Дальше в этот день мы уже не поехали. Нас, русских, несмотря на хоть и вяло, но продолжающуюся все же войну, принимали, как дорогих гостей. Ведь мы приехали от Зеленого Мусы. Настя сидела вместе с мужчинами. И несмотря на законы шариата, на столе появилась водка. Саша с Лешей после пережитого потрясения налегли на нее с усердием. Мы же и Борис старались не перебирать. Я посматривал на Стаса — каково ему? Ведь с этими людьми, их братьями и сыновьями он воевал здесь, убивал сам и терял товарищей. Но на лице спаса не отражалось никаких чувств. Он умел хорошо владеть собой.
Спать улеглись заполночь. В поисках информации я пытался поговорить с хозяевами о старых ракетных шахтах, но те мало что о них знали. Да, были, но не здесь, а где-то под Бамутом. Как раз те шахты меня не интересовали. Про них было все известно, и бомбы там искать не имело смысла. Нет, где-то здесь поблизости должна была скрываться та самая, необходимая нам. Это я ощущал уж не знаю, каким чувством. Может быть, начало срабатывать озадаченное подсознание. Но ясного ответа все еще не было.
С другой стороны, думал я, как может быть, чтобы такое, в общем-то немаленькое сооружение, хотя и погруженное большей своей частью в грунт и скалы, неизвестно живущим здесь людям? Факт из разряда невероятных. Что, за все годы, с тех пор, как шахту забросили, никто не попытался проникнуть туда в надежде поживиться оставленным военными имуществом? Ни за что не поверю. Может быть, чеченцы скрывают ее, она им самим нужна? Склады там, к примеру, расположены тайные, где заложников держат и награбленное. Но в таком случае военные ни за что не стали бы прятать в шахте мини-бомбы. Да и Круталов туда ездил, и даже вернулся. Ведь он видел чемоданчики, трогал их, проверял, протухли заряды или нет. Значит, должна быть шахта! Или все же я ошибаюсь, и бомбы лежат совсем в другом месте? Ох, как нынче выражаются, поедет у меня башня от таких раздумий… Вот еще мысль. Надо местных осторожно поспрашивать, не появлялся ли я (то есть, Круталов, конечно, но я ведь сейчас в его обличье!) недавно в этих краях? Впрочем, вряд ли незнакомого русского кто-то видел. Как бы он потом назад вернулся?
На следующий день рано уехать тоже не удалось. Гостеприимные хозяева не хотели отпускать, уговаривали погостить еще пару дней, пока не появится Халид. Еле удалось отговориться обещаниями непременно заехать на обратной дороге и тогда погулять как следует. Завтрак растянулся на два часа. Я настрого запретил нашим охранникам прикасаться к водке. Те, хоть и мучились с похмелья, поворчали, но подчинились.
Неожиданная мысль пришла мне в голову. Ну почему эти, в общем неплохие, люди так радушно встречают только бандитов? Неужели они родня? Не по крови — по духу!
Теперь Борис сел в нашу машину, а Сашу отправил в переднюю. Я понял, что он собирается выпытывать у меня конечную точку рейда и приготовился к отговоркам. Повеселевший почему-то Сашка уступил руль охотно. И вновь наши верные «УАЗы» затряслись по разбитой дороге. Хозяева предлагали сопровождение для верности, но пришлось отказаться. Если придется — сами отобьемся. Да и не на каждом шагу здесь отморозки, подобные вчерашним, встречаются.
Мы возвращались назад, к той точке, где вчера должны были остановиться, осмотреться и повернуть к востоку. Тянуло меня туда. Борис действительно стал подъезжать с расспросами. Хорошо еще дорога не позволяла надолго отвлекаться. Я выкручивался и врал изо всех сил. Но, кажется, не очень убедительно. Даже Настя начала посматривать на меня с подозрением. А что оставалось делать, если эта проклятая тень памяти все время ускользала?
Дорога петляла между холмами, поросшими редким кустарником. Минут пятнадцать назад свернули с основной трассы, и теперь я присматривал место, где бы притормозить и наметить дальнейший маршрут.
— Что это с машиной? — насторожилась вдруг Настя.
— С нашей? — не понял я. — А что с ней?
— Да нет. Ты вперед глянь.
Передний «УАЗ» действительно вел себя странно: то вдруг увеличивал скорость, то сбрасывал ее, вилял от одной обочины к другой.
— Вот же козлы! — в сердцах сказал Борис. — Они с собой пузырь взяли. Или даже не один. А теперь квасят, пока я не вижу.
— И Стас тоже хорош! — возмутилась Настя. — Нет, чтобы по рукам дать!
Борис посигналил, требуя остановиться, но в этот момент на склоне холма недалеко от дороги вспух клуб дыма, послышался глухой удар и переднюю машину снесло на обочину словно порывом урагана.
— Тормози! — заорал я Борису, распахивая дверцу и вываливаясь наружу, не забыв ухватить за шиворот Настю.
Слишком знакома была мне эта картинка. МОН-50, мина направленного действия. При подрыве 900 стальных шариков летят как пули на полсотни метров, прошивая борта автомобилей и живую плоть пассажиров. Обычно после взрыва начинается обстрел колонны, чтобы добить оставшихся в живых и деморализовать тех, кто попытается оказать сопротивление.
Приложившись об асфальт, мы с Настей покатились в сторону от машины. Укрыться здесь было абсолютно негде. Я ругал себя за то, что не догадался прихватить один из трофейных автоматов. Что теперь делать?
Но вокруг стояла тишина, только от первой машины раздавался то ли треск, то ли скрип. Кажется, кто-то там стонал. По нам никто не садил из всех видов оружия, не цокали о дорожное покрытие пули. Странная засада…
Я приподнялся, хотя все еще оставалась вероятность появления снайпера, который, не торопясь, снимет нас одного за другим. Нет, все спокойно. Борис вылез из машины, с растерянным видом оглядываясь по сторонам. Да, боевого опыта у него точно не было. Иначе не оставался бы за рулем так долго.
Осмотрев склоны близлежащих холмов и не обнаружив ничего подозрительного, я кивнул Насте:
— Вставай, пойдем, посмотрим, что там.
Наш передний «УАЗ» выглядел жутко. Весь какой-то перекосившийся, стекла выбиты, борта испещрены пробоинами. Во взгляде Насти был ужас. А я такое видел не раз. Но впервые — в Анголе, когда кубинский майор, ехавший тоже на «УАЗе», попал под эти смертельные шарики. Живых в машине остаться не должно было. Погибли бандиты, но погиб и Стас. Он отправился с нами, чтобы помочь, его никто не заставлял. А от мины не уйдет даже самый тренированный спас.
— Глеб, Глеб, что же это такое? — дрожащим голосом спросила Настя и заплакала.
Я, человек опытный и многое повидавший, боялся заглянуть в машину.
— Ну чего ты, дуреха, ревешь, — раздался вдруг оттуда хриплый голос. — Помогите выбраться, а то эта колымага еще рванет.
Взвизгнув, Настя бросилась рвать ручку, пятаясь открыть дверцу. Я оттолкнул ее, уперся ногой в борт и выдрал замок с мясом. На асфальт выпало тело Саши. Он сидел как раз со стороны взрыва, и шарики достались ему. Леша тоже получил достаточно, упал на руль, залив приборную доску кровью. А Стасу удалось выжить. Саша послужил ему щитом и только один шарик зацепил правую руку нашего друга. Весь в чужой крови, он выбрался из машины и сел прямо на дорогу — ноги не держали. Пока Настя ощупывала его, разыскивая раны, я осмотрел тела наших бандитов. Нет, бесполезно, после такого не выживают. Какая же сволочь установила эту гадскую мину?! Ведь результатами не воспользовались. Бессмысленно убили людей, безо всякой выгоды для себя. Неужели кто-то знал, что мы поедем этой дорогой? Или так, ловушку для случайной машины федералов сунули?
Подошел Борис, молча посмотрел в мертвые лица своих товарищей и вернулся к нашей машине. Настя бинтовала руку еще не пришедшему как следует в себя Стасу. Да, вот это называется везение!
— Мы только тронулись, как они начали к бутылке прикладываться, — зачем-то стал рассказывать Стас. — Я не стал, а на всякий случай сел за спиной водителя. Самое безопасное место при аварии.
Гляди-ка, не просто, значит, везение. Немного и умения было приложено. Вот так судьба умным помогает.
Я обшарил весь склон, где была установлена мина. Никаких следов. И мина сработала не от радиовзрывателя, а от тонкой проволочки, протянутой поперек дороги. Нет, ну кому это было нужно?
Пришлось доставать саперные лопатки и копать в неподатливой каменистой земле две могилы. Везти с собой тела мы не могли. На такой жаре уже через несколько часов появится тяжелый запах. Завернули Сашу и Лешу в куски брезента и уложили в продолговатые ямы. Ни у кого не было опыта могильщика, так что, как уж вышло. Постояли молча над холмиками с самодельными крестами. Да, они были бандитами, но мы зла от них не видели. Или не успели увидеть?
Машину мы оставили там, где ее настиг взрыв мины. Нашли более-менее приемлемую тень и стали держать совет, что делать дальше. О возвращении не могло быть и речи. Даже если предположить совершенно невероятное — кто-то пытается нас остановить, все равно нужно ехать вперед. С максимальной осторожностью, но вперед. В любом случае дело мы должны довести до конца. Тем более что никто из спасов не пострадал, тела клиентов остались в целости и сохранности.
Пришло время сказать моим товарищам правду о поездке в никуда. Я так и не вспомнил места, где спрятаны «ядерные чемоданчики». И хотя ощущение, что мы движемся в правильном направлении, не покидало меня, одного этого было недостаточно. Ну, движемся и движемся. А куда именно? Хрен его знает!
Собравшись с духом, я все рассказал. Эффект был ошеломляющим. Несколько минут Борис, Настя и Стас соображали, что же это такое они услышали.
— Погоди, — наконец опомнилась Настя. — Ты хочешь сказать, что с самого начала блефовал?
— Вот именно, — сокрушенно подтвердил я.
— Я так и знала, просто чувствовала, что здесь нечисто! Ну ты и зверь!
Стас, только приходящий в себя, сокрушенно крутил головой. А Борис наливаясь злобой, потащил из кармана пистолет.
— Ах ты, сука! Из-за тебя пацаны погибли! Не знает он, куда ехать! Никуда и не поедешь, рядом могилку вырою, собственноручно!
Настя не глядя ударила его ребром ладони по запястью и «Глок» выпал на землю.
— Погоди суетиться. Я Глеба знаю, у него всегда что-то в заначке имеется. Верно?
— Ну-у, да, в общем…
— Говори. Да уймись ты! — прикрикнула она на все еще злобящегося Бориса.
Я понимал, что ничего другого не остается, как использовать мой последний козырь. Не зря я заказал Мусе несколько ампул мемофара и шприцы. Уже в Москве, зная, что память может подвести, и место, где находятся мини-бомбы, так и не придет на ум, вспомнились разработки лабораторий ГРУ еще советских времен. В свое время в тренировочном лагере перед загранкомандировкой у нас не было специального курса прикладной фармакологии, это не посчитали необходимым. Но кое-что мы узнали. Мемофар предназначался для кратковременного усиления памяти. После введения этого средства человек мог вспомнить все, что видел в последнее время до мельчайших подробностей. Даже то, на что совсем не обратил внимания. Возникала яркая картинка, которую он описывал, находясь в полубессознательном состоянии. Включался магнитофон и рассказ записывался на пленку. Причем врач мог корректировать направление рассказа, задавая наводящие вопросы. Человек как бы входил в иллюзорный мир, мог приблизить или отдалить его детали. Листок бумаги, увиденный с расстояния в километр, удавалось разглядеть так подробно, будто он лежал здесь, в комнате, на письменном столе.
Отрицательной стороной являлось то, что последствия воздействия мемофара нельзя было предсказать. Пользовались им только в крайних случаях, когда человеческий материал не представлял больше ценности и после использования списывался в расход. Процентам тридцати подвергшихся мемофарированию удавалось остаться нормальными. Остальные, пережив столь яркие воспоминания, банально сходили с ума. Ну, предположим, с психикой у меня все было в порядке, железная, можно сказать. Но кто мог дать гарантии, что средство это не найдет лазейку и не отправит меня через нее в Страну Вечного Счастья?
Но другого выхода все равно не было. Оставалось положиться на удачу и крепкие мозги спаса. Я кратко разъяснил, что собираюсь предпринять.
Настя жалобно спросила:
— Неужели ничего больше нельзя придумать?
— Думаю, нет. Я свою память уже истерзал попытками. Не помогает. Борис, к тебе просьба, ты покрепче. Если все пойдет не так, и я из состояния транса не вернусь — пристрели. Мне так будет легче. Да и вам хихикающий идиот ни к чему, только обуза. Стас, Настя, а вы не мешайте ему. Договорились? Стас, ты будешь контролировать процесс и задавать вопросы. Остальные сидят и не мешают. Чтобы ни звука!
Уколы я делать умел. В расстрелянной машине мы нашли чудом уцелевшую бутылку, в которой еще оставалась на донышке водка. Мы со Стасом забрались в наш «УАЗ», который загнали под стоявшее поблизости дерево, чтобы было не так жарко. И все равно я чувствовал, как по лицу стекают капли пота. Это был не страх, просто организм чувствовал, что ему предстоят запредельные нагрузки, и заранее готовился к ним. Я закатал рукав рубашки, сломал головку одной ампулы и набрал в шприц ровно кубик прозрачной жидкости. Самодельным жгутом перетянул руку. Прежде чем делать укол, спросил у Стаса:
— Все понял, как и что надо спрашивать? Ни в коем случае не заставляй отвечать напрямую, осторожно подталкивай меня в нужном направлении, будь настойчив, но не пытайся подавлять. Я должен все рассказать сам. И еще одно. Из-под контроля может на время выйти личность Круталова. Это, конечно, идеальный вариант. Как только поймешь, что это он, обращайся к нему «Олег Афанасьевич», успокой, и говори от лица его начальников, без фамилий, конечно. Потом, когда все выяснишь, без жалости загоняй назад и вызывай меня. Действие мемофара закончится через полчаса. Ты должен успеть. И еще одно. Если все-таки мне не удастся вернуться, зови Бориса и постарайся, чтобы Настя ничего не видела. Хорошо? Вам все равно выбираться надо. Узнаешь, где бомбы — езжайте туда, забирайте их и возвращайтесь. Может быть, Муса слово сдержит, вернет Насте тело. Не узнаешь — убирай Бориса и вдвоем прорывайтесь назад, в Россию. Есть у меня ощущение, что на вас военные выйдут. Там у них Хромов такой, я тебе о нем рассказывал. Торгуйтесь, пусть он со своими генералами с Мусой схлестнется. Помогут Насте — что-нибудь придумаете, как от них отвязаться. Ну, и по обстоятельствам… Все понял?
Стас молча кивнул.
Я поработал пальцами, чтобы вена вздулась, протер кожу водкой и ввел себе все содержимое шприца. С минуту мир вокруг меня оставался прежним, а потом солнце резко погасло, и я вновь оказался в том тоннеле, который снился раньше.
Все те же бетонные стены, влажные от стекающей по ним воде, все тот же пыльный пол, усыпанный мелкими камешками. Тоннель на этот раз не казался бесконечным. С каждым шагом приближалась стальная перегородка, в которой была приоткрытая дверь. Наконец я понял, что это не перегородка, а огромные ворота. Коснулся двери рукой, почувствовал, как она подается, и шагнул через порог. Нет, там не было зеленой травы и яркого солнца. Просто небольшой тамбур. Но вот за ним и находилась свобода! Я стоял на ровной зеленой поверхности у подножия небольшого холма, можно сказать даже — холмика. Вокруг росли деревья, невдалеке протекала узкая, но бурная речка. Вопрос, который мучил меня все последнее время, оставался без ответа. По-прежнему я не мог сказать, где находится тоннель и вход в него, что это за местность. Усилия мои пропали впустую. Отчаяние захлестнуло мое сердце. Все напрасно. Я заплакал… И внезапно от этих слез успокоился, ощутил, как мне легко и хорошо. Тот мир, в который я вышел из тоннеля, был моим, мне предстояло жить в нем и сознание этого наполнило душу весельем. Я шел по траве среди деревьев, тени скользили по моему лицу, слезы высыхали. Жить здесь, жить легко, жить вечно!
Потом почувствовал, что меня сильно бьют по лицу. Было больно и обидно. Как это так — меня бьют, а я не могу дать сдачи. Я попытался замахать руками, открыть глаза, увидеть того, кто меня бьет. Это удалось. Но пришлось приложить немалое усилие, чтобы сфокусировать взгляд. Я лежал на заднем сидении «УАЗа». Передо мной было зареванное лицо Насти. Она опять замахнулась, но я успел пробормотать:
— Все, все, хватит, больно…
Как ни странно, эти слова вызвали у нее новые потоки слез. Загадочные существа эти женщины! Никогда не устаю им удивляться.