Смерть экзекутора

Глава 9. Сближение. Сергей

Никем не остановленный Сергей выскочил из Москвы в юго-западном направлении и свернул на окрестную дорогу: объедет столицу окольными путями. Это дольше, это неудобно, но рисковать встречей с возможным патрулем? Хотя завоеватели вели себя на удивление безалаберно: съезды-въезды на магистрали и в город не охранялись. Да и вообще ни одного оранжевого комбинезона со времени той несерьезной проверки в Польше, он и не видел. Только за углом бойлерной кто-то мелькнул в рыжей куртке. А может и не в куртке. Может это пакет ветром прогнало… Мотор его ниссана грохотал в безжизненном районе, как танк на взлёте, но кругом было мертво.

Вместе с документами Сергей, бессмысленно мотыляясь по квартире, прихватил и старый, еще отцовский атлас СССР. Новых трасс на нем не было, но новые дороги как раз и ни к чему. Он поедет партизанскими тропами, были бы там заправки…

Докружил аж до Клина и там рискнул выехать на трассу к городу, внутренне напрягаясь, что никакого города там не увидит. Город с того места, где оказалась заправка, действительно виден не был. Тётка за прилавком за полный бак потребовала четыре импа и отказалась от рублей, но согласилась взять пятьдесят евро — магия валюты всё еще работала. Поворчала, что от него и от его денег смердит. Дала вместе с чеком распечатку про новые деньги, которые и на деньги-то похожи не были. Так, потешные игрушки: разноцветные ленточки и колечки с насечками. Самой мелкой была… нет, не монета-«копейка», а даже неизвестно как эту валюту называть! Самая мелкая деньга была кольцо-«сотка» — одна сотая часть импа. Прямо как сотка в нормативах на дачный участок…

«Хотелось бы знать, что это за слово такое импы-импы, умпы-умпы», — бормотал Сергей, вгрызаясь в безвкусный сэндвич, прихваченный на заправке. В полусонном угаре и тяжелом запахе от давящего груза за спиной, домчался до Вышнего Волочка, свернул на Удомлю. По трассе ехали редкие грузовики и еще более редкие частники. Сожалея о давно рассыпавшемся Красном мосте, по которому в доперестроечные времена вела короткая дорога на тот берег, проехал мимо поворота на поселок Ивановское и придал газу, торопясь в объезд узкого, но длинного озера Волчино-Сестрино. Ему надо на другой берег, практически напротив поселка. Обычно они оставляли машину на берегу и брали лодку. Но в данных условиях такое было немыслимо.

Окажись на пути патруль, Сергей бы протаранил его не раздумывая. Но по деревенским дорогам вокруг бывшего дома отдыха «Голубые Озера» натужно таскались груженые трактора да комбайны: на селе шла жатва. И никаких быков в оранжевом.

Уже в ночи ниссан, вперевалку одолев заросшую прутиками и травой просеку, встал у забора.

Оправленный и обновлённый дом егеря — это все, что осталось от деревни Бряково. Остальные двадцать домов исчезли, разобранные на дрова еще до появления тут Сергея. Обещание ухаживать за садом и поселиться насовсем, когда заведет семью, обнадежило дряхлого егеря и он переписал дом на Сергея. Но остался тут жить — Сергею и в голову бы не пришло выгонять старика. Егерь умер три года назад, зимой, и был похоронен на кладбище поселка Ивановское.

В свете фар открыл калитку, отпер дверь и включил электричество. Тишина хищным зверем кружилась за деревьями, пряталась за силуэтами построек. Отметил, что трава на участке скошена и убрана — спасибо Петровичу, приглядывает за домом. Сторожу на лодке минут двадцать от дома отдыха. Как раз с противоположного берега.

Зашел в сарай. Взял лопату, топорик, налобный фонарь, кусок брезента, в котором Петрович носил траву… Подумал и выкатил тачку.

Путь к схрону на крутой спине сопки он бы прошел и с завязанными глазами, помня о каждом кривом корне и лежащем стволе. Зашел за срез сопки, где ранее брали песок для ремонта забытой дороги. В ночи карьер смотрелся покрытым сплошным кустарником, хотя росли там редкие чахлые деревца, а днём между ними виднелись стрижиные норы…

Нашел подходящее место на склоне, вырубил топориком дерн, аккуратно отвернул, отложил в правильном порядке. Землю с песком кидал на брезент. Он бы не смог объяснить, зачем, но подсознательно не хотел, чтобы кто-то обнаружил, что тут могила. Но кто? Кто придет в этот забытый лес у пропавшей деревеньки?

На той же осатаневшей ноте, что гнала его от самой Москвы, похоронил мать, отталкивая упорно встающий перед глазами образ растекающегося трупа.

Сходил за ведром и лейкой в сарай, сделал две ходки к озеру за водой и тщательно полил дерн, чтобы прирос на место как и было.

Отрыл схрон, достал Милку. Выключил фонарь, вслепую собрал, зарядил. Постоял над могилой, держа оружие наизготовку, но выстрелить не решился.

— Прости, мама, я не успел, — прошептал и отдал честь.

Разрядил, разобрал. Упаковал.

Понял, что сейчас упадет и уснет. Сделал усилие, вытащил из схрона и переложил в тачку коробку консервов.

Закрыл и замаскировал схрон.

Дотащился домой, выложил на крыльцо консервы и оружие, убрал тачку в сарай.

Завел ниссан во двор, оставил открытым багажник — пускай проветривается.

Прикрыл ворота, калитку.

Перенес в дом консервы и рундук с Милкой, упал на неразобранную кровать и отрубился.

Проснулся от стука в дверь: одетым и в обнимку с собранной, но незаряженной Милкой.

Прикрыл снайперку одеялом и пошел открывать.

— А я смотрю вчера: светит и светит, — на крыльце стоял Михаил Петрович — бывший сторож уже неработающей лодочной станции давно не существующего дома отдыха «Голубые Озёра». — Всю ночь светило. Что машина-то нараспашку? Попахивает она. Мышь там околела?

— Я мать хоронил.

— Да ты что? Отмучилась… Вот и помянем: я водочки принес, — Петрович приподнял полную клеенчатую сумку и, бочком пролезая в сени, застыл над порогом. — Погодь! Так там запах-та…

— Ленку угнали. А я еле-еле из командировки вернулся и маму нашел. На полу… — Сергей похлопал деда по плечу, приглашая в дом.

— Прости, не знал…

— Телефоны же отключились, ничего не работает.

— Убили или сама?

— Да не знаю я! Нашёл же, говорю, такую. Брошенная была в квартире. С неделю…

— Ну-ну… Нет, они же никого не убивают, всех собирают, вежливо так. Переселяют…

— Весь район вывезли, ни души не осталось. А мертвых бросили.

— И много было мертвых?

— Не считал. Но живых не видел.

— Эвона как… Так ты мать-то… В машине сам привез? А что ж не по людски-то? Похоронная служба работает, мы вот неделю назад соседку мою хоронили, всё чин-чином на кладбище и с поминками, как полагается…

— Куда бы я пошёл по-людски? — сорвался Сергей. — Какая похоронная служба? Ты в своем уме? Ленку увезли, мать сволочи эти убили… А я к ним пойду просить? Да?

— Не кричи, нехорошо кричать-то. Покойную тревожить… — Петрович рукавом смахнул со стола пыль, достал из сумки и расстелил газету. Выставил бутылку и свертки с закуской. — Сядь вот. Выпей. И что теперь делать будешь?

Что теперь делать Сергей не знал.

Напился.

К вечеру проснулся по-новой. Под оставленным на столе хлебом и горкой помидоров с огурцами увидел записку: «Лодку я тебе перегнал. Приходи телевизор смотреть».

Рядом лежал ключ от висячего замка. Хмыкнул: вот же лодочник старый — да на этом берегу ближайшее жилье в десяти километрах, кого бы сюда понесло лодку воровать?!

Сходил за водой к колодцу.

Бестолково росший у воды и давно загнивающий тополь в начале лета все-таки рухнул, разбив сруб колодца. Сергей тогда договорился с фермером и привез короткую, но широкую бетонную трубу, которую они втроем и с помощью трактора вогнали в землю, сделав новый колодец.

Глянул к плавням — к пню на якорную цепь была привязана лодка.

Нормальный ужин готовить не хотелось. Наскоро затопил баньку и вымылся, оставив в тазу замоченные вонючие шмотки. Вспомнил и вытянул из мокрого кармана пропахшего нехорошим Ленкиного зайца. Выстирал и посадил на крыльцо сохнуть. Сделал чай. Съел мясо из жестянки, закусил хлебом с огурцами-помидорами. Проверил телевизор: электричество шло, но тарелка ничего не ловила. Посшибали они спутники, что ли? Или нет сотрудников? Решил воспользоваться приглашением — надо же узнать, что в мире делается, раз у Петровича телевизор как-то работает. И да, надо решать, что теперь делать…

На другой стороне привязал лодку к мосткам, рядом с плоскодонкой Петровича. Прошел одичавшим еще за время перестройки садом дореволюционного барона Гаслера. Желтая обшарпанная усадьба, выстроенная в виде сказочного замка с башенками, смотрелась жалко. Из заполонившей всё бузины торчала разбитая оранжерея, в которой во времена социализма была столовая дома отдыха.

Арочная ниша под балконом удивила вернувшейся на место скульптурой играющих медвежат. Сергей даже остановился — нет, медвежата те самые. Настоящие. Сияющие новой белой краской! Но бетонные львы, охраняющие горбатый мостик через канал, были все так же серо-пятнисты, а на искусственном островке не появилась олениха с олененком.

Дермантиновая дверь бытовки оказалась не заперта. Старый, еще ящиком, телевизор бодро вещал о какой-то стройке.

— Слушай, Петрович, — крикнул Сергей, снимая обувь. — А как это у тебя телик работает, а у меня — никак?

— Хорошо, что ты пришёл, надевай ботинки взад, — старик вышел из кухни опять с полной сумкой. — Пойдем Святозара взбодрим, а то он тоже закис. Смотри, фокус!

Петрович прошел в комнату и выдернул коричневый толстый карандаш из плоской коробочки у телевизора. Экран зарябил потерянным сигналом.

— Коммутатор теперь антенна. Коротко — комм. Бесплатно всем дают. Вместо телефона и телевизора. Можно и в нём телевизор смотреть, но больно экран маленький, — протянул карандаш Сергею.

Сергей заметил продольную щель на бархатистой поверхности палочки, хотел раскрыть…

— Только в твоих руках не заработает, — отобрал Петрович комм и растянул карандаш в прямоугольник. — Вот, а тут все есть и по-русски, — потряс экранчиком с цветными иконками и надписями, но сразу же сложил обратно в палочку и убрал в сумку. — Потом посмотришь, пошли уж.

Трехэтажная вилла Святозара — известного в заграницах художника — занимала весь Дикий пляж и кусок санаторного парка. Виллу построил его отец — успешный питерский бизнесмен. Однако бизнесмен неожиданно скончался лет десять назад, а его богемствующий сын — сам уже давно женатый, разведенный и с взрослым потомством — бывал тут наездами.

Петрович, не останавливаясь у боковой калитки, завернул на дорогу и прошел сквозь криво распахнутые ворота. Точнее, выбитые брошенным тут же джипом.

— Расстроился он сильно, — ответил Петрович на удивленный жест Сергея. — Дочка с сыном решили из Крыма не возвращатся. Имущество всё отобрали: квартиры в Питере, в Москве, акции. Жена на другую планету улетела.

Сергей глянул в глубокое небо — августовские ночи особенно черны и безоблачны. Звезды россыпью. Корабля не видать.

Художник, небритый и хмурый, уже был нетрезв, босиком и в одних брюках от дорогого костюма. Оттолкнул дверь в стену, молча развернулся и прошлепал в зал, светясь бледным торсом интеллигента. Развалился на подковообразном диване напротив огромного плоского телевизора, который показывал детский хор. Без звука.

У французского витражного окна с дверью на террасу валялся пиджак, снятый вместе с рубашкой. По всему полу — упаковки от продуктов, йогуртов, бутылки, еще какая-та одежда. Поверхности журнального столика перед диваном и большого обеденного стола — заставлены посудой и завалены объедками.

— Что, выгнали тебя из столицы? — Святозар поднял в приветствии бокал.

— Нет, я сам ушел, — Сергей обошел вытянутые ноги хозяина дома и сел в угол дивана. — А звук можно?

— На, — художник перебросил пульт. — Я их все равно не слушаю. А я вот остался. И детишки остались, только в Крыму, — хихикнул Святозар и протянул Петровичу опустошённый бокал. — А Нинка тю-тю в космос!

— Как это вы остались, раз ваш район из Питера весь вывезли? — Сергей отвлекся от перещелкивания каналов. Везде шли допотопные фильмы или концерты.

— Как-как… Просто. Отбрехался, что в разводе, а живу здесь, а не в Питере, — Святозар расчистил столик и принес из резного серванта праздничные тарелки.

Петрович вытащил из сумки миску с грубо нарезанным салатом и из-под нее кастрюлю, обмотанную полотенцем.

— О! Картошечка! — заулыбался художник. — Сейчас масло принесу. Я-то приехал в Питер квартиру у новой власти регистрировать, и обнаружилось, что Нинка тю-тю. Вместе с квартирами и прочим. Я и не знал вообще, а Настя с мужем и Димкой в Крыму отдыхали.

— Так Нина, бывшая твоя, могла бы вернуться, раз вся семья тут?

— Не вышло. Там свои лимиты. Деревенских возвращают, городских — нет.

— Настя с Димкой же городские.

— Дети наши уже большие, самостоятельные, дом на югах получили, а матушку у себя поселять не захотели. А я с ней в разводе. Так что прямая дорога нашей Нине на Тау Кита целину пахать. Я даже в гости не поеду, вот в ноябре разрешат всюду ездить, и не поеду, — художник обратился к Петровичу: — Представляешь, приперлись сёдня. Синий этот, и нотацию мне: «Твой дом с правом твоего проживания, но с обязанностью содержания, — передразнил писклявым голосом и залпом допил бокал. — Ворота ты должен починить, а джип заберём на ремонт в районный гараж, так как ты неаккуратно с ним обращаешься! Транспорт не может быть личный.» Видал такие абрикосы?! Я грю: ты, говнюк, из рук моего отца жрал, а теперь тут выделываешься?

А он мне: «Я должен был соответствовать вашим законам, а теперь ты будешь соответствовать общечеловеческим». Я заорал: у меня тут коллекционные мотоциклы, я их на свои кровные купил, сам привёз, своими руками собирал! Что, тоже заберете? А он: «Нет, твоя коллекция — это твоя коллекция, пока ты её бережешь». Видал? Он еще проверять будет!

— Зато «Голубые озёра» восстанавливают, — вступился Петрович. — Статуи на место ставят, Николай с женой в садовники записался. Квартплату отменили, автобусы задарма. Пользы от них много. Вон у Дашки-продавщицы сын без руки был, по дури станком оторвало, так вырастили ему руку. Антонина Пална ногу сломала — за один день вылечили. И зрение вылечили. Младенчики в роддоме только здоровые родятся.

— А ты и упал на колени? — ядовито бросил Сергей.

— Почему упал, хожу еще. Ответственный меня осмотрел, руками колено погладил, там внутри все передвинулось — больно было ажжуть, но теперь я и танцевать могу!

— Танцуй, деда, танцуй! У меня авторские и то отобрали. «Твой труд принадлежит народу» — видал такое? Народ имеет право пользоваться и лайкать, а я потом этими лайками имею право за туризм платить. Будем как собачки, работать за похвалу. Оставили мне эту избушку, жопы синие…

— Слушь, Святозар, а жена у тебя чем болела? — Сергею не давала покоя одна мысль, вертевшаяся еще с аэропорта во Франкфурте.

— Да здорова она как кобыла. Вот у меня язва, давление, камни… Детей тоже каких-то хилых мне родила: что у Настьки, что у Димки, то сопли, то ангины… А сама кобылища и есть. Пускай пашет, ей полезно.

Сергей в пол-уха слушал, как мужики переругиваются. Переключал каналы: дети, детский фильм, взрослый фильм… И думал. Витька постоянно жаловался на печень и вернулся. Ленка отродясь ни на что не жаловалась — её забрали. Мама была больна, её вообще убили…

А вот и новости. Глашатай опять торчал неподвижным гвоздём теперь на индийской улице, а вокруг него кипела работа. Эти идиоты загружали в свои капсулы даже бродячих собак и священных коров!

— …исключительность ажлисс Глашатая, — продолжила с полуслова дикторша восхищенным голосом. — Хотя каждый ажлисс отличается от человека более развитой регенерацией и способностью в близком контакте разговаривать мысленно. Тело ажлисс — это результат уникальной биотехнологии, ажлисс нельзя отравить и они невосприимчивы к инфекции. Но ажлисс устают и должны спать, а тело требует регулярного обновления. Раз в двадцать-двадцать пять стандартных лет ажлисс ложаться в инкубатор, который буквально сплетает новое тело из протоплазмы. Унифицированную протоплазму производит конвертор. Устройство конвертора можно посмотреть в энциклопедии, которую мы недавно выложили в открытый доступ, а пока я скажу, что для получения протоплазмы подходит любое живое существо — мы все едины по сути своей.

— А зачем тебе столько денег, ну правда? — наседал Петрович. — В пяти домах жить не можешь. Радуйся, что Нинку твою увезли, и алименты платить не будешь. Зачем государство нужно? — Петрович помахал артритными пальцами перед носом художника. — Чтобы людям хорошо жилось. Вот и живем. Дармоедов-политиков повыловили да повывезли…

— Ленку мою увезли, она что, дармоедка была? — буркнул Сергей. Голова налилась алкоголем и тянула к земле. Да и толком не спал он давно. Но вдруг весь сон смыло холодным потом озарения: здоровые им нужны, чтобы делать тела для бессмертных! И Ленка…

— Ну почему «была»? Жива твоя Ленка… — бубнил Петрович. — Не работала же она, а с матерью вашей сидела. А теперь больных да ненормальных не будет. Ты-то чего прячешься? Сходи к ответственному, запиши сторожку на себя, а то еще кого подселят. Или к Ленке просись, они семью поддерживают.

— Что вы как стадо, разрешат, не разрешат… — Святозар сполз на бок и уснул.

— Народ стадо и есть, и заботы хозяйственной то стадо требует! — продекламировал Петрович.

— Пальцы-то тебе не вылечили — оптимизм Петровича начинал лезть Сергею на нервы. В висках стучало: Ленка уже давно протоплазма!

— А мне пальцы не мешают — это заслуга лет моих. Знак заслуженного тяжелой работой возраста. Вон бабки чумовые так и пасутся у ответственного — все омоложения требуют, чтоб как ту китайку…

— Китаянку… — автоматически поправил Сергей. — И что, омолодили бабок?

— Нет еще. Говорят, что машины не завезли. А вторую молодость заслужить надо. Та первая омоложенная — это пример был. Говорят, она все долго не проживет, так как жизнь свою глупо прожила, ничего полезного для людей не сделала.

— Потому что не нужны им твои бабки. Слушай, дай мне твой коммуникатор.

— А зачем тебе, — хитро прищурился дед. — Он в чужих руках не работает.

— Поговорить надо с другом, а телефоны же сдохли.

— Будешь из моих рук говорить.

Скайп в дедовом инопланетном устройстве не был, да и в интернете скайпа уже не нашлось. Четверть часа Сергей наводил Петровича в поисках Витьки, пока не обнаружилась поисковая страничка, которая привела их на Серегин никнейм «Бакубаку1324» с беспардонной расшифровкой его реального имени и адреса и публично вывешенным списком контактов. При попытках найти авторизацию и «войти на свой профиль» выскочила табличка: «Уважаемый Сергей Исаевич Калинин! Ваша семья ожидает вас! Обратитесь к любому ближайшему консультанту в синей форме!»

— Совсем охренели! — Сергей ткнул в кнопочку с именем и адресом Витьки. — Вот, звони ему!

Кнопочка среагировала только на палец хозяина устройства. Звонок отошёл именем Михаила Петровича Малышева, поселок Ивановское и так далее полным адресом.

— Ты же понимаешь, что это не интернет? — Витькина всегдашняя бодрость разом стухла, как только он выслушал, откуда и зачем звонит Сергей. — Фиг его знает как тут чего искать…

— Ты у нас гугль, ты и догадайся.

— Угу. А ты у нас Милкин Вэй. А то я не знаю на какую дорогу ты с Милкой клиентов провожаешь. Я бы не хотел нарываться, мне эта власть ничего пл… Прости, но мне кажется, смерть твоей мамы — это все же случайность.

— Не будем об этом. Ты просто найди. Он всего один. И должна же эта сволочь где-то спать…