Смерть князьям и ханам

ГЛАВА 8

— …Вот такие у нас дела, товарищи, — закончил свой краткий рассказ о визите к князю наш командир. — Теперь мы являемся лучшими друзьями и верными союзниками дружины князя Александра Андреевича. Завтра он намерен продолжить свою поездку в Москву, а потом, не исключено, захочет завоевать полмира, имея таких союзников, как мы.

— Для начала Остею хорошо бы остаться в живых в самой Москве, — заметил я, принимая из рук Коваля свою папку с блокнотами. — Мы, если пойдём вместе с князем, то также окажемся в осаждённом городе.

— Артур Иванович, а сколько там, в Москве, народа погибло при взятии города Тохтамышем? — поинтересовался Кравченко.

— От двадцати до двадцати пяти тысяч, если верить некоторым современным историкам, — припомнил я прочитанное у одного скандально известного исследователя архивов и разнообразных старинных тайн. Уж очень всякие холёные либарастические профессора и прочие педриотические дятлы не любили того дядьку: он рубил историческую правду-матку сплеча, невзирая ни на лица, ни на красоту официальных версий нашей многострадальной истории. А эта правда — она иногда весьма страшная, словно сидящая на героине спившаяся проститутка пенсионного возраста, и нафиг никому не нужна. — Полагаю, что татары убили не менее пятнадцати тысяч жителей Москвы. Поэтому нам следует решить — полезем ли мы изменять историю, либо отсидимся где-нибудь в тихом уголке.

— Вечно, ты, Иваныч, вперёд батьки в пекло лезешь, — покачал головой майор. — Ладно, в главном ты прав: нам необходимо сделать выбор, от которого много что в мире может существенно измениться.

Сидящие у костра спецназовцы затихли, устремив внимательные взоры на Стрельцова. Стало слышно, как закипает в котелке вода, потрескивают угольки, вдалеке перекликаются дозорные, где-то в княжеском стане ржут лошади.

— Я не умею красиво сочинять всякую хрень, поэтому скажу чистую правду — я не знаю, как мы здесь очутились, и возможен ли путь обратно, — глухо зазвучал голос майора. — Не исключено, что мы не вернёмся отсюда домой, товарищи… Как командир, я несу ответственность за жизнь каждого из вас, поэтому, (цензура), никому не позволю сдохнуть хрен знает за чьи интересы в этой переделке!

Слушая Стрельцова, я машинально всматривался в лица спецназовцев, пытаясь определить психологическое состояние своих товарищей по несчастью. Поймав мой, вероятно, излишне наряжённый взгляд, сидевший прямо напротив капитан Коваль слегка усмехнулся, подмигнув в ответ. Да, не просто так Владимир получил свой позывной, напоминавший о неуязвимой фантастической боевой машине в человеческом обличии. На прошедшего кровавую мясорубку двух чеченских войн Коваля можно смело положиться в любой ситуации, он никогда не подведёт. Стоит Стрельцову отдать приказ, и Володя моментально превратится в того самого Шварца, именем которого арабские наёмники пугали в горах молодое поколение рекрутов-боевиков.

— С этой минуты приказываю считать, что началась мировая война, а мы находимся в автономном рейде в полном отрыве от основных сил. Почти каждый из нас проходил через подобные командировки, и большинство прекрасно знает, что и как, — железным тоном продолжал наш командир. — У каждого из нас, и у меня в том числе, дома остались родные и близкие. Думаю, что там им ничего не грозит, наоборот — командование обязательно окажет всяческую помощь нашим семьям. Если кто-то почувствует, что не в состоянии справиться с этим грузом, не предлагаю, а приказываю — обращаться ко мне, к доктору, либо к Артуру Ивановичу. Вопросы есть?

Понятно, что произнося столь проникновенную речь, Стрельцов, прежде всего, обращался к бойцам-срочникам, которым, безусловно, требовалась моральная поддержка со стороны более старших товарищей. Ну, и, в какой-то мере, слова майора касались лейтенанта Скорохватова, самого молодого из офицеров, а может быть — и меня. Остальные спецназовцы являлись достаточно закаленными в последних военных конфликтах мужиками, а кроме того, представляли собой спаянную дружбой, потом, и кровью боевую команду.

— Слышали, бойцы? — обернулся к одному из мехводов Степан Кравченко. — Не вешать нос, никто вас в обиду не даст, в рабство местным не продаст.

— Да мы и не вешаем нос, товарищ старший лейтенант, — не совсем уверенным тоном ответил Василевский. — Вот, только, мало нас…

— Мало? С чего это ты, Леонид, решил, что нас мало? — поинтересовался капитан Хабибуллин. — Говори смело, здесь все свои.

— Ну, я и Виталик, т. е. старший сержант Бондаренко, не имеем никакого боевого опыта, хотя и служим прилично, — поняв по жесту Стрельцова, что можно высказывать любые мысли, произнёс Василевский. — Товарищ майор, ну, Артур Иванович, работает в полиции, и служил очень давно. Остаётесь вы семеро, товарищ капитан, воевавшие на реальной войне. Вот так, как-то.

Ага, а механик-водитель вовсе не дурак, хотя и разгильдяй порядочный. Ну, в таком духе о нём отзывались его непосредственные начальники. Но боец сразу же уловил свою главную проблему — оба срочника не видели настоящего врага в своих прицелах, не стреляли по живым людям.

— Что же, вполне логичное умозаключение, товарищ старший сержант, — кивнул майор. — Боевой опыт — вещь, безусловно, ценная, и Артур Иванович, действительно, служил лет двадцать с гаком назад, ещё при Союзе. Значит, нас семеро, говоришь… А ты знаешь, Леонид, что на спецназ не распространяются обычные законы математики?

— Товарищ майор, математика — наука точная, и её законы неизменны, — блеснул знаниями предмета мехвод «триста четвёртой» машины.

— Ну, давай-ка, Лёня, сейчас посчитаем вместе. Один спецназовец — это просто спецназовец, два спецназовца — уже отделение, три — целый взвод, — невозмутимо начал подсчёт Стрельцов. — Четыре спецназовца — рота, пять — батальон, шесть — полк, семь — бригада. Сколько нас — семеро? Значит, мы — бригада спецназа. Целая бригада, не меньше. Вот такая, вот, Лёня, математика у спецназа.

Наблюдая за реакцией явно озадаченного подобным математическим раскладом Василевского, я невольно заулыбался. Судя по всему, Леонид никогда не читал классику советской патриотической литературы, чем и воспользовался наш командир. Эх, поколение перестройки и демократии, телевизора и компьютерных игр… А Стрельцов — голова! Вон, даже Скорохватов и Мышкин, похоже, не сразу врубились в хитроумную спецназовскую математику. А внешне невозмутимый, похожий на каменное изваяние Вонг, поначалу удивлённо приподнял бровь. Впрочем, снайпер быстро просёк логику майора, и вернулся к прежнему занятию — перебиранию патронов от своей любимой ВСС. Так, что у нас, там, с патронами?

Открыв один из блокнотов, я быстренько пробежал глазами ровные столбики цифр. Ай, да молодцы, мужики, как всё грамотно расписали! И общее количество боеприпасов, и конкретные данные по каждому человеку. Плюс — амуниция, экипировка, отдельным листом идёт техническое состояние БТРов, вплоть до наличия лопат и тросов, остаток горючего. Кстати, соляры у нас осталось на сто сорок — сто пятьдесят километров пути максимум. До Москвы, может быть, и хватит, а что дальше?

— Артур, дай-ка глянуть наш гроссбух, — протянул руку Стрельцов. — Шварц, ты писал? Ага, вижу: всё толково подсчитано.

— Колдун, мы тут с Юрой подумали — нет никакого смысла во втором снайпере, — вместо ответа произнёс капитан Коваль. — У Кома патронов к его красавице кот наплакал, поэтому я отдал ему «эсвэдэшку».

— Чёрт, жаль, если честно, — почесал подбородок майор. — Нам бы весьма пригодилась хорошая снайперская пара в местных условиях. Так, а что у нас с дополнительным оружием?

— Командир, ты же знаешь, что без короткоствола за пазухой на войне никуда, — ответил на вопрос капитан Хабибуллин. — Опыт Гудермеса и Ачхой-Мартана, ети его мать, кровью писаный. В общем, у каждого из нас в наличии родной сердцу солдата «стечкин», по два-три ножа, а у Шварца ещё и сюрикены в поясе зашиты.

— Нету у меня никаких сюрикенов, — под дружный хохот офицеров возразил Коваль. — Всего лишь пара метательных ножей в разгрузке, и всё. Хорош ржать, Гюрза, лучше займись вооружением сержантов и товарища майора из смежного ведомства.

— Да нормально у парней с оружием: по АКМу с пятью набитыми магазинами на брата, штык-ножи есть, — вступился за механиков-водителей Кравченко. — Командир, если Артур Иванович не возражает, мы бы отдали им бандитские ТТшки. Всё равно патронов к ним с гулькин нос. Ну, и пару ножей из трофеев.

— Артур, нет претензий насчёт вещдоков? — посмотрел на меня Стрельцов. — Ну, и хорошо. Филин, обучи парней обращаться с «токаревами», чтобы руки себе не попортили. И ножи выдай, здесь это не оружие, а что-то вроде столового прибора для всех нужд.

— Раз пошла такая пьянка, то я тоже хочу охотничий нож, трофейный, — вступил в разговор я. — И рацию себе прихомячу, для полноты радости жизни. Если серьёзно — у меня ПМ с тремя полными магазинами, плюс — ещё восемь патронов россыпью. Кстати, наган никому не нужен? Тогда забираю его себе.

— Ну, ты, Иваныч, и хомякоид, почище нашего Валентиныча будешь, — покачал головой майор. — Ладно, забирай наган, и бери себе трофейную рацию. Да, и набери штук шесть магазинов к «калашникову» из бандитских запасов. Будешь работать со мной в паре, если стрелять придётся. Чёрт, жаль, что лишней разгрузки нет.

— О, Артур Иванович, а не поделитесь ли ПМовскими «маслятами»? — неожиданно попросил Мышкин, как раз доставший из разгрузки свой пистолет. — У меня всего пятнадцать патронов в «стечкине», авось понадобится побольше.

— Да не вопрос, Миша, — ответил я, вытаскивая из кармана неожиданно пригодившийся излишек боеприпасов. — Держи.

— Теперь о нашем главном калибре, — после небольшой паузы продолжил Стрельцов. — К крупнякам у нас имеется всего лишь по одному бэка, значит — будем их использовать только в случае крайней необходимости. То же самое и с АГСами, и со «шмелями». Гранаты… Хм, дюжина светошумовых… Я бы предпочёл вместо них столько же «эфок». Ладно, у нас в наличии всего один ящик этих гранат, посему выходит по паре на брата… Виталик, Леонид, вам двоим я всё же выделю по паре светошумовых вместо «эфик». Вы, вроде, с «зарёй» имели дело?

— Так точно, товарищ майор, — ответил за обоих мехводов старший сержант Бондаренко. — Когда товарищ капитан, — кивок в сторону Хабибуллина, — проводил с нами занятия по метанию боевых гранат, он показывал, как пользоваться светошумовыми. Но, мы их не бросали, т. к. в тот день гранат было всего две штуки.

— Сегодня днём у вас должны были быть занятия на полигоне с метанием и светошумовых, и боевых гранат, — вздохнул Ринат. — В «триста пятом» и «триста втором» БТРах по паре ящиков с «зарёй» осталось.

— А с револьверными «граниками» что будем делать? — прервал невольно повисшую у костра паузу старший лейтенант Кравченко. — Они, у нас, считай, одноразовые, без запасных боекомплектов.

— Эх, по полсотне зарядов бы к каждому — цены бы им не было, — поцокал языком Коваль. — Командир, давай-ка отложим «гэшэ-шестые» в резерв. Они ой как нам пригодятся, случись штурмовать какой-нибудь дом, или замок.

— Так и сделаем, Володя, — кивнул майор. — Док, что у нас с медикаментами? Осталось что-нибудь после двух внеплановых операций?

Пока Мышкин подробно перечислял всё, что из медикаментов имелось в достаточном количестве, а чего оставалось в обрез, я тихонько возвратил себе блокнотик с записями. Глянув на следующую страницу, до которой наш командир ещё не добрался, обнаружил наличие восьми мобильных телефонов (не считая трофейных), ещё парочки цифровых фотоаппаратов, десятка наручных часов, такого же количества фонариков, полдюжины перочинных ножей, трёх шоколадных батончиков, одной пол литры водки, и всяких мелочей, вроде зажигалок, и прочего. Перевернул ещё один лист — там отдельной графой шли трофеи, и там же указывалось, кому и что распределяется из взятого на бандитах. Часы одного из преступников, кстати, в золотой оправе, вероятно, их можно будет обменять в этом времени на что-нибудь полезное.

Хм, интересно, а почему на телах уголовников отсутствовали золотые цепочки и перстни? Помнится, в ориентировках по бандитам специально уточнялось, что они отнюдь не бессребреники, предпочитают благородный металл презренным бумажкам. Дружинники же Остея и словом не обмолвились насчёт золотишка, снятого с убитых. Ладно, чёрт с ними, с перстнями и цепочками. А вот каким боком затесалась в расклад найденная утром монета? Похоже, что преступники напали на кого-то уже здесь, в четырнадцатом веке, провели экспроприацию собственности, точнее, наличности, а затем смылись обратно домой, в двадцать первый век. Мда, сутки назад я бы послал выдвинувшего подобную версию опера куда подальше, посоветовав употребить в лечебных целях пол литра хорошей водочки, а утром накатить доброго пивка от похмелья. И поменьше читать на ночных дежурствах фантастических книжек, со всякими, там, переселенцами в иные миры, да в чужие тела.

Задумавшись, я упустил момент, когда Стрельцов попросил гроссбух обратно. Майор легонько постучал мне по плечу, усмехнулся, и забрал блокнот из моих рук. Одновременно с этим улыбающийся Ринат протянул мне котелок, наполовину наполненный сбитнем. Оказалось, что после нашего ухода по срочному зову князя, сотник Владимир доставил спецназовцам пару бочонков этого вкусного напитка. Вместе с молодой косулей, которая пошла на ужин.

Закончив вечерний приём пищи, совмещённый с совещанием штаба, мы устроились на ночлег. Ночные дежурства распределили исключительно между офицерами попарно по два часа, исключив из расписания механиков-водителей — пусть молодые отдохнут побольше, если, конечно, сумеют. Несмотря на недавно присвоенный громкий статус «лучших друзей князя», мы не собирались рисковать, полагаясь исключительно на красивые слова Остея. Никто из нас не ходил с князем бок о бок в бой, не задерживал с ним на пару особо опасных преступников, поэтому доверие к «литовцам» было весьма относительным.

Мне и Стрельцову выпало дежурить третьей парой, сменив на посту Кравченко с Ковалем. За те два часа, что мы с Сергеем провели в карауле, перекинулись всего каким-то десятком фраз: каждый думал о своём, личном, находящимся где-то далеко во времени и пространстве. Затем нас сменили Вонг с Хабибуллиным, и я успел ещё немного подремать до рассвета.

Вопреки опасениям, ночь прошла спокойно и тихо. В стане княжеских ратников быстро воцарилась тишина, лишь пару раз прерванная отрывочными и негромкими разговорами сменявшихся дозорных. Откуда-то издалека иногда доносилось глухое лошадиное ржание, лёгкий топот копыт. Никто на нас не напал, никто не совершил даже попытки приблизиться к бронетранспортёрам.

Пробуждение оказалось тяжёлым: если бы была возможность выбирать, то я предпочёл бы ночевать на старом разбитом диване в собственном кабинете райотдела, а не на импровизированной постели из лапника и армейского бушлата. А ещё лучше — в тёплой кровати своей подруги, красавицы Марины, вместе с нею самою в качестве вкусняшки на ночь. Вместо этого, меня встретило сырое и туманное утро, гул от множества чьих-то голосов вне пределов прямой видимости, журчащей шум чьёго-то утреннего туалета по другую сторону бронетранспортёра.

— Артур, вставай, это не сон, а наяву, — раздался рядом бодрый голос майора Стрельцова. — Мы в той же заднице, что и вчера — в четырнадцатом веке от рождества Христова.

— Артур Иванович, бриться будешь? — поинтересовался сидевший на броне БТРа капитан Коваль. — Имей в виду: бритва всего одна, и на неё живая очередь.

— Бритва опасная, или как? — проведя рукой по подбородку, спросил я. — Мыло есть? Крем, зеркало?

— Ага, и крем, и лосьон после бритья, — иронично отозвался Владимир. — В ближайшем магазине, лет, этак, через семьсот.

— Артур, бритва хорошая, немецкая, и зеркало, к счастью, у нас имеется, — произнёс наш командир. — Давай быстрее, потом нам некогда будет.

— Думаю, что я всё-таки отпущу бороду, — вставая, я с хрустом потянулся. — С бородой проще сойти за местного, коли нужда возникнет. К тому же, опер никогда не должен выделяться своей внешностью из окружающего его народа.

— Как хочешь, Иваныч. Наше дело предложить, — пожал плечами майор, поправляя что-то в кармане разгрузки. — Так, будите мехводов, разжигайте костёр. А я с Филином схожу к князю, поговорю о делах наших скорбных.

— А что у нас за проблемы? — спросил я Коваля, когда Стрельцов и Кравченко отошли метров на тридцать от нашего расположения.

— Колдун хочет, чтобы «литовцы» буксировали бэтээры с помощью лошадей, — усмехнувшись, ответил капитан. — Чтобы не жечь солярку.

— А это реально? Ну, запрячь в БТРы лошадей, — слегка удивился я.

— Да, запросто. Во время войны шестёрка лошадок легко таскала за собой трёхдюймовки, — произнёс подошедший с несколькими котелками в руках Ринат. — Шварц, тебе чай с плюшками, или с пирожными?

— По утрам предпочитаю торт, шоколадный, со сливочной начинкой, — забарабанив костяшками пальцев по броне бронетранспортёра, засмеялся в ответ Владимир. — Эй, сони, завтрак проспите… Рота, подъём!

Решив, что для начала следует заняться сугубо личными делами, я прошёлся до близлежащих берёзок. Затем вернулся к уже разожжённому костру, освежился холодной водой из пластиковой канистры, и присел у колеса «триста первой» машины. Солнце уже взошло, разгоняя сгустки утреннего тумана. В лучах вездесущего солнечного света блестела росой трава, похоже, день обещал быть ясным и тёплым. До моих ушей донёсся топот множества копыт, и минуту спустя мимо княжеского лагеря проскакала сотня конных дружинников в полном боевом облачении. Затем от шатров отделилась и направилась в нашу сторону весьма представительная делегация в составе пары спецназовцев и полудюжины ратников во главе с Остеем. Следом ехала ещё пара-тройка конных воинов, ведя за собой несколько осёдланных лошадей.

— Артур Иванович, если ничем не занят, помоги-ка Кельту, — указав на стянувшего с брони трос Романа, произнёс капитан Хабибуллин. — Каждая пара рук на счету.

Кивнув Ринату, а принялся работать в паре с лейтенантом Скорохватовым. Едва мы успели прицепить трос к буксирным крюкам, к нам подошли Стрельцов и Кравченко в сопровождении «литовцев». Майор сразу принялся наглядно объяснять князю, каким образом следует буксировать бронетранспортёры, чтобы не израсходовать последнюю солярку. Заодно показали Остею и его ближнему кругу ту самую солярку, налив немного её в пустой цинк из-под патронов. Князь с интересом выслушал короткую лекцию о роли жидкого топлива в двигателе внутреннего сгорания, понюхал соляру, даже попробовал её на язык, скривился, поплевался, и решил собственными глазами взглянуть на тот самый дизель, который является сердцем железной повозки. Нашему командиру пришлось продолжить техническую экскурсию, рассказывая и показывая Остею, что и как движет машину. В общем, потратив немногим более часа на вводный курс по механике для аборигенов средневековья, Стрельцов добился главного — князь проникся нашими проблемами. Всего несколько коротких приказов, и нам выделили лошадей, почти полсотни голов. Вместе с четвероногим транспортом в наше распоряжение поступило десятка два мужиков-возничих из обозников, а также отряд ратников во главе с сотником Владимиром. Чтобы помогать, охранять, содействовать. Подозреваю, что и приглядывать, так, на всякий случай. Политика — дело мокрое, всегда бок о бок с предательством.

Потратив примерно ещё час времени, использовав буксировочные тросы с применением армейской смекалки, и при непосредственной помощи опытных местных кадров мы соорудили нечто, позволявшее тащить один БТР пятью парами лошадей. К этому времени основной «литовский» отряд под командованием сотника Мирона ушёл далеко вперёд, сопровождая обоз с пушками. Князь же решил задержаться до нашего старта, чтобы самолично посмотреть на результат объединённых трудовых усилий спецназовцев и мужиков-обозников. Надо сказать, что вид тронувшегося с места вслед за лошадьми «триста первого» БТРа вдохновил и нас, вовсе не желавших застрять где-нибудь у чёрта на куличках с пустыми баками.

Затем наступил момент истины — Стрельцов приказал провести воздушную разведку, чтобы окончательно удостовериться о нашем присутствии в четырнадцатом веке. Признаюсь, я с замирание сердца следил за парением Володи Коваля, который с высоты птичьего полёта рассматривал местность в бинокль, заодно и фотографируя весь окружающий нас ландшафт. К сожалению, в предыдущий день никто из нас как-то не подумал впопыхах о возможности проведения импровизированной аэрофотосъёмки. Пока капитан нарезал круги в воздухе, остальные спецназовцы — и я в том числе — собрались плотной группой, безмолвно наблюдая за полётом Коваля. «Литовцы» во главе с Остеем, которые терпеливо ожидали окончания наших сборов, похоже, почувствовали, что нас сейчас лучше не трогать, также не произносили ни слова. На этот раз никто из пары сотен конных дружинников князя не скакал следом за парапланом, не сотрясал воздух криками радости и ликования, не подбрасывал шлемов в воздух. Некоторые, конечно, крестились, шептали молитвы, а может, и заклинания, кто их, там, аборигенов, поймёт. Большинство же с восторженными физиономиями, хотя и сдержанно, следили взглядами за очередным покорением воздушной стихии человеком.

— Вокруг всё, то же самое, что и вчера, нет никаких привязок к нашей местности, — голосом капитана прохрипела рация. — Нафоткал триста шестьдесят градусов здешнего пейзажа. Иду на посадку.

— Все слышали? Вопросы есть? — со вздохом спросил наш командир, окинув взглядом весь немногочисленный личный состав. — А раз нет вопросов — приступим к плану выживания в этом времени. По местам, товарищи.

Приземлившись, Коваль отдал майору фотоаппарат, и, стягивая лямки параплана, немного подробнее рассказал об окружающей нас местности. В общем, как и следовало того ожидать, за прошедшую ночь ландшафт не изменился. Появилась лишь извивающаяся по дороге змейка обоза с пушками, медленно ползущая на восток, в сторону Москвы.

— Мы готовы двинуться в путь, князь Александр Андреевич, — посмотрев в глаза ожидавшему нас «литовцу», твёрдым голосом произнёс Стрельцов. — Эй, Фрол, Кондрат, трогайте лошадей! Но, поехали!

Наша небольшая колонна наконец-то покинула воистину историческое поле, вдоль и поперёк исполосованное колёсами бронетранспортёров, истоптанное копытами сотен лошадей. В результате коротких переговоров с князем установили следующий порядок движения: впереди, в сотне метров от основных сил ехал десяток ратников передового дозора, следом — полусотня конников, затем столько же ещё дружинников во главе с самим Остеем, оба БТРа, и в арьергарде полусотня под командованием Владимира. На случай нападения врагов договорились, что «литовцы» откатываются под защиту бронетранспортёров, чтобы не терять воинов в рукопашной схватке. Впрочем, князь скептически отнёсся к возможности столкновения с какими-нибудь местными силами. По его словам, здешние бояре не позволяли себе никаких шалостей на дорогах, а разбойники и грабители даже не подумали бы нападать на сотню кованой рати.

Накануне наш командир перераспределил личный состав по двум машинам, чтобы в них находилось равное количество спецназовцев — по пять человек в каждом бронетранспортёре. В головном, «триста первом» БТРе оказались сам Стрельцов, капитан Коваль, лейтенант Скоморохов, старший сержант Бондаренко, и я, майор Барсов, собственной персоной. Таким образом, у нас получился минимальный экипаж из механика водителя и башенного стрелка, место которого занял старый волчара Володя Коваль. В качестве же десанта вырисовывалась пока ещё не слаженная боевая тройка в составе пулемётчика и пары стрелков, один из которых одновременно являлся командиром всей нашей «бригады» спецназа. Моя непроверенная боевая ценность компенсировалась «Печенегом» в крепких руках Романа Скорохватова и солидным боевым опытом самого Стрельцова.

В экипаж второго бронетранспортёра — «триста четвёртого» — вошли капитаны Хабибуллин и Вонг, старшие лейтенанты Кравченко и Мышкин, старший сержант Василевский. Здесь также сформировалась неплохая боевая тройка в составе Юрия, Рината, и Михаила, нашего доктора. Как оказалось, в таком составе парни уже действовали во время командировок на юг, неплохо отработав взаимодействие в реальных боевых условиях. Наш неофициальный зампотех Степан Кравченко занял привычное для него место башенного стрелка, заодно взяв на себя функции командира машины в отсутствии на борту десантной партии. В остальное время командные полномочия как-то хитро делили между собой Гюрза и Ком, привыкшие действовать в составе группы: снайпер, пулемётчик, и два-три автоматчика. Правда, в данном случае, пулемётчик отсутствовал, а состав группы оказался и вовсе минимальным — всего лишь три спецназовца.

Имущество, боеприпасы, и всё тяжёлое вооружение разделили поровну между машинами. В каждом бронетранспортёре уложили по пять «шмелей», по одному АГС-30, и по одному РГ-6. Здраво рассудив, наш командир приказал пока не устанавливать станковые гранатомёты на башни машин. К каждому АГСу имелось всего по одной «улитке» гранат, а для комплектации расчётов пришлось бы разбивать и без того малочисленные десантные группы. Как полагал Стрельцов, эти гранатомёты нам очень понадобятся несколько позднее, когда мы окажемся в Москве.