Смерть под крышами

Глава 07. «Разговоры с дочерью на фоне Сайги» 11.04.2008, поздний вечер. Дом на Пушкина.

Закрываю дверь, ставлю в угол «Сайгу» и снимаю ремень с подсумками, теперь точно дома. Судя по запаху на кухне, Юля уже поела и сейчас собралась чаевничать. Запах малинового варенья перебивает все.

- Пап, будешь кушать?

- Да, надо бы поесть, наверху только перекусил немножко.

- Ты пил?

- Только за Пашкиного отца...

- Что с ним? Точно! Сама же видела, вы закапывали... Это его? Ой!

- Да, Юлечка, еще и полковник, что сверху, Евгений Николаевич, плох совсем.

Подошел к коробке, покрутил банки, выбрал перловую кашу с говядиной. Дочка смотрела на меня с удивлением.

- Пап, как ты можешь такое, есть это же перловка.

- Ошибаешься, очень вкусная вещь. Чайник горячий?

- Горячий термос.

- Термос пусть стоит, пока газ есть, надо пользоваться.

Дочка заваривает мне чай в кружке, сам пока разогрел на сковородке кашу. Все-таки, умеют у нас порой вкусную еду делать. Гречка и то не такая вкусная, а рисовая каша просто размазня какая-то. Перловку в армии не ел, в институте, когда учился, тоже, а вот на «гражданке» полюбил. Верно сказано, всему свое время.

После чая совсем разморило, поэтому неисправным телефоном утром займусь. Да и кто знает, что там, еще три квартиры рядом необследованные, рисковать не стану.

Раз поужинал, пора заняться ружьем. Пострелял сегодня прилично, не как на тренировках, но все же. Оружие должно оставаться в исправном состоянии, тем более теперь. Сходил за шомполом, ветошью и маслом. Дочка уже убрала все со стола и мыла посуду холодной водой. Вот молодец, всегда использует резиновые перчатки, себя так и не приучил, даже когда оружие чищу.

Снова разложил старые газеты, на этот раз на столе в зале. Разобрал «Сайгу», разложил детали. Чем нравится, там их всего ничего, как и на автомате. Возвратный механизм, затворная рама с затвором, поршень с заглушкой на резьбе да крышка ствольной коробки. Проще, пожалуй, и не придумаешь. Спасибо, Михаил Тимофеевич!

Ружье давно отпотело, дома совсем не жарко. Протер его ветошью, собрав нагар. Потом прошелся ветошкой с маслом по ствольной коробке и по вынутым деталям. Особое внимание поршню, там еще и несгоревшие порошинки, кроме порохового нагара. Теперь пусть полежат немного, после чего сниму оставшийся нагар вместе с маслом. По стволу тоже шомполом с капроновым ершиком, щелочное масло не трогал, патроны все с контейнерным зарядом, один пластик. Газовую трубку всего разок протер, особо не старался. Завтра стрелять наверняка придется, особо надраивать смысла нет.

Оторвался от чистки, дочка закончила с приборкой и уселась напротив меня. Надо же, раньше на дух не переносила запах ружейного масла! Она смотрит на разложенные части, на то, как обращаюсь с ними. Вид у нее уже совсем сонный. Надо подумать и о более прозаических вещах.

- Юля, ты будешь в своей комнате спать?

- Папочка, боюсь одна, как Ксюху увезли.

- А почему ты с ней не уехала?

- Куда? Там такая же квартира, даже похожа. У нас хоть третий этаж, а там первый и без решеток. Да и тесно у них.

- Соображаешь, вся в папу, - а сам понимаю, что родители у подружки, скорее всего, покусаны оказались...

- Точно, хорошо, что ты ключи у меня не отобрал. Так бы пришлось к маме ехать через полгорода...

- Ты мне не мешала никогда, это мама ревновала каждому столбу. Или, как правильно говорится?

- Но ты же встречался потом!

- Юля, когда потом, это совсем другое. Давай не будем про это сейчас, не то время.

- А кто такая Вероника? – дочка делает неожиданный поворот.

- Ты мой телефон, ой, коммуникатор, смотрела?

- Да, когда ты ушел, мне делать-то нечего. Интересно стало, что за штука, заодно фото посмотрела.

- Это моя знакомая.

- Близкая?

- Очень.

- А когда успели познакомиться, в «аське» сообщений всего ничего?

- Да, немного, а познакомились недавно, неделю назад.

- Ну, ты папа и даешь! Семь дней и такие страсти?

- Если совсем правда, то по-настоящему всего один день...

- Она красивая...

Юля помолчала, потом продолжила совсем в другом направлении.

- Папа, что завтра?

- Что значит «завтра»?

- Что мы завтра будем делать?

- Тоже самое, что послезавтра, и послепослезавтра. Выживать.

- Папа, нормальная жизнь совсем кончилась?

- По всему, да. Сейчас приходится не просто думать, а что-то делать.

- Как ты думаешь, мама действительно сможет меня забрать?

- Если у них получится уехать в спокойное место. В городе уже сейчас тяжело, станет еще хуже и совсем скоро.

- Уже догадываюсь!

- Видишь, даже в доме у нас такое творится, хотя никто никуда почти и не ходил.

- Жильцы у нас какие-то странные, вчера в том дворе мертвые напали на прохожего, так никто и не выглянул, не то, что помочь.

- Чем они помогут, Юленька? Без оружия только сам в зубы попадешь.

- А почему у тебя есть оружие, а у них нет?

- Потому, что раньше и так обходились, государство защищало, как могло.

- Теперь не будет государства?

- Будет, только другое, может, другие. И законы другие, более жесткие. Даже жестокие. Надо привыкать, что все изменилось. Теперь без оружия нельзя.

- А где брать все это? Те же патроны?

- Вот завтра с утра, как светло станет, поеду на свою работу.

- Зачем, папа, ведь там наверняка опасно?

- Очень нужно. Как раз для того, чтобы помочь. У меня там патроны, без них никуда.

- Но у тебя же здесь есть, целую кучу на кровать вывалил.

- Юля, этих патронов может хватить на день, может на неделю. Может, на час. Если стану бояться сделать нужный выстрел, беречь патроны на следующий раз, могу просто не рассчитать, либо опоздать. И тогда все, конец. Теперь у меня машина и настоящее оружие. Ты видела, точнее, слышала, что умею делать. Да, это риск, но надо ехать. Заодно еще одного человека оттуда вызволить.

- Папа, а где ты всему этому научился?

- Доченька, всему понемногу. Что-то узнал в армии, что-то в милиции, что-то, когда спортом стал заниматься. Это там, внутри, руки вспоминают, голова думает, или наоборот, само проявляется. Да и умею не так много, плюс возраст, уже не мальчик.

- Ты никогда не рассказывал раньше.

- А ты и не спрашивала. В армии бегали, прыгали, кувыркались, стреляли, тогда это казалось игрой, даже если несешь боевую службу. Вот и пригодилось, когда не думал…

- И ты вот так сразу все понял и стал всех убивать?

- Юля, мне еще повезло, если можно так сказать, что в больницу попал. Хоть что-то смог понять, в том числе и как теперь люди умирают. Если бы не приступ, девятого пошел бы на улицу, вряд ли оказался здесь сейчас.

- Да, папа, нам с Ксюшкой тоже девятого числа повезло. Особенно, с этим троллейбусом.

- Сейчас троллейбусами улицы перегорожены.

- Не увиливай, что скажешь «про завтра»?

- Ты мне лучше ответь, у тебя что-то оставалось дома из одежды?

- Только из старого, почти все увезла на новую квартиру.

- Это к тому, что когда ты еще попадешь в Брагино, к маме. Сейчас тебе здесь в чем-то ходить придется, и обувь получше потребуется. Знаешь, как мои спутницы в больнице мучились без хороших ботинок! У тебя, смотрю, только туфельки, хорошо, на низком каблуке.

- Ладно, пап, посмотрю. Если ты из моего шкафчика ничего не выкинул.

- Я-то ничего не трогал, мне и в голову не приходило. К чему это говорю, завтра если поеду, то есть, когда поеду на работу, там, по пути, магазины есть. Стесняться теперь некого, все брошено. А тебе надо какую-нибудь одежку найти, и не только «на сейчас». Ты мне свои размеры напомни, получится, поищу.

- А не получится?

- Заберу, что есть, потом разберемся.

- Хорошо, тогда пойду, посмотрю.

- Давай-ка вместе, а то у молодежи понятия практичности совсем другие.

Пришлось идти отмывать руки как следует, прежде чем браться за одежду. Как и думал, ничего приличного в шкафчике не оказалось. Несколько блузок, кофточки, они хороши в учебных аудиториях или на дискотеке. Из всего нормального, на мой взгляд, только зеленая парка, и спортивный жилет, да и тот, вроде бы, моей бывшей супруги.

- Так, Юля, надо тебе смотреть гардероб полностью с нуля. Так какой у тебя сейчас размер?

- Сорок второй, рост метр семьдесят.

Вероника ниже на пять сантиметров, почему-то подумалось снова. Но постарался отогнать эти мысли.

- А обувь?

- У меня тридцать семь, подъем высокий. Если, конечно, это важно.

- Посмотрим, там, на месте, видно будет.

Дочка открыла другую створку, покопалась на полупустых полках и в ящике. Ничего подходящего не нашлось, закрыла шкафчик, сказав: «из-за этого всего уже выросла».

Тут до меня дошло, что она давно взрослая девушка. Сказал, «Подожди», и пошел свою спальню. Там, в большом комоде, на котором стояли телевизор и музыкальный мини-центр, до сих пор один из ящиков принадлежал Лельке. Когда мы расстались так неожиданно, она у меня больше не появлялась, что само собой разумеется. Но осталось от нее немало. Понятно, надо просто все выкинуть, большинство вещей ношенные.

Но кое-что осталось нераспечатанное, что-то даже в подарочном пакете. Это мой подарок, приготовлен на Новый год, так и не пригодился. Случайным подружкам такое не подарить, еще не на той стадии отношений. Кроме всего, с размером поди угадай. Ну, как сказал, дочка уже большая, сама разберется. В довершение прихватил бумажный пакет с нарисованным Санта-Клаусом и отнес дочке в детскую комнату. Она слегка удивилась, потом поняла, не стал ее смущать.

Что еще посмотреть? Разве что в шифоньере, но там только демисезонное пальто. Красивое и дорогое, которое Лелька почему-то предпочитала хранить у меня. Как она шутила, моли боялась. Теперь-то понимаю, что она просто не хотела засветить чужой подарок перед тем мужиком с тачкой. Хотя, что такого, если у девушки появляется еще один наряд. Нет здесь больше ничего, да и вряд ли Юля станет носить это пальто, тем более, в такое время.

Вернулся в зал, через пару минут Юля заглянула и сказала: «Папа, спасибо!» - это она показала кружевной бюстгалтер, - «Мне на три размера велико. Даже маме не подойдет!» Поневоле улыбнулся, Лелька точно выходила за пределы моих обычных предпочтений.

- А остальное пригодится, спасибо, особенно теплые колготки. И носочки.

К сожалению, обуви нет, у дочки здесь только кроссовки оставались, которые уже малы. Завтра, если получится, тоже надо поискать по дороге.

- Папа, наверное, можно воспользоваться всем тем, что у твоих подружек осталось в ванной?

- Само-собой, для кого это все беречь?

- А где твоя новая девушка? Ты ее завтра и поедешь спасать?

- Нет, перед катастрофой уехала в Рыбинск. А вообще, она из Москвы, моя коллега. Не знаю точно, где она, что с ней, последний раз связывался еще восьмого числа…

- То есть, ты завтра заберешь патроны и поедешь в Рыбинск?

- Нет, Юля, никуда не поеду, пока ты со мной.

- Вот бы никогда не подумала, что так станешь обо мне заботиться.

- Забочусь о том, о ком могу. Если бы эта женщина оказалась неподалеку, постарался вывести ее сюда, к тебе. Но сейчас не могу рисковать тобой ради другого человека, даже такого близкого.

Дочка молчала и перебирала свои вещички.

- А эту пижаму ты Веронике приготовил? - она показывала на пакетик с теплым фланелевым костюмчиком, с изображенным спереди плюшевым медвежонком.

- Нет, это еще с прошлого года. Она новая, тоже ненадеванная, спи в ней. Ночью может холодно быть, отопления который день нет?

- Так почти с самого начала, наверное. Только больше от страха по ночам тряслась. Первую-то вместе с Ксюхой, не так боялись. А вчера так и ворочалась всю ночь.

Это навело меня на некоторые мысли, ведь завтра уеду, кто знает, когда вернусь. Может, пусть вместе с соседом побудет?

- Юля, ты видела с нами Пашку с верхнего этажа.

- Да, заметила. Это когда отца его хоронили?

- Он показался мне нормальным парнем. Как ты к нему относилась?

- Никак, какой-то некреативный. И старше меня.

- Может, и не креативный, но сегодня держался молодцом, как взрослый.

- Ты что, меня сватать собрался?

- Да нет, какое сватовство. Твой-то парень не выходил на связь?

- Мы уже давно разругались. Он сейчас не в Ярике, учиться уехал. На весенние каникулы приезжал, даже не позвонил. О нем и не думаю давно.

- Вот видишь, у тебя сейчас никого нет. А так друг появится, просто пообщаться, без всяких мыслей.

- Да я не против, а к чему ты это все?

- Думаю, не только на работу бывшую поехать придется, а одному трудно, и машину вожу еще неважно. Может, придется отсюда уезжать, третий тоже не помешает. Хотя бы машину посторожить. Но для начала мне нужно еще оружие, с одним ружьем долго не походишь.

- Тебе не надоело стрелять? Так страшно, когда этот грохот стоит. Почему сейчас везде все стреляют? Неужели их так много, этих зараженных?

- Юля, как тебе объяснить... Стрельба теперь будет всегда и везде.

- Ты серьезно думаешь, порядок не наведут?

- Кому наводить, милиции нет, армии не видно, еще хорошо, бандиты не повылезали.

- Серьезно? Откуда у нас тут бандиты, девяностые кончились.

- У нас в области почти сорок охранных агентств. Как думаешь, кого и от кого они охраняли? Это, не считая милиции и разной ведомственной охраны. Уже молчу, что и контингент в охранных агентствах часто сомнительный. И все это люди с оружием. А сколько реального криминала сейчас почувствовало свободу. Удивляюсь, что за эти дни дикого разгула не случилось. Видимо, еще бояться мертвецов. Но, как только к ним привыкнут, боюсь, что станет совсем тяжело. В одиночку не справиться.

- Не надо мне говорить такие слова. Совсем страшно становится, вообще жутко.

- Это реальность, надо к ней привыкать. В школе, в универе, вас учили совсем другим вещам. И росли вы совсем в другой обстановке, не привыкли к осторожности. Быть осторожным среди вас, молодежи, это почти как признак тупости или глупости. Вспомни, сколько раз за тебя волновались, когда со своими ребятами уезжала. Ты нам ничего не рассказывала. Но на фотографиях ваших порой такое можно увидеть... О чем вы сами думали?

- Папа, это все же не по-настоящему!

- А разбивались и калечились реально... Ладно, ты поставила радиостанции на зарядку

- Да, вон они светятся.

- Хорошо, завтра потребуются.

- Ты не хочешь больше говорить со мной о том, что происходит?

- Вообще сейчас время действовать, а не говорить.

- Так что, совсем не думать ни о чем?

- Думать надо о том, что пригодится, что будет полезным, что случится завтра, послезавтра. Остальное оставить на потом, держать в сознании. Не философствовать, не впадать в истерику. Криками и плачем не поможешь.

- Но мне жалко тех, кого ты сегодня застрелил.

- Юлечка, мне тоже жалко всех. Кто попал в беду, кто не способен защищаться, кому неоткуда ждать помощь. Только те люди тоже не виноваты, что их укусили. Эта страшная беда, она сразу проводит черту между тобой, и теми, кто перестал быть живым. К этому трудно привыкнуть. Мне легче пришлось, так сложилось. Смотрел со стороны, в относительной безопасности. Мое восприятие развивалась постепенно, если бы все обрушилось на меня сразу, как на многих других, просто не выдержал бы.

- Вот ты завтра собрался на работу ехать. И снова по людям стрелять станешь? Они ведь и по дороге, и в здании точно встретятся?

- Это не люди, они умерли, - дочка упорно переводит тему разговор, к чему бы это?

- Папа, кто тебе сказал, что они живые мертвецы? Что они уже не люди? А не можешь ошибаться, ты ведь не врач, не специалист.

- Сам не раз видел, как они набрасывались на живых, как они рвали людей на куски, потом жрали, как их жертвы умирали и потом превращались в таких же мертвецов.

- А может они просто больные, их можно вылечить?

- Если бы, дочка, мне не пришлось смывать с обуви вонючие мозги этих обращенных, то, пожалуй, мог бы усомниться. Словами не передать, как они пахнут. Тот запах, что из нашего коридора с лестницы доносятся, это мелочь. Живые так не пахнут.

- Но ведь бывают тяжелые болезни, которые проходят. А ты их убиваешь.

- Почему про это говоришь, за эти дни так ничего не поняла?

- А что должна понять, из того, что видела, ничего разобрать нельзя. Из окошка вижу только, ходят какие-то люди, как пьяные. А ты выходишь и их убиваешь. И вообще, пока телефон работал, в чатах из Москвы, или еще откуда-то, писали, что это правительство специально распылило с самолетов отраву, чтобы люди с ума сходили, чтобы избавиться от лишних ртов, а сами попрятались в бункер и…

- Да ты что, это бред какой-то!

- Вот, ты говоришь, что это бред. А сам видел только то, что вокруг тебя? Ведь люди в разных местах такое пишут, не могут же они все врать!

- Какая же ты еще глупенькая, люди всегда врут, кто для выгоды, кто из страха, кто по привычке! И правда у всех своя, вот к истине зачастую приходится пробиваться с большим трудом.

- Вот-вот, а если вдруг ты окажешься не прав? Что тогда, ведь за каждого убитого придется отвечать. А мы тебе в тюрьму передачки носить станем.

- Лучше в тюрьме передачу ждать, чем с этими зомбаками за окном жить.

Что же такое в голове у молодежи, если они больше верят тому, что пишут в чатах и на сайтах, чем тому, что видят?

- Папа, почему ты не можешь по-другому, почему обязательно нужно убивать этих больных, ведь они теперь до нас не доберутся.

- Ты жалеешь, после всего того что они натворили?

- Но ведь они не звери, а люди…

- Ты до сих пор считаешь, что они люди?

- А как же иначе? Они ведь не сами себя такими сделали. Еще вчера были такими же людьми.

- Вот именно, «были», в этом вся разница.

- Может, они еще исправятся, выздоровеют. А когда их уже убили, ничего не исправить, обратно ничего не вернуть.

- Ты хочешь остаться доброй и непричастной, чтобы они сожрали тебя, меня и остальных?

- Просто хочу, чтобы все жили, и никто никого не убивал.

- Не знаю, ка тебе еще объяснить. Но поступать стану именно так, как уже сказал. И давай выберем другую тему для разговора, хорошо?

- Я все поняла, но можно с тобой завтра поехать?

- Юля, лучше с Пашкой здесь побудьте, на работе один управлюсь.

- Ну, ладно, папа, тогда давай спать попробуем. Собирай свой автомат.