Со звездой на ниточке

Осушение песков

Выглянув из окна севшей ракеты, двое землян не увидели вокруг ничего, кроме холмов. Аз решил, что эта планета роковым образом схожа с его головой, которая по-прежнему была вся в желваках. Полный недобрых подозрений, он взгромоздил на себя рюкзак и вышел из ракеты следом за вертящим своей магистерской тросточкой шефом.

— Что бы это могло быть? — спросил Этто, показывая тросточкой на торчащий в отдалении гигантский кол.

— Похоже на гигантский кол, — сказал Аз.

— Это и я вижу, — сказал Этто.

— Тогда зачем вы спрашиваете, ваша ученость?

— Я хочу знать, что из себя представляет выглядящий так предмет.

— Я полагаю, мы туда сходим, — сказал Аз, — и, раз он стоит не слишком далеко, мы вскоре разберемся в подробностях.

Им пришлось взбираться по холмам то вверх, то вниз, отчего Аз снова сильно вспотел, поэтому он вздохнул с облегчением, когда они вскарабкались на последний из холмов. Перед ними раскинулась глубокая долина более километра в поперечнике, в середине которой стоял столб, достигающий самое меньшее шести тысяч метров в высоту. Его окружала благоговейно молчащая толпа людей, опустившихся на колени и простирающих к столбу руки.

— Видимо, нас занесло к набожным людям, — сказал Аз, — а столб у них, вероятно, высшее святилище.

— Если это святилище, — сказал Этто, — оно действительно самое высокое из всех, что я когда-либо видел. Правда, к тому же и самое незатейливое.

— Точно, — согласился Аз, — просто голый столб, никаких тебе прибамбасов.

— Незатейливое святилище говорит о незатейливом образе мыслей, — заявил Этто. — Вряд ли у нас будут какие-то трудности с этим народом.

— С другой стороны, — молвил Аз, — высота святилища говорит, что эти люди высоко метят; и это не слишком обнадеживает.

— Посмотрим, — сказал Этто, вертя тросточкой и спускаясь вниз по склону.

Толпа тем временем поднялась с коленей и теперь поворачивалась к приближающимся землянам. От нее отделился почтенного вида господин в возрасте, и сделал несколько шагов к Этто и Азу. Этто представил себя и своего помощника, после чего почтенный господин приветствовал их в прекрасно подобранных выражениях и представил себя и своих людей.

— Мы народ Теоритов, — сообщил он, — и живем исключительно наукой. Теория — это наше наивысшее достояние, и служение ей — наша высшая обязанность. Соответственно, Академия — наш высший авторитет, а ее президент — первый человек в государстве, и это я.

— А это что? — спросил Этто, указывая на столб.

— Это футшток, или водомерная рейка, — объяснил президент.

— Как, — вздрогнув, вскричал Аз, — так высоко поднимается здесь вода?

— Этим футштоком, — сказал президент, — измеряется не уровень воды, а зазор между самой низкой и самой высокой географическими точками на нашей планете.

— Таким образом, — уточнил Этто, — мы сейчас находимся в самой глубокой долине этой планеты?

— Безусловно.

— А где самая высокая гора?

— В стране Практян.

— А есть ли другие народы на этой планете?

— Помимо нашего — только практяне, — объявил президент, — да и этого уже чересчур много.

«Так-так, дождались», — подумал Аз и схватился за покрытую шишками голову. — «Мои недобрые подозрения меня не обманули, на этой планете мы тоже огребем неприятности».

Тем временем президент пригласил их сопровождать его в Академию, которая, по его словам, находилась всего в нескольких шагах от следующего холма. Толпа начинала уже рассеиваться, и к президенту и двум землянам присоединился господин не менее почтенного вида, но еще старше, и представился предшественником президента.

— Обычно, — стал объяснять он слабым старческим голосом, — новый президент у нас назначается только после смерти старого. Но, так как мой язык отныне не столь резв, а президенту приходится много говорить, я ушел в отставку при жизни. А поскольку никто не знал, кем мне теперь следовало быть, пришлось сделать меня почетным президентом.

— И с тех пор, — добавил президент, — он больше болтает в день, чем я в неделю.

Между тем они достигли Академии.

— Но она же круглая, как шар! — воскликнул Аз.

Президент провел своих гостей в здание, которое и впрямь построили в форме сферы. Все вошли в его кабинет, который имел форму полушария и в котором находилось несколько опять же полушарий, побольше и поменьше, срезом вверх, которые служили столами или сидениями. Президент пригласил Этто с Азом занимать места и, как и его предшественник, опустился на одно из небольших полушарий. Аз поставил свой рюкзак и захотел так же непринужденно устроиться поуютней, но, едва он сел на вертлявое сооружение, как опрокинулся назад и сильно ударился о землю.

Несмотря на то, что даже Этто слегка улыбнулся, оба почтенных господина не изменились в лицах. Аз выругался про себя и предпринял вторую попытку занять предложенное место. Теперь, однако, он действовал более осторожно и постарался правильно распределить свой вес, что ему удалось только на миг, после чего он, дико замахав руками в воздухе, снова опрокинулся, на этот раз вбок. Аз чертыхнулся про себя еще яростнее, но все же не сдался и сделал еще одну попытку, и нельзя сказать, чтобы опять потерпел неудачу; но когда Аз, в этот раз сумевший усесться не шатаясь, поаплодировал себе и оглянулся на Этто, он, естественно, потерял равновесие и снова упал. Тогда Аз решительно развернул полушарие срезом вниз, и присел на округлый верх.

— Когда что-то не работает, как оно есть, то перевернутое строго наоборот — обычно срабатывает, — сказал Аз, — давно такое замечено.

— Как «оно есть», «оно» все же работает лучше, — возразил президент, сидя на своем полушарии по-турецки, — просто нужно слегка покачиваться, а не сидеть неподвижно.

Этто, даже не пытаясь взобраться на одно из неустойчивых сооружений, опирался подбородком на руку и размышлял надо всей этой шаровидностью.

— Думаю, не ошибусь, — сказал он наконец, — если сделаю вывод, что с шарообразностью в здешней стране связывается особенное значение.

— Сфера, — сказал разговорчивый почетный президент, — есть секрет всех форм. Из нее или ее части можно сделать что угодно. Никакая другая форма этого не позволяет. Таким образом, шар занимает особое положение: это форма всех форм.

И, наверное, местных черепушек, подумал Аз, которому теперь бросилась в глаза округлость безволосых голов обоих президентов.

— Фигура шара, — продолжал почетный президент, — это идеальная фигура. Поэтому мы стремимся придать эту фигуру всем телам, даже нашей планете. Для этой цели мы даже воздвигли футшток. Он наглядно показывает нам, насколько далека наша планета от абсолютно сферической фигуры.

— Сглаживание всей планеты и доведение до абсолютно круглой фигуры — немалая работа, — оценил Аз.

— Народ теоритов, — сказал почетный президент, — с честью несет свое имя и каждый день выдвигает тысячу новых теорий. Задача Академии состоит в том, чтобы оформить их как теоремы и собрать в учебники, которые затем должны изучить все теоретики. В связи с этим у нас не доходят руки до применения на практике даже самой маленькой теории, не говоря уже о сглаживании планеты.

— У нас просто нет на это времени, — подтвердил президент.

— Тогда зачем столб? — спросил Аз.

— Чтобы удержать практян от еще большего обезображивания планеты, — сказал почетный президент. — Этот бестолковый народ работает от зари до зари, не озаботясь ни малейшей из теорий, и делает планету еще неровней, чем она и так была от природы. Вдобавок они издеваются над нашим пристрастием к теории. Вершиной нелепости, однако, стало то, что эти бестолковые люди вбили себе в головы процарапать в земле линии долгот и широт, чтобы избавиться от трудных расчетов.

— Однако, — продолжил президент, — теперь, если практяне увидят столб, они, может быть, поверят в серьезность наших намерений сгладить планету, и позабудут о царапанье.

Этто наконец убрал руку от подбородка и сказал:

— Все может статься, даже то, что тогда они уж наверняка процарапают.

Как раз в этот момент появился теорит и принес известие об ожидающемся нападении практян. Президент с Почетным Президентом пришли в восторг.

— Вот видите, — воскликнул почетный президент, — как бестолковы эти люди! Они впрямь поверили, что мы это затеяли всерьез!

— А что случится, — спросил Этто, — если практяне и нападут тоже всерьез?

— Тогда мы пропали, — сказал президент. — Наша военная наука находится на наивысшем из мыслимых уровней, есть у нас также самые современные конструкции оружия, вот только пока не было времени, чтобы его изготовить. На худой конец мы можем надеяться, что практяне сами себя уничтожат. Ведь они понаделали себе оружия, ничего в нем не понимая; на него нельзя положиться.

— Не хотелось бы до этого доводить, — сказал Этто, давая Азу понять, чтобы тот следовал за ним.

Аз слез со своего полушария, вскинул на спину рюкзак и постарался не отрываться от поспешающего прочь шефа. Как только они вышли наружу, Этто указал тростью на вершину ближайшего холма повыше и сказал:

— Оттуда мы помешаем войне.

Одна мысль о подъеме вогнала Аза в пот.

— А мы не можем помешать откуда-нибудь пониже?

— Нам нужно занять такую позицию, откуда мы могли бы наблюдать за продвижением практян, — сказал Этто, — только тогда мы сможем что-то сделать с наступлением.

— Тогда наверх! — воскликнул Аз, поддел большими пальцами лямки рюкзака и взял холм приступом. Достигнув вершины, он огляделся во все стороны, но не увидел ни одной человеческой души, кроме своего шефа. Теориты, должно быть, все отступили, в то время как практяне, надо полагать, столкнулись с какими-то трудностями, наступая безо всякой теории.

— Подключи в помощь свой левый глаз, — сказал Этто.

— Правильно, — отозвался Аз, — я совсем про это забыл.

Открыв левый глаз, Аз пошарил по горизонту и наконец сказал:

— Ничего не вижу, кроме воды. Страна практян, видимо, лежит за океаном. Тогда, если они действительно собираются нападать, они должны прибыть на кораблях.

— Это упрощает дело, — сказал Этто. — Как только они сядут на корабли, мы осушим океан. Тогда они застрянут.

Этот план пришелся Напу полностью по вкусу. Он сразу же поставил автомату задачу рассчитать необходимый код. Этто занес его на свою трость и теперь был готов превратить океан в его противоположность, то есть в песчаную пустыню, нажав пусковую кнопку.

Поскольку Аз все еще не видел никаких кораблей, он вынул затычку из правого уха, но слышно тоже ничего не было.

— Есть только одно объяснение, — сказал он, подумав, — они идут на подводных лодках.

— Это если только они вообще уже погрузились на корабли, — указал Этто.

— В таком случае, — сказал Аз, — мы бы слегка оплошали, если бы сейчас осушили океан. Но если мы его не осушим, а практяне уже под водой, это будет больше, чем просто оплошность.

— В этом ты, без сомнения, прав, — сказал Этто, — поэтому, чтобы не наделать чего-то большего, чем легкая оплошность, мы примиримся с риском оплошать.

Произнеся это, он нажал кнопку, и в тот же миг Аз услышал своим правым ухом ужасные вопли.

— Что, исчез океан? — спросил Этто.

— Не уверен, — ответил Аз, — боюсь, что больше не могу полагаться на свой левый глаз.

— Ты что-нибудь видишь? — осведомился Этто.

— Ровно ничего. Но что-то слышу.

— В этом нет ничего странного, — сообщил Этто, — вполне можно слышать происходящее за углом, но ничего не видеть.

— А за каким углом должны быть вопли, которые я слышу? — поинтересовался Аз.

— Понятия не имею, — сказал Этто, — я просто хотел отметить принципиальную возможность услышать звуки из-за угла. Помимо того, из-за угла также возможно различить запахи, в то время как другие органы чувств зависят от того…

— Вот же черт! — вскричал тут Аз.

— Не ругайся, — попенял Этто.

— Я забыл, — объявил Аз, — закрыть свой правый глаз. Этим все объясняется. Если я смотрю своим левым глазом, не прикрывая правого, я все вижу неправильно.

— А что ты видишь сейчас?

— Прекрасное широкое море! Вместо того, чтобы обратить океан в пустыню, мы превратили пустыню в море. И теперь я вижу практян, которых не мог разглядеть двумя глазами, потому что видел только воду вместо пустыни; они барахтаются в воде на том берегу.

— Так, следовательно, они уже наступали, — заключил Этто.

— Как они, должно быть, поразились, когда их на сухом месте с ног до головы захлестнуло море, — прикинул Аз, — во всяком случае, орали они ужасно. Они до сих пор орали бы, если бы у них дыхание не перехватило.

— Нам следует извиниться перед практянами, — сказал Этто, — в конце концов, именно мы из-за твоего недосмотра поставили под угрозу их жизни.

— Против остановленной войны это и в счет не идет, — возразил Аз. — И то, что мы свершили свое дело с холма, придает всему особенно глубокий смысл. В древние времена с холмов войнами командовали, а мы с холмов войну предотвратили. О том, что у нас приключился крохотный недосмотр и война плюхнулась в воду, вместо того, чтобы завязнуть в песке, упоминать необязательно. История, насколько я знаю, в таких случаях закрывает глаза.

— Чего ей не понадобилось бы, если бы ты сам вовремя прикрыл один из своих, — сказал Этто, готовясь спуститься с холма.

Аз взвалил на себя рюкзак и последовал за шефом, который побежал прямо к ракете. Когда Аз забрался в кабину, Этто, не говоря ни слова, запустил двигатели и направил корабль невысоко над созданным ими морем.

— Собственно, все идет хорошо, — сказал Аз, — возможно, охладив пыл после купания, практяне решат придержать военные действия.

— Все может статься, — только и ответил Этто.