Дождь. Первое и единственное, что волновало меня в погоде. Не лёгкие капли, монотонно разбивающиеся о кроны деревьев вокруг. Нет. Это было похоже на бушующее море, решившее излиться изо всех своих природных сил.
Целая стена, не позволявшая разглядеть что-то дальше пары метров. Где-то в далеке прогремел гром, сверкнула, изогнувшись, молния.
Анна сидела на коленях, склонившись над неприметным холмиком. Может, это был дождь, а может, я вправду сумел разглядеть на её лице слёзы. Хотелось сделать шаг, подойти, растормошить женщину. Но что-то меня останавливало, не то предчувствие, не то собственное подсознание. Я не хотел мешать ей.
В тени деревьев были видны силуэты. Молодых и старых, высших существ и простых людей. Стоило молнии появиться вновь, как я увидел, что здесь собрались все, с кем я шёл всю свою долгую жизнь. Странное ощущение, словно мы не виделись уже много, много лет. Так ли это было на самом деле, оставалось только догадываться.
Наконец, до меня дошло, что это был за холмик. Прямо возле Анны стояла небольшая каменная табличка. Я поймал себя на мысли, что мне совсем не хочется смотреть, что на ней написано.
Однако я обошёл Хранительницу по дуге и заглянул за её плечо.
— Здесь покоится Джон, истинный герой этого мира, — с улыбкой прочитал я, а затем тяжело вздохнул. Не умеет этот мир шутить, уж простите меня за тавтологию. — Странные у тебя подарки, если разрешишь сделать замечание.
Но мне никто не ответил. Лишь Анна продолжала плакать, тихо вздрагивая с каждым раскатом грома.
Пощупав себя по одежде, я вынул уже размокшую пачку сигарет. Обхватил зубами последнюю, осторожно вынул, стараясь не разорвать бумагу. Закурив о маленький огонёк на пальце, облокотился о ближайшее дерево. Затянулся, выдыхая густой дым вперёд, в небо.
— Сколько раз вы уже сюда приходите? — спросил я тут же замершую Анну.
Она вновь вздрогнула, поднялась и обернулась на мой голос.
— Больше пяти лет, Джон… Каждый год.
— Понятно. Так вам сохранили память.
— Всем, кто был рядом, — кивнула Хранительница, вытирая слёзы о рукав балахона.
Крис, наверно, вспомнит, как я говорил ему о предателе в рядах Героя. Может, даже догадается связать мою ложь с этим фактом. И поймёт, что именно предатель всегда спасал едва живого рыцаря в доспехах, не сумевшего сразить дракона. Таковы сказки.
Жаль, что только в них бывает счастливый конец.
— Не стоит сокрушаться, Анна, — сказал я, вновь затянувшись. — В конце концов, что значит жизнь одного по сравнению с жизнями многих.
— Для всех нас ты был дороже всего мира, Джон, — ответила женщина, оборачиваясь в сторону пустыря. Деревья согласно зашумели, вторя её словам.
— Ну а сейчас-то что грустить, а? — вздохнул я. — Что сделано, то сделано. Найди себе своё собственное счастье.
— Я не могу так… Просто не могу.
— Почему-то мне всё больше начинает казаться, что куда проще было бы позволить вам забыть. Это же натуральная пытка!
— Нет. Так правильно. Мы должны помнить, и помнить всегда.
— Как знаешь, как знаешь, — покачал я головой, затягиваясь вновь. — Не забывай Криса с Тсу навещать, а то совсем с ума сойдут.
— У них скоро второй родится, знаешь… — улыбнулась Анна.
— Тем более. И Немезиде передай.
— Она едва не ушла из жизни в первые несколько лет. Как только мы её не уговаривали, не просили перестать предпринимать попытки суицида…
— И это жившая больше десяти тысяч лет девчонка? Да ни в жизнь, не верю.
— Нам всем было очень тяжело. Сейчас она покинула Академию, и направилась куда-то в горы, и там изучает совсем уж древнюю магию, даже я боюсь подходить без серьёзной причины. Может, пытается найти способ тебя вернуть.
— Понимаю. Не думаю, что у неё получится.
Дальше разговор не шёл. Дождь продолжал лить как из ведра, периодически туша мою сигарету. Ну ничего, огонёк на пальце у меня бесконечный, как-нибудь да докурю.
— Лифа ушла в монастырь. Говорит, там спокойнее. Выходит только сюда, раз в год. Даже Богиня и Армагеддон навещают её в одной из церквей, во внутреннем дворике.
— Мана жива? — поднял я бровь.
— Более чем! — рассмеялась Анна. — Хотела тебя даже в ранг местных богов записать, да Немезида ей не позволила. Говорит, что ты бы этого не хотел.
— Согласен. Бессмысленная слава — ужасная судьба. Тем более для мертвеца.
На моих последних словах Анна вздрогнула куда сильнее, чем до этого. Её лицо побледнело, на нём снова выступили слёзы.
— Прости, прости. Зря я так, — сделал я шаг вперёд.
— Нет. Я и сама знаю, что никакая сила не вернёт тебя. И разговор этот скорей всего у меня в голове, да и только.
— Ну, раз уж в голове… Как там Розалия?
— Лучший королевский капитан рыцарской гвардии, служит уже больше пяти лет. Куча медалей и орденов…
— Из-за работы, наверно, не так часто со всеми видится?
— Практически ни с кем, кроме Криса. Она старается этого не показывать, но ей, наверно, тяжелее всех. Вы ведь так и не вернулись к одному важному разговору.
— Извинись за меня перед ней, хорошо?
— Обязательно. Меня и саму часто мучают сомнения…
— Так отвлекись, найди себе хоть какое-то занятие! Вон, баланс…
— С ним всё в порядке. Судя по всему, никаких глобальных изменений в равновесии в ближайшую тысячу лет не предвидится. Видимо, даже бездушный мир умеет отличать добро от простого счастья.
— Тогда просто хорошие мысли будут уже хорошей идеей.
Анна не ответила.
Я вновь затянулся, обратив взгляд в небеса. Слишком странно и сюрреалистично всё вокруг выглядело. Я понимаю, нужно было нагнать атмосферы потери и грусти, но о боги, это ведь даже мою душу трогает. Ещё пару минут, и слёзы сами потекут. А я не плакал. Целых одиннадцать тысяч лет не плакал, и не хочу свой рекорд терять.
— Это мои… похороны, верно?
— У нас нет тела, но каждый год мы выкапываем новую могилу. И ставим на ней этот камень. Чтобы помнить.
Я тяжело вздохнул.
— Тогда добро пожаловать вам всем. Не думаю, что этот разговор повторится, Анна. Это как конец… Ну, конец линии. Жизни, судьбы — называй как хочешь. Я стою здесь в последний раз, курю последнюю сигарету и в последний раз вижу всех вас. Это конец, а потому спасибо, что забрались так далеко.
— Джон, не надо…
— Это мои похороны. Это мой конец, а потому спасибо, что вы все пришли. Я… Я думаю это лучшее, что только можно было сделать.
— Прошу, Джон…
— Моё время пришло. Не хочу оставлять вас позади, но дальше я пойду один.
Вместо ответа Анна вновь заплакала.
Я вновь затянулся, в последний раз. Щелчком отправил сигарету прямо на холмик. Она угодила прямо в плиту, отлетела от каменного покрытия и плюхнулась на сырую траву.
— Жизнь — не сказка. Здесь не бывает хорошего или плохого конца. Здесь есть правильный. Тот, к которому всё должно было придти. Тот, который мы определили сами. Тот, который выбрал я. Конец не Второго Хранителя, а человека по имени Джон.
— Ты всегда им был, знаешь…
— Что ты имеешь в виду?
— Как бы не обстояла ситуация, ты всегда был человеком, — твёрдо сказала Анна, вновь поворачиваясь ко мне.
— Может быть, — улыбнулся я. — Всё может быть. Ну так как насчёт хороших мыслей?
— Нет, нет, Джон, — прошептала она, сдерживая слёзы. — Я не могу.
— Почему? — не понял я. — Мне в такие моменты всегда приходилось заставлять себя думать о чём-то добром.
— Потому что ты мои хорошие мысли.
Анна ждала, но ей никто не ответил. Только сигарета маленьким мокрым комочком вновь зашипела, затухая.
It's my funeral,
Welcome you all!
This is the end of the line
So thank you for coming along!
My time has come,
I don't want to leave you behind
But this one I'll do on my own…
This is the end of the line,
So thank you for coming along.
My time has come,
I don't want to leave you behind
But this is the end of the line,
It's my funeral!
Д-И-И-И-И-И-Н-Ь.
Я вскочил, едва не уронив ноутбук, покоившийся на коленях. Пару минут молча смотрел на замершую в утреннем холодном свете квартиру. Медленно обратил взгляд на будильник, своим электронным лицом беспристрастно показывавший текущее время. Шесть часов сорок минут.
Когда я пришёл в себя, то как следует рассмеялся, наверняка разбудив соседей. Ну и пусть. Мне теперь и помереть не так жалко.
Я осторожно открыл дверь на балкон. Ноги едва слушались, всё тело ныло, словно я отлежал себе разом все конечности.
Меня встретил душный запах города, звуки немногочисленных машин и первые телефонные разговоры ранних офисных работников, спешащих к начальству.
Рефлекторным жестом я ощупал нагрудный карман рубашки. Вынул пачку, осторожно её открыл.
Сигарет там не было.
In this farewell,
There's no blood,
There's no alibi,
Cause I've drawn regret,
From the truth
Of a thousand lies…
So let mercy come,
And wash away…
What I've done!
I'll face myself,
To cross out what I've become!
Erase myself,
And let go of What I've Done!
Put to rest,
What you thought of me.
While I clean this slate,
With the hands,
Of uncertainty…
So let mercy come,
And wash away…
What I've done!
I'll face myself,
To cross out what I've become!
Erase myself,
And let go of what I've done
For what I've done!
I start again,
And whatever pain may — come!
Today this ends…
I'm forgiving what I've done…
I'll face myself!
To cross out what I've become!
Erase myself,
And let go of what I've done!
What I've done…
Forgiving What I've Done…
FIN