Совершенно несекретно

Глава 11

Внизу натыкаемся на Светочку, вооружённую мороженым в одной руке и конфетой в другой, которая сосредоточенно решает, с чего начать. Малышка по-прежнему ловко собирает дань с окружающих своей няшностью, и кто-то снова не устоял. Рядом стоит летёха — всё в той же позе суслика, и вид у него такой, будто он уже смирился со своим бесславным существованием в этом коридоре.

— А мама где? Писяет? — шучу я.

Светочка глубоко вздыхает, как бы намекая, что да, этот процесс может затянуться.

— Ага… — подтверждает она.

После чего, не торопясь, делает ответственный выбор в пользу мороженки.

Я киваю.

— Ну и правильно — растает ещё!

Внимательно осматриваю своего другана. А вид-то у Артемьева… непарадный, мягко говоря. Ведь забрали его рано, после изнурительной ночи любви и утренних драк. Потом камера — тоже бонус к свежести не даёт. Глаза красные, волосы взъерошены, одежда мятая и потерявшая лоск. Да и сам Витька, хоть и пытается держаться бодро, имеет почти тюремный вид. Засосы ещё эти…

— Не, дружище, в таком виде тебя в посольство не поведу! Нас за бомжей примут!

Витька обречённо вздыхает. Но спорить не пытается. Видимо, сам осознаёт масштаб катастрофы.

Машина у Зубова обычная — «Москвич», далеко не новый, да ещё и не заводится. Леонид, нервничая, лезет под капот. Я тоже принимаю посильное участие в выяснении причин поломки: попинал колёса, протёр зеркала. Визуально автомобиль стал чище, но заводиться по-прежнему не хотел. Тем временем начал накрапывать дождик — мелкий, нудный и противный.

— Ну? — нетерпеливо спрашиваю я.

— Щас… — бурчит Зубов, глядя на двигатель «Москвича» с выражением глубокой неприязни.

И тут чудо советского автопрома вдруг фыркнуло густым вонючим дымом, потом зарокотав с перебоями, пару раз чихнуло, и, наконец, сменило дрыньканье на плавный гул мотора.

Однако уехать так просто не получилось. Из милиции вышли попи… попудрившая носик Свиридова и Светочка уже без мороженого и конфеты.

— Мальчики, подбросите нас до Поварской? — обрадовалась нам будто родным тётка.

— Нам не по пути, к сожалению, — вру я, ибо никакого сожаления не испытываю.

— Почему? Посольство же на Поварской! Я могу подвезти, — влез в разговор Зубов, с интересом разглядывая маму с дочкой.

Судя по всему, они обе ему понравились. Да и вообще, мужик, как только осознал, что ничего страшного не случилось и приглашение на приём в силе, моментально подобрел к окружающему миру.

— Ой, спасибо! А ты, кыш, на переднее сиденье, — командует тетка моему другу, ну а нам втроём предстоит тесниться сзади.

«Москвич» — это явно не машина комфорт-класса, да и до «эконома» еле дотягивает. Места тут — кот наплакал. Но Светочка худенькая, да и я не толстожоп. Однако мамаша у Оксанки субтильностью не отличалась — плюхнулась в серёдку и прижала меня горячей ногой в чёрных чулках к дверце машины. Её юбка, и без того всего по колено, задралась ещё выше, и сейчас моему взору открылась весьма эротичная картина. В штанах сразу стало тесно. Свиридова, как её там… Варвара… явно заметила мой конфуз и довольно усмехнулась. Ну да, приятно же, когда на тебя молодой мальчик так реагирует. Хотя во мне молодое только тело, а разум старого… ну, не извращенца, конечно, а пошляка со своим устоявшимся вкусом к женским прелестям. Так что Варваре радоваться особо нечему — не её эта победа. Впрочем, судя по насмешливому взгляду молодой женщины, мне ничего не светит. Даже в теории.

— Номер дома какой у вас, милейшая? — осведомился между тем музейный работник.

— Двадцать третий…

— А, тот самый четырёхэтажный! А знаете, что он изначально в два этажа был? — пытается поддержать разговор дядя.

— У нас квартира на втором этаже! — гордо сообщает Варвара.

— С балкончиком! — пищит рядом Светочка.

— Угловая, значит? Должно быть, отличная квартира, — продолжает беседу Леонид, выказывая знакомство с московской застройкой.

— Витёк, будешь ждать меня около посольства! Тебя в таком виде могут не пустить, — перебил я милое воркование двух явно понравившихся друг другу людей. — Не боись, я там долго не задержусь — час максимум. А ты в сквер сходи, что ли. Погуляй там.

— Можно подумать, тебя пустят, — съязвила Свиридова-старшая.

— Его пустят! — не согласен с женщиной Зубов. —

Видите, у Анатолия норвежский орден на груди? Да и атташе по культуре его узнала.

— Толян с норвежской принцессой отжигает! Она к нему летом приедет! — бесхитростно похвастался моими связями Артемьев.

— Витёк! — одергиваю друга я. — Слышал о том, что молчание — золото⁈

— А ведь и вправду, какой-то ты растрёпанный, — согласилась со мной Варвара, оценивающе глядя на Витька. — Может, зайдёшь к нам в гости? Я тебя приведу в порядок, заодно заставлю Оксанку извиниться.

— Не-не! — испугался мой друг. — Я лучше в сквер!

Но отделаться от прилипчивой мамаши так просто не получилось. Тем более что Светочка, радостно сияя, добавила весомый аргумент:

— А у нас дома рыбный пирог есть!

Я заметил, как у Витьки дёрнулся глаз. Рыбные пироги он уважал. А если учесть, что ел парень последний раз ночью… да и то не ел, а скорее закусывал, то этот аргумент оказался решающим.

— Вас нет в списках, — на плохом русском попытался меня отшить посольский привратник, лысоватый мелкий дядька с каменным лицом.

— Его при мне пригласили, — вступился за меня Леонид Евгеньевич.

— Вы сообщите Марит… э-э-э, забыл фамилию, что прибыл Штыба, — попросил я охранника.

— У нас две Марит. Которой? — безэмоционально осведомился лысый.

— Да сложная для русского языка у неё фамилия, — пожаловался я. — Одни согласные.

— К чему согласные? — не понял норвежец.

— Анатолий, да я передам ей! — поспешил заверить меня Зубов. Но это уже оказалось ненужным.

— Карл, пропусти его!

Голос раздался откуда-то сверху, и мы все разом подняли головы. В приоткрытое окошко второго этажа, расположенное почти над входом, высунулась голова блондинки. И вот тут я убедился, что голос может быть обманчивым — даме было лет под полтос! Я едва не присвистнул. Чего она тогда настаивала на «фрекен»? Может, жаловалась на это обстоятельство?

В зале уже прилично народу, хоть мы и приехали загодя — минут тридцать в запасе у нас есть. Мой спутник сразу умчался по своим музейным делам, бодро застрекотав на неплохом немецком с каким-то дядькой в парике. Я уловил только слово «Улаф». Интересно, это они про короля или про пингвина?

— Анатолий, у нас ещё время есть, но господин Гауп не прибыл. Может, пройдём ко мне в кабинет? Попьём чаю с пирожными? — обращается ко мне Марит.

— Да, можно! — охотно соглашаюсь.

Я уже оглядел зал и столов с фуршетом не заметил. Зажали норги жрачку!

— А, хотя… вот он! Ну, в другой раз попьём чай, — тут же обломила меня Марит.

Я недоуменно моргнул. Как-то это… не по-русски!

А режиссёр меня не впечатлил. Невысокий белобрысый дядька лет под сорок, лицом и сложением больше похожий на мальчика-переростка — этакого отличника-хорошиста. Но заслуги у него всё-таки есть: если я правильно понял немецкий Марит, господин Гауп — лауреат какой-то местной премии и даже номинант на «Оскар». Один фильм у него, и сразу заслуженный! А снял он, оказывается, фильм про жизнь саамов. Кстати, он и сам саам. Забавно звучит!

— А может, всё-таки чаю? — обнаглел я, ибо разговор у нас не клеился: режиссёра то и дело дёргал то один, то другой гость, преимущественно норвежцы.

Марит посмотрела на меня, прикинула что-то в уме и, наконец, сдалась:

— У нас минут двадцать только… Ну хорошо, пройдёмте в мой кабинет.

Да уж, не шикуют норвежские атташе по культуре… Кабинет хоть и приличных размеров, но обставлен скудно. К тому же он был на двоих. Кроме Марит, тут обитает ещё один сотрудник — плоская и не слишком симпатичная девица, энергично жующая жвачку. На нас она не обратила ни малейшего внимания. Ну, не сильно-то и хотелось.

Усевшись в единственное мягкое кресло в кабинете, режиссёр начинает рассказывать про своё, как он выразился, задание от королевской семьи.

— Надо сказать, что кавалеров ордена Заслуг у нас не так много, да и сама награда сравнительно новая, — с вдохновением распинается дядя по имени Нильс. — Вот мы и снимаем небольшие документальные фильмы про тех, кого отметило норвежское общество.

— У меня есть пара недель, да и вы пока в Москве, я знаю, — продолжает он. — Я, если честно, даже не знал, как вас найти в большом городе…

— Ну да, сотовых у нас в СССР ещё нет, — шучу я, уже окончательно согласный на съёмки.

Раз это надо семье Марты, то пусть снимают. Кстати… Пока я в посольстве, надо бы Марте позвонить! На халяву, так сказать.

— Марит, а можно от вас позвонить в Норвегию? Заодно про этот фильм узнаю, — обращаюсь к советнице, которая уже начинала нервничать — приём вот-вот должен был начаться.

— А зачем звонить? — встревает Нильс и пытается перевести разговор на другую тему.

Не понял! А ему-то какая разница? Тут что, подвох? И вообще… почему он сказал, что нас мало? Да человек двадцать в год награждают! Мне кто-то из близких Марты об этом рассказывал… Может, даже сам Харальд.

— Можно! — разрешают мне.

Набираю номер. Гудки…

— Да! — рявкает в ухо мужской голос.

— Э… мне Марту. Это из России, по делу… — почему-то шифруюсь я. Наверное, от неожиданности.

— Она занята! — в трубке слышится тяжёлое дыхание, будто дядька занят какими-то физическими упражнениями.

— Вынужден настоять! — злюсь я, пытаясь припомнить чей это голос. Да вроде её водителя-охранника! Очень похож! Но почему он так пыхтит⁈

— Слушаю! Откуда вы? — наконец раздаётся родной голосок Марты.

Но и она дышит прерывисто. Я вцепился в трубку. Они там что…? Да бред!

— Марта, эта Толя! Узнала⁈ — деланно хахакаю я и задаю вопрос: — А ты чего так тяжело дышишь?

— Толя! Гр бр!.. Откуда звонишь? Ты в СССР или вдруг к нам приехал? — Марта мне рада, но о причинах одышки умолчала.

— Я вопрос задал! — позорно заревновал я.

— Ой, погоди! Тут Хокон трубку вырывает. Ему что-то срочно надо тебе сказать! — пищит в трубку Марта.

И меня сразу отпускает. Раз Хокон рядом, значит, ничего страшного быть не может. Тьфу! Да даже если бы его не было — тоже ничего страшного! Я Марте верю. Это вот мне верить нельзя… Некстати в голове всплывают образы Леночки и Варвары.

Но мысли прерывает голос Хокона:

— Толя, у тебя будет возможность с моим другом сегодня в Москве встретиться? Просто он завтра утром улетает.

— И тебе привет! — ухмыляюсь я. — Будет, конечно. Говори, где и когда?

— Ты скажи, где находишься, он сам приедет. Это по нашим боксёрским клубам!

— Я сейчас в вашем посольстве, на приёме. Часик ещё тут буду, пусть приезжает.

Трубку снова отдают Марте, и мы с подругой некоторое время щебечем о своём. Но, увидев нервное лицо Марит, я торопливо сворачиваю разговор, чуть не забыв спросить главное. Нет, не про то, почему подружка так тяжело дышала, а про фильм!

— Фильм? Первый раз слышу! Наша семья точно никому ничего не поручала! — в голосе Марты звучит неподдельное удивление.

Я напрягся.

— Но этого режиссёра я знаю, он дядя моей знакомой… — продолжает она. — Дай трубку ему!

Нильс нехотя берёт трубку и вяло говорит что-то по-норвежски. Разумеется, мне ничего не переводят, но часть слов я понимаю. И, похоже, мужик оправдывается.

— Ты представляешь, Варвара, эта самка ненасытная, решила с тобой через дядю познакомиться! — на плохом русском с возмущением говорит Марта.

— Какая Варвара? — голос чуть не дал петуха, будто меня только что уличили в измене. — Та самая, которая ушла к Птибурдукову?

— Куда она ушла⁈ — Марта искренне уже на немецком не понимает. — Варвара, или Барбара, по-нашему. Она саамка по национальности и очень… любвеобильная особа. Уже снималась в фильме у дяди…

— Тьфу! Да чёрт с ней! Так мне сниматься или нет⁈ — прерываю я Марту, видя, что времени уже почти совсем не остается.

— Как сам решишь! — отвечает принцесса и предупреждает: — Но если полезешь к Барбаре… буду очень зла!

— К Варваре и близко не подойду! — торжественно обещаю я и прощаюсь.

— Толя! Ты спросил, что я делаю? — спохватывается Марта. — Да мы тут бегаем, у нас сегодня праздник спортивный…

Но в этот момент у меня буквально выхватывают трубку из рук.

— Целую! Пока! — успеваю крикнуть напоследок.

— Надо идти! — торопит атташе и тянет меня за многострадальный рукав.

Ну вот оторвут мне его сегодня, как пить дать!