СССР: вернуться в детство 5

18. КАЖЕТСЯ, МЫ ДВИЖЕМСЯ К РАЗВЯЗКЕ

Вова. Чукотка, заброшенный посёлок Пинакуль.

Андрей выставлял на стол тушёнку, галеты, сгущёнку. Консервы тут же начал вскрывать охотничьим ножом:

— Чего тебя, говоришь, в море-то понесло?

— Да дурак я. Батя с рейса подарки привёз: куртку новую, кепку, рюкзак. В этом купил… В Сиднее. Он в Австралию ходит. Ну, я похвастаться хотел… У меня брат двоюродный, Пашка, в Находке живёт. Батя в рейс, а я лодку из гаража достал. Думаю, явлюсь в Находку такой весь из себя — сам. Пашка обалдеет! А там ветер поднялся, пошла волна. Ну и… унесло в море.

— Деятель! — сурово осудил меня Фёдор.

— Да я ж просто хотел Пашке показать…

— Показал? — усмехнулся Андрей и подвинул мне банку тушёнки с воткнутой алюминиевой ложкой: — Лопай давай, да галеты бери. Чё делать с тобой теперь? В милицию сдавать?

Я вытаращил глаза, не отрываясь от банки:

— Дядь Андрей, не заявляйте в милицию! Они ж матери позвонят, а у неё сердце больное.

— Сердце больное? — сердито нахмурился Фёдор. — Ты не думал, как она две недели тебя ищет?

Я активно молотил ложкой:

— Так она не ищет. Я когда уезжал, записку оставил, что к Пашке на электричке поехал, рюкзак… это… Она поэтому и вещей не хватится, знает, что я к родне поехал. А в гараж она без бати не ходит, не увидит, что лодки нет… — я жалостно похлопал глазами: — Помогите мне билет до Владика купить? Пожалуйста… А я в залог лодку оставлю. Она знаете сколько стоит! Да ещё мотор, импортный, японский. А батя с рейса придёт, я уж его потихоньку попрошу, чтоб он лодку забрал, а вам деньги вернул. Чтоб мама не волновалась.

— Ну, ты жук! — помотал головой Андрей. — Батя тебе всё равно за такие фокусы ремня всыпет.

— Да и пусть, — покаянно вздохнул я, отставляя пустую жестянку. — Главное, чтоб у мамы сердце не прихватило. Поможете?

— Будем посмотреть, — сурово ответил Фёдор. — Как за две недели ноги-то не протянул?

— Сперва у меня колбаса была, сырокопчёная, немецкая. Целая палка, я хотел Пашку угостить — вон, весь рюкзак провонял. Её помаленьку ел. А потом рыбу ловил. У меня леска есть и крючки. И соль была. Вчера промокла, не уследил.

Андрей поставил передо мной железную эмалированную кружку крепкого чая, щедро бухнул в неё сгущёнки и подвинул галеты:

— Тебя как звать, говоришь?

— Вовка.

— Лопай, Вовка. Завтра решим, как лучше поступить.

Обещание было не особо обнадёживающим, но ни злости, ни угрозы я в голосах мужиков не чувствовал. Ну что, будем посмотреть.

Утром я проснулся от того, что Андрей тряс меня за плечо:

— Вставай, Вовка! Чаю попьём перед дорогой.

— Что, пора уже? — с этим почти полярным днём не поймёшь у них, когда день, когда ночь.

— Но, дождь кончился, с Лаврентия баржа за нами вышла.

За столом сидел Фёдор, обстоятельно прихлёбывал из пол-литровой кружки. Налил и мне, подвинул галеты, сгущёнку. Чай был почти горячий, запасливо слитый вчера в большой термос со стеклянной колбой и сероватым пластиковым корпусом, обмотанным в местах боевых повреждений синей изолентой.

Андрей вышел на улицу, слышно было, как он там возится с машиной, зарычал заработавший двигатель. Он заглянул в балок, снял с гвоздя свою планшетку.

— Что Степанида? — чинно спросил Фёдор.

— С полпинка завелась, красавица!

— Степанида? — не понял я, и Андрей мне гордо объяснил:

— Вездеход наш, ГАЗ семьдесят первый. Самая красотка на всю Чукотку. Если бы не волна вчера, да не отлив ночью, можно было бы и рискнуть до Лаврентия вплавь двинуть, она это может. А так уж дождёмся, вон, баржа, считай, пришла. Пей чай да шагай, лодку-то спустить надо…

Я по-быстрому опростал кружку, выскочил на улицу, начал возиться с «Зодиаком». Подошёл Фёдор, постоял, потом начал мне помогать.

— Вовка! — крикнул из-за вездехода Андрей. — Подь сюда!

Я выглянул, и он махнул в сторону залива рукой:

— Кита видел?

— Так-то я вчера двоих видел, — честно соврал я. — А он что делает, не пойму?

Кит совершал непонятные телодвижения чуть не в пяти метрах от берега, из воды показывались то хвост, то плавники.

— Об дно чешется. Рачки мешают ему на шкуре, зудят. Вот и чистится.

— А что, во Владивостоке китов нет? — как бы невзначай спросил Фёдор.

Как конкретно обстояли дела с китами во Владике, я понятия не имел. Но ответил уверенно:

— Редко заходят. Тепло им там. Да и порт большой, шумно, не любят они.

Фёдор согласно покивал.

Тут до меня дошло, что я совсем запутался в днях. На Камчатке же сутки начинаются, а на Аляске заканчиваются, значит, дата куда-то перескочить должна, не только время.

— А какое сегодня число?

— Так, одиннадцато июля, — ответил Фёдор.

— Это что, суббота?

— Верно.

— Ё-моё, вот я прокатился…

— Ну, всё, мужики! Грузимся! — скомандовал Андрей.

Я обвязал рюкзак курткой, чтобы его иностранность не сильно в глаза бросалась, Лодку загрузили на платформу под тент.

— Ты полезай-ка туда тоже, — сказал вдруг Фёдор, — да сильно не высовывайся.

Тэкс, по ходу дела, меня сейчас внезапно залегендируют.

Вездеход двинулся к берегу, а я с любопытством замечал то, на что вчера от усталости вообще не обратил внимания. Там и сям на берегу валялись огромные кости — вероятно, китовьи. А ещё ржавые железные бочки от соляры и бензина. Этого добра здесь было просто до фига.

Суббота, 11 июля. Посёлок Лаврентия, Чукотка.

Посёлок Лаврентия оказался большим, особенно по чукотским меркам. Народу тут вообще живёт немного, а в Лаврентия целых шесть улиц, да дома по несколько этажей!

Андрей тормознул у трёхэтажной хрущёвки, выскочил, хлопнул по тенту:

— Вовка, вылазь! Рюкзак бери.

— Ага.

Подъезд был совершенно обыкновенный, только тамбур хорошо такой утеплённый, и двери сделаны, чтоб открывались внутрь. Подозреваю, чтоб снегом зимой не заносило.

Из боковой квратиры на первом этаже выглянула бабулька:

— Андрюша, здравствуй!

— Здрасьте, баб Вер.

— Вчера кита добыли, я тебе кусок взяла. Заберёшь?

— Давайте!

Бабуля бодро ушуршала внутрь квартиры и вскоре снова появилась с тазиком, в котором лежал здоровенный кусок мяса:

— Держи! А это кто с тобой?

— Да на метеостанцию мальчонка в гости приезжал, попросили в Анадырь отправить.

— А-а, понятно.

Мы поднялись на этаж выше, Андрей открыл дверь и пригласил:

— Заходи, гостем будешь!

Да, кроме как загостевать у Андрюхи, других вариантов не вырисовывалось. Сами подумайте: куда меня было девать? Идти со мной в милицию мужики передумали. Ближайший вариант отправить меня домой — самолёт до Анадыря, который, вроде бы, по расписанию летает каждый день. Мы даже сразу заскочили в местный аэропорт — небольшой, синий домик, где… кассирша немедленно нас порадовала, что погода в Анадыре и вчера не располагала, да и сегодня рейса не будет. Завтра, сказали, приходите к восьми, узнавайте. Может, прилетит. Но билет продали сразу. Потому как, если прилетит, можно будет прямо с этим билетом и улететь, тут всё у них довольно по-простому устроено. Главное — успеть прибежать и место занять, потому что, если несколько дней непогода, то желающих сильно больше чем мест образуется.

Однако, здесь у нас опять получилось преимущество! Окна Андреевой квартирки выходили как раз на центральную улицу, на которую и садился самолёт. Да, прямо на центральную улицу посёлка, никаких тебе заборов и прочих излишеств. Такой вот незамысловатый подход к организации взлётно-посадочной полосы. Что характерно, улица была даже не бетоном залитая — просто хорошо укатанная грунтовка. Сесть на неё могли, понятное дело, преимущественно Аны, а значит, долететь из Лаврентия можно было максимум до Анадыря, где был уже аэропорт поприличнее, Ил-62 оттуда летали даже до Москвы, не то что до якобы нужного мне Владивостока.

Получив в авиакассе от ворот поворот, приволоклись мы на квартиру.

Дома у Андрея всё носило отпечаток ухоженности и одновременно давнишней безлюдности.

— Ленка моя на лето поварихой в экспедицию устроилась, — объяснил он прохладную пустоту и кинул на диван в зале подушку с одеялом: — Располагайся. Я до базы, вечером буду. Жрать захочешь — консервы на кухне в столе. Да не кисни, сходи погуляй, — постарался подбодрить меня Андрей. — В музей загляни или в дом культуры. Библиотека у нас есть.

А ещё школа. И магазины, да. В одном из них Андрей по дороге купил хлеба, банку сливового повидла и пачку макарон.

Нет, библиотека — это, возможно, было бы даже интересно, но… По улицам я ходить-светиться не очень жаждал. Народу мало, все на виду. Бабулька вон мгновенно среагировала. Пристанет ещё, начнёт расспрашивать: как, что? Буду врать — рано или поздно вылезет, Андрюхе репутацию подмочит. Неудобно перед человеком получится. Так что лучше в переговоры со скучающими пенсионерками не вступать.

А в магазины соваться без денег толку нет.

Можно было в порядке культурного обзора съездить за двадцать три километра до соседнего Лорино, куда вела единственная грунтовая дорога и ходил рейсовый автобус. То есть, все местные называли его автобусом, а на деле это был суровый «Урал» с кунгом.

Застрять в Лорино или где-либо ещё мне совсем не улыбалось, так что я от любых идей разъездов по окрестностям отказался. Андрею сказал, что напутешествовался до отвала, хочу просто помыться и отоспаться. К этой идее он отнёсся с пониманием и укатил.

А я и впрямь спокойно помылся, постирал на ребристой стиральной доске своё пропылённое, а потом промокшее и плохо просохшее барахло (кроме куртки, которая благодаря непромокаемости выглядела более-менее), слегка подсушил с помощью утюга, стоявшего тут же посреди зала на столе (на сложенном покрывале, которое, судя по подпалинам, для глажки и предназначалось), развесил на верёвочках, натянутых над ванной, досыхать.

Сам, пользуясь отсутствием хозяев, замотался в полотенце и пошёл на кухню, поставил чайник. Солнце приятно припекало в окно, открыл форточку. И услышал, что внизу у подъезда разговаривают бабульки. Обсуждают, что тепло пришло!

— Хорошо как, хоть косточки на солнышке погреть…

— Как думаешь, неделю хоть простоит?

— Да хоть бы дня три, и то радость!

Ни фига, у них лето стремительное…

Попил чаю с повидловыми будербродами, счёл труселя достаточно просохшими, натянул и завалился спать. Однако сон внезапно не шёл. С армии ещё умел в любое время и в любом месте засыпать — а тут на тебе! Перенервничал, что ли? Лежал-лежал ворочался. Ни фига. Встал, походил… Чем заняться, блин? Заглянул в спальню, над кроватью на полке увидел книги. Почитать хоть, что ли? Уж, наверное, хозяин не обидится.

Книжки оказались довольно лирическими и все с синими штампиками. Упомянутая Ленка, наверное, в библиотеку ходит. Ни одного знакомого автора. Взял какую-то наугад, лёг, углубился в текст…

Разбудили меня мальчишеские крики. Мелкие пацаны бегали во дворе, играли в войнушку. Пошёл на кухню попить — из форточки уже прилично так прохладой тянет. Что, лето — всё, что ли? Закрыл нафиг, вдруг выстудится квартира.

Решил вскипятить чайник, и тут пришёл Андрей, развил бурную деятельность: макарон наварил, китятины нажарил. Мясо показалось мне жестковатым и с небольшим непонятным привкусом, но есть можно, вполне.

— И сколько такой кусок стоит? — из любопытства спросил я, кивая на таз с остатками сырого мяса, снова отправляющийся в небольшой холодильник.

— Да нисколько. Тут же квота, как китобойный завод закрыли, только коренным ловить можно. И только для еды, не на продажу. Так, кому надо — все идут, берут.

— М-м! — удивился я. — А был прямо завод?

— Плавучий. Для песцовых звероферм корма заготавливали.

— Понятно.

— Слушай, Вовка, — перевёл разговор Андрей, — я завтра запасной ключ тебе оставлю, ты карауль. Если вдруг самолёт прилетит — беги, ключ только в почтовый ящик кинь. В Анадыре до Владивостока сразу билет купи. На вот, — он выложил на стол триста рублей.

— Много что-то, — удивился я.

— А застрянешь там? Вдруг непогода? Хоть пожрать себе купишь.

Тоже верно.

— Вы мне адрес напишите, — попросил я. — Мы к вам как поедем, телеграмму отправим.

— Напишу. Ты до дома как доберёшься, тоже хоть отбей, мол: доехал. Путешественник!

— А если не прилетит?

— Вариантов мало, погода-то встала хорошая. Если только что сломается… Но… тут уж, если две недели не прилетит, теплоходом тебя до Анадыря отправим, он как раз числа двадцать восьмого прийти должен.

Вот это лучезарная перспектива!

Я спрятал бумажку с адресом в карман куртки и полночи таращился в серое окно, отчаянно надеясь, что две недели мне ждать не придётся.

Олька. Суббота, 11 июля, 19.22. Психушка.

Вот напрасно я надеялась, что суббота — выходной. Алексей Михайлыч снова удостоил меня своего посещения. Снова расспрашивал, что-то карябал в своих талмудах.

— Слушайте, как меня всё это задолбало, — честно сказала я. — В санаторий мне надо, на воды целебные. Или на курорт. На самом деле, на курорт даже лучше.

— Это почему, позвольте спросить?

Я с тяжким вздохом переместилась из положения сидя в положение лёжа и уставилась в серый больничный потолок:

— Это шучу я так. Помните, я вам рассказывала про «Властелин колец»?

— Про фильм?

— Да. Который со смешным переводом, — на удивление, за эту неделю, я даже как-то привыкла к постоянно присутствующему кэгэбэшнику и могла разговаривать с ним почти нормально. — Вот, я даже толком выразить вам не могу весь комплекс чувств и мыслей по поводу этой всей ситуации и меня в ней, но почему-то вот эта реплика кажется мне чрезвычайно подходящей.

— Интересно.

Не знаю, было ли ему правда интересно, но гражданин Тишайший принялся усердно что-то записывать. Ну, что за ересь!

Открылась дверь. Вошёл капитан с характерно незапоминающимся лицом. Кивнул Алексею Михалычу как знакомому.

— Добрый вечер. Имею срочный приказ сопроводить Ольгу Шаманову в санаторно-курортный комплекс «Дарасунский».

— Опа! — несдержанно высказалась я. — Предположу, что двигаться будем на восток.

Алексей Михалыч без выражения взял бумагу, прочитал внимательно, стрельнул на меня глазами, отдал сопроводиловку пришедшему:

— Имею прямой приказ о круглосуточной охране объекта.

Новый дядька думал недолго.

— Хорошо, поедете с нами.

— Ну что, крыса наносит ответный удар, — пробормотала я, спуская ноги с кровати.

Мы вышли из палаты. Не думали же вы, что я сейчас начну яростно сопротивляться, укладывая бойцов штабелями? В коридоре было прямо тесно от народа. Трое «новеньких санитаров», да трое вполне себе в форме мужиков, которые только что с капитаном пришли. Здоровенные, как шкафы, местные медбратья (две штуки), санитарки и медсёстры, сползшиеся из разных отделений в силу неистребимого человеческого любопытства, дежурный врач, который уже подписывал какие-то бумаги…

С лестницы доносились ещё голоса, кто-то ненормально громко для вечернего времени говорил:

— Вот сюда, сюда! В эту дверь!

Обычно запертые глухие двери отделения распахнулись снова, и в них стремительно влетел Сергей Сергеич — в деловом костюме такого вида, словно он в нём в лесу ночевал, а потом в угольном вагоне ехал. За ним валило человек двадцать мужиков в форме и без.

Алексей Михалыч подобрался.

— Здорово, Лёха, — сказал тащмайор и протянул ему бумагу.

Тишайший читал, и по его лицу ничего нельзя было разобрать. Потом помаячил капитану, и они перечитали бумагу уже вместе.

Алексей Михалыч вернул документ Сергей Сергеичу и сказал:

— Командуй, тащмайор.

Ну вот, а я-то думала, щас будет экшен, всеобщий махач и перестрелка, а оно вот так буднично всё…

— В полном соответствии с приказом, девочка переводится на реабилитацию в санаторно-курортный комплекс «Дарасунский», — объявил Сергей Сергейич. — Прошу медперсонал разойтись.