Стольный град Ряжск

Фрагмент 16

29

Деев

Дождались-таки! В первых числах марта (по НАШЕМУ календарю, а не по принятому сейчас в христианских странах Юлианскому) 1234 года явилась к нам представительная делегация из Рязани для переговоров о том, как дальше жить.

Отношения к послам в эти времена очень далеки от того, что в нашем мире закреплено кучей конвенций. По сути дела, правило неприкосновенности послов, провозглашённое Чингисханом, сейчас только-только насаждается. Причём, очень жёстко насаждается, огнём и мечом. И касается оно пока только монгольских послов, поскольку сами монголы в отношении чужих посланцев действуют не лучше прочих народов и правителей. Пройдут сотни лет, прежде чем неприкосновенность дипломатов станет общепринятой.

Вот поэтому перед выездом из Рязани и послали к нам в Ряжск гонца с известием: князь Ингварь Игоревич шлёт к вам своего брата Юрия Игоревича, чтобы обсудить, как дальше сосуществовать Рязани и Ряжску. Действует Юрий по воле старшего брата-правителя, потому постарайтесь, чтобы он вернулся назад целым и невредимым.

Встретили делегацию на границе, определённой нами в одностороннем порядке, и с почётом сопроводили по расчищенной трактором от снега дорожке до самого города. И даже пять тридцатиместных армейских палаток с печками разбили близ устья Моши, чтобы послам было удобнее ночевать.

Казалось бы, оставалось «гостям» ехать чуть больше десяти километров, могут и без ночёвки добраться. Не могут! Вплоть до постройки железных дорог и массового распространения автомобилей дневной переход что пеших, что конных, что обоза равнялся тридцати-тридцати пяти километрам. Исключение — те самые гонцы на подменных лошадях. Дело в том, что лошади — не машины, в которые можно залить бензин, и она дальше поехала. Им отдых требуется, кормёжка и прочее «техническое обслуживание». Тем более, когда это не однодневный «рывок», а путешествие, продолжительностью в несколько дней. Кроме того, скорость движения всей колонны определяется скоростью самой медленной транспортной единицы, а таковыми у посольства являлись сани с провизией и сеном для лошадей: зима сейчас, хоть на календаре и первый весенний месяц, щипать свежую травку лошадкам негде.

Ну, да ладно, отвлёкся я немного.

Не знаю, за что послы приняли стенку из вколоченных в землю свай на месте будущей плотины ГЭС, но от бетонного моста через Хупту несколько ошалели. От всех его параметров — длины, ширины, высоты над уровнем воды. Но самое главное — от материала, из которого тот построен. Они ведь бетон до этого никогда не видели, и в их глазах мост сооружён из просто гигантских камней. И это — с учётом того, что на всей остальной Руси в данное время вообще нет ни единого каменного моста.

Следующим шоком стала огромная крепость. На холме, где, насколько им было известно, ещё меньше года назад шумел нетронутый лес. Ведь чтобы срубить деревянную крепостцу, площадью раз в десять меньше, требуется вовсе не один год. Ну, да. Не все стены завершены: та их часть, что обращена к Хупте, пока топорщится лишь валом. Но весьма монументальным валом, на который сложно будет вскарабкаться при штурме. Галереи по верху стен ещё почти нигде не прикрыты навесами, лестницы на эти галереи местами не достроены.

Зато ворота, в которые они въезжали, не распашные, как везде на Руси принято делать, а подъёмные, на якорных цепях, усиленные мощными швеллерами, чтобы выдерживали вес грузовиков с «поклажей». Такие никаким тараном не пробьёшь. И сами стенки проездов «из монолитного гигантского камня» сделаны. Как и ячейки «полуклетей» самой стены.

Потом было многолюдье, царящее внутри города. Насколько я помню, сейчас в Рязани обитает около восьми тысяч жителей. У нас же сейчас — уже около полутора тысяч. Причём, трёхэтажных хоромов нет даже у князя Рязанского, а у нас таких домов «много». То есть, сложно сосчитать.

Про технику и вовсе вспоминать нечего. Практически все приехавшие её никогда не видели, хотя, может быть, и слышали от других. Ну, не считая пары бронемашин, сопровождавших их от границы. А потому, когда неподалёку проезжало что-то «самоходное» или слышался звук работающих механизмов, послы практически беспрестанно осеняли себя крестным знамением на золочёный крест небольшой рубленной церкви, построенной ещё в начале лета.

Я появился на официальной встрече послов при въезде их в Ряжск, сопроводил до выделенного в их распоряжение «концлагеря», и сообщил, что поручаю вести переговоры своим «заместителям» — «воеводе» Денисенко и «городскому наместнику» Фёдоровичу. И если делегации придут «к общему знаменателю», то присоединюсь к ним на заключительном этапе, а подписывать «ряд» может приехать и сам «Великий Князь».

Как потом рассказывал Спиридон Иванович, будущий последний «домонгольский» правитель Рязанского княжества, мужчина неюный даже по нашим меркам, начал с претензий к нам. Явились, мол, незнамо кто, незнамо откуда, покусились на территориальную целостность, побили «мирно пашущий трактор с вертикальным взлётом и самонаводящимися ракетами». В смысле — войска воеводы Бориса Омельяновича, присланные прогнать нас отсюда. Ай-ай-ай! Нехорошо! Пришлось напоминать князю Юрию о том, как его сынок Фёдор явился в Рязань с «грамоткой» к Ингварю Игоревичу, содержащей предложения по мирному урегулированию вопроса. Не в укор главе посольства: задание у него такое — передать официальную позицию старшего брата. И проверить нашу реакцию на неё: а вдруг случится чудо, и пойдём на попятную?

— И в другой раз мы проявили добрую волю, не истребив всё войско Бориса Омельяновича под корень и послав князю Ингварю Игоревичу призыв заключить с нами ряд. А потом и в третий, когда получили выкуп за полон. И в четвёртый, просто развернув рязанское полюдье с нашего рубежа, а не побив его.

После чего, собственно, и перешли к торгу.

Князь был готов продать нам земли с ближайшими деревеньками вокруг Ряжска на правах удела в составе Рязанского княжества.

— Где такое видано, чтобы Великий Князь считал своим господином просто князя? — возмутился Денисенко. — Не бывать тому! Это простой князь должен под рукой Великого ходить!

И тут встал вопрос происхождения нашего президента, сочинённого нами ещё на стадии планирования Проекта «Саженец». Того самого, в котором его прародителем значится солдатский император Марк Тулий Цицерон. Древность такая, о которой и некоторые покойные правители ныне скукожившейся и разгромленной крестоносцами Византийской империи мечтать не могли, не то что Рюриковичи даже старших родов!

После этого Юрий Игоревич стал куда более покладистым. Уже и про удельный статус Ряжска не вспоминал. А когда ему рассказали про то, что уже к концу 1234 года численность населения города дойдёт до шести тысяч человек, из которых только в «дружине» будет три сотни, причём, вооружённых дальнобойным огнестрельным оружием и передвигающихся на «самобеглых повозках» с бронированием, то и к обсуждению территориальных уступок перешли.

Собственно, по юго-восточному, южному и юго-западному рубежам особых прений не возникло: это, по сути, фронтир, защищать который и организационно сложно, и финансово накладно. Знатно пободались по линии разграничения на севере, которую рязанцы хотели видеть проходящей по Моше до места её впадения в Ранову. Да вот только при этом получалось, что наша будущая ГЭС окажется на их землях, чего мы не могли допустить. В конце концов, пришли к компромиссному решению: в районе электростанции граница проходит на четыре версты севернее её, а потом-таки выходит к этой реке. Ну, и район Скопина с нужными нам запасами полезных ископаемых остался за нами.

За это пришлось поступиться территориями на западе, обеспечив рязанцам коридор для связи с правобережными владениями на Дону. В этот коридор попала и вотчина князей Пронских, городок Кир-Михайлов, ставший пограничным с нами. Зато весь левый берег Дона от него до устья реки Воронеж остался за нами. Территориальные пространства огромные, но людей на них живёт мизерное количество в сравнении с «коренными» землями Рязанщины. И ни одной столицы удельных княжеств. Собственно, потому, как мне кажется, Юрий Игоревич и согласился нам их отдать, когда увидел это всё на карте, распечатанной нами (ещё один повод для того, чтобы у него глаза на лоб вылезли).

Переговоры длились долго, целых десять дней, поскольку не всё это время обе делегации сидели за столом и «лясы точили». И несколько «обедов» пришлось устраивать, а, как известно со слов классика, «неспешно ели предки наши. По кругу шла большая чаша…», и «показательные выступления» бойцов «дружины», и «банно-оздоровительные мероприятия» после тех самых «обедов», чтобы изгнать из организмов последствия возлияний. Поэтому я и приезжал в Ряжск за это время лишь единожды, на окончательное утверждение территориального вопроса. А второй раз — на подписание «итогового документа», который пришлось отложить на два дня, чтобы на него мог прибыть «Великий Князь» Алексей Васильевич.

Поскольку все вопросы согласовали, Денисенко с моей подачи предложил доставить в Ряжск на эту процедуру и Ингваря Игоревича. На автожире. Но Юрий Игоревич неохотно сознался, что хворает его старший брат. Правдоподобно, если учитывать, что через год в Рязани сменится правитель.

30

Денисенко

У президента это был первый визит «через дыру», поэтому он присматривался ко всему с особым интересом. Хоть я и уверен, что Максим Андреевич регулярно докладывает ему о наших успехах. Но не зря же существует пословица: лучше один раз увидеть, чем семь раз услышать. Пусть и бегло увидеть, поскольку явился он к нам не для «экскурсии», а чтобы подписать договор о взаимном признании границ и «вечном мире» (как же любили эту формулировку в давние времена!) с нашими соседями, рязанцами.

Произвести на них впечатление он, конечно, сумел. Во все времена встречают по одёжке, так что и Деев, и Алексей Васильевич были в парадно-выходной полковничьей форме, при наградах, а Чичерин — ещё и с цепью президентских регалий. Скорее всего, копией, поскольку оригинал, насколько я знаю, между инаугурациями и событиями, оговоренные государственным протоколом, хранится в Кремле. В общем, красиво: мундиры цвета морской волны, сверкающие «золотом» погоны, петлицы, аксельбанты, пуговицы, ремни, кокарды и витые шнуры на фуражках. И в дополнение — та самая золотая с серебром и рубиновой эмалью цепь на груди. Так что все эти кафтаны и плащи поверх кольчуг, обшитые сафьяном ножны мечей и украшенные серебряной чеканкой накладки на ножнах кинжалов выглядели несколько бледновато за счёт разницы в качестве тканей и кустарного производства прочих средневековых аксессуаров.

Но не суть важно, кто во что одет. Чувствуется, чувствуется в нашем «гаранте Конституции» внутренний стержень, так что сразу же его восприняли именно как правителя. Сильного, волевого, достаточно жёсткого. Небольшое приветствие, произнесённое на древнерусском, Чичерин выучил наизусть, потом выслушал ответное слово, в котором брат рязанского правителя назвал его Великим Князем и царём (отметил таким образом «императорское происхождение» визави), а там и до подписания договора дело дошло.

Для местных договор довольно необычный. Хотя бы тем, что к нему прилагается карта, на которой и владения обозначены, и граница чётко прочерчена. Причём, карта, подписанная обеими сторонами. А к ней — пояснительная записка, где изображённое ещё и описывается словами.

Собственно договор, ряд в здешней терминологии, состоит из трёх частей: политической, экономической и гражданско-правовой. В политической, как и в договоре с мокшей, оговаривается отказ от взаимных территориальных претензий, стремление решать возникающие противоречия мирным путём и союзнические отношения при отражении внешней агрессии. Ну, и, разумеется, взаимный отказ присоединяться к каким-либо коалициям, направленным друг против друга. Мы признаём суверенитет рязанцев, рязанцы признают наш суверенитет, обе стороны не вмешиваются во внутренние дела друг друга. Ну, и молодого Фёдора Юрьевича к нам в качестве заложника, пока правитель в их княжестве не сменится.

С экономикой значительно интереснее. И для нас, и для партнёров. Мы не стали жлобиться, и «наказывать» Рязань за попытку решить вопрос военной силой. Свои тридцать две тонны качественного железа князь получит. А уж сколько из этого количества пустит на оружие для нужд дружины и ополчения, а сколько «выбросит» в свободную продажу, его дело. Юрий Игоревич уже сообразил, что слишком большое количество приведёт к обрушению цены. В свою очередь, мы готовы поддержать спрос на металл, закупая крицы, выплавленные кузнецами. Не возражаем и против перепродажи купленной у нас качественной (для этого времени) стали соседям рязанцев, что позволит заработать и им. И не только стали, но и прочих наших товаров.

Как и в договоре с Пурешем, торговые сборы с купцов обе стороны устанавливают те же самые, что и для своих. К Рязани и Пронску тоже будут проложены «прямоезжие» дороги с круглогодичным режимом работы. Не будет вводиться никаких препятствий для судоходства по рекам. Для добычи зверья, мехов, леса, полезных ископаемых на «сопредельной территории» необходимо оплачивать пошлину-лицензию.

Деньги… Ох, как же их заинтересовали наши монеты! Переход на «меховые деньги» в Древней Руси случился не на пустом месте, а из-за совершенно реального дефицита серебра в Азии. Тут и истощение центральноазиатских серебряных рудников, и сельджукская экспансия сказались. Поэтому чеканка нами монет из меди и алюминиевой бронзы воспринята была «на ура». Плюс монеты из серебра, которые мы тоже собираемся запустить в оборот. По хитрым княжеским и боярским глазам вижу, что те уже придумали какую-то «схему» по спекуляции бронзовыми денежками: явно собираются надуть каких-то соседей, не знающих, что это не золото. Да и хрен-то с этим! Пусть на начальном этапе что-то хапнут, а потом всё равно цена монет вернётся к номиналу. Наши, вон, тоже в частном порядке продают «хроноаборигенам» российские монеты по очень завышенной цене в качестве украшений.

По гражданско-правовым отношениям самые большие прения вызвал запрет на нашей территории работорговли и рабства вообще. Но для нас этот вопрос принципиальный, и мы его продавили: на нашей территории — никакой торговли людьми, очень даже распространённой в это время. Особенно — во время междоусобиц. Как ни грустно такое признавать, но главный приток русских невольников на рабские рынки Крыма и Византии шёл не от набегов кочевников, а именно от продажи пленников, захваченных во время междоусобных свар и подавления мятежей. Рабства как института мы этим не уничтожим, но хоть какое-то количество русских людей избавим от тяжкой доли.

Подавляющему большинству населяющих «новоприобретённые территории» глубоко наплевать на то, в чьём подданстве они отныне будут жить, но есть такие, кто находится на службе. Им будет предложено определиться, уходят ли они в Рязанское княжество или, приняв новую присягу («роту» по-здешнему), остаются служить Великому Княжеству Русскому. Пограничная стража, например, в городках и острожках на границе с Диким Полем. Самым известным из таких городков является Воронеж, рядом с которым в 1236 году в истории нашего прежнего мира случилось первое сражение с монголами. Ну, и пришлось согласиться «партнёрам», что выдавать желающих переселиться в наши земли мы не будем.

Подписали, передали подписанные экземпляры помощникам, а потом Чичерин и Юрий Игоревич удалились для беседы «с глазу на глаз». В присутствии моей третьей пары глаз, поскольку именно я был у них переводчиком.

Такой интерес президента и формального правителя наших земель к нему, как вы понимаете, совершенно не случаен: через год Юрию Игоревичу «садиться на рязанский стол». О чём и нам хорошо известно, да и ему (кроме сроков вокняжения), поскольку именно он является наследником Ингваря Игоревича.

Разговор касался монгольской угрозы, которую тут ещё никто не осознал. У будущего правителя Рязани глаза на лоб вылезли, когда ему назвали численность войска, с которым к нашим общим рубежам придёт Батый.

— Так что не от вас мы Ряжскую крепость ставим и другие крепости будем укреплять, а от монголов, ещё именуемых татарами. И не из жалости к вам воев ваших не истребляли, а хотим, чтобы Рязань силы сохранила для сражений с ними. И не от слабости своей оружейное железо вам даём, а чтобы Рязанское княжество могло дать достойный отпор чужакам.

— Верно ли то, что пойдут они на нас, да ещё в такой силе? — усомнился Юрий. — Который год они с булгарами, саксинами да башкирами ратятся, а всё не могут их одолеть.

— Потому пока и не одолели, что заняты были в жарких странах, а теперь их царь в далёком городе Каракоруме решил, что пора взор обратить на Русские Земли, а потом и на Закатные страны: ляхов, угров, греков, ливонцев. И силы собирает со всех покорённых монголами народов: каждая семья должна дать по воину. Уже через год эта сила придёт на Волгу, покорит и булгаров, и башкир, и саксинов, присовокупит их воинов и набросится на Русь. Начнут с того, что пришлют послов к тебе в Рязань и ко мне в Ряжск, чтобы покорились мы их царю Батыю, отдали десятую долю во всём: в имениях, богатстве, войске, скоте, конях, жёнах…

Реакция будущего князя оказалась предсказуемой. Ясно, в кого вырос Фёдор Юрьевич, за дерзкий ответ монголам лишившийся головы.

— Не растрачивай силы на свары с соседями, князь, перед таким испытанием. И друзей рязанских, владимирцев, постарайся уберечь от того. Рязань, Ряжск и Владимир должны купно против врага лютого встать.