Штык

Глава 18

Здание оказалось невелико по размерам. Все внутренние стены были сделаны когда-то из гипса и фанеры, и давно превратились в горки слипшейся серой массы и гнилого дерева, хаотично разбросанного по углам. На первом этаже оказалось сразу пять окон, зато на втором — всего два: одно выходило на поле с высокой травой и лес, откуда пришли Штык и его «бойцы», второе — на остатки поселка. На лестнице в одном месте сохранилась часть металлического ограждения, поэтому именно здесь и соорудили наспех баррикаду из битого кирпича, остатков металлических стульев и двух сеток от панцирных кроватей, судя по сохранности, явно принесенных сюда уже после того, как здание перестало выполнять свои первоначальные функции. Баррикада получилась смехотворная, не больше метра высотой, и больше походила на кучу мусора, но все же обозначала некий рубеж для возможной обороны.

Пока Хомяк сооружал позади баррикады некое подобие инквизиторского костра, который следовало поджечь, если какие-либо звери попробуют «взять» лестницу штурмом, Штык при свете малого костерка, на котором Буль готовил простой ужин, чистил и смазывал все три автомата. Вопреки ожиданиям, дождь все никак не хотел превращаться в настоящий ливень, и во вспышках далеких молний уже второй час слабо шуршал за стенами и мерно стучал по остаткам крыши.

Все трое валились с ног от усталости, но Штык никому не позволил расслабиться, пока под сухими мелкими веточками в потенциальной огневой защите не была насыпана горсть пороха, добытого из нескольких патронов, а оконные проемы не оказались утыканы обломками стекла. В потолке обнаружилась квадратная дыра, ведущая на низенький чердак. Туда Штык не полез, лишь поднялся с помощью Буля по пояс и осмотрелся. Но потом, обдумав пути возможного отступления, велел Булю прислонить к стене большую металлическую раму от какого-то плаката, обрывки которого до сих свисали с одного из углов. Теперь, в случае необходимости, можно будет забраться сперва на раму, а потом, опираясь на кусок арматуры в виде петли, торчащий из края люка, на чердак. Только после этого, глядя на «пожирающего» глазами еду, Буля, и равнодушно уставившегося куда-то в угол Хомяка, Штык дал команду приступить к ужину и отдыху.

Медленно пережевывая галету из сухого пайка, Штык мысленно перебрал в голове все события, что случились с ними за последние двое суток. Как удалось выдержать все эти немыслимые нагрузки, наверное, известно только той фармацевтической конторе, что выпускала стимулятор, на котором, по сути, они и держались все это время.

Хомяк так и заснул, привалившись к стене с банкой консервированной каши в одной руке и кружкой горячей воды в другой. Булю, который собрался растолкать своего «солдата», Штык показал кулак и жестами предложил тоже ложиться спать. «Ефрейтор» не заставил себя долго упрашивать: ловко соорудил лежанку из двух рюкзаков и собственной куртки, и через минуту уже негромко похрапывал, словно с удобством расположился в собственной спальне. Сам Штык, пересиливая желание закрыть глаза и отключиться как минимум до обеда следующего дня, чувствовал внутри неясное напряжение, требующее для начала разобраться со всем, что накопилось в голове за последнее время.

Старые доски горели на удивление ровно, почти не давая дыма и распространяя вокруг приятный, чуть с горчинкой, запах горелого дерева. Пламя костерка нервно плясало под порывами ветра, проникающего в проемы окон. Снаружи уже давно стемнело, а дождь заметно «прибавил».

Аккуратно забрав из рук Хомяка банку и кружку, Штык уложил измученного генерала на бок и подложил под голову свой мешок. Сам устроился у костра так, чтобы оба окна оказались в поле зрения, протянул руки к огню и прислушался.

Мерный шорох дождя и тихое гудение ветра, заблудившегося в закоулках чердака, прерывалось лишь короткими грозовыми раскатами, постепенно набирающими силу, но все еще бушующими где-то слишком далеко.

Чуть ли не впервые за все время с момента появления на «генеральской» вечеринке, Штык остался наедине со своими мыслями. За ним никто не гнался и не стрелял, не требовал принятия немедленных решений и не упрекал, не жаловался и не пытался заслужить одобрение. Время словно остановилось и подарило измученному сознанию «генерала», такую необходимую сейчас, передышку.

Два дня тому назад с ним произошло самое настоящее чудо. Людей, более-менее удачно переживших встречу с Контролером, можно пересчитать если не по пальцам, то уж точно не прибегая к трехзначным числам. О счастливчиках, сумевших пережить такую встречу дважды, ходили легенды, но ни об одном из них ничего достоверного не известно.

Но теперь он сам оказался одним из таких везунчиков. И не сказать, чтобы это ему не нравилось, но было в произошедшем что-то предельно странное, начиная от провалов в памяти после первой встречи с мутантом и заканчивая непонятной реакцией второго Контролера, по сути, просто позволившего себя убить. Оба события как-то связаны, это очевидно. Но как? Что сделал с ним первый Контролер? И что спасло во второй раз? Как получилось так, что после первой встречи с мутантом он потерял чувство страха, и, по всей видимости, вновь обрел его после второй?

Потом эти генералы. Что связывало их с Контролером? Почему они пошли на такой риск из-за подковерной борьбы в своем ведомстве? Почему военный сталкер говорил про опоздание, да таким тоном, что это выглядело как минимум двусмысленно?

Сплошные вопросы и ни одного ответа. Штык потер виски пальцами.

Радовало хотя бы то, что теперь стало ясно как действовать дальше: остатки дороги, отделявшей некогда «их» здание от остального поселка, отчетливо видны, и, шагая по ним, наверняка можно выбраться к Периметру.

Руки и ноги медленно наливались тяжелой, почти невыносимой, усталостью. Постепенно, это ощущение натруженных мышц распространилось по всему телу. Хотелось не столько спать, сколько просто лечь на пол и вытянуться. Но Штык не мог себе этого позволить: он ни секунды не сомневался, что едва позволит себе расслабиться, как немедленно уснет. Оставалось только терпеть эту, больше похожую на боль, усталость.

Судя по звуку, дождь за окном стал еще сильнее и превратился в самый настоящий ливень. С трудом поднявшись, Штык подошел к окну, выходящему на поселок. В почти непроглядной темноте дождь падал сплошной стеной, создавая ощущение оторванности от мира. В такую погоду ни один зверь не станет бродить в поисках добычи, которую все равно ни услышать, ни учуять, ни даже увидеть толком нельзя. Можно было и не упираться с этой баррикадой на лестнице.

Маленький костерок в глубине комнаты почти не давал света, но про себя Штык по многолетней привычке отметил, что если бы кто-то сейчас смотрел снаружи на дом, то в темноте наверняка бы увидел и слабые отблески костра, и темный силуэт в проеме окна. Но поскольку смотреть снаружи все равно было некому, а дождь и вовсе сокращал видимость до считанных метров, Штык продолжал стоять на месте и смотреть в ночь.

Яркая вспышка неожиданно близкой молнии осветила на какой-то миг пейзаж за окном. Штык замер, напряженно вглядываясь в ночь, где лишь на долю секунды возникла вдруг яркая картинка, почти сразу же канувшая в беспросветную тьму. Но перед глазами так и стояли черно-белые покосившиеся дома с пустыми глазницами окон, жалкие остатки выродившихся деревьев, бессильно тянущих кривые ветки к темному небу, и… огромное, не меньше двух метров ростом, человекоподобное существо, с лоснящейся кожей и большими выпуклыми глазами.

Совершенно неожиданный приступ панического ужаса парализовал Штыка на целую долгую секунду. Вдоль позвоночника разлилась ледяная покалывающая волна. Вспышка выхватила монстра из тьмы во время движения. Судя по всему, до него было не больше тридцати метров. Штык продолжал всматриваться в темноту, но она оставалась непроницаемой. Он боялся и, одновременно переживал удивительное ощущение острого наслаждения моментом, одновременно желанным и отталкивающим.

Каким-то невероятным усилием стряхнув оцепенение, Штык метнулся вглубь комнаты и схватил свой автомат. По жилам мчался огненный вихрь, уничтожая остатки холода и усталости. Теперь от избытка адреналина его уже просто трясло, и сбросить предохранитель ему удалось только с третьего раза. На ходу поддав ногой под ребра сладко посапывающему Булю, Штык в несколько прыжков вернулся обратно, осмотрелся и занял позицию рядом с лестницей. До окна, выходящего на поселок, было метра четыре, до противоположного оконного проема — около десяти. На второй этаж так сразу зверю не залезть — лестница перекрыта какой-никакой, но баррикадой.

Успокаиваясь, Штык сделал несколько глубоких вдохов, прислушался, но шум дождя прекрасно скрывал все остальные звуки. Буль, вопреки ожиданиям, после пинка не проснулся, а лишь обиженно хрюкнул, повернулся на другой бок и снова сладко засопел. Звать его было делом заведомо бесполезным. Идти к нему и будить Штык не решался: слишком отчетливо стоял перед глазами мощный зверь, весь в жгутах мышц, обрывках шерсти и какими-то кроваво-красными лоскутами на уродливой голове. Судя по всему, двигался он мимо здания, где прятались люди, но Штык мог бы поклясться, что в момент вспышки молнии зверь смотрел прямо на него.

Прошло несколько томительных минут. Постепенно, в монотонном, и вроде бы однообразном шуме дождя, ухо начало выделять отдельные звуки: короткие шлепки капель по камням и бетонным плитам, шорох воды, стегающей заросли травы, легкий и какой-то прозрачный звук, с которым капли разбивались о мокрую, напитанную влагой, землю.

Глаза Штыка немного привыкли к темноте и стали различать легкое голубоватое свечение, распространяющееся откуда-то снизу. Обеспокоенный Штык чуть сместился корпусом, пытаясь рассмотреть происходящее на первом этаже. Похоже, что светилась та самая аномалия, из-за которой Хомяк отказался войти в здание через дверь.

Штык коротко вздохнул и медленно расслабился, откидываясь назад, чтобы опереться спиной о стену, но при этом не выпуская из вида дальнее окно. В дверь, получается, зверь бесшумно не войдет, а если полезет в окно на первом этаже, он его обязательно услышит. Прошло еще несколько минут. Сердце почти перестало выстукивать беспокойный ритм. Теперь можно попробовать разбудить Буля. Но Штык медлил. Он размышлял, что если монстр шел по их душу, то давно бы уже стучал когтями, копытами, или что там у него, по бетонным плитам, шуршал бы гравием и остатками строительного мусора, но среди массы звуков, которые различало ухо, не было слышно ровным счетом ничего подозрительного.

Еще минут через пять Штык рискнул осторожно приподняться и подойти к окну. Встав сбоку от оконного проема, он ждал, пока очередной разряд молнии не высветит развалины поселка. Но внизу никого не было, лишь блестящие мокрые камни и две старые покрышки, нанизанные зачем-то на кусок арматуры в том месте, где Штыку почудился монстр. Пожалуй, при некоторой фантазии их можно было принять за зверя. Молния погасла, и за окном опять сгустился мрак. Тихо переступая по замусоренному полу, Штык переместился ко второму окну, и вновь замер в ожидании грозового разряда.

Сразу несколько молний, одна за другой, красиво расчертив небо, целую секунду ярко освещали огромное поле травы и черную стену далекого леса. Ни малейшего следа монстра. Штык замер в сомнениях: особой впечатлительным он себя не считал, но картинка со страшным монстром до сих пор стояла перед глазами. Или это все-таки мокрые камни дали такой эффект?

Слегка успокоившись, но продолжая прислушиваться, Штык вернулся к костерку. Время тянулось, но все оставалось спокойным. Постепенно начала подступать сонливость. Руки и спина снова налились тяжестью, а ноги, казалось, потеряли чувствительность, словно нижней частью тела Штык уже заснул, а верхней еще бодрствовал по какому-то странному физиологическому недоразумению. Но погрузиться в сон, особенно теперь, когда за стенами здания, возможно, бродит чудовищное порождение Зоны, Штык не мог позволить себе в принципе.

Пытаясь отогнать сонную одурь, он собрался сделать несколько приседаний, но после первого же упражнения вдруг понял, что встать уже не может: ноги просто не слушались его. Кое-как, цепляясь руками за стену, он сумел подняться, посмотрел на часы и заковылял в сторону своих «бойцов». Свои три часа он продержался. Теперь пора разбудить, например, Буля, сделать ему серьезное внушение и, наконец, отключиться если не со спокойной душой, то с чувством, что все зависящее от него было сделано.

Буль, впрочем, просыпаться не спешил. Сколько Штык ни тряс своего «бойца», сколько ни хлопал по щекам и ни переворачивал из стороны сторону, наглый «солдат» лишь громче сопел, и, казалось, засыпал еще крепче. Промучившись минут десять, Штык попробовал разбудить Хомяка, но преуспел в этом начинании еще меньше: второй боец был вообще похож на деревяшку, выдавая свою принадлежность к миру живых лишь едва заметным дыханием.

Отчаявшись добыть себе часового на смену, Штык принялся ходить от окна к окну, уже не заботясь о производимом шуме, но усталость и сон все сильнее овладевали им, и скоро стало ясно, что дело того и гляди закончится блаженным обмороком. Спасение пришло случайно: пытаясь ущипнуть себя за онемевшую голень, он ощутил предплечьем что-то твердое в кармане и тут же, в радостном озарении, вытащил коробочку с капсулами стимулятора. Проглотив сразу две, он судорожно запил их водой из фляги и замер посреди комнаты, прислушиваясь к внутренним ощущениям. Ноги практически сразу начали подламываться, а глаза закрываться, и Штык снова двинулся от окна к окну, стараясь отогнать, надвигающуюся как танковый батальон, дремоту.

Минут через пять заметно полегчало. Такой бодрости, как днем, после приема чудесных капсул, он больше не ощущал, но спать больше не хотелось, и к ногам вернулась чувствительность. Голова, правда, почти не соображала. Перед глазами стояла картинка с чудовищем, выхваченным из темноты внезапной вспышкой, но никаких эмоций по этому поводу Штык больше не испытывал. В какой-то момент ему даже стало казаться, что залезь сейчас этот самый монстр в окно, он расстреляет его как мишень в тире. Рефлекторно и совершенно бездумно.

Костер почти полностью прогорел, но Штык не стал больше подкармливать его кусками старой доски: просто сидел и внимательно разглядывал багровые угли, покрытые ярко-красной сеткой внутреннего огня, которые постепенно темнели, превращаясь в бесформенные черные комочки. Дождь, судя по звуку, несколько ослаб, а еще немного погодя, за окном начало светать.

Буль вдруг протяжно, даже с каким-то надрывом, застонал. Штык вздрогнул, поднялся и подошел к спящему «бойцу». Даже не видя толком в сумерках лица спящего, он вдруг понял, что с генералом творится что-то неладное. Буль тяжело дышал, в воздухе распространялся сильный запах свежего пота. Нащупав голову «солдата», Штык положил ему ладонь на влажный лоб и даже присвистнул: Буль температурил всерьез.

— Генерал Штык? — Хомяк говорил на удивление ровным и спокойным голосом, словно не проснулся только что в грязном полуразрушенном здании, а заглянул по делу в кабинет к начальству.

— Похоже, разболелся твой кореш, — хрипло сказал Штык, поворачиваясь в сторону второго «бойца». — Ты сам-то как? Очухался?

— Нормально, товарищ генерал, — осторожно сказал Хомяк. — Руки вот только болят. И ноги. И спина. А так — нормально. Может, я теперь покараулю? А вы поспите.

— Хорошая мысль, — трескуче рассмеялся Штык, вновь ощущая, как дрема начинает накатывать на него неудержимой волной. Он поднялся, взял свой мешок и отошел в дальний угол. — Значит так: костер разведи, Булю воды нагрей, в аптечке посмотри — что-то наверняка есть от температуры. Слушай улицу — могут появиться звери. Меня разбудишь часа через четыре. Вопросы есть?

Что ответил Хомяк, Штык уже не слышал. Разрешив себе расслабиться, он просто привалился спиной к стене, обняв руками мягкий мешок, и практически мгновенно заснул.