Очнулся валяющимся на зелёном ковре из спорыша перед крашенным в зелёный цвет палисадником бревенчатого дома. Линии заборов с калитками по обе стороны от дороги — обычная картина для частного сектора. Огляделся, общупал башку и между ног.
Та-ак. Я одет, обут и являюсь подростком мужского пола, а доносившиеся со двора отрывки чьей-то беседы подсказали, что тут говорят на вполне понятном русском языке. Вышел на дорогу и осмотрелся повнимательнее.
Ожидаемо — вокруг не было заборов из профлиста, или пластиковых окон, дощатые крыши одноэтажных домов соседствовали как с соломенными, так и с крытыми железом. Под ногами колышется пыль грунтовки, что тоже ни о чём не говорит, а вот провода на деревянных столбах, то ли большого посёлка, то ли окраины города, подсказывали, что цивилизация здесь не совсем в зачаточном состоянии. Наличие электричества в такой глуши давало разброс от раннего Сталина, до позднего Брежнева. А кое-где и до моих лет так оставалось.
Двинувшись вдоль линии электропередачи, вышел к двухэтажным домам, преимущественно, с каменным низом. Такие, знаете ли, с высоким цоколем и окошечками в нём, а выше бревенчатые срубы. Почему-то, в памяти мелькнуло "купеческие". По логике — камень не дёшев, и два этажа не так легко протопить. Так что вполне, пусть будут "купеческие".
Следуя прежним курсом, углядел в конце улицы длинное одноэтажное здание с высокими оконными приёмами. До него было ещё довольно далеко — пройти вдоль нескольких домов, а затем пересечь площадь. Но, главное я уже увидел — на всю высоту здания красовался плакат с до боли знакомым прищуром над широкими усами. Временной разброс тут же сократился примерно до тридцати лет, ведь при Хрущёве изображения "Отца народов" не вешали — это я точно помнил. Теперь бы найти свежих газет, местечко для лёжки и при этом не попасться в "ежово-ягодо‐берийные" руки "кровавых" чекистов с холодным сердцами. Лютых волкодавов, которыми стращали все последующие поколения.
— Гражданин!
Упс. Накаркал? Повернулся к окликнувшему меня. Ну, что же — они родимые. Оп-пачки! Петлицы. М-да, лучше бы погоны, ладно, с этим потом, сейчас попробуем отбрехаться.
— Кто такой будешь? Откуда? Документик имеется? — Спросил высокий рябой парень лет тридцати.
"Проездом…" — Хотел было начать, но всё заготовленное осталось в уме. Открыв рот, я не смог выдавить из себя ни единого звука. — "Твою ж налево!"
Посмотрев на мои потуги и, не добившись от меня ответов, рябой схватил меня за шиворот. Второй, тот что постарше, начал сноровисто вязать мне руки обрезком припасённой верёвки. Стянутые запястья сразу заныли от грубых волокон и пережатых сосудов. "Изверги! Мля! Нахрена связывать?!" — Приходили нецензурные мысли о творящемся беспределе, но, вдруг я забыл о таких мелочах. В голове возник другой вопрос, для меня, куда более важный. Какого хрена я вообще дал себя схватить и добровольно завёл руки за спину? И речь не о том, что в данный момент я мелкий, а они взрослые мужики. Ответка на такие действия у меня всегда была на автомате. Был бы я самим собой, эти мудаки сейчас бы имели, как минимум вывихи.
— Помощь нужна?!
О! Ещё менты подъехали! Только эти отличались. Если первые двое были в синих галифе и серых гимнастёрках с фуражками, то новенькие — полностью синие. Видать разные функции выполняют. Из подъехавшей машины (тот самый? Знаменитый чёрный воронок?) вышел только водитель. Второй, самый молодой из этой четвёрки, остался сидеть на переднем сиденье, уставившись на мою скрюченную фигуру.
Краем уха прислушиваясь к их разговору, пытался разобраться в своих ощущениях. То, что я не могу произносить звуков, плюс мои (не мои) реакции, требовало ответов, и желательно скорых. Без возможности защитить себя словами и действиями, чувствую, ночевать буду в камере. Что ждёт дальше? Не знаю, но точно мне не понравится.
— … срок в кармане таскает?
В руках того, кто связал меня, серебристой рыбкой мелькал нож. Охренеть! Кого-то порезали и вешают на меня! Неужто мой ножик? Млять! Выпутаться становится всё сложнее. Конечно, тот, кто отправляется в неизведанное, должен быть готовым ко всему, но, здесь и сейчас, я растерялся, просто замер, гипнотизируя полоску железа в руке пузатого мента, единственного не с пустыми петлицами(на тех красовалось по одной серебристой полоске).
"Мой нож?… нет?… если не мой, тогда чей?" — Стоп, слишком много паники для этого малохольного тельца. Я с предельной концентрацией, глубоко задышал, вентилируя лёгкие. На одном из длинных выдохов, пришло знание. Там! Хозяин ножа там!
Информация. Не какое-то необъяснимое ощущение, а стопроцентная уверенность. Даже не сто процентов — тысяча, миллион. Если бы я видел своими глазами этого неизвестного и то, как он теряет свой нож на месте преступления, был бы меньше уверен, чем в этот момент. Понимая, что хуже уже не сделаю, решил привлечь к себе внимание.
— Минай Петрович! Гляньте! Он куда-то показывает. — Ушастик сидевший в раритетной тачке, на которого и был расчёт, наконец-то заметил мои кривляния. Да! Поняли и решили проверить. Плотно зажав телами, меня усадили в машину.
Время будто замедлилось. Мысли, чувства, боль в связанных руках, всё перемешалось. Это не я крутил головой, показывая направление, это не я ловил внутренним радаром (чутьём) этот след. Раздвоение личности? Шизофрения? Не знаю. Но, после очередного поворота, неожиданно всё устаканилось. Почему? Благодаря фильму "Иван Васильевич меняет профессию". Фильму и крылатой фразе оттуда. — "Собака с милицией обещала прийти".
Милиция;
собака;
идти по следу;
чутьё;
нюх.
Откуда в мозгу возникла эта фраза и последующая за ней цепочка ассоциаций не знаю, может за окном псину какую увидел, но меня, как обухом шарахнули. Вдруг всё поменялось. Это просто моё обоняние, а я взял след и иду по нему, как ищейка. Стоило прийти к такому умозаключению, как вокруг проявился образ. Нечто среднее между разноцветной дымкой, струящейся вдоль нашего маршрута и фантомной фигурой грабителя движущейся по нему. Похоже, мой мозг обработал эту идею и самостоятельно начал выстраивать нужную ему картинку, добавляя визуализацию к моим ощущениям.
Чтобы не сбить мистическое наваждение, старался не думать о том, как у меня выходит чувствовать запахи из движущейся машины. Отвлекал себя от лишних мыслей тем, что представлял эту галлюцинацию интерфейсом своеобразной компьютерной игры. В какое-то мгновение, получилось, как в графическом редакторе, нажать стоп‐кадр и выделить отдельный объёмный скриншот. Трёхмерная фигура застыла в раскоряченной позе у штакетника, ограждавшего садик с молодыми яблоньками. Тот, кого мы ищем, срезал здесь путь, перепрыгивая невысокую ограду. Мы уже остановились, а я всё ещё крутил на своём вымышленном экране, присевшего перед прыжком человечка.
Прокручивая барабан своего старенького нагана, водитель проверил в нём патроны. — Ивушкин, останься, посторожишь.
Оставив меня наедине с ушастым Ивушкиным, мои конвоиры ушли на проверку древней халабуды, торчащей посреди заросшего невысоким кустарником лужка. Юный ментёныш старался не показывать своего волнения, но меня не проведёшь. Рядом со мной сидел типичный призывник, державший оружие только на присяге. Жуткая смесь из чьих-то рассказов, книжной романтики, уже нафантазированных подвигов и страха. Боязнь быть убитым, или жутко раненым. Возможно плен, где над тобой будут издеваться? А вдруг ты впадёшь в ступор, когда не можешь пошевелиться и даже нажать спусковой крючок. В общем, перечислять можно долго, но бессмысленно — до хрена всего.
Прекрасно зная, где прячется преступник, был в полной уверенности, что проблем не будет. Он один и без оружия спрятался на потолочной балке, куда залез, заслышав звук двигателя. Три вооружённых милиционера должны были легко найти и скрутить мерзавца, так неудачно подставившего меня.
***
Пойманный, похожий на "Бармалея" в исполнении Ролана Быкова, стонал так жалобно, что казалось, будто ёжика рожает. "Серые" милиционеры, перетянув ему простреленную конечность, тем временем рассказывали, как героически справились с напавшим на них преступником. Хорошо, что за мной никто не наблюдал, когда менты выдавали свою версию захвата. Феноменально! Эти два клоуна, не сговариваясь, на скорую руку сочинили простенькую легенду. Сидя в машине, беззвучно хихикал, слушая про нападение с доской. В отличие от Ивушкина, я "видел" как там было на самом деле.
Пока седоусый обходил строение вокруг, эти юмористы зашли внутрь. Осматривать особо было нечего. Покосившиеся стены прятали в себе две небольших комнатки, кладовку и центральное помещение. Сообща проверив всё и ничего не найдя, Пузанчик спровадил товарища, а сам присел в кладовке, с целью облегчиться.
Картина маслом.
Рябой со Старым стоят у входа, дымят папиросками. Вдруг, внутри грохот и матерные крики. Это подломилась балка и перепуганный уголовник свалися на собравшегося погадить милиционера. Пузан со спущенными штанами лежит на животе, на нём (чутка оглушённый) ворочается злодей. Рябой, став свидетелем такого надругательства над советской милицией, стрельнул в потолок, добавляя этим в голоса злосчастной парочки истеричных ноток.
Два обстоятельства спасли засранца от большего позора. Во‐первых, он не успел начать процесс дефекации. (То, что оба не обосрались от испуга, говорит лишь о крепости советских людей — не более.) Во-вторых, он успел натянуть штаны, до подхода Седого.
***
Когда, вместе с раненым разбойником, меня высаживали у здания оперпункта железнодорожной милиции, заприметил у входа стенд с висевшей на нём стенгазетой за июнь сорок первого. И так нерадостный от предстоящих проблем в ментовке, совсем приуныл. Великая отечественная, млять, война. Сколько дней осталось, какое сегодня число?
Передав нас дежурному, Пузанчик и Рябой умотали куда-то. Но, вопреки моим ожиданиям, нас не посадили в обезьянник, а отвели к начальнику отдела.
— Качубаев Арнольд Селиверстович, 89‐го года рождения. Был осужден и отбывал наказание по статьям 142‐я, 162‐я часть(в) и 167‐я.
— Так и есть, гражданин начальник. — развалившись на стуле, цедил через губу раненый Качуба.
Просидев в кабинете полчаса, устал охреневать. Такой оперативности от предков я не ожидал. Сначала притащили дело Качубаева, затем притаранили свои рапорта, привёзшие нас милиционеры и чуть позже был доставлен потерпевший с перебинтованной башкой. Со злобой зыркая на нас единственным глазом (другой был под бинтами), он не смог указать ху из ху. Проводив болезного, дядька в наглаженной белоснежной гимнастёрке попытался провести беседу и со мной, но обломался. Я расстроился не меньше следака, сам был не рад своей немоте.
***
Капитан транспортной милиции, Максимов Иван Захарович, с раздражением смотрел на двух подозреваемых. Щуплый подросток с неустановленной личностью и матёрый уголовник. По приметам оба подходят, но кто из них грабитель? Первый задержанный лежит в больнице без сознания и соответственно не может дать показаний, а описания данного Поповым, недостаточно для ареста. С одним подозреваемым было бы намного проще, особенно с таким рецидивистом, как Качубаев. С ним миндальничать не надо, часик в допросной и в камеру. Быстрый и проверенный способ, как раз успел бы в столовую на обед.
Из задумчивого состояния милиционера вывело появление гостя из ГБ.
— Иван Захарович, там старший лейтенант из госбезопасности, вас спрашивает. — Заглянул в кабинет дежурный.
Максимов удивился. — Кто таков?
— Говорит командировочный.
— Выведи этих в коридор. — Капитан застегнул верхнюю пуговицу и поправил портупею. — Зови.
Гость зашёл в кабинет, пожав протянутую Максимовым ладонь, представился. — Товарищ капитан, старший лейтенант Клименко прибыл для выполнения особого задания. Вот командировочное предписание.
Коренастый, с великолепной выправкой, старлей НКВД протянул служебное удостоверение и сопроводиловку.
Внимательнейшим образом, проверив документы, капитан поинтересовался. — Э-э… Дмитрий Анатольевич, в вашем предписании не уточняется цель вашего задания. Поясните? — Жестом, предложив гостю присесть, Иван Захарович, сложив пальцы в замок, приготовился слушать.
— Ожидаются провокации на вверенном вам участке. Предположительно, диверсии завербованными агентами. Я должен провести проверку несения караульной службы, пунктов связи и охраны железнодорожного моста.
Максимов задумался. Проверка, это понятно, но причём здесь он? Будет требовать сопровождение? Так у него личного состава впритык, свободных людей нет. — Что от меня требуется? Людей у меня… — Его прервал шум за дверью. — Дежурный!! — Извинившись перед Клименко, крикнул капитан.
Со стороны коридора, где чем-то неслабо бахнуло, донёсся непонятный скрип. А затем, дверь резко распахнулась и ввалился один из задержанных — мелкий шпанёнок. Странным, шатающимся шагом, он подошёл к повернувшемуся к нему энкавэдэшнику и навалился на него всем телом.
***
Когда нас вывели и посадили на лавочку в коридоре, дежурный, убедившись, что мы остаёмся под его присмотром, ушёл к себе за конторку. Что он там делал, видно не было, но благодаря моей охрененной способности, зрение стало не таким уж и важным. Мужичок решил попить чайку и сейчас закопошился с примусом. Сидевший рядом покоцаный уголовник начал клевать носом. Я усмехнулся, конечно, ведь по ночам людей грабит вместо того чтобы спать, как все нормальные граждане. А чем там начальнички заняты?
Сосредоточиться, втянуть ноздрями воздух и протянуть виртуальный щуп своего любопытства за дверь. Сидя в нескольких метрах от закрытой двери я услышал их разговор, словно вернулся в свой век и в ушах беспроводные наушники. Это радовало, значит запахами дело не ограничилось. Оп‐па! Не дремлет контора: знают и бдят. Возможные диверсии? О, да! Скоро всяческих шпионов‐диверсантов будет хоть пруд пруди. Помимо немцев, хватало всяких предателей. Кто за деньги, а кто за идею. Противников у новой власти хватало. Одних раскулачили, у других родня поумирала с голоду, а третьи вообще с царских времён шифруются. Были и четвёртые, пятые и двадцать пятые.
Пошмыгав носом, принюхался. Что-то меня беспокоило. Чёрт! Мне бы чутка времени, так сказать потренироваться в свободной обстановке (пожрать бы тоже не помешало). Млять! Понял! Догадка казалась невероятной, но я решил уже для себя, что буду доверять своим чувствам. Приезжий гэбэшник и есть диверсант. Не теряя времени метнулся к дежурному. В затылок мужичка, наклонившегося к чайнику, пришлось бить двумя руками. Ручонки у меня сейчас хилые, потому бил со всем уважением, то есть не жалеючи. Подставив коленку, смягчил его падение на пол, потом спасибо скажет… наверно.
Спящего урку усыпить было проще. Усталость, плюс потеря крови. Секунд на двадцать пережать сонную артерию и дело в шляпе. Конечно была подлая мыслишка подержать палец подольше, но… хрен с ним, пусть живёт, может ещё повоюет против немчуры. Теперь цыганочка, с выходом из-за печки. Ботнув ботинком в низ двери, шевельнул скамейку по полу и, навалившись на массивную бронзовую ручку, боком протиснулся в кабинет. Я для них сейчас не угроза, всего лишь пацанёнок, с которым произошло что-то непонятное. То ли плохо стало, то ли ударенный, или вообще (а вдруг)пьяный. Всем своим невеликим весом растёкся по человеку, от которого пахло иначе — не русским духом. Незаметно расстегнуть кобуру и достать тэтэшник оказалось нетрудно. Мне он пока нужен в качестве кастета, для остального у меня есть наган дежурного, который уже взведён.