Навестить прихворнувшего Еропкина поручили Алмазову. Он с трудом отыскал нужную квартиру по адресу, взятому в отделе кадров, и, прижимая к животу кулек с яблоками, купленными на рынке, позвонил. Дверь тотчас отворилась. Дама средних лет в цветастом халатике ощупала Алмазова строгим взглядом.
— К Еропкину? Два коротких! — и захлопнула дверь. Пришлось исправляться. Комната Еропкина, длинная, как школьный урок, вмещала старую железную кровать, столик и табурет. На столе — холостяцкий натюрморт — немытый стакан, тарелка с окурками, трепаный томик детектива без обложки.
— Зашел взглянуть, как живешь…
— Гляди, — согласился Еропкин. — Может чаю? — и не дожидаясь ответа, он добыл из под кровати закопченный чайник и отправился с ним на кухню. Алмазов прошелся по комнате. Обои заменяли старые газеты. Но читать их было несподручно, так как Еропкин наклеил их, в основном, вверх ногами… На стене около Гвоздя, исполняющего обязанности вешалки, висело овальное зеркальце в толстой металлической раме, занавешенное почему-то синей тряпицей.
«Ну, Еропкин! Уж и поглядеть на себя не желает!» — подивился Алмазов и слегка отогнул тряпку. И оторопел. Из стеклянной глубины на него таращился очень худой мужчина с плоским тазиком на голове.
В коридоре послышались шаги и ворчание Еропкина, и Алмазов, изготовившись к чаепитию, занял позицию на табурете, оставив хозяину кровать.
Чай был жидкий и несладкий.
— Ну и квартирка у тебя, Еропкин! Семьей бы тебе обзавестись…
— Без любви не могу! — отозвался Еропкин.
— Неужели никто до сих пор не приглянулся? Не поверю.
— Было. Нравилась мне одна, — сознался Еропкин. — А взглянул повнимательнее, — тут Еропкин кинул быстрый взгляд на занавешенное тряпкой зеркало — оказалась она полным ничтожеством.
— Зря ты так, Еропкин. Ведь ошибиться то легко…
— Я-то могу, конечно, ошибиться, а вот оно, — он снова поглядел на зеркало, — оно всегда правду скажет.
— Ну, ты даешь, Еропкин! Я тут взглянул невзначай. И заместо себя в зеркале мужика тощего с тазиком на голове увидел. А я, сам видишь, в теле, и на голове обычно шляпу кошу.
— Все донкихотствуешь, Пал Палыч. Вот и видится тебе. А с ней… Если бы хоть уродина какая привиделась. А то ведь НИЧЕГО! Пустота… Аж жуть. А ведь это — Зеркало Души. Меня один друг просил дома подержать. Хотел спутников себе подобрать в какой-то поход. Да так и не воспользовался по какой-то причине. А я решил; пусть висит, есть не просит.
Алмазов осторожно подобрался к зеркалу, отвернул тряпицу. На него уныло пялился давешний худущий тип. И больше в комнате не было никого. Ни души… Хотя… на кровати, в натуре занятой Еропкиным, громоздился старый облезлый арифмометр.