Сила Внушения

1 глава

— Быть такого не может! — Фёдор Павлович Шульга грохнул кулаком по столу, жёстко глядя на пятнадцатилетнего сына. И прикрикнул, своим зычным командным басом: — Откуда ты это взял?! Или просто выдумал?

Они остались с сыном вдвоём, потому что мать вынуждены была возвратиться на работу в поселковый клуб, где работала заведующей. Тогда как у Фёдора Павловича ещё продолжался обеденный перерыв. Тогда и начал ему рассказывать Санька разные, известные ему из будущего детали творящихся подлостей.

Да и сейчас он вёл себя совсем не по-детски:

— Шуметь, привлекая внимание соседей, не стоит, — невероятно рассудительно, с достоинством отвечал Александр Шульга. — Давай просто рассуждать логически и подходить к каждому моменту со здоровым скепсисом. Начнём по порядку: какой мне смысл тебе врать, тем самым нанося вред родному и близкому человеку?

Хмуря брови, но стараясь себя сдерживать, полковник в отставке шумно выдохнул:

— Ладно, согласен. Ложь в данном случае неуместна.

— Идём дальше, пытаясь ответить на вопрос: могут ли такие уважаемые люди как товарищи Взяхин и Голядко пойти на такую несусветную, в твоём понимании подлость? Ведь что парторг, что твой заместитель, люди показательно честные, активные борцы за справедливость, да и к тебе относятся с огромным уважением. И зависят они от тебя практически во всём. Казалось бы, они наоборот должны за тобой в огонь и в воду, защищая от малейшей напраслины. Но!.. Вначале припомни, кто такой Взяхин, где он воевал, и за что его турнули из политотдела его воинской части?

— Да он всю войну в тылах просидел, — скривился Шульга старший. — У него ведь инвалидность… А турнули его в запас, по его же рассказу, из-за жёсткой принципиальной позиции, которую он проявил во время разоблачения группы ворья в интендантстве части.

— Ничего подобного! — с удивительно взрослым убеждением и верой в свои слова, заявил парень. — Как раз это и есть тотальная ложь. Потому что инвалидность ваш парторг ещё в самом начале войны оформил с помощью свояка, служащего главврачом в военном госпитале нашего областного центра. Кстати, главврач сейчас арестован и находится под следствием за крупные махинации с лекарственными препаратами. Если сегодня же его прижать по поводу мнимой инвалидности для Взяхина, он всё выдаст как на духу. Поэтому я и настаиваю на немедленном упреждающем ударе.

Фёдор Павлович озадаченно помассировал лысеющий затылок:

— Надо же!.. А ведь как артистично с палочкой ходит…

— И насчёт его увольнения в запас. Взяхин там сам замешан с головой в махинациях интендантов. Ему просто повезло, что командир части не стал раздувать скандал до небес, а быстро списал напрочь всех подозреваемых. Ну и, самое главное, чем лично ты насолил Взяхина именно в последние две недели: как новый руководитель мехколонны ты слишком быстро инициировал начало ревизии на складе законсервированной в ангарах боевой техники. Начало ревизии, со следующей недели. Распоряжение ты отдал финансовому инспектору предприятия, а тот старый приятель Взяхина. Твоё распоряжение он положит под сукно и будет всячески оттягивать начало ревизии. А после твоего ареста всё документы подчистят и заменят. Иначе вскроется нелицеприятная правда: компашка воров ещё до твоего выхода на работу начальником мехколонны продала налево почти десять единиц самой лучшей автомобильной техники. Из трофеев.

Полковник в отставке, ещё и месяца не проработавший на громадном автотранспортном предприятии, только за голову схватился, причитая:

— Ёк, макарёк! То-то я смотрю, меня к тем ангарам и на пушечный выстрел никак не подпустят. Мол, всё опечатано… Надо разрешение из обкома и от командование округа… Стратегический запас… Гады!

— Ну и по твоему заместителю, — деловито продолжил сын. — Тут всё ясней некуда: он сам мечтал стать начальником колонны. А тут тебя свыше направили, как орденоносца, заслуженного фронтовика, списанного по ранению, и знатока ситуации на месте, на своей малой родине. Вот гражданин Голядко и пошёл на поводу у парторга, написав ещё и от себя все несуразицы твоего поведения и разукрасив это всё откровенной ложью.

— Но как же так?.. На такие доносы веры нет!.. Это ведь не тридцать седьмой…

— Отец! Ты забываешь, в какой мы стране живём! И себе врать не надо! Государство нам досталось параноидальное, в каждом втором видят врага, а в каждом первом — шпиона. Уже чуть ли не пятая часть бывших фронтовиков топчут зону и расчищают лесоповалы. Избежать столкновения с силовыми, карающими структурами — крайне сложно.

Слушая сына, полковник Шульга всё больше сокрушался, покусывая губы от досады. И сдерживал себя при этом невероятными усилиями. Хотелось в ответ накричать на парня, надавать ему подзатыльников, а то и вообще пройтись широким армейским ремнём по ягодицам много позволяющего отрока.

И в то же время опытнейший командир, прошедший всю войну, прекрасно понимал: Санька прав. И ещё пришло чёткое понимание, что сын вдруг резко изменился, повзрослел, словно после получения солнечного удара он кардинально поменял всё своё мировоззрение. Ну и, самое главное, что больше всего смущало в словах отрока, это тотальная уверенность в сказанном.

Поэтому прокашлявшись, Фёдор Павлович пристально уставился на сына и продолжил допрос с максимальной суровостью:

— Откуда тебе стали известны все подробности про Взяхина с Голядко и про их афёры?

Санька тяжело вздохнул, выдержал паузу и только потом неохотно ответил:

— Батя, поверь, это очень длинный и сейчас крайне неуместный разговор. Он нас надолго уведёт в сторону, и мы потеряем драгоценное время. Счёт идёт буквально на минуты. Потому что надо немедленно звонить в органы областной прокуратуры, тут же в особый отдел нашего военного округа и только после начала «боевых» действий против воров и аферистов, будить определённых деятелей в обкоме. В идеале лучше вообще партию сюда не вмешивать, но это впоследствии нам запишут в вину, как политически неграмотный поступок. Без «руководящей силы» действовать нельзя. Но если призвать на помощь оттуда определённых лиц, дело только ускорится.

— Кого ты имеешь в виду? — продолжал хмуриться отец, прекрасно знавший о непрекращающейся подковёрной борьбе в обкомах и в крайкомах. Получив перечень конкретных фамилий, только удивлённо крякнул: — Хе! А ведь с ними может и сработать! И если они развернутся быстро и правильно, многие гниды свои тёплые места потеряют.

Также он прекрасно понимал, что отдавая под арест и служебные разбирательства своего заместителя вместе с парторгом, провоцирует тем самым целую лавину уголовных дел на многих уровнях района, области и всего края. В этом плане его недавний приход на руководящую должность, сработает крайне положительно. Самого Фёдора Шульгу только похвалят, поставят в пример, а его репутация станет в некотором роде безукоризненной. Впоследствии мало кто осмелится даже косо посмотреть в его сторону, а не то, что писать доносы и лживые пасквили.

Поэтому не удержался от первого, вполне логичного вывода:

— Получается, не пиши они на меня напраслину, так бы и остались невскрытыми врагами?

— Нет! С моими нынешними знаниями, их всё равно теперь посадили бы.

— Опять-таки! По поводу твоих новых знаний! — вернулся к прежним вопросам отец. — Откуда они у тебя?

— Время! Обеденный перерыв заканчивается! — напомнил сын очевидное.

— Пять минут есть! Говори! Хотя бы самое главное. Я тебе поверю.

— Мм?.. Ладно! — решился парень. — Во время своего обморока я сумел увидеть всю свою будущую жизнь, узнать массу тайн, достичь наивысшего совершенства во многих восточных техниках… и многое, многое иное. Так что для меня ближайшие годы и все события в них — раскрытая книга. А память у меня — идеальная. Могу хоть сейчас сдать экстерном выпускные экзамены нескольких университетов.

Полковник в отставке, хоть и утверждал, что верит своему наследнику, но сидел с таким скепсисом на лице, что дальше некуда. Наверное, вспоминал, сколько троек у сына в школьном табеле и прикидывал, как это можно связать с только что прозвучавшим хвастовством. Что в свою очередь неожиданно рассмешило его молодого собеседника:

— Па, у тебя такое лицо!.. Явный когнитивный диссонанс. Но чтобы не хвастаться знаниями, попробую просто похвастаться некими, новыми для моего возраста, колдовскими умениями. Точнее, они не колдовские, а научные… Но! Проще показать и обозвать чудом, чем подвести под это всё научные обоснования. Смотри!

Поднял перед собой руки, с выставленными вперёд указательными пальцами, оставляя между ними расстояние около дециметра. Чуть напрягся, и с кончиков пальцев сорвалось по светящейся капельке. Капельки объединились в шарик, тот вырос примерно до размеров лампочки, начав интенсивно светиться, после чего взлетел к потолку.

— Ну вот, как-то так! — Санька тяжело выдохнул, вытирая пот со лба. — Трудно… Надо практиковать… Перестраивать почти всё тело… Но это не к спеху. Главное, чтобы нам сейчас никто не мешал… А там и мои умения лечить начнут просыпаться…

— Что? — ошарашенный отец оторвал взгляд от светящегося шара и уставился на Александра. Несколько раз моргнул: — Зачем лечить?.. Кого?..

— Вот с тебя и начну. По ночам кричишь. Всё тело твоё крутит перед плохой погодой. Головные боли уже достали, сам жаловался… Да и мать! Вы не говорили, но теперь знаю: хотели вы ещё детей, да у матери по женским органам — проблема. А там исправлять, раз плюнуть. Так что будет у меня и братик… и сестричка!

Как ни странно, именно эти обещания заставили опытного фронтовика, прошедшего реки крови и прочих ужасов, поверить единственному (пока!) сыну. Он вскочил на ноги, мельком бросил взгляд на настенные часы, и устремился к выходу со словами:

— Начинаю поднимать на ноги, кого надо! Тебе со мной нельзя, только мешаться будешь. Но из дому — никуда! Вдруг мне понадобится какую консультацию получить? — управление автотранспортного хозяйства находись всего в пяти минутах ходьбы от их солидного жилища.

Но Санька не собирался «простаивать». Ведь недаром он уже многие десятки лет стремился вернуться в это время, в эту минуту, где Настя Бельских ещё жива. Ещё жива и ещё не ведает о том океане чувств, который вскоре на неё хлынет со стороны старого приятеля и друга детства.

Поэтому вслед отцу понеслось:

— Бать! Если я не здесь, то у Бельских! Мне край надо там кое-какие важные вопросы решить!

— Хорошо, — донеслось удивлённое согласие уже с самого крыльца дома.

Тогда как младший Шульга уже устремился к шкафу со своими личными вещами. Несколько минут — и он уже облачён в самое новое и самое пристойное одеяние, в котором имелась возможность появиться перед возлюбленной девушкой. И устремился к цели. А все сомнения, проверки и душевные терзания отложил на потом. Слишком ему хотелось увидеть живую, желанную Анастасию и вычеркнуть наконец-то навсегда из памяти её изломанное, хладное тело, которое он закопал в камнях на морском побережье Болгарии.

А сомнений-то хватало. И в первую очередь по поводу своей новой сущности. Ведь когда-то, в далёком прошлом (по своей памяти) или в близком будущем (по нынешнему календарю) мемохарб Киллайд Паркс вселился в тело Александра Шульги, когда его хозяин покинул бренную оболочку, будучи убит прикладом по затылку. Иначе говоря, никто не мешал Киллайду обживаться в новой оболочке и управлять ею. Но ведь сейчас он вернулся в парня, когда тот жил. Как бы… Потому что умереть от простого удара о грунт, довольно сложно. Всего лишь шишка? И сразу умер?.. Или сознание истинного Саньки зависло в иных сферах астрала?.. В той же коме, например?..

Иначе говоря, следовало провести тщательные исследования молодого комсомольского тела и выяснить: куда пропало сознание реципиента? Или не пропало? А каким-то образом, мягко и безболезненно слилось с сознанием мемохарба-иномирца?

Чтобы с этим разобраться, нужно время. Да и не факт, что старые наработанные практики, умения и возможности быстро перенесутся вместе с сознание в молодое тело.

«Тем более! Не до исследований! — сам себя подгонял Киллайд-Александр, уже выскакивая на улицу. — Бегом к Настеньке! Бегом! — но не успел и ста метров промчаться, как замер, словно громом поражённый: — А что я ей скажу при встрече?»

Потому что вполне критично отнёсся к переполняющему его желанию: схватить любимую на руки, зацеловать всю, да так и держать вожделенное тельце возле себя ближайшие сутки. Может и несколько суток… Скорей всего именно так он сам представлял эту встречу несколько последних десятилетий, проживая в будущем и отыскивая способы возвращения в 1947-ой год.

Но это ведь он знает девицу Бельских от и до. Это он её любит и намерен спасать её от всех реальных и выдуманных несчастий. Это он её готов носить на руках все ближайшие столетия. Тогда как она…

Тогда как она оставалась всё ещё в полном неведении о своём счастье. И как порядочная, пусть и боевая девушка воспримет брутальные ласки с горячими поцелуями, с которыми на неё набросится старый, знакомый с детства товарищ-приятель-одноклассник-сосед? Как, как… Будет в шоке, как минимум…

Правда она в том, уже прожитом будущем не раз говорила, что выделяла Шульгу среди всех остальных парней и тайно ему симпатизировала. Если не больше. Но, одно дело так говорить уже после близости, женитьбы и во время беременности. А другое дело — когда в этом времени о симпатиях между молодыми людьми ещё не сказано ни слова.

Естественно, что Киллайд ни мгновения не сомневался в итоге предстоящих ухаживаний, заигрываний, признаний и всего остального. С его опытом, знаниями и силами никакая крепость не устоит перед планомерным, настойчивым штурмом. Но всё-таки сразу хватать девушку на руки — не совсем удачный ход…

«Поэтому начну я со слов, — стал соображать Шульга, замерший на месте и прокручивающий в голове предстоящий диалог. — Э-э-э…, скажу ей, что… Мм… Ага! Предложу вместе сходить в клуб, в кино!.. Точно. Но не сразу… Вначале ей надо рассказать нечто удивительное и крайне интересное… Затем — рассмешить. И только потом…»

Он почти потерял контроль над собой, принявшись жестикулировать и гримасничать, заранее проигрывая предстоящий момент встречи с Настей Бельских. Поэтому дёрнулся, когда со стороны раздался издевательский смешок. Пришёл в себя, внимательно осмотрелся по сторонам. И внеплановые события закрутились с нарастающей скоростью.