Сказка о том, как Иван женился...

Глава 34

День обещал быть жарким.

Тем не менее, Авром не торопился возвратиться к себе в уютный дворик под разросшиеся ветвистые маслины. Он никогда не торопился. Поэтому всегда и везде успевал.

Последний поворот, и Авром оказался на старой площади. Привычно оглядев её, он остолбенел от неожиданности.

Из открытого настежь окна, расположенного на фасаде Храма, спускались по приставной лесенке две невероятно грязные мужские фигуры. Старая лестница шаталась, и Аврому даже показалось, что он слышит её натужный болезненный треск. Между тем, люди спрыгнули, прошлись по карнизу, неторопливо перелезли вниз, очутившись почти у входа.

По разумению наблюдателя, в этот момент святотатцев уже обязаны были схватить охрана и полиция. Появились бы репортеры, и начался невероятный шум. Но на площади стояла обычная утренняя тишина, и даже Ваджих Нусейбе, находящийся практически рядом, никак не реагировал.

Площадь у входа в Храм постепенно заполнялась туристами...

***

Аврома всегда удивляли распри, внутри якобы единой религиозной массы. Только в православном мире церковь делили на Красную и Белую. Выделяли: католиков, протестантов, лютеран, грузинскую и армянскую епархии. В наличии были представлены какие-то секты, ответвления; никониане, адвентисты седьмого дня и многие-многие другие.

Но и на этом не заканчивались странности среди верующих христиан. Некоторые паствы устраивали карнавальные шествия по Иерусалиму; Белые били Красных; эфиопы ненавидели армян…

Самые удивительные события происходили в Великий День христианской Пасхи. Вот тут уже было не до шуток! К Храму заранее стягивались войска, полицию приводили в состояние абсолютной готовности ко всему. Ждали погромов, взрывов, активизации террористов, просто боялись давки и драк!

У этого Храма давно не вспоминали о взаимоотношениях трёх основных мировых религий. Достаточно было разборок внутри своей.

Но был один удивительный предмет, который даже называли «всезамирителем», ибо он устанавливал «статус кво».

Старая лестница, поставленная непонятно когда и неизвестно кем.

Сей деревянный предмет, находился у правого окна второго яруса фасада Храма Гроба Господня. Она появилась минимум двести лет назад у проема, находящегося во владении Армянской апостольской церкви на карнизе, принадлежащем греческой Иерусалимской церкви. Эта старая, сбитая руками неведомого плотника, вещица уже несколько столетий являлась одним из главных символов межконфессиональных разногласий христианства.

Но, после принятия соглашения, удалось установить видимость хрупкого перемирия. Правда, как-то один коптский монах, зачем-то переместил на полметра своё кресло, попав в эфиопское пространство и, как результат, одиннадцать человек попали в реанимацию.

Армяне так подрались с греками, что православные вызвали спецназ.

Но, в принципе, благодаря недвижимой лестнице, сохранялся относительный мир.

И вот, на глазах у Аврома, по этой самой лестнице спустились чужие грязные ноги и чуть не сломали её!

Мир должен был сойти с ума. Но мир молчал.

Двое молодых людей, между тем, прошли мимо, распространяя вокруг резкий запах затхлого болота.

И Авром нарушил традиции, не дойдя до привратника, он развернулся и пошёл за этой странной парой.

***

Ванька, вдохновенно хлюпая кроссовком, наконец, рассмотрел приятеля.

— Земля обетованная, дорогой мой Димон, оказалась сортиром полным нечистот. А ты у нас похож на пугало огородное!

Димыч от этих слов съёжился и виновато опустил глаза.

Иван хихикнул и продолжил:

— А вот я шикарен... И вообще, мне нужны чудесные пейсы и борода.

— Зачем? — не найдя объяснения этому феномену, решился спросить идущий рядом соучастник похода.

— А просто так! — жизнерадостно сообщил хозяин и друг.

— На нас обращают внимание. Это плохо. — Решился Димыч, почему-то снизив тембр голоса до таинственного шёпота.

— Ну, ищи магазинчик. Купим футболки и шорты, как минимум. Катрин скоро приедет, а я как бомж с Курского вокзала. И туалет нужен. Умыться.

Солнце старательно прогревало старые камни. Ребята согрелись и, найдя лавчонку с туристическим хламом, отлично приоделись в одинаковые белые футболки с лаконичной надписью «Люблю Иерусулим».

После чего, созвонившись с авантюрной частью семьи Рихтенгтен, отправились в сторону арабских кварталов — поискать кафе.

***

Выгоревшее до седины небо блестело серебром чаши из Храма Отца, над пустыней оставшейся от Мохенджо-Даро. Места её рождения и счастливого детства.

Она вернулась домой...

Горги замотала голову пеплосом, создав подобие тюрбана, но огненный зной всё равно лился с небес, угнетая и без того загнанное в безысходное состояние сознание. Ветер нёс от пепелища навечно въевшийся запах смерти, но она продолжала спуск с горы, вдыхая эту победную горечь центаврианской безумной прихоти. Она шла к врагу. От врагов...

Успев закрыть проход, девушка испытала ни с чем не сравнимую радость освобождения. Ей впервые, за весь страшный прошедший год, захотелось петь, и она смеялась, всё время представляя, как страшно Старшим, оставшимся в полумраке, напоминающего склеп святилища, спрятанного под двойной кладкой Храма.

Пытаясь отвлечься, Медуза стала вспоминать уроки палестры и наивные вопросы ребёнка:

— Чтобы спасти всё население можно же было отступить? — и грозно сомкнутые кустистые брови Учителя:

— Ты имеешь ввиду сдаться? Тогда наш народ был бы обречён на подчинение и рабство.

— Но наш народ погиб...

Она вдруг поняла, как изумили и испугали Учителя её мысли. Как вечером страшной бурей пронёсся над их семьей Зевс, как рыдала мать, и долго извинялся отец, за осмелившуюся сказать правду дерзкую дочь.

***

Наступал вечер. Спустившись с горы, девушка осмотрелась. Величественный некогда город выглядел оплавленным пирогом, застеленным серой пылью. Страх поселился в груди.

«Бояться поздно. Назад у меня нет дороги», — тем не менее, решила она.

Перед самым спуском Медуза передохнула в небольшой расщелине, рассмотрев раздутые отёкшие ноги. Ступни странно растрескались и сочились прозрачной липкой лимфой. На внутренней поверхности бёдер вздулись волдыри.

Девушка вздохнула.

Тем лучше. Излучение убьет её раньше, чем она отдаст орудие возмездия врагу.

Несмотря на вечер, жара кружила над пепелищем ветрами, дувшими суховеем персидских пустынь и мелкой горькой пылью сирийских плоскогорий.

Только когда ночь утонула в горячечной влажной тине, Горги дошла до единственного не разрушенного здания некогда мощного города. Много лет спустя его скопируют персы, обретя на века славу обладания воротами богини Иштар. А сейчас только маленькая хрупкая фигурка, завернутая в серый от пыли пеплос, стояла перед ними.

До катастрофы дворец имел резные башни, сплошь отделанными синими изразцами , украшенными драконами и бело-жёлтыми, с изображением огромных быков. Между воротами чернели в ночи плиты дороги, до гибели города сиявшие ярким красным лаковым покрытием.

Горги прошла между остатками башен и поднялась по скромным ступенькам вверх. Здесь прежде был вход, в храм, или на пульт управления виманами. Тут же, на глубине сотни локтей, мирно спал последний космический корабль некогда гордой расы.

Девушка достала ключ и, нажав комбинацию, осветила черноту входа яркой вспышкой рукотворной звезды. Затем, не торопясь, словно проделывая это не впервые, вставила в паз и вновь набрала код. Через бесчисленное число мгновений раздался лёгкий треск слежавшихся деталей, и через узкий проулок, образовавшегося перед ней коридора она сделала первый робкий шаг вперёд.

Прохлада подземелья сняла беспамятство жаркой ночной мглы. Медуза почувствовала, как прохладные струи воздуха возвращают ей крохи оставшихся не истраченными сил. Она спустилась к кораблю и долго сидела перед возвышающейся громадой, больше не пугаясь своего бесконечного одиночества.

***

Джордан с удивлением отметил, как в течение дня чудаковатый немец бегал от еврейских святынь и стены плача, до арабских кварталов. Как трижды медленным шагом прошёл по виа Роза, всё время нанося какие-то отметки прямо в книге с громким хорошо просматривающемся издалека названием: «Мегалиты Иерусалима. Мифы и реальность».

Следом шла, обнявшись, смеющаяся парочка, и замыкали шествие, непрерывно поглощающие мороженное, подросток и второй серьёзный юноша. Ничего подозрительного и противозаконного компания не осуществляла.

Зато Агей заприметил весьма любопытную фигуру пожилого и явно уважаемого гражданина, который на отдалении, также как и они, несомненно, вёл наблюдение. Деятельность такого рода в субботу являлась не то чтобы необычной. Она была просто невозможна, даже в любой другой день.

Наконец, старому ветерану Моссада наскучила эта игра, и он, с несчастным лицом, подошёл к старому хасиду:

— Отец, — начал он без тени улыбки. — Дайте совет. Что мне делать с этими людьми, я устал их наблюдать?

Последний смерил его взглядом и дал твёрдый ответ.

— Могу рассказать!

— А сколько мне это будет стоить?

— Эта работа стоит недёшево.

— Две минуты и недешево...

— Ну что вы, друг мой, рассказ не будет коротким...