Страж

Глава 20

Путь до Колумбийского университета был недолог. Майкл расплатился с водителем и прошел через главные ворота в университетский городок. Сверившись с листочком бумаги, он повернул налево, к той стороне прямоугольного двора, которая не прилегала к Бродвею, и двинулся по направлению к большому зданию, выходившему на Амстердам-Авеню. Он вошел внутрь и остановился перед застекленным списком, над которым было начертано название факультета: «Литература и иностранные языки». Майкл вновь заглянул в свой листочек и отыскал в списке преподавателей имя: Грегор Рудзински. Оно было почти в самом конце. Скорее всего поляк. Адъюнкт-профессор.

Он поднялся по лестнице, нашел 217-ю аудиторию, открыл старинную дверь и очутился в небольшой полутемной комнате.

За письменным столом сидел неряшливо одетый человек лет тридцати. По виду — типичный профессор, какими их изображают в кинофильмах.

— Войдите, — сказал Рудзински.

— Спасибо, — ответил Майкл, присаживаясь.

— Судя по всему, вы тот самый джентльмен, что мне звонил.

— Да.

— Очень интересно.

— Что именно?

— Вы. У меня есть одно хобби, в котором я стал уже профессионалом.

— И что это за хобби?:

— Пытаюсь по голосу определить внешность человека. Вы именно такой, каким я вас себе представлял, просто удивительно, даже одеты так, как я думал. Но… — он замолчал.

— Но?..

— По вашему лицу я вижу, что дело, с которым вы пришли ко мне, не терпит отлагательств. По телефону я этого не услышал. Вот что странно.

— Вы так уверены в серьезности моей просьбы? — спросил Майкл, потрясенный проницательностью Рудзински.

— Да, — с важностью ответил тот.

— А что еще вы можете увидеть? Рудзински улыбнулся.

— Хотите чаю? Он почти готов. — Он повернулся на вращающемся кресле и потянулся за чайником.

— Нет, спасибо, — отказался Майкл. -Вы обязательно должны попробовать. Это очень редкий сорт, с юга Китая. Исключительный вкус и аромат. Точно не хотите попробовать?

— Я никогда не был большим любителем чая. Тем не менее спасибо.

Рудзински кивнул головой на чайник:

— Новы не возражаете, если я?..

— Что вы! — воскликнул Майкл, изумившись, что человек спрашивает разрешения попить чаю в собственном кабинете. Хотя эти европейцы помешаны на правила хорошего тона. Интересно, что бы он стал делать, если бы Майкл возражал?

Рудзински осторожно наливал чай через ситечко.

— Насколько больше хлопот, чем с самоваром, — заявил он, поднимая дымящуюся чашку. — Восхитительно. Что-то есть в этом чае, что успокаивает нервы и проясняет ум. — Он поставил чашку на стол, достал пачку «Пэлл-Мэлла» и предложил Майклу. — Курите.

— Нет, спасибо, я не курю.

— Вообще не имеете вредных привычек?

— : Не совсем так. Я просто не курю.

Рудзински повертел в руках наполовину пустую красную пачку и отшвырнул ее в сторону. Раскрыл ящик стола, вытащил оттуда ручной работы трубку, набив ее, поджег и откинулся в кресле.

— Так что я могу для вас сделать? Вы, помнится, говорили что-то о переводе.

— И вы сказали, что сможете его выполнить.

— Да, если я правильно вас понял. Можно взглянуть?

Майкл залез в карман и извлек изрядно помятый листок бумаги, на который Элисон переписала буквы. Положил его на стол, разгладил ладонью и передал сгоравшему от любопытства профессору. Тот подвинул поближе лампу и пробежал текст глазами.

— Очень интересно. Форма ранней латыни, употреблявшаяся за 300 — 400 лет до правления Цезарей. Ее можно обнаружить лишь в очень древних рукописях.

«Откуда Элисон выкопала это?» — изумился про себя Майкл, а вслух спросил:

— Вы сможете перевести это? Рудзински явно оскорбился и с возмущением ответил:

— — Естественно. По сравнению с другими древними языками и диалектами это довольно просто. На самом деле, если у вас найдется несколько свободных минут, я могу сделать это прямо сейчас. Это недолго.

— Я располагаю вечностью.

Рудзински извлек из ящика стола желтый блокнот, отточил карандаш и с энтузиазмом принялся за работу. Внимание его было абсолютным, он склонялся над столом, словно близорукий монах над священными текстами, глаза его находились в шести-семи дюймах от бумаги, рука с карандашом зависла наготове. Эта скрупулезность вселила в Майкла уверенность, что профессор сделает все возможное, чтобы перевод был как можно более точным. Несколько раз ученый вычеркивал какое-то слово или фразу, вновь перечитывал написанное и подбирал более подходящий английский эквивалент. Каждый раз он бормотал: «Нет, нет, неверно», — а после раздумий восклицал: «Вот так лучше! Гораздо лучше!» Вся работа заняла у него около десяти минут, в течение которых Майкл неспокойно ерзал на стуле, разглядывая корешки книг, которых не то что не читал, но Даже и не знал об их существовании, чиркая что-то на листке бумаги, который выдал ему Рудзински, заметив, что он рисует на столе.

— Готово? — спросил Майкл через некоторое время.

— Да, еще одно слово.., думаю, вот так.., и все! Остальное является повторением первого куска.

Майкл в нетерпении подался вперед. Рудзински зачитал :

«Судьбою предначертано тебе Блаженный край сей неустанно охранять От Зла вторженья или приближенья»

— Это все? — спросил Майкл.

— Да, — отвечал профессор.

— Но страница была… Рудзински перебил его:

— Фраза повторяется пять раз.

— Понятно. — Майкл кивнул. — «Блаженный край», — задумчиво повторил он.

Рудзински начал прибираться на столе.

— Что это означает? — спросил Майкл.

— Не знаю, — пожал плечами профессор. А помолчав, добавил: — Но меня не оставляет ощущение, что это мне знакомо.

— Да?

— Возможно, это отрывок из какого-то литературного произведения, по крайней мере так говорит мой внутренний голос.

— Из какого произведения?

— Вот этого не могу вам сказать. Я лингвист, а не историк и не литературовед.

— Спросите у внутреннего голоса.

— У американцев своеобразное чувство юмора, — заметил Рудзински без тени улыбки на лице. — По правде говоря, я читаю крайне мало из того, что написано не на латыни, древнегреческом, древнееврейском или китайском. А этот отрывок явно взят не из произведения, с которым я хорошо знаком.

— А кто может это знать? Кто-нибудь с факультета литературы?

— Может быть. Но скорей всего вы там сейчас никого не застанете; пятница. Подождите минутку. — Он заглянул в список. — Мистер Шеффер или мистер Паулсон могут быть в курсе. — Он повернулся и взял телефонную трубку. Набрал номер, подождал iaiiiai, набрал еще раз, снова подождал, затем повесил трубку, убедившись, что нужного человека на месте нет. Снова заглянул в список и набрал другой номер. Там тоже никого не оказалось.

Майкл встал и принялся шагать по комнате.

— Откуда вы взяли этот текст? — поинтересовался профессор.

— Откуда? Из одной старой книги.

— Можно взглянуть?

— У меня нет ее с собой.

— Жаль. Это могло бы пригодиться. А почему бы нам не поступить так? Оставьте перевод у меня до понедельника, а я поговорю с кем-нибудь, кто сможет определить, откуда взят отрывок, если это действительно кусочек какого-либо литературного произведения. И я вам позвоню.

Майкл кивнул. Выбора у него не было, хотя перспектива ждать ответа до понедельника не особенно ему улыбалась.

— А вы не знаете, у кого еще можно было бы спросить? Это очень важно.

Профессор покачал головой.

— К сожалению, нет.

Майкл взял перевод и переписал его Затем сложил листок втрое и вместе с оригиналом положил в карман — Спасибо за помощь. Вот мой телефон. Если что-нибудь выясните в понедельник, позвоните, пожалуйста.

Рудзински положил листок с номером в карман. Когда Майкл повернулся, чтобы уходить, он улыбнулся и произнес:

— Рад был оказаться вам полезным.

Выйдя в коридор, Майкл спустился по лестнице во двор. Мысли его хаотически блуждали. Он вынул из кармана перевод и снова перечел его. Интересно, не бессмысленно. Впрочем, озадачивало его не столько значение текста. Элисон! Как ей могла привидеться такая белиберда?! На древней латыни. И ведь нет никакой связи между этим и последними событиями или ее рассказами. Но с другой стороны, должно же это иметь хоть какой-то смысл!

Он прочитал текст еще раз. Кто должен охранять? Она? И что это за «блаженный край»? Явно; не одно из тех мест, в которых они побывали за последнее время. Особняк? Глупо. А что за зло имеется в виду? Ответов он не находил. Каждый вопрос влек за собой лишь новые загадки.

Майкл вышел из университетского городка, отыскал телефонную будку и набрал номер. Подождал немного, затем раздался щелчок, и записанный на пленку голос произнес: «Это Вильям Бреннер. Меня сейчас нет дома, но я скоро вернусь. Пожалуйста, оставьте ваш…» Он нажал на рычаг и позвонил в агентство мисс Логан. Там никто не подходил. Тогда Майкл позвонил в справочную, чтобы узнать адрес и телефон Дэвида Карузо, домовладельца. Ему ответили, что сведениями не располагают. Майкл повесил трубку и в раздумье прислонился к стеклянно-металлической стене будки. Он хотел поговорить с мисс Логан, но она оказалась недосягаемой. Он также был не прочь побеседовать с Дэвидом Карузо. Но для этого нужен адрес домовладельца. Можно, конечно, обратиться в полицию, но они скорей всего ничего не скажут, а если и скажут, то возникнут ненужные вопросы. Майкл вышел из будки, заключив, что адрес домовладельца придется добывать окольными путями.

Он пересек Бродвей, доехал на подземке до Фоли-Сквер и отыскал Бюро патентов. Там он изучил патент Джоан Логан. Все оказалось в полном порядке, ничто не указывало на то, что дело здесь нечисто. Не нашел он и никаких упоминаний о компаньонке. Затем Майкл заскочил в управление налогов, где сумел раздобыть адрес Дэвида Карузо. Оттуда он направился в контору мисс Логан. Убедившись, что дела обстоят именно так, как и говорила Элисон, он поехал обратно, через Парк, к Дэвиду Карузо — для того лишь, чтобы услышать от привратника, что тот уехал вскоре после визита детектива Гатца.

Весь последний час Майкл провел словно в лихорадке. Он глубоко вздохнул, решив повторить попытку поговорить с домовладельцем позже. Шансы были невелики, но вдруг он что-нибудь знает и охотнее расскажет об этом ему, нежели полиции.

Майкл побрел по улице, но вдруг остановился как вкопанный, пораженный внезапной мыслью. Он тряхнул головой, но видение не отступало.

Отец Мэтью Галлиран.