Стольный град Ряжск

Фрагмент 8

13

Денисенко

Вот уж воистину — кто предупреждён, тот вооружён. Очень, очень вовремя у нас появился этот автожир. Днём позже, и ситуация сложилась бы по-иному. Просто потому, что колонна рязанского войска, обнаруженная с воздуха Малковым и Ярославцем, уже во второй половине дня встала лагерем примерно в трёх километрах (по прямой) выше устья Хупты и стала готовиться к переправе на левый берег. Не того устья, что будет в наши «исходные» времена, а нынешнего, расположенного почти на километр ближе к железнодорожной платформе «Петрово». Конечно же, ещё не существующей. Там река делает излучину и разливается достаточно широко, образуя неглубокий плёс, используемый в качестве брода. Оттуда до Рясской крепости всего четыре с половиной километра, а до северной окраины нашей — и вовсе два с половиной.

В общем, едва командование отряда подтягивающегося к месту переправы, двинуло через брод конные дозоры, как на луговину левого берега реки вышли из леска три БТР и открыли огонь из крупнокалиберных пулемётов по нашей стороне брода, давая понять, что за него мы рязанцев не пустим. Пули весом больше сорока граммов каждая, попадая в землю, выбивают очень заметные фонтанчики, не заметить которые и не связать с грохотом выстрелов очень даже сложно. Тем более, следом я приказал шарахнуть по прибрежным деревьям: от них только щепки полетели.

Может, это было и лишнее, поскольку явление бронетранспортёров и без того произвело ошеломляющее впечатление на жителей Средневековья, но кашу маслом не испортишь. В общем, случилось, как в анекдоте: «Ша, ша, ша! Уже никто никуда не идёт!». Правда, тут же началась суета по организации укреплённого лагеря у брода: ну, откуда рязанцам знать, что для «крупняка» БТР не расстояние не только те двести пятьдесят метров, с которых мы открыли предупредительный огонь, но и триста пятьдесят, намеренных дальномером до частокола копей на окраине лагеря.

Как я понял, «посланцы» князя Ингваря Игоревича по-любому собирались ставить лагерь в этом месте. Просто исходя из логики: переправа пятисот с чем-то воинов и сотни телег обоза затянется надолго, и топать даже к Рясской крепости им придётся уже по темноте, что не есть хорошо. А вот с утреца — хоть в крепость, хоть на разборки с нами.

Гонцов к моему знакомцу Путяте они всё-таки направили, но не по «нашему», левому берегу Хупты, а по «своему», правому. Проблемы-то в том, чтобы перевезти пяток человек на лодке, никакой нет. Другой разговор, полусотенный и его люди попробовали на своей шкуре, что такое наше оружие, и вряд ли попытаются атаковать нас в тыл. Разве что, в качестве извращённого способа самоубийства. Оставить крепость и присоединиться к войскам, присланным из Рязани? Тоже «не по фэн-шую». Мы ведь можем, хе-хе, подумать, что они её нам оставили.

В общем, ждём-с. Не от моря погоды, а чего решат командиры «карательной экспедиции»: попытаться отогнать три «ящика на колёсах» ещё сегодня, когда окончательно подтянутся растянувшиеся по дороге силы, или подождать до завтра. А вдруг наши «странные звери» проголодаются, и нам нужно будет их отвести от переправы, чтобы попасти?

К тому времени, как первый культурный шок рязанцев начал отходить, я разрешил ребятам, сидящим «во чревах» БТР-6, по очереди выходить для того, чтобы размяться. По-любому успеют либо укрыться под бронёй, либо за стоящими боком к потенциальному противнику машинами, если нам попытаются атаковать. И то, что в странных «зверях» сидят люди, должно было удивить «визитёров». Другой разговор, что вряд ли впечатлит: ну, что такое три «сарая» и вертящиеся вокруг них человек пятнадцать «невооружённых» (ни копей, ни сабель) чужаков?

Ага, не вооружённых! Это Путяту мы встречали с одними пистолетами-пулемётами, а каждый член десанта БТР вооружён АБКМ, автоматом Булкина-Калашникова модернизированным. Оружие, конечно, уже считающееся устаревшим, в армии его заменили более новыми «машинками» калибром не 7,62, а 6,5, но до сих пор половина мира воюет этим «старьём» и не жалуется.

В восемь вечера нам на бронемашине подвезли ужин в термосах. У рязанцев тоже дело к ужину идёт: костры горят, от котлов, висящих над ними, к нам порывами ветра доносит вкусный запах варящегося чего-то мясного. По этому признаку я понял, что атаковать нас сегодня не будут. Ну, разве что, каких-нибудь «пластунов» ночью пошлют, чтобы, как минимум «языка» взять. Потому и приказал бдеть в приборы ночного видения дежурным операторам вооружения БТР и в тепловизоры часовым. А группе поддержки в лагере находиться в готовности № 1. Хотя, конечно, мы сами способны не просто отбиться, но и полностью разгромить всё «карательное» войско.

Предчувствие меня не обмануло: «пластунов» ночью действительно пытались засылать. По опыту ребят, охраняющих переправу через Ранову, их высвечивали прожектором и «приветствовали» очередью-другой из пулемёта винтовочного калибра, предупреждая, что следует вернуться в лагерь. Подействовало с третьего раза, когда тройка лазутчиков пыталась подобраться не через брод, а переплыв Хупту выше лагеря. А там и майская ночь к концу подошла.

Утро выдалось хмурое, как я сам, толком не сумевший поспать из-за ночных «ахтунгов». Да и очень неудобно спать на совершенно неприспособленных для этого сиденьях бронетранспортёра. Хмурый ещё и осознания того, что бойцы хоть после того, как их заменит другая группа, сумеют подремать «на базе», а мне тут оставаться до окончания «стояния на Хупте», до самых переговоров с предводителем рязанского воинства. А они непременно случатся. Либо перед боем, либо после него, либо, чего бы мне хотелось намного больше, вместо кровопролития.

— Товарищ полковник, они, кажется, зашевелились, — объявил пулемётчик, наблюдающий за рязанским лагерем в прицел. — Строиться начинают. Даже не позавтракав.

Правильно делают, что собираются в бой нежрамши. На пустой желудок больше шансов выжить после ранения в живот. Но жаль, жать, что придётся своих же, русских, убивать.

Связался по радио со стройкой, поднял следующую смену в ружьё и приказал выдвигаться к нам. Демонстрация того, что у нас ещё есть силы, не повредит. Хотя уже решил, что автоматно-пулемётный огонь открывать не будем, просто проедем сквозь строй по принципу «кто не спрятался, я не виноват». В том смысле, что будем считать: попавшим под колёса просто не повезло. Проскочим через брод и хорошенько покатаемся по лагерю, оставив «карателей» без обоза. Ну, и «офицерские» шатры снесём ко всем чертям. Настолько я помню, захват «ставки» в это время считается полным поражением.

Войско ещё не закончило строиться, как к нам подъехали ещё три БТР-6. Выводы из мытарств с гусеничными боевыми машинами десанта ребят из Серой крепости я сделал, поэтому настоял на том, чтобы нам «поставили на вооружение» именно колёсные БТР. Не самого нового типа, но для местных нужд их хватает с головой. Там, в мире, откуда пришли переселенцы в Серую крепость, аналоги БТР-6 имеются, но носят название БТР-80, по году принятия на вооружение. В отличие от нашего мира, где нумерация этого вида бронированной техники «сквозная». Почему у них она отличается от системы нумерации прочей бронетехники, я понятия не имею.

Для чего рязанцы выстроили полки на своём берегу, я не знаю. Если ждут, что атакуем мы, то глупость это: мы сразу показали, что собираемся только не пустить их на левый берег, и не предпринимали никаких действий, которые можно было бы трактовать как подготовку к атаке. У них же весь боевой порядок нарушится, когда приступят к форсированию реки, и на наш берег выйдет не строй, а неорганизованная толпа. Ну, да ладно. Это их проблемы.

Ну, наконец-то решились! От конной группы, тусующейся перед строем, отделились трое и верхами проехали по броду. Белого флага, привычного нам в подобных случаях, тут, похоже, ещё не знают. Но намерения этих всадников вполне понятны. Потому, поменявшись местами с оператором и развернув башню с пулемётами назад, вылез из люка башенки и приказал механику-водителю ехать навстречу переговорщикам.

14

Орешкин

Старший прапорщик — дипломат? Да не смешите меня! Хотя, конечно, если приказал прямой начальник (к тому же — самый высокий в здешней иерархии), то приходится подчиняться. Тем более, моя роль в этом задании такая же, как у Кисы Воробьянинова: надувать щёки и молчать, лишь изредка кивая и поддакивая. Но именно мне и «башенному» Димке Смолину полковник Денисенко приказал торчать по пояс в люках БТР, пока он разговаривает с предводителями прибывшего разбираться с нами войска. Ради этого пришлось перебираться в «бэтр» полковника, а десанту из него спешиваться.

Наш командир на здешнем языке балакает почти также, как местные, а мы только начинаем привыкать ко всем этим «бяху» и «ясти», но кое-что уже понимаем. Впрочем, почему «на здешнем»? Язык-то тот же самый, что и у нас, только его очень старый, древний его вариант, в наше «настоящее» время совершенно забытый.

Переговорщики разодеты в очень неплохие доспехи, местами изукрашенные позолотой и серебрением, накидки какие-то цветные у них на плечах. Значит, не самые простые воины: у тех, насколько я видел в оптику, зачастую доспехи просто кожаные. Особенно — у пехоты. А лучники и вовсе одеты, кто во что горазд. В сравнении с этими троими, мы — просто нищеброды какие-то. Хотя, конечно, ткань наших камуфляжей выглядит куда более качественней, чем тряпки на плечах этих павлинов. О, вспомнил, как называется такая накидка вон на том молодом парне! Корзно. Между прочим, признак княжеского достоинства.

И ведь не ошибся я. Парень-то представился как Фёдор Юрьевич, племянник рязанского князя Ингваря Игоревича. По правую руку — воевода Борис Омельянович, а третий, на пару лет постарше Феди, так и остался непредставленным. Тоже молод, но видно, что уже достаточно опытный воин. Ну, и полковник наш поступил также: назвал себя тысяцким, а меня полусотенным.

Ну, Федюнчик после взаимного преставления сразу и начал права качать. Мол поступил тут от граждан сигнальчик, что вы, хулиганы этакие, на чужом районе безобразия нарушаете, честных пацанов третируете. Шли бы вы на свой район, пока вам бо-бо не сделали. А не пойдёте сами, то наша шобла вам так наваляет, что быстрее собственного визга бежать будете, а потом ссаться по ночам начнёте при воспоминании об этом. Не в этих выражениях, конечно, наехал, но смысл я верно передал.

— Запомни пацана, — негромко буркнул мне командир. — Если до рубилова дойдёт, он нам живым будет нужен, а не тушкой.

Ответил он тоже в духе «братков» пришедших на «стрелку» с представителями конкурирующей «бригады». Былом, мол, ваше, а теперь стало наше. Но если вас не устраивает, то давайте либо договариваться, чем можно компенсировать убытки от крышевания спорного района, либо письками меряться, у кого она толще. Но если толще окажется наша — а это именно так — то никакой вам компенсации.

Омельяныч, мужик серьёзный даже внешне, очень уж возмутился на то, что полковник так сильно недооценил толщину ихних детородных органов. Видал, мол, он карликов и повыше, а его братва нашу затопчет и даже не заметит.

— Это вряд ли, воевода, — покачал головой Денисенко. — Вы в бой пойдёте незащищёнными против нашего оружия, а мои люди под железной бронёй будут укрыты.

Он постучал костяшками пальцев по башне.

— Ни меч, ни стрела, ни копьё, её не возьмёт. Так что падут твои вои и дружинники, Борис Омельянович, до единого, не сумев даже царапинку ни одному моему человеку причинить.

— Так чего же ты боишься, тысяцкий, в бой с нами не вступая? — снова раздухарился Федя.

— Не боюсь, княжич. Кровь вашу лить не хочу. Рязани скоро много войска понадобится, чтобы со страшным врагом сражаться, и мы не хотим её оставлять беззащитной перед ним. Если бы хотели, то, даже не сдвинувшись с места, мы перебили бы всё ваше войско. Оружие наше бьёт много дальше, чем ваша рать стоИт. Не хочу вашу кровь лить, потому и предлагаю закончить дело миром. О том полусотенный Путята должен был вашему князю Ингварю Игоревичу отписать: Рязань отдаёт нам земли отсюда до Дона и устья Воронежа, а мы её от татар из Дикого Поля обороняем с полудня. А попросит князь Ингварь Игоревич или его наследник, то и от тех, что вдоль Оки через мордовские земли придут. За земли эти готовы Рязанскому князю добрым железом заплатить. Хоть саблями, наконечниками копей, калёными стрелами да бронной чешуёй, хоть прутами, кои кузнецы сами перекуют в то, что ему потребно будет.

— Татары после Калки сгинули в Диком Поле и больше у русских рубежей не объявлялись. Нечего нас ими стращать! — пробурчал воевода.

— Ненадолго сгинули. Движется их сила огромная к границе Руси. Ратятся они сейчас с половцами и саксинами в низовьях Волги, с башкирцами на Яик-реке, да рубежи булгарские прощупывают. Покорят половцев, башкирцев, булгар, буртасов да мордву, как покорили многие и многие народы и страны до того, и к землям Рязанским подступятся. Их великий правитель царь Чингиз завещал им покорить все земли к закату от них «до самого последнего моря», и приходит теперь пора Руси. А первой из русских земель на их пути встанет именно Рязань.

Стоят, переваривают. Наконец, Омельяныч опять бухтеть начал.

— Сдаётся мне, стращаешь ты нас потому, что боишься, как бы мы твою крепостишку не разорили, а всех твоих людишек в не перебили да в полон не увели.

— Крепостишку? — засмеялся полковник. — Могу тебе показать ту крепостишку, Борис Омельянович, ежели не спужаешься на этом железном коне к ней съездить.

— Войско без воеводы в канун битвы хочешь оставить? — нахмурился тот.

— Не ты, так любой другой, кому и ты, и Фёдор Юрьевич верите. Да хоть боярин, что с вами приехал.

— Крест целуй, что вернёшь боярина Глеба целым и невредимым, — с жаром бросил княжич.

Потянул Спиридон Иванович цепочку из-под ворота и поцеловал нательный крестик. Не знал, что он его носит. Хотя, помня, в каких передрягах ему доводилось бывать, вполне закономерно: на войне неверующих не бывает.

Это был тот ещё цирк, когда Глеб в «бэтр» влезал. Ну, то, что он непривычный, это одно, а вот как он с испугом борется, это совсем другое. И виду подать нельзя, что очкует неподетски, и не скрыть того, что ему страшно. И сам перекрестился, и машину перекрестил (полковник потом пояснил, что рязанцы, скорее всего, и нас, и нашу технику с Нечистым прочно связывают, вот он и «предохранялся» от козней Лукавого в надежде, что и мы от крестного знамения в корчах помрём, и техника наша сгорит синим пламенем).

В общем, с грехом пополам протиснулся на командирское место, чтобы не укачало его, открыли боярину командирский люк и по принципу «мальчик жестами объяснил, что его зовут Хуан» показали, что делать, чтобы он не свалился при езде. «Экскурсоводом» назначили меня, торчащего из башенного люка. И поехали!

Полковник дал указание на саму стройку не заезжать, просто объехать территорию снаружи. Вот мы и покатились по расчищенной от деревьев 'полосе безопасности. За Малиновым оврагом по луговине спустились к Хупте и, чтобы не наводить панику на строителей Рясской крепости, переплыли её. А потом по правому берегу реки добрались и до той излучины, с которой начинали. На кружок, длиной вёрст в пятнадцать, потратили почти час из-за пеньков да петляния между деревьями прибрежных рощиц.

Пока ехали, я пытался представить, как это всё выглядит глазами средневекового человека. Честно говоря, должно очень даже впечатлять. Во-первых, площадь «крепостцы» огромная по меркам этого времени. Во-вторых, если знать, когда мы её начали строить (а Путята наверняка известил о дате нашего появления), от скорости работ волосы должны дыбом встать. Весь контур будущей крепости уже полностью обозначен, лес по нему сведён, что просто невозможно по меркам этого времени: они же тут деревья топорами рубят, а это — ох, как долго! В-третьих, ров с валом на паре участков уже не просто обозначены, а даже вчерне сформированы. В-четвёртых, масса работающей техники и копошащихся на стройке людей. Может, их и поменьше будет, чем припёрлось вояк из Рязани, но ненамного. Но по сравнению с той горсткой, что возится в Рясской крепости, так даже не сравнить. Ну, и в-пятых, Глебушка явно впечатлён и скоростью БТР, и тем, как он спокойно переплыл Хупту.

Высадили боярина, не доезжая метров триста до лагеря рязанцев, чтобы зря не полошить тех. И прямо на глазах войска, всё ещё не распущенного, но явно немного расслабившегося, повторили «заплыв» через реку, чтобы вернуться к своим. Думаю, информации к размышлению воеводе и княжичу Глеб Батькович привёз вагон и маленькую тележку.