Стрелки Аустерлица

Глава 29

Степан Коротаев тут же забрал у австрийского майора оружие. Ни он, ни виконт не сопротивлялись. Но, оба они, и виконт Леопольд Моравский, и барон Вильгельм фон Бройнер, в ответ на мои слова запротестовали словесно, не считая себя виновными и пытаясь переложить вину за свое распутство на баронессу и ее сестру, хотя виноваты были, разумеется, сами.

Барон с его привычной самоуверенностью поднял брови и произнес, глядя мне в глаза с презрением:

— Князь, неужели вы считаете, что мы одни виноваты в том, что так произошло? Разве мы не были в тот момент окружены женским обществом, которое лишь подстегивало наши пороки? Баронесса и ее сестра, как истинные искусительницы, сами подлили масла в огонь нашего веселья своими пошлыми шутками и фривольными позами.

Виконт Моравский, поддерживая барона, добавил:

— Не скрою, мы с бароном решили выпить и пригласили дам в наше общество. Но единственно ради того, чтобы отметить вашу, князь, славную победу над французами! И именно женщины с их кокетством и флиртом заставили нас забыть о приличиях. Мы всего лишь жертвы обстоятельств. А наша слабость — это следствие женских уловок и манипуляций. Позвольте заметить, что баронесса чуть не убила меня, воткнув мне нож в живот. Потому настоящий пострадавший здесь именно я!

Оправдания их выглядели недостойно и безобразно. Однако, я оставался непоколебим. Зная, что истинная вина лежит на них, я не собирался позволять им избежать наказания, сказав твердо с силой убеждения, которую сам не ожидал от себя:

— Вы, господа, забываете, что каждый взрослый человек несет ответственность за свои поступки. Нельзя перекладывать вину на других, как если бы вы были беззащитными и глупыми детьми, которых обманули. Ваша свобода выбора — это то, что делает вас мужчинами. И не нужно выдавать себя за жертвы обстоятельств, тем более, за жертвы коварства женщин. Это лишь еще более роняет вашу честь в моих глазах. А честь — это не то, что можно разменять на пустые слова и легкие развлечения. Она требует держать себя с достоинством, и вы оба нарушили это священное правило. Вы оба опозорили не только себя, но и всех тех, кто носит звание дворянина. Вы считаете себя выше других, но именно ваша гордыня и привела к этому позору. И не вам, господа, судить о чести баронессы и ее сестры, которые обманулись, приняв вас за благородных особ и потому согласившись составить вам компанию. Вы же обманули доверие этих достойных женщин и теперь обязаны ответить за свои бессовестные поступки, за пьянство и распутство в военное время. Особенно вы, майор фон Бройнер, поскольку являетесь офицером действующей армии. И нарушение вами воинской дисциплины вместе с проявленной халатностью чуть не привело весь наш гарнизон на руднике к гибели.

— Это не так! Я вовремя поднял тревогу и забаррикадировался со своими солдатами внутри каменоломни. Мы не пропустили туда французов! — воскликнул австрияк, оправдываясь после моей отповеди.

— Ну, разумеется. Только вы забываете, что подняли тревогу уже тогда, когда французы захватили весь наш лагерь снаружи каменоломни и перебили половину ваших людей вместе с моравскими добровольцами, разгромив весь наш обоз. Иными словами, вы, напившись, прозевали нападение неприятеля! Да за одно это вас положено отдать под трибунал, — проговорил я жестко.

Тут меня снова попытался разжалобить виконт:

— Вот вы, князь Андрей, как человек строгих принципов, соблюдающий правила чести, могли бы и войти в наше положение. Мы с бароном так устали, так вымотались за время этого ужасного военного похода, что не устояли перед соблазном. Обстоятельства оказались сильнее нас, и, поверьте, все, что случилось на нашем маленьком празднике, произошло не по злому умыслу. Да, мы перепили и не ведали, что творили. Так неужели же нельзя нас понять и простить? А вы, вместо того, чтобы попытаться понять нас, сразу же выносите суровый приговор.

Слушая их неуклюжие оправдания, я понимал, что суть моих слов дошла до виконта и барона, но они не желали сдаваться. Их гордость и тщеславие не позволяли им полностью признать свою вину и раскаяться. Они продолжали спорить, пытаясь оправдать свои действия, хотя в глубине души оба понимали, что их слова — лишь жалкие попытки укрыться от горькой правды. В этот момент виконт и барон столкнулись не только с последствиями собственных поступков, но и с самими собой, с теми своими недостатками, которые пытались скрывать за масками напускного благородства и внешней благообразности. Вот только, разжалобить меня у них не получилось. К тому же, в этот момент вмешался поручик Дорохов, который до этого молча слушал нашу перепалку. Внезапно он громко проговорил, обратившись к барону и к виконту:

— Хватит причитать, как бабы! Вы слышали приказ князя о вашем аресте? У нас военное положение, черт возьми! Так идите с конвойными и молитесь, чтобы вас не расстреляли!

Слова поручика, казалось, повисли в воздухе, барон и виконт затихли, закрыв рты. И я увидел, как на их понурых лицах отразилось все-таки понимание того, что они действительно перешли черту. Они начали осознавать, что их легкомысленные действия привели к серьезным последствиям, и что за свои поступки теперь придется отвечать.

— Вы арестованы! — повторил я громко, и на этот раз в моем голосе зазвучала сталь. Если какие-то сомнения у меня и оставались, то в эту минуту я окончательно решил использовать власть, которую мне давало мое положение командира отряда и князя. Со всех точек зрения я стоял в иерархии выше. И потому, окончательно обретя уверенность в правомочности собственных действий и ободренный тем, что Федор Дорохов на моей стороне, повернувшись к Степану Коротаеву, я добавил:

— Увести барона и виконта в башню и тщательно охранять, чтобы не сбежали!

Когда барона и виконта увели, и я дал указание Владу заняться раной Леопольда Моравского, мы с поручиком, продолжая сидеть возле костра, еще некоторое время обсуждали недостойное поведение наших попутчиков. Мы оба не могли понять, как можно быть столь легкомысленными в условиях, когда вокруг идет война. Федор, с его привычной ироничной улыбкой, высказал мнение, что такое поведение этих двоих — это всего лишь попытка прикрыть бравадой свой внутренний страх гибели. Я же на этот раз больше слушал Дорохова, чем высказывался сам. Погруженный в размышления, я смотрел на языки пламени, греясь у костра и больше думая в этот момент о баронессе, которая получила душевную травму в результате этого идиотского происшествия.

Но, вскоре разговор наш прервали, и в воздухе повисло напряжение, когда разведчики прислали гонцов. Они явились с вестью, которая, подобно новому грозовому облаку, затмила тему пьяного инцидента. Гонцы, запыхавшиеся и взволнованные, доложили о движении больших масс пехоты с запада и с юга. Пришлось сразу же в помощь разведчикам высылать передовые отряды кавалеристов. В результате выяснилось, что это в нашу сторону маршируют австрийцы. Их ландштурм с разных направлений топал к нашему лагерю. Поскольку место сбора ландштурма было выбрано именно здесь — в этом чумном монастыре, ставшем временным пристанищем для нас.

Я взглянул на поручика, и в его глазах отразилась такая же озабоченность, что и у меня. Ведь мы не могли предугадать, как отнесутся к нам австрийские союзники, узнав, что мы арестовали виконта и барона, которые, разумеется, являлись подданными императора Австрии. Как бы то ни было, а намечались очередные перемены, которые приносит с собой война. Мы поднялись, оставив свой костер в центре лагеря, и направились к солдатам, чтобы предупредить всех бойцов о приближении австрийцев.

В морозном воздухе витало напряжение ожидания, которое усугублялось еще и тем, что вслед за вестями о приближении союзного нам ландштурма, поступили и другие доклады. Нам с поручиком разведчики с северного направления сообщили о том, что со стороны Вестина сюда же к монастырю выдвинулся вражеский полковой обоз разгромленного нами французского полка. Получалось, что в этом нас пленный полковник Анри Верьен, допрошенный накануне, не обманул. Обозники действительно выехали из Вестина, направившись к расположению своего штаба, как им и было заранее приказано полковником.

Не подозревая об участи четырех эскадронов конных егерей, которые мы разгромили, многочисленные французские полковые телеги тащились по дороге в нашу сторону, сопровождаемые эскортом из эскадрона гусар. А вместе с обозом ехала и полковая конная артиллерия. И нам еще очень повезло, что она не прибыла в монастырь заранее, сразу вместе со штабом полка. Иначе, исход состоявшегося сражения, очень вероятно, был бы не в нашу пользу. Но, к нашему счастью, самоуверенный французский полковник опрометчиво понадеялся, что легко разобьет небольшой русский блуждающий отряд и без всяких пушек.

В лагере чувствовалась напряженность — каждый из нас, от рядового до командира, ощущал приближение чего-то важного, возможно, решающего момента, на котором закончится уже наше рискованное блуждание по тылам французов, если мы благополучно присоединимся к крупным австрийским силам. Но, мы с Дороховым хорошо знали, что впереди нас ждет не только новое столкновение с французами, но и испытание на прочность нашего союза с австрийцами, которые проявили себя в этой войне совсем не лучшим образом. Среди них явно имелись предатели. Иначе, например, трудно было объяснить досадную сдачу Вены французам, когда наполеоновские вояки прошли по мостам через Дунай и заняли столицу Австрии без единого выстрела. Потом в штабе Кутузова об этом удивительном по своей глупости событии долго шли споры: обманули ли французы князя Ауершперга, командовавшего столичным гарнизоном, или же он сам обманываться был рад, подкупленный французами, раз с такой легкостью позволил супостатам пройти через мосты? Да и дурацкий план сражения при Аустрелице, который австрийцы навязали нашему императору, вызывал слишком много вопросов: то была обыкновенная некомпетентность австрийских генералов, или они все-таки подсунули императорам негодный план намеренно, уведомив о нем еще и французов? Ведь слишком уж уверенно в то роковое утро двинул Наполеон свои основные силы на штурм Праценских высот, словно бы знал заранее расположение наших позиций и направления выдвижения войск на фланги.

Так что неизвестно, как мы поладим с союзниками. К тому же, пока было непонятно, кто подойдет к чумному монастырю раньше. Австрийцы шли пешком по двум дорогам, одна из которых с юго-западного направления проходила мимо рудника, покинутого нами этим утром, а вторая выводила с юга от Лузны к разрушенному мосту, проходя по противоположному берегу речки. Французы же ехали верхом с севера, приближаясь к нам со стороны Вестина. Но, их обозные телеги, нагруженные провиантом и вооружением, тащились по дороге слишком медленно. И конные артиллеристы, везущие свои пушки, а также гусары, сопровождающие их, вынужденно подстраивались под скорость движения телег.

Несмотря на то, что мы с гордостью отмечали в душе недавнюю победу над четырьмя эскадронами конных егерей, действительность оставалась суровой. Эскадрон гусар при поддержке полковой артиллерии представлял собой немалую силу. Наш же отряд оказался к этому моменту изрядно потрепан. Возле рудников погибли многие наши моравские добровольцы вместе с половиной австрийских солдат майора фон Бройнера. Да и семеновцы сильно пострадали, отбиваясь от конных егерей в пехотном каре.

И, разумеется, мы были заинтересованы в том, чтобы первыми к монастырю успели австрийцы. Разведчики доложили, что их тысячи. Тогда, закрепившись в лагере и имея подавляющее преимущество в живой силе, нам не составит труда захватить французский обоз, несмотря на весь вооруженный эскорт. Если, конечно, у австрийского ландштурма окажется командир, с которым быстро договоримся. Ведь австрийцы вполне способны и заартачиться. Например, они могут даже разоружить нас на том основании, что русская армия уже покинула пределы Австрии. А, если учитывать идущие прямо сейчас переговоры о мире их императора с Наполеоном, могут и выдать нас французам в качестве жеста доброй воли. Исключать пока нельзя и такой оборот.

Внезапно Дорохов предложил:

— Ротмистр, позвольте устроить засаду на дороге. Надо бы атаковать внезапно, чтобы французы не успели развернуть свою полковую батарею.

— Боюсь, что у нас осталось слишком мало сил для этого. Наша пехота понесла значительные потери. Справимся ли с такой рискованной задачей? Или все-таки лучше укрепить оборону нашего лагеря с угрожаемого направления и ждать помощи от австрийцев? — высказал я поручику свои сомнения.