Сила Внушения

25 глава

Женщина звалась Валентиной Дасаевой и проживала в однокомнатной квартире в том же доме, где так удачно пристроился и сам Шульга. Работала она в издательстве «Известий» не то стенографисткой, не то секретарём, не столь важно. Зато привлекла дама к себе внимание не только шикарной красотой, умением одеваться или приятными манерами общения, она оказалось ко всему прочему великолепию ещё и весьма грамотной, начитанной, эрудированной персоной. Тридцать лет, в самом соку. Вдова. Муж погиб на фронте, хотя и не являлся военным, а подвизался среди учёных-металлургов.

Казалось бы, интеллигентная женщина, с квартирой в Москве (!), неплохая зарплата, живи себе да радуйся. Ну, разве что мужа найди приличного, для полного счастья. Тем более что с таким внешними данными женщина умело соблазняла практически каждого, у кого в штанах что-то шевелилось.

Так ведь нет! Красавица свою сексапильность и притягательность использовала в самых низменных целях. Сотрудничая со своими двоюродными братьями, она весьма грамотно «снимала» очередного денежного кавалера среди командировочных гостей столицы, соблазняла его, настаивая на полной таинственности очередного свидания из-за наличия якобы ревнивого мужа. Одурманенный близостью кавалер соглашался на всё и терял последние капли рассудительности и своего благоразумия. Брал такси (на котором работал первый брат Дасаевой) и ехал в «укромный уголок» за городом, на дачу (коей владел второй братец).

Там роковая любовница раздевала мужчину (точнее, он сам выпрыгивал из одежды) и чуточку позже угощала неким напитком бодрости. От напитка с ядом, кавалер терял всё, в том числе и жизнь. Порой это случалось ещё до того, как несчастный успевал попробовать свою искусительницу.

Вот так и беспредельничала эта троица уже в течение года. Ни милиции их не удавалось выследить, ни прочим уголовникам заметить конкурентов. И количество трупов, зарытых на соседней, заброшенной дачке, всё увеличивалось, и увеличивалось. Да и сам мемохарб наткнулся на преступницу случайно, попросту перекинувшись с ней на лестнице несколькими словами, а потом и коснувшись её руки.

То есть Киллайд подобрал для своей работы тех, кого совсем не жалко. Ну и тех (или только ту) после которых останется нечто полезное для него лично. А что могло остаться после Валентины? Правильно! Квартира! Пусть и однокомнатная, зато в каком престижном доме, практически в центре столицы. А кандидаты на поселение всегда отыщутся.

Вначале он до мозга костей заинструктировал непосредственно мадам Дасаеву. Затем и с её кузенами встретился, кои нигде не были отмечены, как её родственники. В итоге дача с двумя преступниками весьма удачно сгорела, а роковая красавица направила все свои силы на охмурение товарища Акопова. Благо, что сорокавосьмилетний министр оказался тем ещё бабником и гулёной. Только и следовало пообщаться с высокопоставленным сводником, который и познакомил будущую парочку любовников.

И уже когда министр стал посещать квартирку Валентины, оставаясь там на несколько часов, мемохарб приступил к обработке главного объекта. Так что никакого секса между любовниками не было и в помине (в квартире Дасаевой) зато Степан Акопович рассказал всё что знал и всё, о чем только догадывался. Ну и соответствующие действия впоследствии предпринимал, чётко согласуя их с поставленными перед ним новыми задачами.

А про Сталина и его окружение он знал очень, ну очень много. Тот поток ценнейшей информации и на треть не мог сравниться с тем материалом, который собрал в своей второй жизни Киллайд Паркс. Всё-таки когда он вошёл в свою полную силу, уже огромной части из соратников и последователей вождя не было в живых. А оставшиеся материалы с документами попросту уничтожили или переписали в угоду новой власти.

Зато сейчас всё это совершалось и творилось вживую, и многие непосредственные руководители, участники процесса вынужденно давали показания и делились секретными сведениями. Причём уникальными сведениями, исходя из которых, пришлось существенно переделывать как свои личные планы, так и значительно корректировать планы союза фронтовых побратимов. Для краткости — СФП.

А ведь чуть позже появились и другие фигуранты из числа кремлёвских властных монстров. Но именно Акопян, стал первым рычагом, с помощью которого громоздкое колесо истории качнулось в сторону от проторенной колеи. Он же тайно сводил и с другими лицами из своего круга, упрощая выход на них и создавая непосредственный контакт. А там уже и до самых главных лиц страны оставалось сделать всего несколько шагов.

Ну и тайны с каждым разом приоткрывались всё более грандиозные, страшные, непритязательные. О некоторых мемохарб знал из прошлой жизни, о некоторых догадывался, о некоторых подозревал, но некоторые даже его циничную душу, чуть ли не наизнанку вывернули. Настолько тошно и мерзко становилось, рассматривая творимые подлости, невероятные афёры и кровавые преступления. Дошло в определённый момент даже до того, что последний из цивилизации пьетри пожалел о своём решении вмешаться в историю Земли и что-то подправить. Знал бы, что в такой мерзости придётся копаться, сразу бы уехал с женой на край света и жил бы там не отсвечивая.

К сожалению всё это «окунание» в неприятную субстанцию проходило постепенно. Тот же Акопов, после первых внушений, для всех своих подельников и соратников, как бы продолжал оставаться прежним. Разве что затеял небольшую реорганизацию у себя в министерстве, создав несколько рабочих мест для заслуженных фронтовиков, да выбрав себе ещё одного заместителя. Заместителем по новым проектам стал некий Фёдор Павлович Шульга, в недавнем прошлом отставной полковник, начальник большой автотранспортной колонны из провинции.

На иные рабочие места тоже пришли грамотные специалисты, орденоносцы, лишь слегка потеснив замшелую министерскую аристократию, всю войну просидевшую в глубоких тылах. Конечно, недовольные ретрограды нашлись, не без того, но их быстро заткнули, убрали, сместили, потому что особых неприятностей мелкие перестановки крупным фигурам не принесли.

К тому же новый заместитель министра сходу сумел заинтересовать самого Сталина парочкой удивительных, новаторских на то время проектов по постройке с нулевого цикла автомобилестроительного завода. И конструктора он отыскал, который создал новый, простой, но шикарный двигатель для легковых автомобилей. А чуть позже, с группой иных конструкторов предоставил на суд вождя сразу несколько видов сельхозтехники. Причём настолько новаторских видов, что подобных аналогов не существовало и за границей.

Кстати, супруга Фёдора Павловича, переехавшая в Москву вместе с мужем, тоже не осталась без работы. Но там уже постарался председатель комитета по делам искусства при СНК СССР. Михаил Борисович Храпченко тоже стал делать должностные перестановки у себя в комитете. Причём довольно крупные и значительные. В их результате некая заведующая клубом, Наталья Петровна Шульга стала начальником отдела сценарного искусства. И тоже с первых дней работы на новом месте показала себя с самой лучшей стороны. В том числе лично ею было предложено несколько замечательнейших сценариев фильмов о прошедшей войне и тружениках тыла. Так что известность Наталья Шульга получила довольно широкую и громкую и, в конечном итоге, через год, заняла должность начальника отдела по кинематографии.

Но всё это случилось чуть позже и со своими определёнными сложностями.

Тогда как для парочки юных студентов сентябрь сорок седьмого года стал невероятно насыщенным месяцем по всем направлениям. Первое — это учёба. Следовало с первых дней показать себя лучшими на потоке, самыми знающими и наиболее авторитетными. Чтобы ни у кого из преподавателей даже мысли не возникло помыкать самыми молодыми студентами, относиться к ним с презрением, посылать на бессмысленные отработки, а то и просто ловить на недостатке знаний. То есть — учиться не просто лучше всех, а занять нишу крайне независимых, никому не подсудных личностей.

Для создания такого авторитета, помимо уникальных, обширных знаний Шульге и Бельских помогали их демонстративные контакты с руководителем кафедры, профессором, генерал-лейтенантом Ахутиным. Тот чувствовал себя всё лучше и лучше, и на волне этих улучшений встречался с желанным целителей гораздо чаще, чем раз в пол декады. Практически каждые три дня он вылавливал Шульгу через посыльных, и закрывался с ним у себя в кабинете. И уже там выдавал парню кучу восхвалений, хвастался улучшениями и просил как можно быстрей завершить весь курс «лечения». Очень уж хотел прославленный медик доказать своим противникам и оппонентам, что он ещё их переживёт. Да и о бокале коньяка мечтал со всей пролетарской искренностью и беспощадностью.

А так как у самого профессора время было расписано по секундам, то он срывал студента с лекций в любое удобное именно для себя время. Что тоже придавало некий флер таинственности и загадочности таким неравным отношениям. Мало того, Михаил Никифорович, после согласования с самим целителем, стал подтягивать за собой ещё нескольких коллег и приятелей, здоровье которых оставляло желать лучшего. Их тоже, пусть только слегка, больше лишь для вида, мемохарб подлечивал, чуточку ускорял регенерацию, взбадривал иммунную систему. Но этого вполне хватало, чтобы заработать себе огромный авторитет и немалое уважение в очень узких кругах светил отечественной медицины.

Так-то прославленные медики не посмели распространяться о своих заигрываниях с нетрадиционной медициной. Да и сам целитель им давал жёсткую установку сохранения тайны о причине их контактов. А с тем же пакри банально договорился о молчании. Зато уверенность у всех лиц, поправивших своё здоровье, появилась вполне определённая: есть, есть некая потусторонняя сила, способная лечить! И сила эта никак не связана с медикаментозной, нынешней наукой.

Конечно, всякие намёки на обследование и изучение своего феномена Киллайд сразу же и категорически отвергал. Или убеждал, что ещё не время для такого исследования. Только после окончания института! Только после получения диплома и обретения научной самостоятельности.

А к чему всё это велось? Зачем Киллайд осторожно расширял группу медицинских деятелей, согласных на близкий контакт? Да потому что хотел подобраться к самым важным фигурам, которые непосредственно лечили Сталина, а потом и помогли его добить после отравления. Иначе говоря, хотелось выйти на тех самых «вредителей», которых не успели засудить в 1952-ом году, и которые уже долгое время вели целенаправленное уничтожение политических деятелей, рьяно поддерживающих любые преобразования вождя в политической и экономической жизни страны.

В этом деле имелись немалые сложности. Главная — наличие большого числа пакри среди заговорщиков в белых халатах. Нарваться на такого не хотелось бы, он мог что-нибудь заподозрить, пришлось бы его резко убирать. А любое резкое движение против таких групп, могло спровоцировать что угодно в ответ. Всё следовало делать тихо, без малейшей огласки и не вызывая никаких подозрений.

Мало того, до сих пор Киллайд сильно сомневался и в полной адекватности самого вождя. Вдруг его надо отравить или отстранить от власти раньше? Вдруг именно это пойдёт на пользу, как стране, так и истории планеты в целом? То есть следовало окончательно и достоверно разобраться в планах и намерениях первого человека СССР, в планах его ближайшего окружения, и только потом предпринимать шаги в нужном направлении.

Для этого и отводилось три, четыре года на учёбу, врастание в структуру кремлёвской иерархии и прояснение всей картины происходящих событий. Конечно, всё это согласовывалось с действиями новорождённого СФП, союза фронтовых побратимов.

Одним из намеченных важнейших знакомств, оказалось знакомство с главным терапевтом Красной Армии, профессором Вовси. Конечно, как врач и как талантливый учёный, организатор и прочее, Мирон Семёнович Вовси был именно на своём месте. Несомненное медицинское светило, сделавшее очень много для спасения раненых и заболевших граждан во время войны. Но вот в политическом и в моральном плане, этот человек совершил некие действия, которые сложно оказалось рассмотреть издалека, из глубины ушедшей вперёд истории. Что о нём только не говорили историки и современники, излагая порой полярные точки зрения. Очень хотелось «пощупать» его вплотную, лично почитать его мысли, узнать его планы и намерения.

Опять же, раз он лечил (или травил) Сталина, значит и знал того поболее других лиц.

Так что встреча в домашней, непринуждённой обстановке с Вовси состоялась на даче одного из друзей Ахутина. Там Александра представили как двоюродного племянника руководителя кафедры, имеющего золотые руки и умеющего делать массаж шейных позвонков. Дескать, такой массаж заставляет на две недели забыть про остеохондроз и неприятный хруст в самой шее. А профессор Вовси как раз и страдал временными болями в районе вышеназванного места.

К счастью, Мирон Степанович не оказался пакри. И как только мемохарб начал делать ему лёгкий массаж шеи, многие тайны стали открываться ему в новом свете. И они хорошо укладывались в этакий формат протокола допроса:

— Кто вас назначил на место главного терапевта Красной Армии?

— Смирнов Ефим Иванович, тогдашний начальник Главного военно-санитарного управления Красной Армии.

Смирнов — вообще отдельная история. В данное время он уже стал министром здравоохранения СССР и будет на этом посту до декабря 1952 года. Его тогда снимут и лишь чудом не успеют арестовать по «делу врачей». Только вскоре последовавшая смерть Сталина разрушила всё следствие и дело прекратили.

— По какой причине?

— Знал ещё тогда о моих махинациях с лекарствами. Я ему обязан своей свободой. Ну и делиться пришлось…

А вот это тесное сотрудничество Смирнова и Вовси на ниве уголовно наказуемой деятельности, говорило о многом.

— Есть ли какие-то постоянные контакты с враждебными организациями за границей, запрещёнными в нашей стране?

— Да. Нам поступают определённые рекомендации от «Джойнт».

Об этом упоминалось в следствии по «делу врачей» 1952 года.

— А кто вас вывел на эту организацию?

— Мой двоюродный брат, актёр Михоэлс.

И о таком персонаже имелись сведения в памяти Киллайда. Якобы этого актёра убьют вскоре, в начале следующего года по личному распоряжению Сталина. И получается, что не было дыма без огня? Ведь на самом деле Михоэлс имел преступные связи с буржуазно-националистической организацией. И что «оттуда» могли «рекомендовать» советским врачам? Правда, сам этот факт вроде как не подсудный. А так как Михоэлс являлся видным, известным деятелем искусства, председателем комитета ЕАК (еврейский антифашистский комитет), руководителем театра и прочее, прочее, то его просто так судить — выглядело довольно сложно. И неправильно в политическом плане? Вот его представители МГБ Белоруссии и уберут вскоре? Но теперь-то становилось понятно, чем он не угодил чекистам.

— А кто ещё с вами готов выступить на защиту и пропаганду демократических завоеваний Запада? И как именно?

И на эти вопросы Мирон Вовси ответил в мыслях слишком много и слишком подробно. Сразу хватило бы на десяток расстрельных статей данного времени. Точнее, главный терапевт не отвечал, это сам мемохарб вытягивал нужные фразы, копаясь в памяти своего пациента. Конечно, хотелось копаться и дальше, там столько всего было! Да и задать должную программу поведения следовало, хотя бы на какое-то время.

Увы, время истекло, пришлось прекращать сеанс, надеясь на второй. Но дальше что-то пошло не так. Вовси встал с кресла, прислушиваясь к себе, крутя головой, а на вопросы со стороны отвечая:

— Угу, прошло… В самом деле полегчало… От поглаживаний?.. Странно! — и тут же почему-то сердито посмотрел на парня, злясь вместо благодарности и не скрывая этого: — И всё-таки это шарлатанство! Прекращайте этим заниматься, молодой человек! Иначе плохо кончите!

И тут же ушёл домой, оставив всех в полном недоумении.

«Неужели что-то прочувствовал и понял? — изумлялся Киллайд. — И каким-то образом догадался, что я у него покопались в памяти? Хм… как бы не пришлось устранять этого типа… И ни одной толковой закладки ему в мозги не вложил… Придётся срочно знакомиться с его супругой. Как её там, Вера Львовна? Наверняка она с ним — одного поля ягоды».

Жалеть кого-то или мучиться душевными терзаниями, мемохарб не собирался. Другой вопрос, что и спешить с проведениями акции было нельзя. Не хотелось привлечь к себе внимание всех и сразу. Тогда уж точно ничего не получится, и бежать придётся с любимой женой куда подальше, желательно на край света.

Вот и приходилось каждый день проводить всё новые и новые знакомства. Нужда! А иначе, зачем он стал бы знакомиться ещё и с какой-то Верой Львовной?