Сила слабости (924 г. ии)

Глава 31

Венки:

Как я и подозревал, с первыми лучами солнца вокруг нас собралось множество зрителей. Местные фермеры - броули, ворчливые и вечно сующие всюду нос мохнатые существа.

Правда, на этот раз ворчать они не стали. Вид выносимого тела и кукол, рыдающих на земле, вызвал сочувствие. Некоторые из них даже принесли белые цветы к костровищу так, как это делается в их культуре.

Расчёт был простой. У меня около трёх десятков свидетелей. Но представители другого вида разумных плохо отличают на лицо одного человека от другого. Да, они опознали расу покойницы, кто-то приметил значительный рост и крепкую фигуру, кто-то запомнит цвет волос, причёску, покрой одежды. Если после этого им дать фотографию настоящей Морок, они в голос подтвердят, что это была она. И найдутся следоки и, главное, журналисты, кто это сделает. Слишком многим выгодно признать Морок мёртвой. Живой она не нужна почти никому. А значит, эти люди ухватятся за шаткие доказательства, и не будут терзаться сомнениями. Это вообще основное правило авантюр - учесть выгоду каждого участника. С носом из моей авантюры выйдет только империя. А её интересы в этих землях отстаивать некому.

Тело и костровище облили топливом с корабля. Это должно было дать такую температуру пламени, что потом ни одна экспертиза не сможет сказать, кого именно здесь сжигали.

Я провернул ловкий трюк. Красивым взмахом даккарского меча отсёк тоненькую косичку трупа. И передал её Дэни. Трюк был в том, что передал я уже настоящую косичку Морок. Тоненький хвостик, перевязанный простым кожаным шнурком. Три десятка свидетелей подтвердят, что в руках у мальчишки волосы, срезанные с сожжённого трупа.

- Это косичка, которую я отрезал у Морок. Если получится с доктором, будет память о приключении, если нет... я всё равно должен буду отдать её тебе.

Дэни на этот шёпот поднял на меня ошарашенный взгляд и бережно сжал косичку в руках. Вот и замечательно. Вот это натуральные эмоции вдовца на ритуале прощания.

Я не забыл и об экспертах, которые прибудут сюда сразу, как просочится информация. По пути, как мы выносили труп, накапал несколько пятен крови, собранной в безвременнике. Плюс кровь на корабле, которую, несомненно, успеют проанализировать первые. Обронил пару волос из косички, лоскуток с пятном крови. Пусть анализируют. Пусть сравнивают. Пусть убеждаются в том, что данные соответствуют данным великой Суани.

Розовое зарево рассвета окрасило небо. Я зажёг факел и церемониально поднёс его к костровищу. Одно мгновение, и пламя взвилось до вершин деревьев. Чистое пламя, очищающее души, стирающее улики.

Я протянул Дэни фляжку:

- Сделай два глотка.

Это был чай на травах. Мастера Истины применяли его, когда нужно было, чтоб человек выплакался, выплеснул застрявшее в нём горе, боль. Рыдания, которые он вызывал, были извержением, истерикой, безостановочным вдовьим плачем. Такого человека было бесполезно допрашивать. Он не мог связно говорить.

Я протянул фляжку Мэй:

- Выпей два глотка.

Всё будет легко объяснимо: Селеновский мальчик и совсем юная эми могут быть в шоке, могут рыдать, не помня себя, оплакивая жену и учителя. Вряд ли это кому-то покажется странным. Только этот трюк не пройдёт со мной. Все, кто знает меня хоть немного, не поверят в мои слёзы, почувствуют ложь.

Я обнял за плечи Дэни и Мэй:

- А теперь не стесняйтесь плакать. Я как-то слышал, что человек, которого оплакали при жизни, живёт ещё долго-долго. Я уезжаю. Дэни, держись Мэй, что бы ни случилось. Мэй, ты отвечаешь за этого парня. Он умный, но слабый. Не дай его обидеть. Всё! Я найду вас сам. Ничего не бойтесь. Боги ведут нас за руку.

Сказав всё это, я вернулся к кораблю. Снял с креплений маленький лайнер скутерного типа. Кинул назад свой рюкзак и рюкзак Морок. И, не прощаясь, скрылся.

Три десятка свидетелей подтвердят, что я уехал один, налегке, захватив лишь вещи Морок в большом рюкзаке, кстати, тоже заляпанном кровью.

Меня обязательно будут искать. Свидетели расскажут, на какой технике и куда я уехал. А значит, я должен успеть добраться до космопорта, купить или нанять там корабль и покинуть планету прежде, чем за мной бросятся в погоню. И мой отлёт нельзя маскировать. Мне нужно, чтобы рыскали по моим следам там, в космосе, далеко от этой планеты. Мне нужно увести погоню и на время спрятаться. Это важно. Даже если что-то пойдёт не так, даже если мой план даст сбой, и кому-то удастся расколоть Мэй и Дэни, они понятия не имеют, где искать Морок. Они не знают, где искать других Суани. Через 7 дней этого не буду знать и я сам. Потому что понятия не имею, где находится хайм.

Дэни:

Меня просто прорвало. Венки сказал: плачьте, люди, которых оплакали при жизни, живут очень долго. Глупость, но слёзы как будто сами выплеснулись. Жгучими, горячими дорожками по щекам. С ними было легче. С ними я понимал, как был напуган последние сутки, как меня сжимало напряжение, непонимание, что делать, неподъёмная для меня ответственность. Слёзы как будто вытаскивали всё это наружу и сжигали под лучами поднимающегося солнца.

Где-то внутри меня заполняло тепло. Я понимал, что мне повезло. Что у меня замечательная семья. Что чужие пули не убили её, и у меня пока есть надежда быть по-настоящему счастливым. Что вместе мы настолько могучая сила, что никто и никогда не сможет помешать нам ВСЕМ быть счастливыми. Что у нас всё получится.

Я вспоминал улыбку Лии, то, как она была терпелива ко мне, то, как она стыдно, но приятно касалась меня. Это были больные воспоминания. Больные потому, что в памяти сразу всплывай другой образ: стеклянная дверца безвременного шкафа, окровавленное тело. Я плакал.

Мне казалось, что боги смотрят на меня в этот момент, и я, как ребёнок, могу прижаться к их ногам, чтобы просто излить свою боль.

Я не заметил, когда вокруг нас появились ещё люди. Казалось, ещё секунду назад вокруг стояли только маленькие пушистые броули, которые приносили к нашему костру большие белые цветы, по своему обычаю желая погибшей приятного перерождения. А в следующий момент какой-то злой даккарец выхватил из моих рук Лиину косичку.

Он был крупнее меня, руки каждая с две моих. Он носил множество шрамов. Но я всё равно, не раздумывая, бросился на него, пытаясь отобрать косичку обратно. Меня несколько раз ударили. Но я как будто не чувствовал боли. Она меня не интересовала. Я должен был забрать косичку.

Потом меня крепко схватили двое, вывернув руки так, что я не мог вырваться. Я рычал, пинался - меня били. Не знаю, сколько это продолжалось. Остановил всё это окрик огромного даже для даккарца мужчины.

- Экомион, ублюдок! Что ты делаешь? Как ты посмел трогать доктора?!

Он обращался к маленькому худому даккарцу. Тот стоял в стороне, но видно именно он был старшим у тех, кто напал на меня.

- Убери лапы от этих людей, подонок!

Мелкий по-крысиному ухмыльнулся:

- Архо, мы на ничейной территории. Я взял этих людей. У них есть сведения, которые мне нужны. Я имею право их допросить.

- Эта эми моя родная дочь. А парень доктор, который латал наших парней в тот день, когда ты, паскуда, предал их, открыв ворота вражеским мечам. Ты считаешь, что я отдам их тебе? Ты так наивен?

Группу даккарцев с мелким окружила другая группа: тех, что пришли с гигантом Архо. Меня до сих пор держали, но уже не били.

- Отпусти их. Ты же знаешь, что я немного безумен, - гигант угрожающе оскалился, - поверь, за них я положу вас здесь всех, наплевав на все мирные соглашения.

Мелкий даккарец поморщился. У Архо явно было больше людей, и он нехотя махнул своим людям отпустить нас. В тот момент, когда руки державших меня разжались я напал на того, кто забрал косичку. Тот был готов к нападению и сильно ударил меня. Я отлетел и на этот раз разогнуться смог далеко не сразу.

Архо громко выругался. Краем глаза я видел, как один пушистый фермер подошёл к нему, что-то объясняя. Гигант нахмурился и навис над моим обидчиком:

- Отдай!

Даккарец быстро глянул на своего командира, а потом всё-таки отдал косичку, правда, выдернув оттуда несколько волосков.

Архо взял косичку в руки и замер. Потом медленно, как в замедленном кино, поднёс её к лицу и совсем побледнел. Мне почему-то показалось, что сейчас он знал, что это Лиины волосы. Точно знал! Он глянул на догорающий костёр, на цветы, которые принесли пушистые фермеры, на символы Мевы, которые я нарисовал прямо на земле за неимением алтаря...

- Экомион, как ты, змеюка, вообще посмел подойти к этому месту? Как у тебя наглости хватило явиться сюда! Марать это место своей заляпанной душёнкой! Мразь!

Архо развернулся, в его глазах полыхала сама смерть:

- У тебя и твоих людей есть три минуты, чтобы покинуть это место. Тех, кто не успеет, я сочту подходящими кандидатами, чтобы омыть этот алтарь кровью.

Сказав это, он спокойно развернулся ко мне. Помог подняться и очень бережно отдал косичку.

Мелкий наблюдал за ним несколько секунд, а потом всё-таки махнул своим людям уходить. Они ушли. Торопливо, молча, признав превосходства гиганта или уже, в принципе, получив большую часть желаемого.

А Архо ещё некоторое время стоял у костровища. Молча. Мне казалось, что он хотел заплакать, но слёз не было. К нему подошла Мэй:

- Папа!

Он обнял её крепко. Так, как уже вроде бы нельзя обнимать взрослых дочерей, но когда очень больно, всё равно обнимают.

Солнце уже совсем поднялось. Кровавый рассвет уступил место ласковому дню. Вокруг нас стояли пушистые броули и солдаты Архо. И я всхлипывал, неизвестно зачем глядя через них куда-то далеко в бескрайние поля.

Венки:

Всё сложилось вполне удачно. Из космопорта я удрал на первом же корабле. Через два часа уже в другом порту купил у безвестного барыги с явно пиратскими замашками маленькое торговое судно средней потрёпанности. А через ещё час уже старательно запутывал на нём следы.

Я связался с моим бывшим юнгой, Индманом, и попросил его наведаться в дом Архо и ненавязчиво узнать, всё ли хорошо прошло с Мэй и Дэни.

Не то, чтобы я особо волновался. Реакция Архо на мой звонок порадовала. Я сообщил, что Мэй в опасности, а с ней ещё мальчишка, доктор рода Ан Тойра. Которого Архо тут же вспомнил. У него в Клинках не так уж много докторов, и он был в курсе, что во время битвы за город им помогал ещё один из Белых Скал. Я дал точные координаты места и посоветовал взять с собой достаточно людей. Архо не стал больше ничего выпытывать. Поблагодарил и заверил, что вытащит и Мэй, и доктора.

Потом я позвонил Ретке. Мне нужно было сообщить остальным сёстрам правду, чтобы они не наделали глупостей. Уже прошли сутки с тех пор, как, возможно, прослушивается телефон Анжея, а значит, имело смысл считать, что телефоны всех, с кем он последние пару недель разговаривал, в том же положении. Была крохотная надежда на то, что не прослушивают пока конкретно мой телефон. Всё-таки глюк в системе подключения, который для меня сделали, за сутки не обойти. Но и это только вопрос времени. Пора привыкать разговаривать так, как будто тебя слушают.

- Синеглазка, это Венки, - я намеренно представился. Уверен, моё имя и карты голоса уже минут двадцать, как на компьютерах у всех спецслужб. А на Ретку у них вся подноготная уже двое суток, - Я хотел попросить, чтобы ты верила, что боги любят тебя.

Ретка была лучшим кандидатом, чтобы принять телефонное сообщение, которое кроме неё никто не поймёт, хоть запрослушивайся. Она спросила:

- Что-то случилось?

- Если закрыть глаза, то нет. Если открыть, то мир признал тебя богиней. Но ты ведь никогда не доверяла миру.

Суть была даже не в так любимом неолетанками разговоре намёками. Хотя в намёках тоже была своя прелесть. Даже сами неолетанки никогда не могли расшифровывать их однозначно. Правда, неолетанкам этого и не требовалось, неоднозначность была их стилем мышления.

Кто бы сейчас ни прослушивал Реткин телефон, это сообщение не подтвердит и не опровергнет ничего. Что я сказал? Эта фраза точно говорила только о том, что Ретка теперь верховная Суани. Почему не верить миру? Может, это предостережение, что из-за молодости её не признают Великие, а значит, не стоит им доверять. Может, это констатация факта, что эра Суани кончилась, и так, как раньше, уже никогда не будет. Что самой Ретке по-прежнему грозит опасность, а значит, воспользоваться новым титулом она не сможет. Может, обещание, что моё отношение к ней не изменится. Может... эксперты придумают тысячи переводов этой фразе.

Я знал Ретку очень хорошо. Боги сложили ситуацию так, что мы были знакомы. Я мог предсказать её реакцию. Мог понять её ход мысли. Она не верила глазам! И разуму не верила тоже! Её решения опирались совсем на другие вещи. Она, как настоящая неолетанка, умела смотреть в душу. И поэтому сейчас для меня важно было донести до неё не столько слова, сколько своё состояние. Читать эмоции людей это уже совсем тонкая материя, которая абсолютно неприменима в качестве аргументов в расследовании. Ни одна разведка ничего не вынесет из моих эмоций. В крайнем случае, они найдут объяснение моему спокойствию и азарту. Какое-нибудь банальное. Например, что я не любил Морок и желал избавиться от неё. Разведки воспримут это именно так. Но не Ретка.

- Ты сейчас улыбаешься? - просто спросила она.

Я, улыбнувшись ещё шире, подтвердил:

- Да.

- Хорошо. Мне нравится, когда мужчины улыбаются.

И этот её ответ тоже можно было трактовать как угодно. Можно было решить, что мы с ней любовники, и она так же, как я, желала избавиться от Морок. Такая версия даже легко найдёт доказательства. Можно решить, что Ретка полная дура и просто не понимает происходящего, слепо слушаясь меня. Доказательств этой версии тоже вагон и маленькая тележка. Эти слова нужно было складывать с эмоциями и с образом самой Ретки. И вот в таком виде в них слышалось доверие. Такое тёплое и одновременно опасное чувство, во все века заставлявшее мужчин совершать невозможное. Доверие и ничего больше.

- Что мне теперь делать? - в её голосе не было ни капли страха или неуверенности. Она умела мне доверять. Так сложилось, что она научилась этому заранее, и никто, кроме нас двоих, этого не знал.

Я усмехнулся. Мой ответ звучал одновременно очень прозрачно, и в тоже время окончательно вводил в заблуждение лишние уши:

- Плачь.

Дэни:

По дороге я немного успокоился. Слёзы прекратились. Теперь я тихо сжимал оставшуюся у меня косичку и смотрел в окно лайнера. Мэй сидела рядом с отцом и тоже прятала от меня заплаканное лицо.

Я даже узнал город, куда мы приехали. Просто увидел здание, которое раньше запомнил. Это были Клинки - заповедник даккарской культуры.

Здесь вовсю шли ремонтные работы. Разрушенных зданий уже почти не было. В основном, все блестели новым лаком и полированным камнем.

Народу на улицах было совсем мало. Только строители и солдаты братства Острова богов. Лайнер свернул к высоким воротам внутреннего города, а потом через опущенный кордон в командирскую деревню. И остановился совсем рядом с домом торговца Доловара. Я сначала удивился, а потом вспомнил, что Доловар называл Мей соседским ребёнком. Они соседи.

Мы вошли в дом.

- Дэнкам, я обещал Веникему, что позабочусь о твоей безопасности, так что располагайся. Оставайся в моём доме столько, сколько сочтёшь нужным.

Он некоторое время помолчал, потом продолжил:

- Я знаю, что мы не встречались с тобой, но мне рассказывали о юном докторе Ан Тойра, который приходил помогать нашим докторам во время нападения на город. Просто когда я пришёл благодарить мастеров госпиталя за работу, тебя там уже не было. Спасибо.

Сказав это, он молча ушёл вглубь дома.

Немолодая женщина, пять минут назад обнимавшая Мэй и утащившая её в комнаты, вернулась, чтобы показать мне, где можно умыться и отдохнуть. Она же очень профессиональными, отточенными движениями обработала мои синяки и царапины. Я подумал, что она фати Мэй. А глядя на этого ребёнка, понимаешь, откуда у женщины, растившей её, такое умение оказывать первую помощь после драк. Женщина поморщилась, разглядывая результат своей работы:

- Мастер, я знаю, что вы сам доктор, но, может, вас посмотрит кто-нибудь? Боюсь, может оказаться, что что-нибудь сломано.

Это было странное и никак не объяснимое для меня состояние. У меня очень болело всё тело. Каждый синяк как будто пускал корни внутрь меня, транслируя по ним боль. Но в тоже время я чувствовал себя очень хорошо. Я был бодр. Мои слёзы сменились уверенностью, что всё будет хорошо. У меня было полно сил. И даже эта боль, казалось, не отнимала их, а наоборот, прибавляла. Я никогда не дрался раньше. Мои самые большие раны сводились к сломанным ногтям и оцарапанному локтю. Но сейчас, ощущая этот необъяснимый прилив сил, я начинал понимать своих сестёр, часто решавших споры кулаками. Это, конечно, было неправильно. Мальчику не должны нравиться синяки. Они ужасно выглядят. Если бы меня сейчас увидел кто-нибудь из моих учителей, они бы упали в обморок.

Я усмехнулся. Ну и ладно. Спишем всё на шок.