Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем. И если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя.
Фридрих Ницше «По ту сторону добра и зла».
Ноябрь 1943г.
Тени танцевали. Они струились, словно обезумевшие похотливые змеи, перетекая одна в другую. Замысловатый узор на влажных телах всё время менялся. Казалось там зашифровано какое-то важное послание, но смысл запутанных строчек постоянно ускользал, проваливаясь в первозданный хаос.
Хаос накатывал и накатывал, стирая любой здравый смысл. Он безраздельно царил в этом мокром безумии, то приближаясь, то чуть отдаляясь, отталкивая и одновременно притягивая в эту чарующую, сулящую вечное забвение и покой пустоту. В этом хаосе жили демоны. У демонов не было тел и постоянной формы. Они текли и маскировались, прячась среди извивающихся блестящих змей. У демонов не было ни лиц, ни имён, но были зоркие глаза и жадные ощерившиеся пасти, чтобы видеть и пожирать. Они подстерегали тех, кто по неопытности случайно сталкивался с ними взглядом и уже не мог его отвести до самой своей неминуемой гибели.
А бездна смотрела. Вечный равнодушный арбитр. Она всегда безразлично смотрела на всё это полуживое обманчиво хаотичное мельтешение. Чёрная, холодная, пустая и… живая. Она дышала то согревая, то замораживая своим гибельным дыханием проскальзывающих сквозь неё туманных демонов. А они всё тащили и тащили свою новую добычу, сбрасывая парализованные жертвы в этот бездонный пропитанный смертью и безысходностью тёмный колодец, словно ядовитая кислота растворяющий визжащие от ужаса души лишённые последнего шанса к обещанному возрождению. Но для один раз проклятых не было иного пути.
Война и погибель в очередной раз возродили к жизни древних давно позабытых богов. Богов из тех самых тёмных веков, когда для их существования требовались многочисленные кровавые жертвы. Пока кровь лилась рекой, они жили, упиваясь своей тёмной безрассудной силой. Как только багровый ручей иссякал, они засыпали до лучших времён и сон их был беспокойным порождая наяву всё новых и новых чудовищ. Но самое страшное ещё и в том, что этих богов было невозможно убить. Боги бессмертны. Они могли ждать до тысячи лет и снова восставать каждый раз, когда на армейских шевронах осатанелых рабов возникало зовущее к кровавой трапезе «Чёрное Солнце».
Открыть этот «Ящик Пандоры» каждый раз оказывалось довольно легко, но вот захлопнуть тяжёлую обжигающую смертельным хладом крышку могли лишь избранные, заплатив за это непомерно большую цену своими не родившимися поколениями.
***
Переход в чужое тело не был таким уж болезненным. Специалисты из группы нейроподдержки постарались на славу. Не было ни головокружения, ни уже привычной вечно изматывающей опостылевшей тошноты. Карел чувствовал себя так, словно недавно снял старую удобную, но изрядно прохудившуюся обувь, сменив её на доставленную прямо со склада отлично подогнанную армейскую обновку. Конечно аллегория пришла на ум не совсем подходящая. Одно дело менять сапоги и совсем другое, менять живые человеческие тела.
Сколько раз он проделывал это? Так сходу сосчитать было довольно сложно. Сотрудники из «Аналитического отдела» должны были знать точное число «переселений» майора советской контрразведки Карела Валдека. Они там даже его сердечный ритм знали, как свой собственный. По сути жили чужой жизнью и каждый провал переживали словно личную трагедию.
Расправив слегка затёкшие плечи, майор огляделся.
Что ж район «высадки», похоже, был выбран верно. Вокруг небольшой сочащийся осенней сыростью лес. Мрачная палитра была перенасыщена серыми и коричневыми тонами. Хмурое небо нависало над лесом готовое в любой момент разразиться грозой с холодным дождём или быть может даже мокрым снегом. Облетевшие деревья напоминали христианских великомучеников, сожжённых на яростных языческих кострах. Под ногами неприятно чавкало. В оставшихся следах в палой листве сразу же собиралась мутная вода.
Чужое тело сидело как родное. Плечи у незнакомого мужчины были, правда, пошире чем у майора. Родное же тело Карела сейчас покоилось в полной безопасности и под присмотром опытных врачей в секретном подземном бункере Центрального Отделения Нейроразведки НКВД Москвы. Хитрая аппаратура работала. Сердце билось. Лёгкие дышали. А вот сознание… сознание было далеко. В насквозь промокшем от сырости пустом полумёртвом немецком лесу. Где-то рядом наверняка плескалось зловещее озеро Коцит. Вечная обитель предателей и изменников на берегу которого рыбачат Иуда, Кассий и Брут. Что они могут выловить из чёрной смрадной воды? Своё прощение? Ведь со дна озера на них смотрит сам Люцифер и презрительно усмехается, дёргая когтистой рукой за тонкую готовую оборваться в любую секунду лёску жизни. Забавные мысли.
- Далеко, однако, занесло тебя, брат, - тихо проговорил Карел, доставая из кармана немецкой шинели маленький компас и отщёлкивая большим пальцем железную крышку.
Голос был чужим, сиплым и чуть хрипловатым и каждый раз хотелось оглянуться чтобы, наконец, обнаружить за спиной этого странного невидимого незнакомца говорившего за тебя чужими словами. Эффект частичного «раздвоения» о котором предупреждали врачи.
Майор точно знал, где и что у него лежит в карманах, так как это оговаривалось заранее. Все оперативные «доноры» экипировались одинаково. Агент собирался и шёл в строго указанное штабом разведки место. Там его сознание «вышибалось» и опустевшее на время тело занимал новый хозяин.
***
Немецкий концлагерь «Тойфельханд» располагался строго на севере.
Карел двигался легко, стараясь не производить много шума. Излишняя, конечно, предосторожность в этом мёртвом месте. Но с привычками ничего не поделаешь.
Вероятность нарваться на немецкий патруль равнялась нулю. В окрестности лагеря мог сунуться лишь законченный безумец. Тело слушалось отлично и особых беспокойств, к счастью, пока что не причиняло.
Вспомнив о хранившемся за пазухой заговорённом зеркальце, майор быстро извлёк на свет блеснувшее в сумрачном свете дня стёклышко и пытливо вгляделся в незнакомую скуластую физиономию.
М-да, скорее всего мужчина, приютивший его на время, был из местного сопротивления. Хотя как таковой, антифашистской организации в Германии, уже практически не существовало. Рейх истребил всех на корню, с особой жестокостью расправившись со священниками. Сатанинская изнанка этой проклятой власти проявилась здесь особенно ярко. Впавший в бесовщину Сатурн медленно пожирал своих детей. Ведь свергнуть эту ересь христианская церковь, конечно же, не смогла.
Из зеркальца на Карела глядел светловолосый голубоглазый ариец лет этак сорока с лишним. Таких зачастую называли «белокурой бестией», майор же называл подобных «истинных арийцев» кровавыми выродками. По его мнению эта нацистская мразь не должна была осквернять своим присутствием благословенную землю. Но Бога давно уже не было в этой подобострастно целующей копыта дьяволу стране.
Новое лицо не понравилось. Но нужно было признать, что подобный облик для маскировки идеален. Жаль незнакомца. Хотя он знал на что шёл, вылазка была опасной, «донор», скорее всего, не выживет. Знать бы ещё куда девается человеческое сознание после «окончательного разрыва». Куда уходит бессмертная человеческая душа? Вечный неразрешимый вопрос.
Впрочем, ещё одна смерть вряд ли что-нибудь существенно изменит в абсурдном мироздании. Чаши адских весов даже не качнутся.
Спрятав зеркальце, майор целеустремлённо двинулся строго на север. За ворот шинели здорово задувало, холодный ветер кусался, жаля незащищённую кожу, но это была досадная мелочь, не более…
Дела на советских фронтах складывались относительно успешно. Повода для особых беспокойств пока что не было. Армия Первого Украинского фронта практически освободила мать городов русских Киев. Германские войска в Италии отступили за реку Волтурно. Третий Рейх напоминал сейчас огромного уродливого спрута, с торчащими в извивающейся туше острыми гарпунами. Тварь истекала чёрной кровью, но всё ещё была жива и очень опасна. Фашистский левиафан умел и мог болезненно огрызаться.
Война ещё далеко не выиграна.
***
Советский нейроразведчик спешил к лагерю смерти. Сейчас он преследовал исключительно свои личные цели. Его рейд не был секретным заданием могущественного Шестнадцатого Отдела НКВД. Нет, майор Карел Валдек был в долгом отпуске. Недавно он вернулся из кровавого месива Курской дуги и получил право на заслуженный отдых в собственном двадцативосьмилетнем теле.
Да, он отлично отдохнул. Москва, накрытая Защитным Православным Куполом, была недоступна для вражеской авиации. Жизнь в столице России текла своим чередом и лишь обилие прохожих в военной форме напоминало, что где-то идёт война.
Но заслуженный отдых пришлось прервать.
Карел вспомнил, что кое-кому должен…
Одно время он проживал в приморском городе Одесса. То было славное время. Никому и в голову не могло прийти, что через четырнадцать лет разразится страшная война. Майор никогда не считал себя излишне сентиментальным, но девушку из квартиры напротив забыть так и не смог. Наверное то было его самое счастливое лето… а потом… Потом семья Риты вернулась на родину в Польшу в город Познань. Но романтическая дружба с отъездом молодой женщины не прервалась. Они долгое время переписывались. Карел всё собирался съездить в Варшаву, где Рита работала в одном издательстве переводчицей, но никак не мог найти лишнее время.
Да и где бы он его нашёл? Сначала военное училище, затем первое серьёзное назначение, странные тесты, которые он прошёл с большим успехом, внезапный перевод в загадочный засекреченный отдел разведки, о котором ходили совершенно дикие слухи. Что ж, слухи оказались отчасти верны, а связь с Ритой он потерял. Грянула война. Фашистские ублюдки вторглись в Польшу. Ринувшуюся через границу тьму уже нельзя было остановить. Рита была еврейкой, а это смертельный приговор. Однако Карел чувствовал, что женщина жива.
Как? Каким образом ей удалось уцелеть в аду немецкой оккупации? Разве что каким-то чудом. Но в чудеса он давно уже не верил.
И тогда Валдек стал искать. Хуже всего было то, что немцы не регистрировали имена заключённых-смертников, а присваивали им порядковые номера.
Но майор нашёл свою одесскую несостоявшуюся любовь. Опытный оперативник, по кличке Ворон, прошёл по «цепочке» заключённых в различных лагерях Аненербе, в каждом из которых были «доноры» - спящие агенты Шестнадцатого Отдела.
Карел показал ему фотографию. Рита прислала её в своём последнем письме перед самой войной. Это была уже не шестнадцатилетняя немного нескладная чернявая еврейская девочка, а красивая темноволосая женщина. Но для него она, по-прежнему, оставалась всё той же одесской беззаботной смешливой девчонкой, какой он её запомнил в их последнюю встречу.
Побывав в «Тойфельханде» Ворон сказал, что видел похожую женщину. Больше он ничего не смог добавить, так как его «донора» почти сразу же ликвидировали. Псы-псионики быстро вынюхали поселившегося в немощном заключённом «чужака».
Так что полной уверенности не было, та ли это женщина или нет. Тем не менее руководство дало добро на временную отлучку, они даже разрешили использовать нейрооборудование. Ничего удивительного. Карела ценили, ведь он был одним из лучших агентов.
В принципе он ничем особо не рисковал, ну разве что довольно ценным «донором». Если «носитель» погибнет, майор автоматически вернётся в родное тело, покоящееся сейчас в ТИЭР-ванне московской секретной лаборатории Шестнадцатого отдела, либо его потащит далее по «цепочке» выбросив в ближайшего свободного «донора» и так до того самого момента пока он не окажется в теле человека на безопасной российской территории. Такие досадные сбои бывали и они очень пагубно сказывались на психике. Однако Валдек был всегда уверен в своих силах зная, что он легко перенесёт такой дикий прыжок в отличие от многих прочих агентов. Именно в этой его феноменальной нейро выносливости и была главная уникальность в своё время выявленная сложными тестами знаменитого профессора МГУ Артура Салевски.
Пасмурное небо стало темнеть. Карел остановился, чтобы свериться с компасом. Ещё немного и прибор станет бесполезен. Вблизи концлагеря стрелки обязательно сбесятся. Впрочем в любом случае он отыщет нужное место, главное, успеть. Время, пожалуй, пока что единственная область пока ещё неподвластная основателям Шестнадцатого Отдела НКВД. Ничего, управятся и со временем, вот только бы немцы не обогнали. Пока спецслужбы обеих сторон шли чётко в ногу. Но долго ли это продлится?
Рита жива, он был уверен в этом. Где бы она не находилась, он неким шестым чувством пеленговал источник её хрупкой как замерзший цветок жизни. В любом случае он найдёт её. Цена не имела особого значения. Это был его старый долг.
Сумерки опускались на облетевший, умерший до весны лес. За деревьями тут же затаились смутные тени и воображение принялось рисовать довольно жуткие картины, вытаскивая из подсознания самые древние животные страхи. С темнотой лес оживал преображаясь. Мёртвое становилось живым, а живое вполне могло стать мёртвым. Зло вполне вольготно чувствовало себя в этом неуютном сыром месте. Майор ускорил шаг, чтобы поспеть к «исходу призраков». Об этом его предупредили заранее. Возможно, он сможет что-нибудь разузнать.
***
«Призраки» покидали лагерь ежедневно на самом закате.
Освобождённые от бренных тел души медленно брели сквозь лес, словно потерявшиеся толпы немых утративших память слепцов. Опускающаяся с небес тьма открывала невидимую живым дорогу. Но вот дорогу куда? Узнать это можно было одним единственным способом, но мало кто рискнул бы на подобный эксперимент.
Зрелище завораживало. Первые полупрозрачные фигуры, бесшумно возникшие среди деревьев, Карел принял за сгустки клубящегося тумана, но, присмотревшись, разглядел светящиеся человеческие силуэты. Шли души тех, кто погиб в концлагере за прошедшие сутки. Призраков было много. Адская машина смерти сатанинского Третьего Рейха работала без перебоев. Повеяло холодом. По земле следом за призраками побежала синеватая изморозь, захватывая стволы ближайших деревьев. Влажная кора трещала, покрываясь блестящей ледяной коркой. На это было страшно смотреть, хотя майор видел вещи во много раз более жуткие…
Карел инстинктивно отпрянул в сторону, но высокая болезненно худощавая женщина, ведущая за руку маленькую едва видимую девочку, прошла сквозь него. Одежда тут же покрылась инеем, дыхание сперло, будто вокруг на мгновение возник разряжённый воздух. Что-то медленно угасающее, осторожно коснулось сознания, но лишь на короткое мгновение. Обрывки хаотичных мыслей, равнодушие и пустота. Майор вытер обмороженное лицо, вовремя отшатнувшись от очередной группы полупрозрачных теней. Он больше не желал слышать их посмертное эхо.
Карел искал «призрак» с осмысленным взглядом. Попадались и такие. Они до конца цеплялись за свою постепенно исчезающую человеческую сущность. Как правило, при жизни их не удавалось полностью сломить изощрённым нацистским палачам, так же было и после смерти. В каждом лагере находились такие люди и жадно пожираемый беспросветной тьмой свет всё ещё мог за что-то держаться. Наверное это было нечто сродни древним христианским великомученикам, когда святые ещё при жизни своими душами прокладывали дорогу новой вере идущей на смену яростно сопротивляющемуся тёмному язычеству.
***
Бредущий сквозь лес старик сильно отличался от прочих «призраков». Его зыбкая фигура сохраняла чёткие контуры некогда жившего человека, черты лица, по-прежнему, хранили живую яркость, глаза светились жизнью.
Майор тихонько окликнул. Старик обернулся, в прозрачных глазах сквозило безграничное удивление.
- Да, я отлично вас вижу, - подтвердил Карел, подойдя к остановившемуся посреди леса фантому.
Затем он достал фотографию.
- Скажите, вы знаете её? Вы встречали эту женщину? То место, откуда вы идёте, ведь это концлагерь «Тойфельханд»?
Старик едва заметно кивнул.
- Она всё ещё там?
Повторный кивок.
Всё, больше от него ничего не добиться, дневной свет стремительно уходил, сумерки растворяли колеблющуюся, лёгкую как невесомый дым фигуру. Майор спрятал фотографию, отступая с дороги полурастаявшего призрака. «Исход» подходил к концу, солнце окончательно село за горизонт, духи ушли, переместившись на иную неведомую живым реальность.
«А ведь и я рано или поздно там окажусь», - совершенно спокойно подумал майор, разводя в небольшом овраге маленький костёр.
Место он выбрал удачное, лес был буквально изрыт огромными воронками. Не то постаралась союзная авиация, не то сами наци здесь что-то активно испытывали. Во всяком случае следы от взрывов казались давними.
Когда огонь стал лизать заранее извлечённые из заплечного рюкзака сухие головешки, Карел решил что самое время брать «языка». Ему был необходим кто-нибудь из самого лагеря, желательно кто-то из его охраны, которая сплошь состояла из солдат СС.
«Обряд вызова» требовал долгих приготовлений, но майор решил всё-таки поспешить. Сперва он нарисовал на земле у костра пятиконечную звезду. Рисовал особой заострённой палочкой, выструганной из столетнего дуба. Затем Карел осторожно вписал в центр звезды две нацистские руны: соулу - символ Старшего Футарка и зиг.
Заклятье начало «работать». Пламя в костре приобрело кровавый оттенок. Слегка надрезав ножом левую ладонь, майор скормил несколько багровых капель огню, затем слегка окропил начертанный на земле рисунок. Формула вызова была почти готова. Остался последний штрих.
Снова взяв заострённую палочку, Карел вписал в пятиконечную звезду ещё один символ – семнадцатую руну Старшего Футарка Тейваз, знак бога войны Тюра. Затем добавил руну «Вольфсангель» - знаменитый «волчий крюк» дающий власть над оборотнями. Теперь, оказавшемуся ближе всего к костру эсэсовцу, не отвертеться.
Майор с интересом вглядывался в обступившую костёр промозглую тьму. Несколько минут ничего не происходило. Но вот он ощутил некое движение. В глубине леса сверкнули два маленьких багровых огонька. Карел привстал, до рези в глазах вглядываясь в ночную мглу.
Мрак у костра зашевелился и в круг света неуверенно шагнул крупный чёрный волк.
***
Оберштурмбанфюрер СС Гельмут Ридель был назначен комендантом концлагеря «Тойфельханд» сравнительно недавно. Не то чтобы новая должность не пришлась Гельмуту по душе, нет, в этом плане всё вроде было в полном порядке. Просто в последнее время Ридель стал необратимо и, главное, совершенно необъяснимо меняться.
Возможно всему виною была отрицательная некро энергетика самого лагеря расположенного на месте древнего высушенного болота где по слухам в древности располагалось языческое капище культа Фенрира.
В любом случае Гельмут сразу понял, что для этой должности он совершенно не подходит. Где-то в сложных недрах безупречного механизма СС всё-таки произошла досадная ошибка и комендантом одного из самых крупных немецких концлагерей сделали совсем неподходящего для этого места офицера.
Изменения пугали. Всё началось с необъяснимого влечения к одной заключённой еврейке. Ридель увидел её совершенно случайно во время очередной внештатной проверки узников, среди которых псионики лагеря почувствовали явное присутствие подсаженного «чужака». Скорее всего это был очередной советский нейроразведчик, с которыми Третий Рейх уже на протяжении двух лет вёл беспощадную и совершенно безрезультатную борьбу.
Нейроразведчики были неуловимы. Они словно призраки мгновенно переселялись из одного человеческого тела в другое и их было невозможно уничтожить. Рейх пока что не обладал подобными технологиями, хотя разработки в этом плане уже активно велись.
Центр всей этой мерзости располагался где-то в Москве, следовательно, тело «блуждающего» русского находилось в полной недосягаемости. Радовало одно, по какой-то необъяснимой причине вражеские лазутчики могли переселяться лишь в определённых людей, благодаря чему было возможно защитить первых лиц страны. Аненербе уже разработало таблицы с особыми внешними параметрами потенциальных «доноров» что давало возможность уничтожать их заранее. Но, к сожалению, эти таблицы всё ещё были далеки от идеала. Как правило «донорами» становились члены тайной антифашистской организации «Das weisse Licht», не до конца уничтоженной в Германии и всё ещё способной к сопротивлению. Хотя геббельсовская пропаганда, конечно же, упорно утверждала обратное.
Но Гельмут знал, как всё обстоит на самом деле. Без сомнения, так называемых «доноров», где-то специально готовили. Но где и как, оставалось загадкой. Ни СД на Абвер так и не смогли толком выяснить, каким образом русские овладели столь изощрёнными секретными технологиями. Дело явно пахло Шестнадцатым Отделом, хотя вполне возможно, что этот отдел всего-навсего умело пропагандируемый советами миф.
«Чужака» тогда всё-таки нашли. Псионики СС не смогли указать нужного человека, за них это сделали специально обученные псы. Собаки были, пожалуй, единственным надёжным оружием Рейха против вездесущих вражеских нейроразведчиков. И именно в тот злополучный день Ридель обратил внимание на ту самую проклятую большеглазую еврейку, из-за которой и начались все его последующие беды.
Сначала он решил, что подвергся психо атаке тайно взломавшей его сознание, но проконсультировавший его псионик Эрнст Кофф не выявил никаких аномалий в ауре оберштурмбанфюрера. Разумеется, Гельмут не стал рассказывать о приковавшей его мужское внимание женщине. Псионику незачем знать о таких подробностях. Аура в порядке и на том спасибо. Стало быть «вскрытие» сознания со стороны отпадало.
Но некий злой рок продолжал терзать Риделя и тогда он распорядился перевести эту женщину из общего барака в медицинский сектор лагеря, где располагались более менее комфортные помещения. Гельмут позаботился о её пропитании, одежде и прочих удобствах.
Без сомнения с ним что-то происходило и что-то очень нехорошее. Он не мог вразумительно объяснить причины своих недавних поступков. Что это? Внезапно проснувшаяся совесть? Но с чего было ей вдруг просыпаться? Никаких чудовищных преступлений Ридель пока ещё не совершил. До работы в лагере на нем, как правило, висела всяческая бюрократическая волокита СС, да он даже на фронте ещё ни разу не был, что в теперешней военно-политической ситуации выглядело достаточно удивительным. Но Гельмут имел у себя за спиной высокопоставленных покровителей.
В лагере его руководство являлось чисто номинальным. Реальная власть принадлежала Обергруппенфюреру СС Хъюго фон Артцу, который регулярно присылал из Берлина списки, подлежащих уничтожению заключённых. Там не было фамилий, лишь бесконечно нудные многозначные цифры. Загадочные советники фюрера (имена которых нельзя было называть) с каждым днём требовали всё больше и больше людских жертвоприношений. Кровожадность Рейха росла пропорционально его военным неудачам. Была ли тут некая связь?
Ридель прекрасно знал, что подобные мысли так же опасны, как и его необъяснимое влечение к иудейской заключённой. Быть может это поздняя так некстати проснувшаяся любовь? Ведь Гельмут далеко уже не мальчик как-никак пять десятков недавно разменял. Но нет… чепуха. Было нелепо даже представить себе подобное. Тогда что? Значит, остаётся только совесть. Но была ли она у него?
«Наверное, я действительно неблагонадёжен, - часто думал оберштурмбанфюрер, не особо по этому поводу сокрушаясь. – Наверху знают, что меня ни в коем случае нельзя посылать на фронт. Наверняка моя фамилия уже давно значится в чёрном списке гестапо».
Без сомнения он льстил себе, его фигура не была столь значима, им вряд ли могло заинтересоваться ведомство Гиммлера. Тем не менее, страх давно уже поселился где-то глубоко внутри, подъедая остатки холодного благоразумия. И это было началом конца…
В середине ноября Гельмута посетил старший брат Фридрих, занимавший высокое положение в Абвере. Фридрих возглавлял секретный подотдел «III-Ф», ведавший контрразведкой за границей. Брат пугал Риделя своими странными, порою весьма опасными разговорами, поэтому его внезапному приезду Гельмут не очень обрадовался.
***
Офицеры Рейха расположились в уютном натопленном кабинете. Оберштурмбанфюрер разлил по хрустальным баварским рюмкам Nachtmann золотистый «Ягермайстер» и вопросительно уставился на разжиревшего за последнее время братца, примерно догадываясь, «о чём» именно сейчас пойдёт речь.
- До меня дошли определённые слухи, - спокойно начал Фридрих, с прищуром глядя на хрустальную рюмку. – Ты, якобы ни с того ни с сего, удалил из очередного списка смертников один номер.
Гельмут едва заметно кивнул.
- Ты изолировал её от прочих заключённых. Не соизволишь объяснить, зачем?
- А что, я должен непременно тебе всё объяснять?
- Глубокоуважаемый Фон Артц вот сильно недоволен. С каких это пор ты начал вмешиваться в его внутренние дела?
- Вмешиваться в его внутренние дела, - презрительно повторил Гельмут. – Знаешь, мне так до конца и не ясно, что я здесь вообще делаю на этой проклятой должности. От местного сатанинского крематория меня уже порядком воротит. Зачем меня сюда перевели, кому это понадобилось?
- Может быть, ты очень хочешь попасть на фронт? – с хитрой улыбкой поинтересовался Фридрих, демонстрируя жёлтые зубы заядлого курильщика.
- А что, там ещё имеются свободные вакансии? – улыбнулся в ответ Гельмут. – Насколько мне известно, с новыми отрядами СС «Тотенхерц» Третий Рейх практически непобедим. Во всяком случае так в последнее время поёт из каждого радио сладкоголосый Геббельс. Зачем нашему мудрому фюреру на поле боя живые солдаты?
Фридрих нахмурился. Поставил рюмку на стол. Неторопливо поднялся. Затем вынул из кармана маленький деревянный волчок и, раскрутив его, пустил по полированной крышке, стоящего в углу кабинета старинного секретера. Гельмут знал, что пока будет крутиться эта магическая штучка, их разговор невозможно будет прослушать.
- А ты думаешь, мне всё это порядком не надоело? – Фридрих тяжело плюхнулся обратно в удобное кожаное кресло. – Фюрер с каждым годом требует от нас невозможного. Эти его, так называемые, «новые советчики» окончательно потеряли совесть. Они хотят всё больше новых жертв. А где их взять, когда наши войска медленно, но верно отступают обратно в Германию. Не своих же немцев, в конце концов, в печах крематория сжигать? И что они дали ему взамен? Отряды «Тотенхерц»? Да эти безмозглые твари уже на своих бросаются. Я лично это видел. Каково?!!
- Я не понимаю, к чему ты клонишь? – устало спросил Гельмут, тревожно косясь на ровно вращающийся магический волчок.
- Нашей нации пора заменить своего фюрера, - спокойно объявил Фридрих.
- Что?!!
- Я имею в виду устранить физически, - пояснил заговорщик, подмигивая брату, - а на его место посадить… ну… скажем, добродушного толстяка Геринга. Чем не отличная кандидатура? Или того же блестящего управленца Шпеера. Ну как, брат, что же ты молчишь?
- Ничего не изменится.
- А как же война? Ведь многие понимают – мы выпустили адского джина из бутылки, а загнать его обратно уже не в состоянии и очень скоро он пожрёт нас самих. Войну следует прекращать. Фюрер на это уже неспособен. ХОЗЯЕВА просто не позволят ему сделать это. Третьему Рейху нужен новый лидер, который найдёт в себе силы, наконец, поставить точку в этой бессмысленной бойне. Иначе как нации и государству нам не выжить.
- Фридрих, ты несёшь полную чушь, причём, заметь, весьма опасную чушь… если бы я не был в тебе уверен на все сто процентов как в надёжном верном друге, то подумал бы что ты банальный провокатор.
Оба тут же посмотрели на секретер.
Деревянный волчок, по-прежнему, быстро вращался.
- Ну, допустим… - вздохнул Гельмут, - всего лишь допустим, что новый фюрер, будь то Геринг или Шпеер, сможет на время усмирить те силы, которые помогали нам до их пор вести эту изнурительную войну. А что дальше?.. Думаешь, Советы откажутся от заманчивого шанса покончить с нами раз и навсегда? Не забывай, за ними тоже кое-кто стоит и в последнее время мне стало казаться, что этот «кто-то» более мудр и могуществен, чем сегодняшний «советчик» нашего фюрера.
- Всё так… - кивнул Фридрих, наливая себе ещё ликёра. – Но нужно лишь сделать первый шаг. Нельзя сидеть сложа руки, это хуже всего. Следует решиться, следует…
Гельмут прервал брата резким взмахом руки. Магический волчок остановился едва не соскочив на пол. Оберштурмбанфюрер решительно подошёл к секретеру и снова раскрутил заговорённую безделушку.
- И что же вы там в своём Абвере решили?
Фридрих неопределённо пошевелил пальцами.
- Говори, раз уже начал.
- Произойдет покушение. Окончательная дата ещё не выбрана, число следует подобрать в соответствии с первыми рунами Младшего Футарка. Этим уже занимаются знающие люди. Думаю, покушение случится очень скоро. Медлить нельзя. С каждым месяцем вождь нации становится всё более непредсказуем. С каждым месяцем он теряет свою человеческую сущность…
Гельмут мрачно усмехнулся:
- Рискованное дело. Считаете, «покровители» позволят вам так просто убрать Гитлера?
- Но убрав его мы лишим их ушей, уст и глаз, - воскликнул Фридрих, вставая с кресла. – Как ты не понимаешь, это будет главный удар. Связь мгновенно ослабнет и первое, что должен сделать наследник, закрыть лагеря смерти. Вот почему именно ты нужен мне здесь в «Тойфельханде». У нас везде задействованы свои верные люди. Теперь ты понимаешь? Это я добился твоего перевода, хотя и было нелегко…
Теперь Гельмут действительно понимал. Всё. Или почти всё. Отныне он заговорщик. По сути смертник. Ещё он хорошо понимал, что вся эта затея с покушением на отца нации заранее обречена на провал. Гитлер не был человеком. Он уже давно не был человеком в любом смысле этого слова. И те, кто стоял за его спиной прекрасно видели всё наперёд.
***
Беседа с Фридрихом оставила на душе тягостный осадок. Чувство неизбежного начала конца лишь усилилось. Проводив раскрасневшегося за время беседы брата до служебной машины, оберштурмбанфюрер направился к медицинскому блоку, где врачи-офицеры из подразделения «Мёртвая голова» ставили над заключёнными некие строго засекреченные опыты, о сути которых зачастую не ведал даже сам Хьюго фон Артц.
Два вервольфа вытянулись в струнку щёлкнув каблуками, когда Ридель проходил через застеклённую будку контрольно пропускного пункта. Внутри медицинского комплекса было тепло, но неуютно. Белые кафельные стены напоминали морг. Кое-где на них были нанесены рунические рисунки, защищающие помещения от «взгляда снаружи». Однако вся эта защита по сути напрасна. При определённой подготовке проникнуть на территорию лагеря всё-таки было возможно. Другое дело, кому такое может понадобиться, ибо это дорога только в один конец.
Заключённая под номером 300679 находилась в самом дальнем помещении, охраняемым молодым эсэсовцем с глубоким шрамом на правой скуле. Солдат был не из болтливых и Гельмут ему доверял.
Охранник поспешно отпер маленькую камеру. Оберштурмбанфюрер вошёл. Женщина сидела в углу жёсткой деревянной кушетки, поджав под себя тощие бледные ноги. Она затравлено уставилась на зашедшего в камеру статного седовласого красавца-офицера с оскалившимся черепом на фуражке. Где-то она его уже видела.
«Наверное, решила, что её отобрали для очередных экспериментов, - подумал Ридель, присаживаясь на край больничной кровати. – Ну конечно же, ведь все заключённые знают, что те, кто попадает в медблоки «на лечение», назад уже не возвращаются».
- Тебе не следует меня бояться, - тихо произнёс Гельмут на польском языке, грустно разглядывая неровный цементный пол. – Здесь тебе ничего не угрожает…
Он, по-прежнему, не понимал, зачем она ему. Для чего он вырвал её из когтей неминуемой смерти, рискуя абсолютно всем.
Оберштурмбанфюрер снова взглянул на несчастную женщину. Та непроизвольно вздрогнула, обхватив трясущимися руками острые колени.
- Hab vor nichts Angst… - повторил Ридель уже на немецком, но заключённая наверняка его не понимала.
- За мной идут, - тихо по-русски прошептала Рита, - он уже очень близко и имя ему СМЕРТЬ…