Спирас. Книга 1

Глава 10

02.09.2016 г.

Первый Мир

46 лет после Революции

Княжество Цирит

08:45 (Пятница)

Люций

— Занятие первое — История, кабинет 36, — объявила Алиса.

— Ты что, все расписание наизусть выучила? — поинтересовался Деймос.

— Да нет. Просто вчера, когда ты ушел, мы с суперактивисткой Барбарой минут сорок простояли около него. Я на сегодняшний день занятия запомнила.

Деймос уважительно закивал. Вся компания приканчивала завтрак. Братья опять ели то же, что и все остальные — пару голубовато-бледных яиц, даже без вюрцитского соуса, а Алисе почему-то досталась тарелка с отличным золотистым омлетом. Девушка теперь ковырялась в своей тарелке с немного виноватым видом и даже не стала доедать. Занятные у нее отношения складываются с этими чудовищами в виде деток! Может, мелкий пацан на нее запал? Она, и правда, ничего. Особенно волосы. Но не настолько же, чтобы для нее отдельно готовить!

Люций быстро проглотил свою порцию и подумал, что долго так не протянет. Пару дней побаловались и будет, надо срочно решать вопрос с едой. Что по этому поводу можно сообразить? Пока обдумывал варианты, как раз добрались до нужного кабинета. Рядом с дверью, выкрашенной с жуткий серый цвет, толпились какие-то оборванцы… ладно, одноклассники.

Спрашивать у них, что стряслось, он не стал бы даже под страхом всю жизнь есть только местную еду, поэтому молча пролавировал между этим убожеством и заглянул в учебный класс. И тут же отпрянул. Потом еще раз заглянул — вдруг показалось? Но нет!

— Какой кошмар, — прошептала рядом стоящая худенькая девушка.

Крупный парнишка скривил лицо и фыркнул.

— Это что, шутка такая?

Люций обернулся на брата. Шутка была бы в его дурацком стиле, но не настолько же он идиот! Деймос только пожал плечами. На лице — точно то же выражение, что и у остальных. Может, и не врет, кто его знает?

Все дружно решились все-таки зайти в этот класс.

Наверное, для этого сарая учебный кабинет был в общем-то обычным — старый, задрипанный, давно грустивший без ремонта и уборки. Окна настолько плохо пропускали свет, что Люций и Деймос смогли снять очки. Ничего примечательного тут не было за исключением одной детали: во всю дальнюю стену был растянут старый, выцветший, покрытый пятнами, флаг свергнутой императорской семьи Кардеров.

Когда-то это было белоснежное полотнище с золотыми вставками, кистями и бахромой. Три столба и куча завитушек между ними что-то там символизировали раньше. Люций не помнил, что именно. Такая символика была уже давным-давно запрещена, и он видел только старые изображения этого герба в учебниках истории. В основном, на картинках, где герои Революции срывали точно такие же флаги и сжигали их… Этот, похоже, тоже пережил когда-то хотя бы один пожар, а еще потоп и кучу других катаклизмов. Хотя за флагом явно следили. Дыры были аккуратно заштопаны, а особенно крупные пятна, возможно, пытались свести.

— Это никакая не шутка, — поправив очки, процедил очкастый парень-заучка, — это наглядное пособие, сохранившееся до наших времен.

Люций нахмурился:

— Надо же, как интересно, если учесть, что любая пропаганда символики Кардеров запрещена и карается законом.

— Вам ли высказываться по этому поводу! — фыркнул какой-то пухлый идиот.

Ответить Люций не успел. За спинами учеников в коридоре послышался топоток:

— Минуточку внимания! — пронзительный голос тут же нашел в мозгу Люция дырочку, просверленную вчера, и отозвался там болью. — Первокурсники, прошу минуточку внимания. Как глава школьного совета я должна вас предупредить…

В класс влетела запыхавшаяся Барбара. Она встала у стены, попыталась загородить собою гобелен.

— Я должна была предупредить вас заранее! Это входило в мои планы! Но так замоталась… Сейчас я вам все объясню. Видите ли, профессор Горгаш — это преподавательница по истории — она, как бы это выразиться, кардеристка.

Кучка первокурсников замерла, пытаясь переварить полученную информацию. Люций вышел из оцепенения первым и заявил:

— Скорее складывается впечатление, что все это — дешевый розыгрыш от старшекурсников. Повесили… этот старый флаг и наговариваете на препода.

У Барбары в глазах промелькнуло возмущение, а класс облегченно вздохнул. Ученики поверили Люцию, так как первый вариант выглядел совершенно неправдоподобно. Барбара потеряла внимание аудитории и отчаянно старалась вновь его привлечь.

— Нет! Послушайте! Это не розыгрыш. Профессору Горгаш уже сто два года. Во времена революции она поддерживала Кардеров. Прошу, не беспокойтесь, профессор числится в психдиспансере. Ой, это лишнее. В общем, она очень хороший преподаватель. Историю знает от и до, но на некоторых темах ее заносит. Главное — не перечить ей и не нарываться на спор. Флаг она вывешивает только в первый учебный день. Потом снимает.

— Да-да, конечно, — отмахнулся пухлый паренек и присел за парту.

Барбара помялась в дверях еще какое-то время, поняла, что больше ничего сделать не сможет, и упорхнула на свои занятия.

— Я сейчас сниму эту заразу и вышвырну ее! — крикнул все тот же парень, но заучка возразил ему:

— Не нужно. Лучше скажем, что мы тут вообще ни при чем, к этому флагу даже не притрагивались, а притащили его старшекурсники.

— Фиговый план! — заявил задира. — А чего это ты, кстати, книжками обложился? В библиотеке ни одного учебника по истории не было!

— Это мои личные, из дома, — важно заявил тощий и поправил очки.

— Понятно с тобой все. А я вот еще хочу познакомиться с нашими крутыми друзьями из Эмбера, — пухлый зло улыбнулся и потопал к Люцию и Деймосу, что сели ближе к задним рядам, — меня зовут Карл. А вас?

— Меня зовут Дэни, а это мой брат Лука, и да, мы действительно прибыли из самого Эмбера, — отрапортовал Деймос вполне миролюбиво.

Весь класс внимательно следил за разговором. Как-то они все напряглись. Поди, никогда не видели эмберианцев!

— Интересно, а чего вы сюда решили приехать?

— О, это наше наказание, — воскликнул Деймос как можно жизнерадостнее.

— Наказание? — переспросил Карл.

— Совершенно верно. Мы учились бы в престижной школе, но так плохо себя вели, что наши высокородные богатенькие родители решили в наказание отправить сюда. Это так, на случай если вам захочется посплетничать.

— Клоун, — сплюнул Карл и поплелся к своей парте.

— А меня зовут Верона, — воскликнула невысокая девушка и подскочила к братьям. — А почему вы сняли очки? Я слышала, что глаза плохо реагируют на солнечный свет после Эмбера.

— Да где ты тут солнечный свет обнаружила? — буркнул Люций. — Через эти окна ему не пробиться.

Верона заливисто рассмеялась. Пожалуй, как-то немного слишком весело у нее это вышло. Она все стояла у их стола, мило перебирая руками свою тощенькую каштановую косичку. Что это она, заигрывает? Нет уж, дорогая, извини. Не мой формат! Люций опять вспомнил госпожу Лиз и вздохнул. Интересно, тут на всю школу должна найтись хоть одна… интересная преподавательница? Верона стрельнула глазами на Алису.

Хриплый звук донесся откуда далеко снизу. Все напряглись. Вот это звонок! Его бы расслышать! Одновременно, под надтреснутый аккомпанемент, в класс гордо вплыла старушка невероятно строгого вида. Благодаря ее серьезности не сразу замечались некоторые странности — например то, что госпожа Горгаш была ростом только вполовину взрослого человека. Или то, что одета она в платье строгого покроя темно-серого цвета. Она была как будто посланцем из прошлого. И весь класс тут же понял, что прошлое человечества было кошмарным, потому что единственный оставшийся в живых представитель того времени смотрел на всех настолько острым и злым взглядом, что всем тут же захотелось назад, в свой разноцветный и такой свободный 2016-й.

Люций знал такой тип преподавателей-строгачей и считал их наиболее опасными. А этот конкретный экземпляр по шкале злобности от 0 до 5 надо было бы ставить на отметку 13 — он явно обещал еще и все неприятности на свете.

— Когда преподаватель заходит в класс, ученики должны встать! — рявкнула старушка с силой, которую нельзя было в ней заподозрить.

Все испуганно вскочили, гремя стульями.

— Так-то лучше. Сесть!

Ученики послушно прогромыхали назад.

— Мое имя — Ирма Горгаш, для вас госпожа Горгаш, или профессор Горгаш. С этого дня я буду вести у вас историю. Это что?

Люций подумал, было, что последний вопрос касается преступного флага, но ошибся, профессор обращалась к заучке с учебниками. Бедняга вздрогнул и подскочил. Профессор нещадно сверлила его взглядом. Пусть даже смотрела она на высоченного парня снизу вверх, выглядело это устрашающе.

— Я не… Вы о чем, профессор?

Она выждала паузу, как ведущий актер захолустного театра, и указала коротким пальцем на учебники. Алиса, сидящая позади, прошептала:

— Лука, помнишь, детки в библиотеке сказали, что она сожгла все учебники по своему предмету.

Люций кивнул, но как можно незаметнее. Он уже не сомневался — бабка действительно двинутая. И как ее только допускают к преподаванию? А она все продолжала допрос.

— Вы видите на партах своих товарищей эти… язык не повернется сказать, учебники?

Бедолага от удивления только выпучил глаза и покачал головой.

— Тогда почему они лежат у вас? Где вы их взяли?

Парень совсем опешил и сумел лишь промямлить:

— Я… Это… Они… из дома…

Профессор вдруг заорала:

— Убрать! Никто и никогда не смеет приносить на мои занятия эту ересь! Этот позор, срамоту и клевету! Понятно?!

Роняя книги, очкарик принялся запихивать их в сумку.

— Вам выпала огромная удача, — продолжала между тем профессор. — Вы даже не осознаете, насколько сильно вам повезло. Во времена лжи и предательства правда открыта лишь избранным! Это огромная честь и тяжкий труд. Мне и так предстоит перекроить ваши погрязшие в обмане умы. Так что не сметь загружать в них лишнюю ересь. Это ЯСНО?!

Белый, как кусок мела, заучка нервно кивнул. Люций заинтересовался, хлопнется ли он сейчас в обморок. Если повезет, можно будет вызваться его в медпункт отвести… если только тут есть медпункт.

— Хорошо. Сесть!

Итак, вы видите за своими спинами великое знамя. Символ великого Императора, чья власть была преступным образом повержена…

По телу Люция волной разлилось бешенство. Ситуация казалась абсурдной в принципе. Он даже задумался, а не ущипнуть ли себя. Но сны не бывают настолько реальными. Живая бабка-кардеристка, причем не в больничной палате, где ей самое место, а в школе Аластера Рикмора — великого героя-освободителя. Они тут, кажется, все с ума посходили!

Неожиданный толчок от брата застал его врасплох и заставил вернуться к происходящему.

Старушенция все распиналась о том, что в прежние времена в мире царили дисциплина, порядок и единомыслие. Почему-то она неистово напирала на это самое «единомыслие» — якобы, без него все и идет прахом. Наконец, она утихомирилась, но Люцию уже было на все наплевать.

— На этом приветственное слово окончено. Можем начинать лекцию. Открываем тетради, записываем. И да, имейте в виду, на следующем занятии спрошу пять случайных учеников. Кто не перескажет лекцию слово в слово, получит два. Других оценок нет — либо два, либо пять. Лекция номер 1.1. Мир до 1248 года. Три учебных вопроса… вы можете похвастаться идеальной памятью? — поинтересовалась профессор у Люция.

Он не притронулся к тетради.

— Я не собираюсь ни слушать, ни записывать ваши слова! — выпалил он то, что чувствовал. Еще не хватало! Плясать под дудку кардеристки.

С разных сторон Люций почувствовал восхищенные вздохи. Правда, тихие. Он огляделся. Все уткнулись в тетради, но поглядывали на него с любопытством. Трусы! Испугались эту… Горгашмыгу!

Профессор после слов Люция оскалилась, как хищный зверь, заприметивший добычу.

— Не надейтесь, что удивили меня. Такое поведение вполне ожидаемо, но поверьте, я все равно донесу правду до ваших умов — хотите вы этого или нет. Выхода у вас два — или слушать меня и выполнять МОИ требования, либо убираться из этой школы.

— Отлично!

Люций вскочил и гордым шагом удалился из класса. Спиной он чувствовал восхищенные взгляды однокашников и услышал удовлетворенный смешок профессора Горгаш. Он точно знал, куда сейчас должен бежать. Кто виноват в том, что тут творится.

Добравшись до крыла, где располагался кабинет господина Рикмора, Люций хотел, не сбавляя шага, ворваться к директору, но у дверей стояли противные дети-коротышки. Пришлось затормозить на полном ходу.

— Ну вот! — ненатурально захныкала девочка,

— Зачем ты пришел? — окрысился на него мальчик.

— Мне нужно к директору. Пропустите!

Мальчик только отмахнулся.

— Да знаем мы, что тебе к дедушке нужно. Он еще с утра сказал, что ты придешь.

— А мы сказали, что ты не собирался к нему идти. И поспорили.

Девочка недовольно поджала губки.

— Вот, а ты пришел.

— Ну уж, извините, — протянул Люций и попробовал протиснуться к кабинету, но ничего не вышло. Дети стояли стеной и сдвинуть их было невозможно.

— Да ладно, ничего страшного. Теперь с тебя 158 шоколадных конфеток. — с важным видом подытожил мальчик.

На секунду Люций даже забыл о своей злости.

— Это еще с чего?

— А кто виноват, что мы проиграли?

Девочка понимающе закивала:

— Да-да, согласна, все правильно.

— Да идите вы! — рассердился Люций.

— Куда? — хором спросили засранцы.

Мальчик хлопнул себя по лбу и провозгласил:

— Точно! Дедушка же сказал передать тебе это!

Он протянул Люцию огрызок бумажки.

— Это тебе письмо! — сказала девочка, с любопытством поглядывая на послание, — от дедушки.

Люций взял так называемое письмо, прочитал его и чертыхнулся.

Каллиграфическим, но немного трясущимся почерком там было написано:

«Горгошмыгу не уволю. Вали, давай!»

И Люций свалил. Он вообще с трудом понимал теперь, почему, собственно утром, как добропорядочный ученик пошел на эти занятия, почему начал общаться с братом-предателем и даже сел с ним за одну парту? Что-то он расслабление мозга в последние дни схватил. Все, хорошего понемножку. Это местечко считается ямой и отстоем? Он им покажет, что такое настоящая яма!

30.12.1959 год.

Первый мир

Княжество Адамант

11 лет до начала революции

09:10 (среда)

Аластер

— Здравствуй Роберт, здравствуй Льюис. Как ваши дела?

Двое стражников у низкой двери отвесили поклон.

— Здравие желаем, досточтимый Аластер. Вы вернулись с празднования Выбора?

— Вернулся и желаю пройти. — Аластер улыбнулся и собрался сделать шаг, но стражник его остановил.

— Господин Аластер, тут такое дело, — он заговорщицки прищурился, — в следующем месяце состав несения суточного наряда будет изменен. Наша смена больше не будет стоять здесь.

Это было плохо, Аластер нахмурился.

— Не будете ли вы так любезны узнать о новых сменах и отметить среди них предположительно сговорчивых лиц.

— Вот, господин, — стражник достал из-за пазухи свернутый напополам служебно-серый лист бумаги, — тут отмечены те варианты, о которых вы сказали. Мы поговорим с ребятами, они ничего, вообще, и вас знают. — Стражник улыбнулся.

Хитрый лис! Аластер прекрасно понимал, что их дружеские отношения поддерживаются постоянными вливаниями лет жизни. Элизавет регулярно расплачивалась со стражниками, подкидывая им по два-три года. У нее были свои возможности для этого.

— Проходите, господин.

Аластер вошел. Триста сорок три ступеньки вверх, длинная, никак не используемая терраса, еще сто восемнадцать ступенек, и вот она, маленькая деревянная дверь на петлях.

Аластер несколько раз постучал. Ответа, естественно, никогда не было, но он почему-то всегда выполнял небольшой ритуал элементарной вежливости.

Обстановка этой комнаты никогда не менялась. Возможно, если бы хозяин этого жилья мог говорить, то пошутил бы что-нибудь про «постоянство — признак мастерства».

Старая тринадцати-серая мебель — в основном столы, мольберты, всякие фигуры для… Аластер не знал, как как они называются правильно… фигуры правильных геометрических форм, чтобы срисовывать с них. И груды бумаги, холстов, кожи и прочего, на чем можно было бы рисовать. Здесь валялись просто так, порой на полу, листы коричневого желтоватого и даже иногда белого Божественного цвета. Сюда доставляли материалы всех оттенков, которые были нужны для работы.

В углу комнаты, сгорбившись за рабочим столом, сидел господин Ферроу.

— Доброе утро, досточтимый, — поздоровался Аластер.

Художник поднял на него отрешенные глаза, они всегда становились такими, когда он писал. Мгновение Ферроу соображал, возвращался в реальность, затем радостно вскочил со своего места и подошел к Аластеру.

В лучах зимнего солнца танцевали пылинки. Что было хорошо в его мастерской, так это свет. Высокие окна без штор запускали в захламленное помещение столько солнца, что порой даже болели глаза.

— Уф, господин Ферроу, ты сколько тут сидишь? Неделю, что ли?

Художник неопределенно пожал плечами и подозвал Аластера к столу, у которого он работал. Видимо, хотел что-то показать.

— Подожди, у нас для тебя есть подарок. Вот!

Аластер протянул художнику небольшой сверток. Ферроу открыл, не особо любопытствуя. Три ярко-алых яблока оказались в его руках. Шкурка их немного сморщилась, бочки в паре мест были подбиты, но мужчина завороженно глядел на яркие плоды и не мог оторваться.

— Представляешь, едем через заснеженное поле… самое обычное поле, а потом — заброшенный старый сад. И вот, на ветке большой яблони, — висят себе. И, главное, как их до сих пор из животных никто не съел? Ой, что это? Ха-ха, смотри-ка!

Аластер заметил, что из крохотной круглой дырочки в одном из яблок наружу выбирается бледно-зеленый червячок. Жизненная сила мелкого создания и его попытка сбежать из сладкого фруктового мирка почему-то вызывала восхищение своей абсолютной безнадежностью.

— Похоже, он остался на зиму в яблоке, а тут отогрелся… и… Ферроу!

Художник поставил яблоко на письменный стол, поверх вороха своих набросков, и стал наблюдать за маленькой, выползающей в тепло жизнью.

— Интересно, и как он не замерз насмерть?

Ферроу вздохнул и кивнул Аластеру на набросок рисунка. Аластер взял в руки лист и внимательно вгляделся в него. Созданная на желтоватой бумаге серыми штрихами, на тонкой веточке молодого деревца сидела кроха-птичка.

Аластер с интересом вглядывался, ожидая, что сейчас картинка оживет…

— Ферроу… ты серьезно? — он перевел удивленный взгляд на художника. — Мне не послышалось?

Художник, все еще наблюдающий за яблоком и червяком, кивнул.

Птичка на бумаге чирикнула. Она не двигалась, но щебетала, это было…

— Поразительно! Ты понимаешь, что перешел на новый уровень?

Господин Ферроу опять кивнул.

Аластер заметил, какие красные у него глаза, как подрагивает рука.

— Сколько ты уже не спишь?

Художник приблизительно покачал рукой.

— А как давно выходил подышать свежим воздухом?

Тот же жест.

— Судя по амбре в комнате, мылся ты тоже, примерно, — Аластер повторил жест Ферроу, — в то же время.

Аластеру шел семнадцатый год. С того дня, когда господина Ферроу приняли в Адамант, с того самого дня, когда они с Элизавет подглядывали за празднованием Выбора, минуло уже шесть лет, и все это время художник оставался неполноправным жителем княжества Адамант.

Эта мастерская была ему домом. Выпускали художника гулять только под стражей, заботился о нем вечно где-то шатающийся слуга. Господина Ферроу можно было назвать заложником или пленником.

Проведать его однажды предложил Аластер. Элизавет вначале наотрез отказалась, но через некоторое врем они уже вдвоем пробирались по ночному дворцу.

В первые годы такие вылазки были нечастыми, но Элизавет успела обучить господина Ферроу читать и писать, чтобы немой мог хоть как-то общаться. У того не было других знакомых, и они старались иногда радовать художника, приносили ему редкие подарки и рассказывали, на их взгляд, интересные истории.

За эти годы он создал немало прекрасных работ, и некоторые из них действительно становились живыми.

— Пока нас не было, ты хотя бы ел? — не переставал донимать Аластер вопросами.

Художник отмахнулся, достал из кармана блокнот и быстро написал:

— А где Элизавет?

Аластер пожал плечами.

— Пошла к отцу. Говорит, дело есть… Ты тему не меняй. Почему в наше отсутствие ты все время запускаешь себя?

Ферроу похлопал Аластера по плечу и извлек из нагрудного кармана заранее подготовленное письмо.

Аластер взял протянутый лист бумаги и начал читать.

«Аластер, Элизавет, у меня есть радостные новости, с которыми я бы хотел поделиться. Я начал работу над новой картиной…

— Это очень здорово, — похвалил Аластер.

Ферроу недовольно ткнул пальцем в письмо — мол, не отвлекайся.

… это произведение будет особенным. Про такие работы творцы говорят — жемчужина моих трудов. И я хотел бы попросить вас, если представиться возможность, забрать ее к себе и спрятать.»

— Спрятать? Ферроу, я не уверен.

Художник достал второе письмо и протянул Аластеру.

«Элизавет, не переживай на этот счет…»

Ферроу вырвал у Аластера листок из рук и, немного пошарившись, выдал другой.

— Ошибся, да? Ну ничего, бывает.

«Аластер, я знаю, из-за своей доброты ты не сможешь отказать, поэтому я хотел бы тебя заверить, что картина будет совсем небольшой, и спрятать ее не составит труда.»

Оба письма были тщательно спрятаны в третье-серый карман, нужно будет потом не забыть их сжечь.

— Ферроу, я пока не могу тебе пообещать, что мы справимся. Но одно я гарантирую, мы очень постараемся.

Аластеру уже пора было иди.

— Что тебе принести в следующий раз?

Художник задумался и покачал головой. Он умудрился пересадить червяка на свой палец и поднес его к свету, чтобы получше разглядеть.

— Теперь у тебя появился сосед… ах ну да, извини, еще была мышка Лиза и паучок Стер… мне как-то неловко, что ты дал им имена в нашу честь, тем более, что они так быстро… Ну ладно, мне пора идти… сам понимаешь. До встречи!

Аластер вышел из мастерской, закрыл за собой дверь и начал долгий спуск по много раз пересчитанным ступенькам. Он сам не знал, почему ему так нравится общество Ферроу. Он не мог себе объяснить, что же так тянуло его в запрещенную коморку под крышей дворца. Не задумывался, почему получал удовольствие, делая художнику маленькие подарки. Быть может, ему нравилось просто заботиться о ком-то, чувствовать себя полезным…

Впрочем, о судьбе господина Ферроу он не жалел. Все произошедшее Аластер воспринимал как данность. Никто не был в этом виноват — ни Цесаревна, что выбрала шесть лет назад живую картину, ни уж, тем более, Император, который облагодетельствовал этого человека, приблизил его к себе и дал возможность работать, ни Виктор, который решил его речи, ведь такова была воля Императора.

Ступеньки, бесполезная терраса, потом опять ступеньки, наконец стража и…

— Господин Рикмор, пожалуйста…

Аластер остановился и развернулся к стражникам.

— Несколько минут назад приходила досточтимая Цесаревна, она просила вам передать, что…

— Говори же!

— Вас… вызывает к себе… Император.

Аластер замер на месте.

Вызывает император! Неужели он узнал об их общении с господином Ферроу и разгневался? Больше они не смогут подниматься к художнику, а ведь он готовит особенную работу… жемчужину своих трудов… Аластер испугался, что он никогда не увидит это, еще не созданное, но такую особенное творение.

— Господин Аластер, все в порядке?

— Почему сразу не послали за мной наверх?

— Досточтимая Цесаревна наказала отправиться за вами, если вы не спуститесь в течении пяти минут. Вы спустились через четыре минуты двадцать секунд. Ее высочайшая милость просила передать, чтобы вы поднимались на третий этаж по западной лестнице. Там вас встретят и проводят

Аластер кивнул.

— В таком случае, я поспешу. Благодарю.

Когда-то давно он уже испытывал подобное волнение. Много лет назад, когда шел на первую встречу с Цесаревной. Наверное, следует переодеться, он ведь только с дороги? Хотя, возможно, сейчас каждая минута промедления опасна. Он направился в сторону западной лестницы, к покоям Императора.

Аластера встретили слуги и отвели его к высоким белоснежным дверям, за которыми находился… Он…

— Прошу, проходите, — пригласил его какой-то новый распорядитель.

— А вы не станете инструктировать меня, как нужно вести себя с Императором. Не проверите приветственный поклон?

Старина Клаус выполнял свои обязанности более тщательно, но он уже год, как отправился на покой, и теперь, наверное, отдыхал под светом золотых цветов в благословенном Эмбере. Интересно, помнит ли он маленького человека, к которому так ревновал в свое время?

— Нам не положено проверять ваши знания церемониала, — коротко ответил слуга и отворил перед Аластером заветные двери.

Он увидел императора сразу. Он не замечал ни помещения вокруг, не мог бы ответить, были ли вокруг еще люди. Он подошел к императорскому трону, остановился за пять шагов и выполнил идеальный поклон…

Аластер видел Императора два раза в жизни… И он впервые стоял перед Императором…

Во время той давней казни приговоренный стоял так же близко от Него, а через пару мгновений лежал на плитах площади, мертвый и постаревший… Ферроу точно так же прошел через весь зал, приблизился к трону, и ему через минуту вырвали язык…

От волнения Аластер не мог ни дышать, ни думать. Он весь превратился в страх пред величественным Божеством.

— Аластер Рикмор, — протянул Император, — взгляни мне в глаза, маленький человек. Ты был рожден с моего высочайшего разрешения.

Аластер послушно выпрямился из поклона. Помещение, куда он попал, было не таким огромным и имело, вероятно, назначение малого тронного зала. На высоком кресле перед ним восседал Император, а тенью за его спиной, как всегда, стоял Виктор. Аластер выполнил приказ и поднял глаза.

Мгновение император молчал, потом усмехнулся:

— Да, этот малюсенький червячок на ладони стал для него целым миром. Хм… А в руках той девочки в черном вряд ли была лягушка, где бы она нашла ее зимой. Казни любят отнюдь не все взрослые. У императора на тебя большие планы, впрочем, как и на всех остальных… А о том, что не обнял бабушку, ты будешь жалеть всю оставшуюся жизнь.

Аластер стоял молча. Император только что… что это было?

— Ничего, просто я должен изучить человека, которому собираюсь выписать гражданство в Адаманте.

Император знал его мысли, за мгновение вскрыл и изучил душу! И только что он сказал «гражданство в Адаманте»?

— Не питай глупых надежд, маленький человек! Мне прекрасно известно, что вы частые гости у господина Ферроу. Я совсем не против. Ваши посещения — это единственное, что поддерживает еще данный эксперимент и позволяет ему продолжаться. Ты похож на свою мать. Она тоже считает, что есть нечто, мне неведомое — например то, сколько лет она пыталась сохранить жизнь своим родителям.

Аластер чувствовал себя разоренным. Как будто все, что он хранил, сейчас было вывалено наизнанку и выкинуто на всеобщее обозрение.

Отвратительное чувство!

— Твои противоречивые мысли и суждения сейчас хаотичны. Собери их! Житель княжества Адамант не может позволить себе мыслить сумбурно… Так ты не знал? Цесаревна тебе не рассказывала? В этом году ты — двадцатый в списках зачисления в Адамант. Твоя неформальная должность с сегодняшнего дня вступает в силу как официальная. Что ж, с тобой мне все понятно, даже более чем. Можешь идти.

Негнущиеся ноги все-таки вывели Аластера из зала. Напоследок, совершая прощальный поклон, он успел рассмотреть в глазах Виктора проблеск интереса, но не стал акцентировать на этом внимание. Просто ничего не чувствовал, а лишь воспринимал происходящее как данность. Это оказалось несложно.