Сказка о том, как Иван женился...

Глава 24

— Клянусь рогами Минотавра! — кричал Приам. — Ты ли это? Мой славный и великий друг! Когда ты вошёл в порт? Почему я не знаю о твоем приезде? Скорее поднимайся ко мне, чтобы быть как можно выше к небу, ибо поэт подобен богу, а поэт и лучник подобен мысли, пущенной прямо в зад толстой Гере на Олимпе! А ха-ха-ха!

Аполлон, только что сошедший по настилу с триремы «Мимесис», славного изобретения коринфянина Аменокка, только тяжело вздохнул и, раскинув руки, точно аист крылья, ускорил шаг, приготовившись к медвежьим объятиям вечно нетрезвого царя.

…Этот месяц был подобен мертвому сну. Он занимал себя всем и сразу, стремясь ускорить ход усталого Хроноса. Сам следил за выдачей обеда, писал поэму, лично выправлял наконечники стрел и даже грёб, дабы мускулатура не превращалась в жирное тесто во время длительного пути.

«С удовольствием пустил бы стрелу в твой толстый зад...», — думал он, старательно напрягаясь, чтобы уберечь от перелома свои рёбра, сжатые бычьими окороками Приамовых бицепсов.

Этот рыжебородый массивный воин неумело, зато решительно растрачивающий богатое наследство троянского рода, не вызывал симпатии у любителя утонченного слога, но был нужен. Ради ДЕЛА.

Поход в Африку был необходимостью и практически увенчался победой. Оставалась одна деталь.

Наконец, троянец прекратил свои излияния радости и собеседники, громко обсуждая великого Гелиоса, «тепло приносящего», тяжело поднялись на гору к дворцу.

— Вина! Мне и моему другу! — прорычал запыхавшийся царь встречавшим.

Из толпы отделилось, словно дуновение Эола, нежное создание и подобно нимфе приблизилось к двум почти обезумевшим от жары мужчинам.

Выпив разбавленного кисловато-терпкого коринфского напитка, Аполлон поднял голову от опустевшего кувшина и спросил:

— Кто ты, прекрасная?

Он устал от тяжелого и бесконечно нудного пути, жары и воняющего потом кабаноподобного царя. Ему хотелось в мегарон и женщину.

«Эту», — подумал он.

— Кассандра, дочь моя! — проревело рядом. — Выросла.

«Дочь… — с досадой подумал прибывший. - Ну пусть и дочь, мало ли дочерей у мелких царьков по побережью. Эту. Хочу».

Поздно, заполночь, когда дорогой, крашенный финикийским порфиром хитон превратился от жира, вина и чадивших бараньим салом светильников в грязную вонючую тряпку, гость и хозяин, наконец, разошлись.

Прямой как скамья Приам долго желал добрых снов и, естественно, велел цесаревне проводить дорогого гостя до его спальни.

Утром Аполлон вспомнил ее вскрик и то ощущение погружения в мягкую, женскую, непрочно закрытую плоть, легко разорванную им...

Вспомнил кровавое пятно на светло-персиковой ткани пеплоса и голос, то срывающийся на стоны, то выплёвывающий ругательства, но лицо почему-то расплывалось.

Сколько раз проклянет он себя за эту дурную мальчишескую похоть?

Глупый царь оказался заботливым отцом и, осознав, что Аполлон не желает брать его дочь в жены, отказал в подарке. Не помогло ни золото, ни дорогие вина, ни ткани.

И напрасно молила, заламывая руки, Кассандра, согласная стать одной из нищих порн, служащих для утех приплывающих, лишь бы этот зверь, забрав кусок небесного металла, убрался навсегда. Напрасно просили, стоя на коленях перед владыкой, умные лафагеты. Приам был непреклонен: «Наследие предков останется лежать там, куда его положил сам Зевс».

Участь Трои была решена.

***

Алые сполохи среди чёрной удушающей тишины создавали под немыслимыми углами странные геометрические фигуры. Тьма шепталась…

— Красивую легенду мы вспомнили, Аид.

— Мы пробуем ее возродить, моя Перфесона.

— Яйааааааа Лилит, — смеялась мгла.

***

«Если Вы сами не умеете радоваться жизни, то почему эта самая жизнь должна вдруг радовать Вас?», — думал Андрей Дмитриевич, спускаясь по ступеням навстречу закату на озере Ван и жене. Та бодро парковалась у огромного тутового дерева под призывные крики мальчишек:

— Дядя Андрей, дядя Андрей — тетя Наташа приехала! Ура!

Прожившая без малого тридцать лет прокурорской женой Наталья Николаевна, вылезая из второго авто, арендованного специально для вывоза огромной кучи свалившихся на них туристов, думала приблизительно в том же ключе.

— Что уставился? — услышал ее первые слова супруг. — Хочу с сожалением констатировать, что как была дурой, так и осталась, вышла замуж за чёртову периферию и теперь пожинаю плоды твоей крестьянской генетики.

Он хмыкнул и, поцеловав ее в щеку, сообщил:

— Зря ты так. Тут все-таки дети. И, вообще, время, мадам, над вами не властно.

— Козел, — согласилась подруга жизни. — Где тут душ-то?

Полночи они, «как два дурака», рассматривали амулет, а ровно в шесть, посадив ребят за руль и распихав вещи, вереницей начали обратный путь в злосчастный отель. Чем был занят их сын где-то за океаном, родители старались не думать, тщательно избегая разговоров на такую страшную тему. Асфальт плавился под резиной быстро крутящихся колёс, и дорога отсчитывала километры пройденного пути.

***

Утром, после раннего завтрака, в отель к попаданцам приехал Френсис. Все были при деле. Иван и Хенрик размышляли над будущим приключением. Зевающий портье тем временем получал детальные указания от терпеливо объяснявшего Димона: «Сменщик должен распечатать авиабилеты, которые пришлют на адрес отеля и аккуратно положить их на столик в номере».

Чичен Ица стала божьим даром для неискушенных в высшем образовании индейцев, подарив им средства к существованию в созданных властями в окрестностях Вальядолида отелях-спутниках среди бескрайних джунглей, но значительной сообразительности не принесла.

Впереди ребят ждали колодцы и сеноты с чудесами, но Димон никак не мог убедить себя, что стоящий перед ним консьерж сможет правильно выполнить его ответственное поручение. Повод для сомнений вообще-то имелся.

Местные воспринимали туристов как своеобразные денежные мешки — глуповатые и горластые, а последние считали население туповатыми потомками древних вырывателей сердец — кровожадными и опасными. Общение шло туго.

***

К Миллениуму дирекция археологического парка расстаралась и, проведя в подземельях проводку, открыла часть пещер Баланканче для всеобщего обозрения.

Однако данная часть комплекса не пользовалась особой популярностью. Проехав почти триста километров из Канкуна, туристы обычно быстро проскакивали поле для игры в мяч, а затем, осмотрев помимо центральной ещё пару полуразрушенных пирамид, подгоняемые гидами и жарой, спешили купаться и обедать. Им было не до пещер…

Солнце припекало, и, проигнорировав совет Френсиса купить на рынке дождевики и шляпы, исследователи (хозяйственно прихватив воды и пару бананов с завтрака) решительно двигались к цели.

Утоптанная дорога закончилась.

Вступив под сень настоящего тропического рая, путешественники быстро осознали свою ошибку. Тёсанный еще в доколумбову эпоху камень ступеней обильно покрывала липкая, красно-бурая, чём-то напоминающая полузасохшую кровь грязь, сверху капало, ноги сильно скользили. Здоровой рукой Иван вцепился в липкое и грязное подобие перил. Дима старательно поддерживал друга, неизвестно каким способом втиснувшись между стеной и узкой щелью прохода, в принципе не предназначенного для спуска вдвоем. Впереди то и дело слышались нетривиальные немецкие выражения — Хенрик пятой точкой считал ступеньки.

Пару раз на них откуда-то из темноты с писком вылетали толстые летучие мыши.

— Разносчики чумы, — пробубнил Ванька.

— Мне казалось, что в Средневековую Европу чуму завезли с поражёнными блохами грызунами, — попытался возразить Димон.

Но был решительно остановлен замечанием:

— Слушь, заткнись а? Б-биолог! Не упасть бы!

Ступеньки поворачивали то в одну сторону, то в другую, и на ребят периодически наводили свои копья сталактиты и сталагмиты. Вид подсвеченных солнцем природных лепных орнаментов наверняка восхитил бы архитекторов, но у совершенно промокших и грязных авантюристов эта «несказанная красота» вызвала только глухое раздражение.

Наконец, бесконечные ряды стертых ногами паломников ступеней завершились и друзья погрузили кроссовки в темную грязь старой подземной дорожки. По обеим сторонам они увидели глиняные черепки с невыразимо ужасными рожами, нарисованными каким-то сумасшедшим ваятелем из эпохи Чингачгука.

— Посмотрите скорее, — от восхищенного вопля с места сорвались оставшиеся крыланы. — Посмотрите! Буква «V» над переносицей, круглые глаза, синяя кожа… это же изображение Бога Тлалока. Властитель дождя, подземных и надземных вод.

— Ага, а лоб чёрный, потому что грязью измазался? — ехидно вставил Иван.

Грозный взгляд Хенрика, осудивший святотатство, заставил Димона задуматься о защите хозяина.

— Тлалок — повелитель чёрной бури, властитель молний и грома, — продолжил немец познавательный лекционный курс.

Но вот вазочки и черепки закончились, и исследователи оказались в круглой, хорошо подсвеченной пещерке с небольшим возвышением в углу.

— Алтарь ягуаров, — обиженно буркнул немец.

Дима подошёл поближе и, проведя ладонью по его пустевшему основанию, вдруг достал из рюкзачка зарядник и положил на постамент. Тот улёгся своим титановым телом так ровно, словно в вату.

— Похоже на хранилище, — сообщил поражённый Иван.

Они прошли вперед ещё с десяток метров и увидели маленькое, круглое, как зеркальце, озеро. Стояла невероятная тишина. Над озером, словно паря над миром, высился второй алтарь.

На нем стоял Тлалок, чем-то неуловимо похожий на Зевса.

— Громовержец! — прошептал Хенрик.

Их окружали чистейшего бело-голубого цвета сталактиты, словно колонны, выполненные в дорическом стиле.

Друзья медленно подошли к алтарной части.

— Это алтарь девственных вод, — вдруг решительно заговорил Дима. — Посмотрите, видите у него точно такая же выемка, как у предыдущего, но она глубже и чётче. Похоже на некий замок, а вот там, на стене, можно увидеть резкие узкие изломы в породе. Я сканировал их. Это схема транспортных туннелей. Если наложить на современную карту, то получается, что отсюда мы могли бы попасть в район Илиона.

— Троя, — прошептал профессор.

— Турция, — поправил Иван.

— Шестьсот километров от отеля, — резюмировал Дима.

Они помолчали какое-то время. Тлалок, ухмыляясь, смотрел сверху.

— А что мы, собственно, теряем? — решительно начал российский деятель от науки. Рука начала болеть, и ползти назад по тягучей, противно пахнущей разрытым кладбищем грязи было лень.

— Димон, вставляй штуковину, говори про «факу» и мы в отеле!

Хенрик открыл было рот, собираясь возразить, но услышал только:.

— Мазат воюж тыкор мыслофак!

Раздался щелчок, земля ушла из-под ног, и они полетели!