3

Мозг Генриха работал толчками, в нем изредка вспыхивали сумбурные видения - без системы, расплывчатые, нечто без начала и конца: летела птица, таких не было ни на Земле, ни на планетах; кружились туманные облачка, временами все пропадало в тумане; кто-то, возможно пилот, пробежал по салону корабля; в темных окнах посверкивали звезды, быстро уменьшалась Земля; она становилась из яркой крупной горошины светящейся точкой, одной из многих точек неба; на диване лежал второй пассажир, тоже с Земли, Василий Арчибальд Спенсер, астроботаник, он появлялся часто и все в той же позе - лежит закинув руки за голову, глаза устремлены в потолок, ординарнейшая внешность: средний рост, средний вес, невыразительное лицо, тусклые глаза. Генрих не присматривался к Спенсеру, он просто бросал на него равнодушные взгляды. И вдруг все менялось; какие бы образы ни наполняли в эту секунду мозг Генриха - салон ли, звезды, пробегающий пилот, второй пассажир, - все вдруг пропадало в огромных глазах, пронзительно засиявших на экране. Глаза неслись из экрана в зал, они полонили все клетки мозгового вещества Генриха, в его сумеречном сознании уже ничего не было, кроме беспощадных глаз, четырехугольных, исполинских, скорее прожекторов, чем ласковых человеческих приемников внешнего света; и все-таки это были глаза, а не аппараты, память Генриха сохранила и ресницы, и взметенные в подбровные расщелины веки, и окраску радужной оболочки, и блеск роговицы, и зрачок. Нет, это были глаза, исступленно засверкавшие на чьем-то, сразу стершемся в тусклой серости лице - человеческие глаза…

Рой вздохнул. Всю неделю полета ему передавали с Марса такие же картины.

- Не густо, - словно извиняясь, сказал Винклер.

- Возможно, наша аппаратура добавит, - пробормотал Рой.

В зал вошел один из операторов.

- Мозговые излучения больного введены в приборы, улавливаются и основные волны и обертоны, - сказал он.

- Продублируйте запись сюда, - попросил Рой.

Но на экране повторились те же картины, многие были даже слабее прежних - больной мозг Генриха успокаивался, воспоминания теряли прежнюю лихорадочную яркость. Только одна картина была новой: Спенсер вдруг стал приподниматься на диване, лицо его исказилось, глаза выражали ужас - это была, вероятно, та минута, когда корабль, потерявший управление, стал рушиться на поверхность планеты и защитные поля Марса не сумели его затормозить. Новая картина не имела продолжения, она не развивалась, а прерывалась: Спенсер исчезал, пропадал салон и все, что в нем находилось; в сгустившейся темноте появились все те же глаза, и опять ничего уже не было в сознании Генриха, кроме них.

- Между прочим, в видениях Генриха не сохранилось облика планеты, - сказал Винклер. - А ведь мы не только отчаянно генерировали тормозные поля, но пытались всей мощностью космических маяков пробудить в пилотах сознание приближающейся катастрофы… Пассажиры не могли не кинуться к окнам, не могли не увидеть, куда их несет.

- Вы хотите сказать, что внутри корабля разыгрались события, так потрясшие людей, что никто не взглянул на несущуюся навстречу планету?

- Я не сказал - никто. Я говорю о вашем брате. Пилоты и Спенсер мертвы, и мы никогда не узнаем, что они видели.

- Пойдем же все посмотрим, что совершалось внутри планетолета, когда стали отказывать его штурманские автоматы, - предложил Рой, поднимаясь с кресла.

У Винклера озадаченно взметнулись брови.

- Не понял, друг Рой. Наши стереокамеры зафиксировали все обстоятельства аварии. Впрочем, если нужно повторить снимки обломков…

- Ваши снимки мы повторять не будем. Внутренние стенки звездолета покрыты пленкой, сохраняющей изображения всего, что совершалось в нем. Каждый внутренний кусочек звездолета - история его полетов, галерея портретов побывавших в нем людей. Проявлять эти изображения можно лишь в чрезвычайных обстоятельствах. Наш случай как раз такой. И я запасся соответствующим разрешением.

- Впервые слышу о таких пленках, - признался Винклер.

- О них не распространяются. Фиксирующие пленки предназначены лишь для расследований несчастий.

Загрузка...