Слон и кенгуру

Глава V

В маслодельне Микки и миссис О’Каллахан изо всех сил пытались заглянуть в маслобойку, однако для этого требовалось как-то управиться с ее крышкой. Маслобойка была галтовочная, пользовались они ею уже тридцать три года и всякий раз им приходилось бороться с крышкой. Похоже, об Архангеле Михаиле, Ковчеге и остальном они напрочь забыли.

Увидев мистера Уайта, миссис О’Каллахан радостно сообщила:

— Тут уж вам придется руку приложить, мистер Уайт. Без мозгов тут никак не обойдешься.

В обстоятельствах обыкновенных эти слова его рассердили бы. Отношение миссис О’Каллахан к общей неспособности обитателей Беркстауна сделать хоть что-нибудь с толком, основывалась на следующих положениях: (1) если я не могу завинтить-отвинтить винт, так это потому, что у меня мозгов не хватает; (2) если мистер Уайт может завинтить-отвинтить винт, так это потому, что у него мозгов хватает; (3) есть у тебя мозги или нету это все от Бога; (4) раз все зависит от своенравия Божия, мне винить себя за безмозглость или неспособность завинтить-отвинтить не приходится; (5) а потому мне нечего и хлопотать — пытаться научиться завинчивать-отвинчивать.

Миссис О’Каллахан мистеру Уайту нравилась, а это слабость, которая подталкивает людей обыкновенных к попыткам усовершенствовать предмет их приязни. Потому он и гневался, когда миссис О’Каллахан ссылалась на его мозги, — он же понимал, что делает она это, дабы оправдать собственное лентяйство. Сам же мистер Уайт веровал в усердие, из коего произрастает процветание, несмотря даже на то, что проживал он вот в этих самых местах. И потому обступавший его со всех сторон фатализм, выводил мистера Уайта из себя, и он, в его отношениях с ирландским народом, обретал явственное сходство с Белым Кроликом из «Алисы в Стране Чудес». Помните, как Алиса застряла в кроличьем доме, потому что слишком уж выросла, и ей пришлось просунуть руку в окно, попытаться схватить испуганного Кролика, а тот свалился в огуречные теплицы?

Впрочем, в данном случае, мистер Уайт, коего план постройки Ковчега привел в превосходное настроение, вовсе не желал приказывать, чтобы кто-то что-то убрал. Он осмотрел маслобойку, увидел, что на винте, державшем крышку, сточился шлиц. И увидел, что заменить этот винт можно самым обычным болтом из его инструментального шкапа.

И мистер Уайт пошел в свою игровую комнату за болтом. Деревенская ласточка (строго говоря, это был ласточек) в который раз ухитрился забиться между двумя стеклянными рамами подъемного окна. Мистер Уайт вытащил его, выбросил в окно, потом изловил сидевшую на одном из стекол домашнюю муху. Собственно, эту самую муху ласточек сюда и тащил, пока не попал в аварию. Мистер Уайт подошел к гнезду, которое очень удачно не позволяло дверце инструментального шкапа закрываться насовсем, и наградил мухой одного из его постояльцев. И, тут же забыв о болте, впал вдруг в мрачную задумчивость и, стоя насупротив шкапа, принялся составлять в уме полный реестр своих орудий. Если как следует вдуматься, он походил не только на Белого Кролика, но и на Белого Рыцаря — разделяя с последним интерес к приспособлениям характера практического.

Он намеревался построить Ковчег, который будет плавать — предположительно, в течение сорока дней и, вероятно, в штормовую погоду.

Вот что у него имелось: самодельный токарный станок, который во время работы немного побалтывало; две ножовки по дереву и одна по металлу, с двенадцатью запасными ножами; два пазника и один чертвертной рубанок с U-образным ножом; две отвертки обычных и одна пружинная; два зубила и стамеска; молоток; гвоздодер; пара ножниц по металлу; коловорот с насадками, но, к сожалению, без храповика; шесть напильников; рашпиль; приспособление для резки углов на картинных рамках; керосиновая паяльная лампа и припой для нее; угольник, рейсшина и еще кой-какие геометрические инструменты; спиртовой нивелир; два шпателя и мастерок; стеклорез; пара кусачек; два карборундовых точила; и множество наждачной бумаги. Ну и, разумеется, изрядный запас таких материалов, как гвозди, шурупы, петли, запоры, болты, скобы, медные заклепки, шпильки и проч. В гараже имелось некоторое количество дерева, все больше бруса — два-на-два, два-на-четыре, три-на-три, — планок, и уже готового материала для изготовления оконных рам, а также листовое стекло, оставшееся после строительства теплицы, плюс немного трехслойного. Были еще две поперечных пилы. И наконец, — инструменты, предназначенные для ремонта автомобиля: плоскогубцы, гаечные ключи, ключи вилочные и все прочее, что полагается; и инструменты фермерские — вага, слесарное зубило, колун, клинья и так далее.

Он сказал Домовухе:

— Чтобы опустить на землю балочные фермы, нам потребуются веревки. Сбрасывать их с высоты — дело опасное.

Пол-то у сарая был брусчатым, как и весь двор. В конце концов, мистер Уайт отыскал нужный болтик и вернулся в маслодельню.

И Микки, и миссис О’Каллахан были уже багровы и малость вспотели. Проходя в дверь, мистер Уайт услышал слова миссис О’Каллахан:

— Ну, тут моей вины нету, забыла и все.

Перекладывание вины на чужие плечи стало у них привычкой столь машинальной, что оба временами норовили доказать свою невиновность от противного. Микки, например, спрашивал: «Почему это я не могу чаю из кружки попить?», а миссис О’Каллахан отвечала: «Ну, тут моей вины нету, я ее разбила».

Мистер Уайт привел маслобойку в порядок.

И сказал:

— Так как же нам быть с животными?

— Животными?

— Для Ковчега.

— Госпди, да на что нам животные-то?

— А Ковчег нам, по-вашему, на что?

— О, Госпди, — произнес Микки. — Так мы чего, и тигра возьмем?

— И этого, который с ушами?

— Что значит, который с ушами?

— Ну, навроде быка, только в десять раз больше, под водой плавает и к камням липнет.

— Это вы о слоне говорите?

— Ага, — ответила миссис О’Каллахан, — о слоне. Такой, в красную полоску и весь волосом порос.

— Однако, слон…

— А может, его мышькетером зовут. Большой-пребольшой, вроде дома.

— Ну знаете…

— Да ведь, если мы тигра возьмем, — сказал Микки, который, учуяв опасность, всегда умел вычленить из нее самое главное, — он же нас всех сожрет.

— Насколько я это понимаю, — начал мистер Уайт, — было бы неразумно ожидать, что мы сумеем собрать каких-то животных помимо тех, которых сможем добыть собственными силами. Если бы Архангелу Михаилу потребовался зоологический сад, Оно отправилось бы в Дублин и обратилось к мистеру Флуду. А Оно этого не сделало. Оно пришло к нам. Отсюда, по-моему, следует, что именно мы Оному нужны и были, что мы именно те люди, которые способны сделать то, что Оному требуется. Возможно, следующий мир, тот, что возникнет после потопа, придется осваивать домашним животным. Интересно было бы посмотреть, что у них получится. Как бы там ни было, я не думаю, что мы обязаны брать с собой животных, которых невозможно добыть в наших краях. Прежде всего, на всех у нас просто места не хватит. Ясно же, что Ковчег не сможет вместить по паре представителей каждого из 275000 видов, даже если мы убедим рыб просто плыть следом за нами. И затем, подумайте о том, сколько припасов нам придется прихватить. Нет, я все же думаю, что нам следует вывезти отсюда лишь то, что удастся найти в окрестностях Беркстауна, и буду держаться этой мысли, пока мне не скажут противного.

— Значит, тигр нам не понадобится?

— Нет.

— Слава Те, Госпди.

— И мистеру Уайту, — автоматически прибавила миссис О’Каллахан. Он как-то раз обиделся на то, что она благодарит Бога за сделанное для нее им, мистером Уайтом, и с тех пор миссис О’Каллахан пристрастилась к этому прибавлению.

— А быка брать обязательно?

— Боюсь, что да, Микки.

— А ну как он с цепи сорвется?

— Надо будет привязать его так, чтобы не сорвался. И вот еще что, нам придется взять всякой твари по паре, однако я думаю, следует позаботиться о том, чтобы самка была уже на сносях. Собственно говоря — постойте-ка, — думаю, мы сможем обойтись и без быка. Довольно будет взять взрослую самку каждого вида и молодого самца. Так мы и место сэкономим. Чем тащить с собой здоровенного бычину, возьмем молодого бычка. Взрослые нужны только самки, а если они будут уже в тягостях, так это даст нам дополнительную гарантию. Надо еще проследить, чтобы будущий молодняк, которым чреваты самки, происходил не от тех самцов, что поплывут с нами. Заодно и от инбридинга избавимся. А теперь…

— И пчел тоже возьмем?

— Я накрою Ковчег сверху, Микки, прижав крышу кусками бруса два-на-два. К ним можно будет привинтить улья, да и вообще держать наверху всех опасных или не очень нужных тварей. Если их смоет за борт — ничего не попишешь. Нам, как-никак, следует место экономить.

— Эти пчелы, они…

— Вас они не покусают. И кстати, нужно бы еще подумать о том, каких животных мы выберем. Дело это, если вдуматься, безмерно сложное! Поддержание равновесия в Природе. Занимаясь им, чувствуешь себя едва ли не Богом. Понимаете, если мы возьмем с собой кроликов, они могут слишком быстро расплодиться и сожрать все привезенные нами зерновые, а нам понадобится весь овес, пшеница и ячмень, какой удастся втиснуть в Ковчег, — значит, чтобы не дать разгуляться кроликам, необходимо прихватить с собой лис, однако лисы могут начать воровать ягнят — ну, и так далее. Уверяю вас, все это страшно сложно. Если мы не возьмем разных пичуг, которые питаются насекомыми, начнется просто-напросто чума — всякие там жучки сожрут те плоды, что мы вырастим, — надо бы, кстати, забрать с собой любые семена, какие нам придут в голову, — а если возьмем пичуг, так придется взять и ястребов, чтобы те не давали птичкам особенно размножиться, иначе птички все наши плоды сами же и склюют. Ну а что касается пчел, если мы бросим их здесь, некому будет опылять овощи, и мы с вами сядем на орехи со злаками. Господи, клянусь Юпитером, а черви-то, черви! Я бы не стал брать только двух земляных червей — они, к тому же, и гермафродиты. Я бы прихватил их целый ящик, да еще и с землей. Известно ли вам, миссис О’Каллахан, что в каждом акре огорода обитают пятьдесят три тысячи червей и что за тридцать лет они разрыхляют всю землю на глубину в семь дюймов? Да если бы черви не лопатили без устали землю, она обратилась бы в бесплодную кожицу, в керамическую оболочку и ничто на ней не росло бы. Не было бы ни плодов земных, ни животных, которые ими питаются, ни тех, которые питаются этими животными. Собственно говоря, не будь на земле червей, на ней и жизни бы не было, разве что в морях. Так что червей надо взять побольше. Черви гораздо важнее людей, я писал об этом в моей брошюре.

— Но, мистер Уайт, — обморочным тоном произнесла миссис О’Каллахан, — мы же знаем, что Бог сотворил Человека по образу и подобию Своему.

— Ну да, конечно. Так вот, насчет попыток создать равновесие в нашей будущей Природе. На мой взгляд, они безнадежны. Слишком трудное дело.

— Ничего, мистер Уайт, вы справитесь, не бойтесь.

— Да нет, не справлюсь. Ни один человек не знает всего на свете. Все безумно сложно. Я могу предложить только одно: мы должны взять всякой твари, какие нам подвернутся, по паре, а дальнейшее предоставить Архангелу Михаилу.

— И я вот все думаю, — прибавил он, — что без тли нам тоже не обойтись.

— Да, а растения, — воскликнул он и ударил кулаком по маслобойке. — Вы о растениях вспомните, они же все тоже потонут!

— Это как же, и Титси потопнет? — спросила миссис О’Каллахан.

Титси была черной кошкой, в которую миссис О’Каллахан верила беззаветно — по причине ее цвета. Миссис О’Каллахан много во что верила, помимо нимбов и ангелов, — к примеру, в предсказателей будущего, в патентованные лекарства, в то, что направляясь куда бы то ни было, ласок, рыжих женщин и сорок лучше не встречать, в то, что никак нельзя прикуривать три сигареты от одной спички, что нельзя зажигать в одной комнате три свечи, нельзя резать петухов, которые кукарекают в неположенное время, — в общем, в семь, примерно, тысяч суеверных примет, религиозных и мирских, в слитном континууме коих и протекала ее жизнь. Мистер Уайт все ее семь тысяч нисколько не одобрял, в том числе и Титси. Титси он называл «священной кошкой», что приводило миссис О’Каллахан в отчаяние — наверное, потому, что она и сама так думала.

— Разумеется, и Титси потопнет. По-вашему, Всемирный Потоп это что? Все потопнут. Если, конечно, мы их с собой не возьмем.

— Так это чего, и миссис Джеймс из Экклстауна тоже потопнет?

— Господи, ты мой Боже, вы что, не поняли? Мы же с вами всю ночь только о Всемирном Потопе и толковали. Разумеется, утонет и миссис Джеймс — и отец Бирн, и Дэн Райан, и миссис Райан, и вся эта клятая семейка вместе с ее достойными трудами. Вы, вообще-то, понимаете, что такое «Всемирный Потоп»?

— Выходит, и Епископ потопнет?

— О Боже ты мой, да! Все потопнут, все!

— А мы? — опасливо осведомился Микки.

Мистер Уайт присел на ручку сепаратора и взъерошил пальцами волосы на своей голове.

— Послушайте, — сказал он. — Как только мы достроим Ковчег, скорее всего, пойдет дождь. Может быть, снег или град. А может быть, случится общее проседание земной коры. На самом деле, я думаю, именно так и будет. В конце концов, количество воды на земном шаре ограниченно, с неба ее много не получишь, потому что дождь пополняется океаном. Так что, если вода должна покрыть весь лик земной, придется этому лику немного понизиться. Ну, могут еще произойти извержения вулканов. Или поднимется океанское дно… В общем, что-то, связанное с атомной энергией…

— Так или иначе, — тоном отчаявшегося человека продолжил он, — повсюду будет вода. Вода. Понимаете? Вода будет везде — в Дублине, в Лондоне, в Кашелморе, на Арте, Дичи, Телячьем Парке, Пахотном Поле, на Лужке, Слейновой Луговине и на Заднице Келли.

Это все были названия облегавших Беркстаун выпасов.

— Так чего, и на Скаковом Кругу тоже?

А это уже было название поля соседней фермы.

— Да! Боже Милостивый, вы английский язык понимаете? Вода будет везде. Вам это понятно?

— Понятно, — без всякой уверенности ответила миссис О’Каллахан.

— Ну так вот. Когда уровень ее начнет подниматься, Микки, вам, мне, Домовухе, священной кошке и всем животным, каких мы раздобудем, придется погрузиться в сенной сарай, который будет уже перевернут вверх ногами, и мы поплывем по воде, а весь прочий мир потонет.

— Хотя я вот не понимаю, — продолжал мистер Уайт, в голосе которого теперь тоже проступило сомнение, — что же случится с теми, кто будет в это время плыть по морю на лайнерах и военных судах? Если Всемирный Потоп не протянется столько времени, что все они успеют перемереть с голоду, я не вижу, как это им удастся утонуть. Хотя, возможно, у них не будет семян, чтобы высадить их, когда и сами они высадятся на сушу, и все они перемрут с голодухи уже в ее жидкой грязи. В общем, это дело Архангела Михаила.

— Теперь, нам придется плыть в сенном сарае, а вся поверхность земли уйдет на неопределенное время под воду — дней, может, на сорок, если судить по последнему Всемирному Потопу, — хотя, по-моему, за такое время на военных судах никто оголодать не успеет, — а когда вода, наконец, спадет, у нас под ногами окажется грязь и ничего больше.

— Так это чего же тогда от моих ковров-то останется?

— А ничего от них не останется. Прежде всего, не думаю, что мы высадимся на сушу именно там, откуда отплывем. В океане существуют, предположительно, течения, пусть даже проседание земной коры направление их и изменит. Может, нас и вовсе в арктическую зону занесет. Кстати, надо будет взять с собой теплую одежду. Попадем в тропики, бросим ее, однако если у нас такой одежды не будет, так мы в нее и облачиться не сможем. Вы, миссис О’Каллахан, прихватите с собой вашу шубу.

— А к тому же, насколько я в состоянии судить, общее проседание может полностью изменить климат земли… Впрочем, я говорил о грязи и иле. Ил проведет под водой сорок, или сколько там, дней, а вода-то соленая. Это вам не какой-нибудь разлив Слейна. Всемирный Потоп прокатится по всему земному шару и, скорее всего, соленая вода поглотит пресную. Точно сказать не могу, но думаю, что сорокадневное пребывание под соленой водой убьет все деревья и прочее. Вот потому нам семена и потребуются. Как только вода сойдет, а ил отвердеет, придется взяться за работу — пахать и сеять. Кстати, нужно будет прихватить плуг, а мне — научиться им орудовать. Запряжем в него Нэнси или корову. А в придачу к Нэнси прихватим жеребчика. И еще, нам понадобятся припасы, на которых мы продержимся целый год, до первого урожая.

— Резиновые сапоги брать будем? — спросил Микки.

И он, и миссис О’Каллахан начали проникаться пониманием проблемы — не меньшим, чем у мистера Уайта.

— Если хотите, возьмем. Они, конечно, сносятся, придется лапти плести. Но, вообще-то, сейчас не об этом речь. Нам нужно список составить. Погодите, я схожу за столом и стулом…

Выйдя из кухни со стулом, он отправился было на поиски Герати, но очень скоро вернулся — вместе со стулом — назад.

— Микки, вам и Томми Планкетту придется, как обычно, заняться жатвой. Нам потребуется много зерна. И травного семени тоже. Теперь, миссис О’Каллахан, где сейчас Филомена?

— В комнатах прибирается.

— Отправьте ее сегодня домой. Путь этот вечер отдыхает. И скажите, что примерно через месяц вы ее уволите. Только о Великом Потопе ничего ей не говорите.

Филомена стояла в одних чулках у двери и подслушивала — то была одна из сторон беркингстаунской жизни, о которой миссис О’Каллахан вечно забывала. Впрочем, оно было и без разницы, поскольку из всех услышанных ею слов Филомена понимала лишь каждое десятое, и потому в этот вечер она сообщила двадцати трем своим братьям и сестрам, что О’Каллаханы собираются уехать в Америку.

Мистер Уайт снова вышел, неся с собой все тот же стул.

И снова вернулся, чтобы сказать:

— Боюсь, ветровой генератор придется демонтировать. Я попробую собрать его в каком-нибудь другом месте, но не скоро. Может быть, мне удастся соорудить кожух вокруг каминной трубы, которая идет из гостиной, и привинтить треногу к нему.

Спустя недолгое время, миссис О’Каллахан, вглядываясь сквозь щелку в кухонных занавесках, различила Пата Герати, который со звоном и громыханием полз по красивому серому изгибу крыши сенного сарая. Ненадолго вспыхнуло солнце, за подпираемой колоннами серостью засветилось синее небо. Эмалированная табличка засияла ультрамарином, лопасти ветряка, чьи проволочные растяжки с математической точностью рассекали небо, заоранжевели. Математическими казались и полотнища гофрированного железа с их равноотстоящими тенями — все выглядело в солнечном свете таким ясным, определенным.

Миссис О’Каллахан задернула занавески поплотнее, и принялась за работу — в подводном сумраке, от которого у нее разыгрывался ревматизм, — она уверяла, что, когда на кухонную плиту падает солнечный свет, та, бывает, и сама собой разжигается.