23
Орешкин
Какие же они все перепуганные. Шарахаются от всего, в глазах ужас не только, когда мимо них какая-нибудь техника проезжает, громкий звук раздаётся, но и любой наш человек рядом проходит. То ли тот князёк так настропалил, что гонят их к стррррашным чудовищам, чтобы спасти куда более ценных для князька воинов, то ли сами уже что-то про нас надумали. Более или менее невозмутимо держится лишь девчонка лет четырнадцати, одетая в богато (по местным меркам) отделанные кожаные доспехи. Довольно рослая для её возраста. Княжеская дочка, направленная к нам в качестве заложницы, чтобы мы поменяли на неё её брата-наследника.
Но это поведение касается только женщин. Пацаны — те сразу освоились. Особенно те, кому лет семь и побольше. За ними глаз да глаз нужен, чтобы не влезли туда, куда не следует. Как и за всеми ребятишками в этом возрасте: мы же сами точно такими же были когда-то.
Бабёнки, преимущественно, мелкие и чернявые, хотя попадаются среди них и другой «масти». Видимо, русские и булгарки: среди мордвы немало представителей и тех, и других народов живёт. Но у всех огромное достоинство: они все уже замужем были, и их голым мужским, пардон, членом не напугаешь. Чего кривитесь? Думали, небось, что нам их привезли, чтобы мы с ними исключительно о высоких материях и творчестве поэтов Серебряного века рассуждали? А, ещё раз пардон, член вам — не мясо? Жить с ними, как мужчины с женщинами живут, самой что ни на есть половой жизнью. Мужики-то у нас практически все молодые, каждому — и я в этом не исключение — женщину хочется так, что зубы сводит. И сразу же нас предупредили: за изнасилование любой из бабочек или попытку соблазнить ту саму княжну Нарчатку разберутся не по российским законам, а применят «исключительную меру наказания» — кастрацию без использования наркоза. А потом продадут в рабство каким-нибудь среднеазиатским купцам.
Нет, не в качестве проституток они тут появились. Нас сразу предупредили: хочешь бабу — выбери, и, если она не против, живи с ней. И только с ней. И детишек её, если есть такие, воспитывай, как своих.
Кто-то пытался вякать, что они не «олени» какие-нибудь, чтобы жениться на бабах «второго сорта», «пользованных», а то и «третьего», «с прицепом». Им, видите ли, только девственницы подходят для того, чтобы «вступить в серьёзные отношения». Да только когда им рассказали, что в это время девица восемнадцати-девятнадцати лет уже считается старой девой, и ей одна дорога — в монастырь, а в постель к мужу их кладут, чаще всего, в пятнадцать-шестнадцать, так рты и позакрывали. Как бы сексоваться не хотелось, а среди своих прослыть педофилом никого не «греет».
Хотя, конечно, не на многих даже у тех, у кого сперма «из ушей плещется», «окаянный отросток» встанет. Это в киношках нам показывали, что средневековые барышни — сплошь писанные красавицы с умело нанесённым гримёрами макияжем, модельными стрижками ухоженных шевелюр и в аккуратных платьях. Реальность оказалась куда более жестокой.
Во-первых, все эти платья, чаще всего, пошиты абы как. А нередко — из такой дерюги, которую добрый хозяин постесняется бросить в качестве подстилки в конуру дворовой собаки. К тому же — рваной, не единожды штопанной и грязной. Во-вторых, обычаи этого времени не позволяют женщинам ходить простоволосыми, а потому все норовят спрятать волосы под какую-нибудь повязку, навроде платка, или накидку. А то, что выбивается из-под неё, выглядит… малоэстетично: слипшееся, сальное. В-третьих, какой, к чёрту, макияж? Весь он заключается в пятнах копоти на лице да «бахроме» грязи под теми ногтями, которые не обгрызены. В-четвёртых, ощущение такое, что эти бабёнки специально уродуют себя одеждой и теми самыми накидками, чтобы выглядеть пострашнее. В общем, прямо уж раскрасавиц среди них не наблюдается. В-пятых… Даже неудобно как-то про такое рассказывать. В общем, вши у них. А у многих ещё и конъюктивит и всевозможные кожные язвы на тех же руках.
Ясное дело, это всё было в первые дни после появления «барышень» у нас в строящемся городке. Поскольку их немедленно загнали в карантин на пару недель, за забор из сетки-рабицы. Насколько мне известно, всю одёжку у всех, включая детишек, отобрали и отправили на санобработку. Пацанов наголо остригли, а остальных заставили отмываться «до скрипа» дегтярным мыло. Одежду и обувь после всех этих банно-мыльных процедур выдали нашу, новую.
Ну, бабы — они и есть бабы, в новенькое и «красивое» (из цветастой ткани) всегда рады нарядиться. Хотя, как говорят, часть из них вовсе не отказалась прежнюю одежду про запас оставить. Но уже только после мытья и этого переодевания стали выглядеть куда симпатичнее.
Княжна ихняя тоже пока в карантине. Сабельку у неё отняли, а вот кинжал позволили оставить. Как я понял, как признак её высокородного происхождения. Ну, и называют её все «богатырка», хотя, блин, какая богатырка из сопливой девчонки? Может, её в отцовском доме и обучали владеть оружием, да только в таком возрасте просто невозможно многому научить. Ничего, ничего! Если у неё действительно душа лежит к военному делу, то после карантина займутся её подготовкой. Физо, тренировки на выносливость, рукопашка… Глядишь, к тому времени, когда подрастёт, и действительно превратится в физически сильную и подготовленную воительницу.
Кстати, про подготовку. Сидящие в карантине наши будущие жёны и приёмные дети не просто матрасы пролёживают. Те медсестрички, которых «выписали» из нашего времени (а вот вокруг них кобели вьются так, что шагу не дают ступить без «проявления мужского внимания»), не только их мазями мажут, но и целыми днями вдалбливают местным барышням и элементарные правила гигиены, и нормы поведения в нашем обществе, и азы нашего русского языка, очень сильно отличающегося от здешнего, древнего его варианта. Как нам вдалбливают знание того языка, на котором разговаривают в это время.
Во что превратится общение в семьях, где муж будет из нашего времени, а жена из тринадцатого века, я даже представить не берусь. Скорее всего, какая-то настолько невообразимая помесь, от которой у школьного учителя русского языка волосы дыбом встанут. Особенно — если ещё и жена будет мордовкой или булгаркой.
В общем-то, появление женского пола (сначала те самые сестрички, а потом и «подгон» от князя Пуреша) в городке уже благотворно сказалось на наших мужичках. Мужской коллектив ведь моментально оскотинивается при отсутствии баб-с. И стоит оным объявиться, как начинает возвращаться к нормальному состоянию: каждому ведь хочется понравиться представительницам слабого пола.
И это только начало. Вот выйдут «на волю» эти «мордовки» (так уже их окрестили, вне зависимости от того, какой они на самом деле национальности: мордовским князем присланы, значит, «мордовки»), и их место «за забором» должны будут занять «рязанки». По крайней мере, именно так обещает начальство, назначившее «цену» за высокородных пленников из раскатанного нами рязанского войска. Правда, когда именно те появятся, пока не известно. Но кое-кто, из числа очень уж озабоченных «сохранением чистоты русской крови», из-за этого стараются поменьше глядеть на мелькающих в карантине женщин.
Вот же дебилы! Да если копнуть каждого из них, то наверняка среди их предков найдутся какие-нибудь чуваши, татары, марийцы и прочая, прочая, прочая. Как и у современных (в смысле — тринадцатого века) русских, которые уже которое столетие селятся на землях финно-угорских племён. Да и там, откуда русские в эти края переместились, такое влияние соседей-степняков было, что мало не покажется. Я даже с некоторым злорадством жду, когда эти «рязанки» появятся, чтобы глянуть на морды тех «озабоченных». Наверняка ведь среди тех женщин окажутся такие, в которых намешаны крови всё той же мордвы, булгаров и половцев. Рязань — пограничное княжество, и всякие оккупанты в нём не брезговали с местными женщинами спать, и вояки жён себе из походов приводить.
24
Атямас
Как только отец прислал за нас выкуп, так эти люди, называющие себя русскими, но ни языком, ни обычаями, ни одеждами не похожие на русских, разрешили мне и другим моим товарищам, покинуть их строящийся город. И перебраться в недостроенную рязанцами Рясскую крепость, из которой они прогнали рязанцев. Туда же каждый день, пока мы оставались в ней, приезжали и лекари, продолжавшие следить за тем, как мы себя чувствуем и потчевать нас своими странными снадобьями. А поскольку отец не очень-то верит этим неизвестно откуда явившимся чужакам, велел составить с ними ряд (договор, — прим. Авт.) на бумаге, в котором бы значилось их обязательство не нападать на земли мокши и оговаривалась судьба моей сестры.
На удивление, ни единого возражения со стороны «русских» не последовало. Я, Нарчат и сопровождавший женщин старый соратник отца Сыресь обговорили с ними, что именно каназор хочет видеть в ряде. Поспорили немного, но больших разногласий между нами не было. Сговорились на том, что мокша не нападают на владения Великого Князя Русского Алексея Васильевича или его наследников, которого я никогда в глаза не видел. Ни по своей воле не нападают, ни в союзе с другими. Как и его люди не нападают на подданных каназора Пуреша или его наследников.
Залогом этого становится моя сестра Нарчат, которая будет жить в стольном городе Ряжске четыре года, после чего сама выберет, оставаться ли ей там ещё или вернуться к отцу. Вернуться она может раньше, если отец и я умрём или погибнем, и ей нужно будет возглавить народ мокша. Пока она живёт в Ряжске, русские будут относиться к ней со всем почтением, достойным дочери каназора и его наследницы, будто она является дочерью их Великого Князя. Обучат её грамоте и наукам (русскую грамоту она уже немного знает), языкам, воинским премудростям, умению править (а вот это стало для меня откровением: никогда не думал, что такому умению можно обучаться).
Потребовали «русские» и того, чтобы в ряде было упомянуто о том, что они не приемлют рабства, и каждый раб, ступивший на их земли, становится свободным. Долго спорили об этом, но они были непреклонны, и нам пришлось согласиться. Значит, мы больше не сможем продавать пленников купцам из Сурожа, добирающимися к нам по Дону и Воронежу. Но никто не мешает нам торговать ими с другими купцами, приходящими по Итилю. Не выдают эти странные люди и тех, кто бежал от гнева каназора, если это не общие враги «русских» и мокша или не тати. А вот мы должны выдавать им тех, кто бежал от них. Но мы проиграли битву, они сильнее нас, а потому вправе такое требовать.
Каназор может попросить у Великого Князя Алексея Васильевича, а Великий Князь у каназора помощь военной силой, если на владения кого-нибудь из них нападут чужаки. И такую помощь надо дать, если тот или другой не состоит в союзе с этими чужаками. Но никакой помощи не будет, если Великий Князь или каназор сами решат напасть на кого-либо. Помощи не будет и союзникам, если те позарятся на земли мокши или Великого Княжества. И в ссоры между мокша и эрзя они не вмешиваются.
— Вы — народы-братья, а в ссору в чужой семье лучше не влезать, — объявил воевода Спиридон Иванович, который вместе с наместником Дмитрием Вадимовичем в Ряжске всеми делами занимается.
Торговать купцам обеих сторон на землях друг друга дозволяется свободно, оплатив лишь одинаковый для всех базарный сбор. А чтобы купцам удобнее было ездить друг к другу, «русские» в следующем году проложат прямую дорогу до города Мохша, в котором сидит мой отец. Если знать, что сюда, в Ряжск, уже рязанские «гости» собираются, то очень хорошо будет: и ряжские, и рязанские товары в одном месте найти легко. Вызывает сомнение только срок постройки дороги.
— На вас — строительство мостов, — объявил Дмитрий Вадимович. — Мы показываем и рассказываем, как строить, где строить, а ваши люди делают так, как мы указали.
Для чего чужакам эта дорога, выдал воевода:
— Ежели мы берёмся помогать вам биться с врагами, то нам и воинов своих нужно будет к вам быстро доставить, чтобы супостаты не успели бед натворить.
Это так. Вот только и если мокша начнёт бузить против «русских», то они быстро тех воев к нам отправят. Палка тут о двух концах. Вон, булгары жалуются, что из Дикого Поля, с земель башкортских, приходят к ним некие мунгалы, с башкортами уже который год бьющиеся. Всё больше и больше приходит. Может, рубежи булгарские проверяют на прочность, а может, просто блуждают, не зная, где чьи земли.
Ряд от народа мокша подписали мы втроём: я, моя сестра Нарчат и Сарысь. От «русских» — воевода, наместник Дмитрий Вадимович и ещё один наместник, Максим Андреевич. Дмитрий Вадимович, оказывается, их Великим Князем поставлен править только городом, то Максим Андреевич, имеющий иноземный титул «граф», всеми землями, подчинёнными Великому Князю. На то время, пока тот сам не явится из заморских краёв править ими.
Строгий человек, этот Максим Андреевич. Я не говорю про его одежды, по которым сразу видно, что он очень знатного рода, а даже взгляда этого крепкого человека, в отличие от воеводы и второго наместника, бреющего бороду и усы, достаточно, чтобы мороз по коже пошёл. Вон, воевода перед ним как тянется, а Дмитрий Вадимович робеет. Приехал он только для того, чтобы подпись поставить под уже готовым рядом, написанным на невероятно белой бумаге (ох, и хороши у русских писцы! Буковку от такой же буковки отличить невозможно, строчки ряда так ровненько написаны, словно их по струнке тянули). Подпись поставить да печатку червлёную со словами «Великий Князь Русский Алексей Васильевич» и орлом о двух головах, смотрящих на разные стороны, приложил.
Такие же орлы, как сказал, граф, будут на монетах, которые станут чеканить здесь, в Ряжске. Медных, из похожего на золото сплава и серебряных. Серебряные — равные по стоимости ногате, одной двадцатой доле гривны. Только зваться они будут иначе — рубль, рубленная, мол, на доли гривна. Те, что на золото походят (но не золотые, как «граф» сразу известил, чтобы мы знали) и медные, будут иметь на обороте не орла, а воина с копьём, поражающего змея. Потому и зваться будут «копейки»: одна, две и пять — медные, десять, двадцать и пятьдесят — как бы золотые. А в одном рубле — сто копеек.
Показал он те монеты. Не скажи он сразу, что это не золото, я бы не поверил. Золото, конечно, много тяжелей, чем металл, в этих монетах, да ведь разве много людей в руках золото держали? Это на обороте орлы и воины с копьём, а ещё буквы по кругу: «Великое Княжество Русское». А на лицевой стороне — знаки особые, означающие число. Написанные и так, как эти чужаки числа обозначают, и как «настоящие» русские их пишут. И надписи «копеек». Дивной работы монеты, формы правильной, без изъянов и сами, и все надписи, и рисунки, а по ребру у тех монет рубчики накатаны, чтобы сразу видно стало, ежели кто решил край отрезать. Такие и князю или каназору не стыдно в ларец с богатствами положить, а богатой невесте на мониста пустить. Особенно те, что на золото похожи.
Серебро сейчас — очень большая редкость. Только, как мне кажется, ряжцам не грозит то, что их серебряные монеты пропадут. Часть своих товаров, как они говорят, они собираются продавать только за серебро. И товары те настолько хороши, что их будут за серебро покупать, и возвращая им их монету, и их других земель привозя. Одни вина заморские, из винной ягоды, растущей в тёплых полуденных краях, сброженные, чего стоят. Или ткани нарядные, цветами разрисованные или просто в яркие цвета окрашенные, чего стоят. А ножи, как они говорят, не ржавеющие никогда? Я такой специально окропил кровью подстреленного зайца, чтобы это проверить: от крови несмытой железо быстро ржаветь начинает. А эти ножи не хотят!
Да, после заключения ряда послали они подарки моему отцу, каназору Пурешу, в знак дружбы. И мы, мокшанские воины, как бывшие в плену у «русских», так и сопровождавшие сюда, в Ряжск, женщин, присланных, чтобы нас выкупить, повезём эти дары домой.
Мы повезём, а сестра моя ещё на целых четыре года тут останется…