Студент из прошлого тысячелетия

Глава 20 Вековое ожидание

Проснулся от настойчивого мяуканья.

Не помню, как заводил будильник. И уж точно не помню, что ставил такую мелодию.

Через несколько секунд доходит, что это всего лишь Мальгус.

— Какого хрена? — спрашиваю, открывая глаза. — Который час?

Смотрю на кошака на груди, а он смотрит в свою очередь в сторону часов на тумбе.

Восемь ноль-ноль.

— Ты точно дух? А не швейцарские часы… — с подозрением спрашиваю кошатину, тот уставился в ответ на меня, имитируя поведение натуральной кошки.

С трудом встаю. В такие моменты мир привлекателен и мил, как лошадиный череп. Голова слегка гудит, есть стойкое ощущение, что Мальгус перед побудкой нагадил в рот, но в остальном, жить можно.

Перемещаюсь к шкафу, осматривая свои скудные пожитки. Богатый и молодой, а в гардеробе по-прежнему висит пара тряпок, не более. Надо будет прикупить новой одежды, эта трещит по швам, да и новая эпоха обязывает. Тут встречают по одёжке, провожают, впрочем, тоже по ней.

Как сомнамбула двигаюсь в уборную.

Выбираюсь из душевой, изрядно посвежевший и проснувшийся.

С кухни несёт ароматной выпечкой и сосисками. Хорошо иметь порабощённого духа, плохо для фигуры, но в целом можно и потерпеть.

Из соседней комнаты, расположенной на втором этаже, выходит заспанная Емельянова, имени которой я так и не узнал. В розовом халатике, залитая светом и мятая, будто всю ночь сражалась не на жизнь, а на смерть. На голове ободок с золотистой вышивкой в виде короны, удерживающая волосы.

— С добрым утром, ваше высочество, — бодро приветствую сожительницу.

Реакция неоднозначная. Блондинка бледнеет, хотя, куда уж больше. Затем пятится, смотря на меня расширяющимися глазами.

— Какое я тебе высочество, Митрофанов? — потерянно шепчет она.

— Ну, корона на твоей голове, — поясняю я.

Она снимает ободок с головы, смотрит на него, затем на меня, как-то раздосадовано, что ли. Под ногами появляется Мальгус, начиная обтирать штанины мягким боком.

— А кто там готовит? — принюхавшись, спрашивает она, переводя тему.

— Он, — указываю на котейку.

— Какой ты хороший, лапочка, спасибо тебе, — блондинка садится на корточки, вытягивая руки к пушистому комку.

Дух принял материальное воплощение, так что с лёгкостью запрыгивает ей на руки.

— Мы спустимся через десять минут, — говорит Емельянова и закрывает двери.

Пожимаю плечами, направляясь к кухне, где уже стоят тарелки с ароматной едой.

Накладываю себе салат и беру пару сосисок, уплетая их с яйцами и запивая крепким кофе.

Парочка появилась и правда через десять минут, увидев их, падаю на пол, сотрясаясь от смеха. Дух недовольно смотрит на меня.

На Мальгусе розовый бант, пушистые щёчки в красных румянах, будто он алеющая от комплиментов девица. А на губе, что это, помада? Аха-ха-ха-ха…

— Будешь знать, как диван портить, — со злорадством выдаёт Емельянова.

Кот взирает на неё с откровенным шоком. Так и надо, а что ты думал? Перебежчикам нигде не рады. Полагал, что это проявление любви? Нет, это месть.

Пф!

Кот растворяется в воздухе, на пол падает облачко румян и бант.

Блондинка довольная собой садится за стол, приступая к еде.

— Как тебя хоть зовут? — вытирая слёзы, спрашиваю я. — Страна должна знать своих героев.

— Елизавета, — отвечает блондинка, виртуозно управляясь с вилкой и ножом.

— Значит, Лиза, — киваю. — Очень приятно, моё имя ты уже знаешь.

Завтракаем и собираемся на занятия.

— Пойдёшь в этом? — удивляется однокурсница. — В комнате форма, надень её. Иначе оштрафуют и заставят переодеваться.

Замечаю, что она в униформе.

Юбка — карандашная стружка. Белая блузка, галстук и пиджак с нашивкой на груди. На ногах чулки и удобные кожаные туфли.

Взбегаю по лестнице на второй этаж. В шкафу формы нет, а вот на кресле у окна… И как я её пропустил?

Спускаюсь уже одетый, Емельянова терпеливо дожидается у двери.

— А рюкзак с тетрадями и планшетом? — закатив глаза, спрашивает она.

— За него штрафуют? — уточняю я.

— Нет, — качает головой сожительница.

— Тогда завтра возьму, пошли, иначе опоздаем.

— Завтра начинаются выходные, — вздыхает Емельянова.

— Ещё не начали учиться, а уже отдыхать? — удивился я.

— А ничего, что завтра суббота? — поднимает бровь блондинка. — Да и легче в учебный процесс войти.

— Почему ты не ушла, пока я переодевался? — задаю мучающий меня вопрос.

— Чтобы познакомиться, — со смирением отвечает Емельянова. — Прошение о расселении отменили.

— Что-ж, идём.

Говоря это, выхожу на улицу, радуясь последним солнечным и относительно тёплым денькам.

По немногочисленным улицам к академии стекаются студенты. Щебечут оставшиеся на зимовку птицы. В общем, одним словом — благодать.

На входе в здание учебного заведение, меня тормозит староста нашей группы. Невысокая девушка с каштановыми волосами, аккуратным вздёрнутым носиком и двумя хвостами волос на голове.

— Митрофанов, держи, это штраф, — она суёт мне в руки лист бумаги. — Оплата до пяти вечера, пока работает бухгалтерия, оплати сегодня, иначе попадёшь на ещё один штраф.

Выдав ценные указания, она разворачивается и уходит по своим делам.

— Ты сказала, штрафов не будет! — возмущаюсь я.

— Я и сама так думала, — непонимающе хмурится Лиза. — Дай посмотрю.

Передаю ей лист.

— За порчу газона во внутреннем дворе академии, за нанесение морального ущерба студентам, за применение разумного оружия без разрешения в противоправных действиях, — перечисляет она, а её брови всё поднимаются и поднимаются.

— Было, было, и это было, — соглашаюсь со всеми обвинениями.

— Надо повесить плакаты: осторожно, злой Митрофанов. Страна должна знать своих героев в лицо, — гадко ухмыляется Емельянова и тоже покидает меня, оставляя наедине с собой.

Расписание, наверняка, в рюкзаке, рюкзак дома, а это означает, что…

— Снова потерялся? — ко мне подходит Лебедева. — Идём, я как раз шла в аудиторию.

— Моя спасительница, — смотрю на неё с обожанием, от чего Лебедева чуть не прыгает в окно.

— Ты в порядке? Опять моя аура? Тебе плохо? — нервно спрашивает преподавательница.

— Нет, никакой магии, как вы могли подумать, — осуждающе кручу головой. — Только светлые чувства, высотою до облаков.

— Фух… — выдыхает Лебедева. — Видимо, я слишком сильно переволновалась вчера.

— Это был ваш первый раз? Ну, со студентом…

— Нет, конечно, — через пару секунд до девушки доходит, как это прозвучало, и она краснеет, ускоряя шаг. — Не в этом смысле. Просто раньше ученики так на меня не реагировали.

— Правда? — удивляюсь я. — Думал у такой красивой девушки это обычные будни.

— Так, Митрофанов, мы так на урок опоздаем. Оставь комплименты для девушек своего возраста, — пытается изобразить строгость молодая преподавательница, но выходит мило и совсем не страшно.

— Боюсь, это невозможно… — отвечаю я с сожалением.

Мозг тем временем рисует картину. Представляю девушку своего возраста. Вот мы лежим на зелёном лугу, считая звёзды и вдыхая аромат цветов. Вот нас венчают, затянутый в чёрное священник зачитывает речь.

— Клянётесь ли вы любить друг друга, и в горе и в радости. В богатстве и в бедности. В болезни и в здравии. Пока ветер не разлучит вас…

Почему ветер?

Ну, в моих фантазиях в роли невесты выступает глиняная амфора с прахом. А как иначе вы себе представляете девушку четырёхсот лет от роду? Большинство их них давно стали удобрением, как бы это цинично ни прозвучало. А те, что по какой-то причине живы, скорее предпочтут пылким речам и цветам пояс из собачьей шерсти. Пояса у меня нет, хотя может кошачья сгодится?

Сюжет прокрутился в голове за секунду, и я прыснул от сдерживаемого смеха. Лебедева поняла это по своему, особенно, когда у меня снова заблестели от слёз глаза.

— Эй-йей, ты чего? — вдруг останавливается посреди коридора она и берёт меня за плечи. — Только не расстраивайся, мы действительно не подходим друг другу. Тебе семнадцать, а мне двадцать шесть. К тому же, меня уволят… Это недопустимо, имею ввиду не увольнение, а морально-этическую сторону подобной связи.

— Но, Оксана Фёдоровна, получается это неправда? — разыгрываю комедию я, поняв, куда дует ветер.

— Что? — растерянно переспрашивает преподавательница.

— Что любви, покорны все возрасты, — горько выдавливаю я, отворачиваясь, чтобы не выдать ухмылку на пол лица.

— Это не так, но, понимаешь, — она пытается меня повернуть к себе.

Слава всем богам, мы в пустом коридоре, все уже сидят и ждут своих преподавателей. Пока я тут пытаюсь получить высшую актёрскую награду в спектакле для одной зрительницы.

Наконец-то справившись, Оксана подозрительно смотрит мне в глаза.

— Антон, ты не плачешь⁈

И почему голос такой разочарованный? Леди, может я не первый студент в вашей короткой карьере?

— Я просто смеялся, вспомнив утренний случай, — объясняю Лебедевой, заодно рассказывая о ситуации с Мальгусом.

Она улыбается, а в финале истории и вовсе звонко смеётся в одно время с прозвучавшим звонком.

Входим в аудиторию уже оба вытирая выступившую влагу в уголках глаз и сразу попадаем в перекрестие полусотни взглядов.

— Кхм… — Лебедева принимает строгий вид. — Митрофанов, не опаздывай больше, иди на своё место.

— Понял, спасибо учитель, — направляюсь к Варе, падая рядом.

— Думаю, вы уже готовы к уроку, — занимая своё место за кафедрой, произносит преподавательница. — Пожалуй, мы приступим. Сегодня поговорим о пяти величайших одарённых, которых помнит современная история. Каждый из них почти всю жизнь шёл к совершенству и у каждого есть чему поучиться. Кто мне назовёт все имена? Да, Милонова…

— Алексей Дмитриевич Светлов, по прозвищу Светлый, величайший лекарь в истории. Михаил Антонович Борзых, паладин, прозвище — Молот. Стародубцев Никита Владимирович, прозвище — Старик. Конев Семён Афанасьевич, прозвище — Левиафан. Артур Иванович Быстров, прозвище — Ледяной. Именно эти имена прописаны в современной истории мира.

— Спасибо, Милонова, всё верно, — ответила Оксана Фёдоровна. — Сколько их них сейчас живы?

— К сожалению, девятый ранг смогли открыть только трое, Ледяной, Старик и Молот, — всё так же без запинки ответила Милонова.

Удивляюсь. Не думал, что кто-то кроме Старика выжил и смог развить свой дар. Оказывается, таких трое. Но, думаю, это не все. Что знают двое, знает и свинья.

Мои мысли подтверждают следующие слова учительницы.

— Мир помнит много достойных имён, — произнесла Лебедева с грустью. — Многие из них живы по сей день. Например, та же Хризалида Яковлевна Павловская, написавшая учебник по современной истории, «Книгу Жизни» для лекарского дела и многое другое. Она стара и имеет только восьмой уровень, но будучи целителем, поддерживает своё тело. Последние несколько лет Хризалида Яковлевна не выходит в свет, о ней мало чего слышно, но, тем не менее, хороший пример.

Сердце застучало чаще, Листик жива, вот как…

Надо обязательно её найти.

— Говоря о людях, изменивших своим влиянием реальность, в которой мы живём, надо сказать, какие уроки стоит из этого вынести. Светлов также является автором многих книг и создателем уникального метода работы с энергоканалами, названного в честь него, именно её мы и станем изучать в первую очередь. Не овладев техникой Светлова, вы не можете считать себя лекарями. Сейчас разбейтесь на пары, даю вам десять минут на то, чтобы отработать вчерашнее упражнение.

Занятие началось, на этот раз мы не стали выходить, занимаясь слиянием на своих местах. Соединить энергетику с Варей вышло довольно быстро. Лебедева не обделила нас вниманием и задала отрабатывать внутреннее зрение, чтобы найти те самые каналы, которые нам предстоит латать.

Задача оказалась куда сложнее, чем я мог себе представить. Для меня человек представлял собой пятно, одно большое пятно. Я никогда не заморачивался структурой меридиан. Попросту не было времени. А когда война подходила к концу, освоение стало в разы сложнее. Это как стрелять по бабочкам из корабельной пушки, не самый простой навык.

Силясь что-то разглядеть в ауре Вари, я с завистью скрипел зубами. Ведь девушка в отличие от меня справилась быстрее. Конечно же, напарница помогала, отдавая должок, но до самого конца урока я так и не добился результатов.

Ближе к концу урока, занялся поиском информации о Листике в интернете. Говорили, что она живёт тихой жизнью за городом, где император лично подарил ей небольшую усадьбу и безземельный дворянский титул. Но, точного адреса я не нашёл.

Оно и понятно, Листик была настоящей звездой. Улыбаясь про себя, не заметил, как все покинули класс.

— Митрофанов, пора на следующий урок, не заблудись, у вас сейчас практика в госпитале, а затем физподготовка, — окликнула меня Лебедева.

— Вы не знаете адреса Хризалиды? — спрашиваю наугад.

Оксана удивлённо смотрит на меня, затем взгляд меняется на подозрительный.

— Откуда ты знаешь? — пара красивых гляделок пытается меня проткнуть.

— Что знаю? — недоумённо спрашиваю я.

— Знаешь, что я её поклонница, — вздыхает Лебедева. — Похоже, я сама себя выдала.

— У меня больная бабушка, я бы хотел поговорить с Хризалидой, — сочиняю я. — Но адреса в интернете не нашёл.

— И не найдёшь, — по-простому отвечает она.

Спустя один продолжительный взгляд, я получаю нужные сведения.

Конец занятий видится очень далёким.

В госпитале мы мучительно долго истязаем спящих под наркозом мышей, разрезая на части и пытаясь срастить клочок ауры, который мне не доступен. Преподавательница, сухонькая леди в кружевном сером платье по имени Степанида Кондратьевна Шевцова, рассказывает нам о том, как правильно исцелять неодарённых.

Различия не то чтобы фундаментальные.

В случае с одарённым в первую очередь сшиваются энергетические потоки, а уже во вторую плоть. А на примере животных и простых людей без развитого магического потенциала, всё намного проще. Главное соединить мясо таким образом, чтобы оно не приросло как попало.

Нет, энергетически сущность неодарённого тоже страдает. В основном это касается проводимости, которая сильно связана с нервными окончаниями. Будто нервы заменяли простакам энергоканалы. На примере мыши, отрезав ей лапку, а затем срастив её, Степанида Кондратьевна показала, что не всё так легко.

Лапка оказалась отрезана от ауры, представлялась бледной и безжизненной в магическом спектре. И лишь восстановив угасающую часть, мы смогли вернуть бедному созданию чувствительность.

Мышь кстати всё это время скакала по клетке, задрав зад, и волоча за собой непослушную лапку.

Дождавшись окончания занятий, бегом покидаю академию. Вслед мне что-то кричит парочка поджидающих на улице девушек в лице Евдокимовой и Суворовой.

— У меня дела, — отмахиваюсь я, вызывая клинок. — Надо увидеться с Хризалидой Яковлевной.

— Снова какая-то девица… — шепчет Суворовой Настя.

Не слушая, что они там говорят, взлетаю, сверяясь с картой на телефоне.

Через час внизу появляется опрятный дом с желтеющим яблоневым садом, под деревьями которого лежит приличное количество жёлтых плодов.

Снижаюсь перед калиткой, спрыгивая на землю.

Дом выглядит ухоженным, ко мне по дорожке уже направляется молодая девушка в самом соку. Лет двадцать на вид. Одета в простое платье фиалкового цвета и ботинки, выбивающиеся из наряда. На плечах кожаная курточка, взгляд мечет молнии.

— Хризалида Яковлевна не принимает! — встав по ту сторону ограды, отрезает девица.

— Прошу прощения, но я как бы это странно не звучало, её старый друг, — вежливо начинаю я. — Не могли бы вы передать ей пару слов. Прошу вас.

— Разве не понятно? — упирает руки в бёдра девушка. — Я вызову охрану.

— Право, не стоит, — слегка кланяюсь. — Одно слово, даже не два, вы позволите?

Та бессильно смотрит по сторонам. Видимо слова про охрану, не иначе как блеф.

— Слушаю… — спустя несколько секунд отвечает она, склонив голову на плечо.

— Скажите ей «листик», — прошу я.

— Хорошо, — отвечает девушка. — Ждите.

Она удаляется, шагая по дорожке к дому.

— Я подожду, ты ждала четыре сотни лет, Листик, а уж пару минут я выдержу, — грустно шепчу себе под нос, подставляя лицо ветру.