СССР: вернуться в детство 5

25. ТОЧКА НЕВОЗВРАТА

В «Сибирском подворье» полным ходом шла подготовка к новому учебному году. Всякие осенние праздники вовсю адаптировались под культмассовые мероприятия, в которых, помимо песен-плясок, специальных осенних хороводов и рукодельных мастер-классов, довольно много места уделялось народным играм. Матушка моя, которую с прошлого года активно привлекали к организации народно-спортивных мероприятий (сперва на треть ставки, потом на половинку, а потом и на три четверти), с энтузиазмом влилась в процесс и снова готовила что-то бодро-развесёлое. Каждый раз, прибегая на репетиции, она забегала к нам, пила чай, сияя глазами рассказывала, что она ещё улётного придумала, и всё предлагала мне занимательные роли в их феерических празднествах. От ролей я отказывалась. Ну, а как? Соглашусь — а потом — бах! — и нет меня. Подставлю ведь их. Мама никак не могла понять — почему? Дулась и сердилась. А я обещала подумать и, возможно, поучаствовать на второстепенных ролях, а потом уходила реветь. Снова меня начало накрывать, прямо не-по детски.

Третьего сентября прошла психиатрическая врачебная комиссия, выписавшая мне, наконец, справку о вменяемости и о врачебной ошибке. Как по мне, так немного поздновато, все нервы мне этот месяц истрепал.

Мама с комиссии побежала на работу, а меня Женя повёз до дома — транспортом «Подворья» я сейчас старалась не пользоваться, у них и так своих разъездов хватало.

У калитки мы остановились:

— Олька, ты как?

— Да нормально, Жень.

— Я тогда заходить не буду, к матери ещё обещал забежать помочь перед сменой.

— А-а. Ну, тогда пока. Спасибо!

Он укатил, а я пошла по дорожке к дому, помахивая своей новой бумагой.

Бабушка сидела в большой комнате и разговаривала с завхозом. Один из строителей ожидал своей очереди на диване, чинно положив кепку на колено.

Да, мы выбили бабе Рае право вести дела в нашем шаманском доме — тупо потому что все площади в «Подворье» были нарасхват. Поставили в углу у окна письменный стол, пару стульев и диванчик для жаждущих срочно что-то решить. Портреты Ленина-Сталина-Андропова повесили, пару плакатов культурно-просветительского содержания, вполне представительно получилось.

Я не стала при чужих людях глаза мозолить, ушла к себе в комнату.

Всё, дело сделано, Сергеич обещал максимально быстро найти подходящее мероприятие, на которое мы могли бы с Вовой выехать, так сказать, с финальным отчётом.

На столе лежали квитки на меня и Вову за серию последних брошюр, про которую я Пал Евгеньичу рассказывала. Завтра надо с матушкой до почты сгонять, да поделить потом эти гонорары: маме с Женей, папе, Вовкиным дедам и Олегу Петровичу с Марией Степановной. Наш с Вовкой, так сказать, прощальный подарок. Учитывая общий солидный объём, сумма получилась совсем неплохая, практически по четыре тысячи в каждый конвертик.

Товарищ редактор поднимал вопрос о том, что если всё будут хорошо разбирать, оформить наши огороднические опусы под одну толстую обложку и издать уже книжкой. Тут, я полагаю, уже Вовина маманя примчится в делёжке участвовать, но с этим уж ничего не поделаешь.

А пока: завтра мы едем, получаем бабосы и делим на четыре части. И будет совсем уже всё.

Я снова расклеилась, села на кровать и начала хлюпать носом… и тут вошла бабушка:

— Что?! Не дали справку?!

— Да дали, вон, — я кивнула на стол.

Баба Рая быстренько просмотрела, что там написано, и всплеснула руками:

— Так и что ты расстраиваешься? — она подсела ко мне, обняла и принялась гладить по голове: — Ну, не плачь, глаза некрасивые будут…

Я обняла её, прижалась изо всех сил, и вдруг, неожиданно для самой себя, начала шептать ей на ухо:

— Баба, я так тебя люблю, ты даже не представляешь как! Родная моя… Дорогая моя… Ты только потом не плачь. Буду в гробу лежать — знай, это не я. Только молчи, никому не говори… Нам опасно здесь, понимаешь? Нас увезут, спрячут, чтоб никто не нашёл. А всё остальное разыграют, как с той больницей, понимаешь?

— И насколько это? — испуганно зашептала бабушка.

— Насовсем, баба. Навсегда. Иначе нельзя. Украдут кого-нибудь, чтобы секреты разведать, будут мучить — Федьку, Ирку. Или Наташку Вовкину, — теперь я ревела совершенно неостановимо.

— А письма хоть будешь писать?

Я помотала головой.

— Нет. Никаких писем. Я… как будто в самом деле умру. Мы оба. Я и Вова.

Бабушка смотрела на меня долгим странным взглядом. Потом поправила платок, покачала головой.

— И с кем же вы будете жить?

— Да не знаю. Назначат, наверное, кого-нибудь.

Она возмущённо хмыкнула:

— Чужого человека?

— Да пофиг мне, если честно.

— Я с тобой.

Я вытащила из кармана платок, высморкалась и тяжко вздохнула:

— Чё придумала-то? Ты им тут нужна. Как же они без тебя будут?

— Да как-нибудь уж. Их вон сколько много, справятся, поди. А вы — двое маленьких. Пусть уж и мне устроят… похороны.

Я растерянно хлопала на неё глазами:

— И как мы теперь… это всё скажем?

— Да уж скажем. Он завтра-то поди примчится, Сергеич-то, — я смотрела на неё, разинув рот. — Чё, думашь, я не вижу, как он глядит-то? Евгеньич-то, он другой, тот всё рыщет да глазеет — лишь бы какую статейку ещё накропать. А Сергеич: зырк-зырк, всё себе на уме. Он и есть. Я уж с ним поговорю по-свойски.

Сергей Сергеич бабушкино заявление воспринял с титаническим спокойствием, сказал только, что придётся эту тему отдельно согласовывать.

И согласовал. И всё, наверное, прошло бы по утверждённому плану, если бы не отдельное обстоятельство. Но давайте по порядку.

Пятого сентября нам пришёл обещанный срочный вызов на региональную выставку достижений сельского хозяйства, в город Омск. Бабушка, которой как раз полагался отпуск, во всеуслышанье заявила, что хочет съездить в город своей молодости, да заодно и за нами приглядит. Это в высшей степени устроило всех, и мы начали собираться.

Сергей Сергеич, на правах нашего уже неотвязного куратора, ненавязчиво (простите за тавтологию) присматривал за нашими сборами. Он в этот раз привёз последние инструкции, отчего-то вогнавшие меня в лютую тоску, и импортный шуруповёрт — как договаривались, гляди ты!

В этот раз он приехал очень деловой, с несколькими аж папками. На двери конспиративно разместили табличку «ЗАКРЫТО» и разложились с бумажками.

— Первым делом вопрос документов.

Бабушка предъявила заготовленный паспорт и наши с Вовой Свидетельства о рождениях.

— А ваше, Раиса Хасановна, пенсионное? Трудовая?

— Всё остальное хочу оставить, детям на память. И депутатские, и на награды…

— Это хорошо, — Сергеич спрятал в свой портфель наши корочки и достал новые: — Теперь вы Раиса Хасановна Хасанова, Оля Шубина и Володя Петров.

Мы кивнули.

— Раиса Хасановна, с вас начнём. Ваш день рождения — тринадцатое августа, как мы с вами договаривались.

— День рождения покойного деда, — пояснила я Вове.

— Да, чтоб не сильно путаться, — бабушка взяла свой паспорт и принялась с интересом его разглядывать.

— Год рождения тысяча девятьсот семнадцатый, вы у нас теперь ровесница революции. Не запутаетесь?

— Постараюсь.

— Сейчас вам семьдесят лет. Вы также заслуженный учитель, более тридцати лет отработали в специальном закрытом интернате для трудных подростков. Вот ваше пенсионное удостоверение.

Бабушка взяла небольшую бордовую книжечку, развернула:

— Ох, ты! Сто двадцать рублей?

— Более крупная сумма, как и особые награды, сочтены излишне привлекающими внимание. Если у вас возникнет нехватка денежных средств, сообщите мне об этом.

— Я вапше-то за прошлый год тыщщёнку подкопила, — похвасталась бабушка.

— Тем не менее. По легенде вы уже двадцать лет вдова, вот свидетельство о смерти вашего «мужа». Ваша единственная дочь, Галина — поздний ребёнок. Она окончила Московский геологоразведочный, работала в Якутии, где и познакомилась со своим будущим мужем. С тех пор, как родилась Оля, вы окончательно ушли на пенсию, присматривали за внучкой в связи с длительными выездными командировками дочери.

— Понятно.

— Запомнили? Позже мы с вами ещё раз повторим. Если что-то забудете — сразу спрашивайте.

— Хорошо.

— Теперь Оля и Володя. Имена вам оставлены прежние, так же как и прописанным в легенде родителям, фамилии — ваши новые.

Я раскрыла своё свидетельство. Оля Шубина. Теперь меня на полном основании можно дразнить Шубой. Шуба-дуба. Мда.

— Теперь, что касается родителей Оли и Володи. Все четверо последних шесть лет работали в геологической экспедиции, где-то в Африке — вы точно не знаете, говорить об этом было не разрешено.

Мы с Вовкой кивнули.

— Все четверо погибли два месяца назад, обстоятельства вам неизвестны, в документах будет написано: несчастный случай. Эта легенда позволяет нам оформить достаточно весомые пенсии по потере кормильца, по сто четырнадцать рублей на каждого.

Теперь мы кивнули все трое.

— Раиса Хасановна, если Оля — ваша родная внучка, то Володя оставался под вашим присмотром с согласия его родителей, потому что у него нет других родственников. Он живёт с вами с раннего возраста на протяжении всех экспедиций родителей.

— Ага…

— В связи со смертью родителей, на Ольгу было оформлено опекунство, а на Владимира, как более старшего — попечительство.

— Так они же одинаковые? — удивилась бабушка.

— Раиса Хасановна, это мы с вами не обсуждали, но сейчас вам нужно сосредоточиться и запомнить: дни рождения у ребят теперь в июле, двадцать четвёртого у Оли и двадцать восьмого — у Володи. И годы рождений во всех документах указаны другие. Володе недавно исполнилось четырнадцать, а Оле — тринадцать.

Бабушка критически на нас посмотрела:

— Ну, Вова-то ничё, рослый, а Ольга-то мелковата.

— Это ничего. Просто не поднимайте этот вопрос и по возможности постарайтесь ни с кем не сближаться. По крайней мере, пока не свыкнетесь с новыми обстоятельствами. Мы будем жить с вами рядом, и моя супруга вам поможет, можете к ней обращаться. Да, не сказал! На ребят вы будете также получать пособия по опеке и попечительству, тридцать рублей в месяц на каждого. Все выплаты будут начисляться вот на эту сберкнижку.

Сергеич выложил на стол серенькую книжечку сберкассы и ещё документы:

— Вот, свидетельства о смерти на «родителей» Оли и Володи. Аттестаты об окончании основной семилетней общеобразовательной школы. Для Владимира — с техническим уклоном. Для Оли — с гуманитарным…

Тут, невзирая на табличку «ЗАКРЫТО», в дверь настойчиво застучали.

— Я на минуточку выйду, — извинилась бабушка.

Всё-таки, она продолжала оставаться директором культурного центра. Это у нас все мозги на раскоряку с предстоящими «похоронами», а люди-то живут обычной жизнью, им работу работать надо, текущие вопросы решать…

— На самом деле, очень вовремя Раиса Хасановна вышла, — сказал Сергеич. — Ещё один документ, и я предпочёл бы, чтобы Раиса Хасановна его пока не видела, во избежание ненужных вопросов. Свидетельство о приобретённой специальности в рамках дополнительных курсов профессиональной подготовки.

— Ух, ты! «Автодело», — Вовка принял именные корочки и показал мне разворот. Помимо выделенных категорий «А», «В», «С» и «D», внизу стояла дополнительная пометка: «допущен к управлению электротранспортом».

— Это про троллейбус? — уточнила я.

— Ага.

— И что, прямо можно управлять?

— Да куда там! — засмеялся Вова. — Где ты видела, чтоб в четырнадцать права оформляли? Куплю мопед и буду гонять, на него права не нужны.

— И тем не менее, — возразил Сергей Сергеич, — по достижении шестнадцати лет можно автоматически оформить водительское удостоверение, и личным автотранспортом вы можете управлять, при условии, что рядом находится водитель со стажем вождения не менее трёх лет.

— Да пусть будет, карман не тянет, — согласился Вова и сунул свидетельство в карман.

— А вы так и будете за нами всё время ходить? — внезапно для себя спросила я. — А жена? Она через неделю вешаться от такой жизни начнёт.

— Не волнуйтесь. У меня будут… сменщики.

— М-гм. Понятно.

Тут вернулась бабушка и дальше поехали разговоры про нашу «ликвидацию».

— Итак, давайте сразу определим предметы, которые будут предназначены для опознания, — попросил Сергеич.

— Тапки? — предложил Вова.

— Обувь, сумку какую-нибудь, записную книжку ненужную, — согласился тащмайор.

— У Вовы мастерка есть маловатая, — предложила бабушка.

— Пойдёт. Заранее приготовьте, во что будете переобуваться.

Мне в этом обсуждении почему-то совсем не хотелось участвовать. Вова смотрел на меня с подозрением и тревогой, но я не находила в себе сил даже чтобы улыбнуться в ответ.

— Всё, держите билеты. До Омска вы летите со старыми документами, оттуда — уже с новыми. Вторая пересадка будет в Челябинске. Не волнуйтесь, я всегда где-то рядом, но лучше бы нам с вами в процессе перелёта не контактировать. На месте подойдёте к окну справочной, вы, Раиса Хасановна, покажете свой паспорт, вас встретят и на машине довезут до места.

— Хорошо.

На этот раз бабушка тоже боялась, но ничего не говорила насчёт того, чтобы поехать поездом.

Вызов на мероприятие был на две недели — для выступления в начале этой выставки и в конце, поэтому никого не смущало, что мы берём с собой довольно много вещей, да на разные погоды. Мы вытащили рюкзаки и сумки и начали паковаться.

— Осеннее берите, — строго напутствовала бабушка, — там заморозки могут быть.

Понятно, что в Абхазии в нашем осеннем можно зимой ходить, но Вова был настроен скептически:

— Знаешь ли, я маловатые вещи не поволоку. Нафига их таскать? Куртку вот возьму с Канады. Ботинки, блин, жалко. Рашиду подарю, они почти не ношенные.

С этим Вовкиным стремительным ростом вся обувь тоже сделалась ему мала, и ехал он чуть ли не в резиновых сапогах — какие подошли.

В этих говнодавах Вовка выглядел истовым колхозником.

— С другой стороны, жечь не жалко, — мрачно заметила я. Настроение у меня стремительно опускалось на дно.

— Рюкзак у меня почти пустой получается. Может, книжки возьмём? Журналы, твои первые издания?

— Не хочу я ничего брать, — угрюмо сказала я. Я вообще много эпитетов знаю на эту тему, и все они подходят. Хмуро, гнетуще, депрессивно и так далее.

— Олька, не начинай, и так тошно.

— А раз тошно, то и не поедем никуда! — я подскочила и сердито рубанула рукой воздух.

Муж с тащмайором синхронно произнесли несколько непечатных слов.

— Что *****? Я материться не хуже вас умею, психушка не даст соврать. Какая-то комитетская крыса уже однажды нас слила? Слила! Нашли её? Ах, нет, пока что! И что, простите, помешает ей ещё раз нас заложить и сдать тёпленькими? Хоть из Абхазии, хоть с Таймыра? Что?! А усилия все наши для чего? Всё похерить ради того, что заинтересованные лица не могут обеспечить нашу оборону?

— Защиту, — подсказал Вова.

— Да хер с ними, с определениями! Защиту, оборону… Ты меня понял? Ещё и бабушку вместе с нами раньше времени прибьют!

— Тут согласен, при таких раскладах прибьют без вариантов.

— Да в гробу я видала такие расклады!

— Оля, а разве так можно? — испугалась бабушка.

— Да плевать мне на можно и нельзя! Я никуда не поеду, пусть меня тут убьют! — я швырнула своё новое свидетельство на стол. — Вы, Сергей Сергеич, может быть уже настроились на югах пожить, но я внезапно вынуждена вас разочаровать!

Они заговорили все трое разом. Стало очень громко и непонятно, кто за, а кто против, и тут стукнула дверь.

— Гостей принимаете?

— Али! — закричала бабушка и бросилась обниматься и плакать. Так разволновалась, что голова у неё начала кружиться, и пришлось мне срочно наливать ей валерьянки.