
— Отпусти, — приказываю вампирше и та откидывает старосту к стене.
— А как давно ты тут руководишь? — вдруг приходит запоздалая мысль.
— Ха-ха-ха, — раздаётся холодный смех со стороны Целестины и она поднимается на ноги с блеском в глазах — Я думала не догадаешься, мальчишка.
— Назад! — кричит Ульяна, отзывая Суворову и они пятятся в сторону выхода.
Лицо смеющейся Целестины удлиняется, с неё пластами слазит кожа, падая на пол. Хватает трёх секунд, чтобы женщина почти обернулась, смех из человеческого превращается в лай, но ей было не суждено закончить трансформацию.
По комнате проносится тёмная молния, затем вторая и мы наблюдаем, как у стены падает тело оборотня без головы, начинающего обратный процесс превращения.
Слева в углу стоит Маркус, держа свою трость, которая как оказалось является ножнами для клинка. Справа у входа Мара, держащая голову, медленно возвращающую человеческий лик.
— Быстрая, — хмыкает Маркус, с печалью глядя на разодранную штанину.
— Но мы быстре-е-е-е… — протягивает довольная Мара. — А вообще, это не она быстрая, а ты медленный, старый.
— С огнём играешь, — качает головой её родич.
— Идём в дом, надо выяснить, кого она укрывала и какого хрена тут происходит, а потом можем и отчаливать. Мне уже тут надоело, — недовольно говорю я, выходя из домика.
— А у вас всегда так? — сконфуженно спрашивает Суворова, на мягких ногах покидая наше пристанище.
— Похоже теперь всегда, — нервно отвечает ей Юсупова.
Подходим к дому Целестины, вампиры проскальзывают внутрь. Жду, пока меня не зовёт Мара.
Входим следом, слуги стоят посреди комнаты. Вопросительно смотрю на них. Маркус кивает в сторону пола.
— Нц, нц, нц, нц, нц, — цокаю языком я. — Хорошие пёсики, выходите, иначе я сожгу эту халупу дотла и из вас получится сотня хорошо прожаренной собачатины.
С полминуты стоит тишина.
Шумно вздыхаю, играя на публику, что заняла места в партер… в погребе.
— Раз, два, три, четыре, пять, я иду искать, кто не спрятался, тот пусть не гавкает…
Под полом слышатся звуки борьбы, а потом и возмущённый женский голос.
— Мы не собаки!
Следом мужской.
— Инга, ну вот кто тебя за язык тянул…