Рюкзак Хомяка Штык взял себе. А свой мешок повесил на Буля, который, впрочем, прибавление нагрузки вынес стоически. Хомяк теперь шел впереди налегке. Автомат висел у него за спиной. Заинструктированный Штыком до мельчайших деталей, он шел по замысловатой траектории, огибая все места, откуда, как ему казалось, исходило покалывание, давление, ощущение жара или холода.
Первые метров двести Штык тревожно оглядывался назад, но видимо, военным сталкерам и в голову не могло прийти, что их «подопечные» рискнут идти по Зоне самостоятельно: холм практически скрылся из виду за относительно редкими деревьями, но никаких признаков преследования видно не было. Еще минут через пятнадцать Штыку в голову пришло еще одно важное соображение: вслед за Хомяком его маленький отряд двигался гораздо быстрее, чем обычно ходили по Зоне сталкеры. Это внушало определенные, хотя и несколько туманные, надежды.
Куда двигаться, Штыку было понятно сразу.
— Где темнее всего? — спросил он риторически у Буля, когда Хомяк запросил направление для движения.
— Известно где…, — хмыкнул Буль.
— Под пламенем свечи, — оборвал его Штык. — Где нас будут искать менее всего? Возле лагеря. Где у нас есть шанс найти тропку до Периметра? Возле лагеря. Так куда мы пойдем?
— К лагерю! — догадался Хомяк.
— Нет, рядовой, мы пойдем прямо. Как минимум час будем уходить ОТ лагеря. Наши противники тоже не дураки, и если они сообразят, в какую сторону мы отправились, то разделятся и организуют теплую встречу. Cперва, мы уйдем достаточно далеко, а потом по дуге вернемся к лагерю. К этому времени там уже никого не будет. И мы сможем найти верную дорогу к Периметру.
— А мы не заблудимся? — обеспокоено спросил Хомяк.
— У меня в молодости был разряд по ориентированию, — ответил Штык. Так что не заблудимся.
Впрочем, в этом он уверен не был, но разве поддержка морального духа солдат не является наиважнейшей обязанностью любого командира?
Штык извлек из ножен нож, в рукоятку которого был вмонтирован компас, прикинул направление и коротким взмахом руки обозначил вектор движения.
Вначале Хомяк шел неуверенно, но, безошибочно определив несколько опасных мест, начал осваиваться и, понукаемый Штыком, прибавил ходу. Сам Штык тоже пытался ощутить близость аномалий, но ничего не чувствовал. Глазами он еще видел слабые отличия тех мест, которые Хомяк обходил стороной, от окружающего пейзажа, пару раз ощущал тепло, приносимое слабым ветром от колец песка, разбросанных повсюду в случайном порядке, ощущал слабый запах, явно связанный с электричеством, но заранее предсказать, где находится очередное опасное место, у него не получалось. В какой-то момент ему даже стало не по себе от мысли, что если Хомяка вдруг не станет — выйти живыми с этого «минного поля» неизвестной природы, им с Булем уже не удастся.
Идти с рюкзаком было непривычно. Последний раз в поход Штык ходил когда-то невообразимо давно. Но постепенно тело вспоминало давно забытые навыки, а рюкзак постепенно стал ощущаться как продолжение собственного тела. Автомат Штык нес на руках, готовый в случае необходимости немедленно открыть огонь.
Минут через сорок после того, как они покинули холм, откуда-то со стороны лагеря донеслось слабое стрекотание.
— Дизель-генератор запустили, — тоном знатока прокомментировал Буль.
— Уверен? — остановился Штык. — В лагере разве был дизель-генератор?
— Дак по звуку же слышно, — растерянно сказал Буль. — А был ли генератор, я не помню. У меня же это… Память отшибло из-за предательства. Вы что, забыли?
— Помню, — озабоченно сказал Штык. — Ну и зачем им понадобилось электричество?
— Не могу знать, мой генерал! — четко доложил Буль.
— Неважно, — принял решение Штык. — Идем дальше. А то Хомяк вон куда уже удрал.
Но буквально через минуту Буль схватил его сзади за плечо.
— Вы не туда идете, мой генерал! Хомяк это место обошел, пока мы с Вами говорили. Здесь напрямую нельзя. Леденит.
— Какой «леденит»? — растерянно спросил Штык.
— Кишки леденит. Вы разве не чувствуете? Хомяк ведь обошел…
— А ты что, тоже чувствуешь, как тебя колет, щиплет… леденит? — поразился Штык.
— Конечно, — удивился вопросу Буль. — Вот справа что-то колющее как раз осталось, а возле вон того кривого дерева, зубы сильно ныли. Самая неприятная была штука за все время. Прямо как у стоматолога в кабинете.
— Так что ж ты молчал? — вопросил Штык, пытаясь переосмыслить ситуацию.
— Так вы ничего не спрашивали, мой генерал. А жаловаться, как этот слюнтяй, я не стану. Все прекрасно чую не хуже этого нытика. Но терплю.
— Молодец, — задумчиво сказал Штык. — Это очень хорошо. Нет, это скорее очень-очень-очень хорошо.
— Рад стараться! — рявкнул Буль, гордо выпячивая грудь.
— Тихо ты, — осадил его Штык. — А то дизель-генератор перекричишь.
Хомяк остановился и терпеливо ждал свой маленький отряд. Штык помахал ему рукой, показывая, что можно идти дальше. Решив проверить, мелькнувшее вдруг в голове бредовое предположение, спросил:
— А что, ефрейтор, можешь сказать, сколько у меня сейчас пальцев на руке согнуто, а сколько — разогнуто?
Кустистые брови на лице генерала сошлись вместе. Он с недоумением взглянул на правую руку командира, заложенную за спину, искательно посмотрел ему в лицо, и, наконец, сказал:
— Так вы руку из-за спины выньте — тогда скажу.
— А так не можешь? — испытывая одновременно облегчение и разочарование, спросил Штык.
— Никак нет!
— Да тихо ты… Порядок следования прежний. Но если вдруг ощутишь что-то необычное, какое-то особенное воздействие — сразу скажи, и, увидев, что генерал собрался дать утвердительный ответ в любимой громогласной форме, цыкнул на него, и показал кулак.
Буль осекся, оглянулся назад и понимающе кивнул.
Шагая вслед за Хомяком, Штык размышлял о превратностях судьбы. Еще совсем недавно он чувствовал себя почти беспомощным, а сейчас шел по Зоне, как на прогулке, ведомый генералами, по сути, превратившихся в сталкеров. Оставалось узнать, в какой стороне находится Периметр, и просто идти к нему кратчайшим путем.
Не давала ему покоя и еще одна проблема: впервые за долгое время, Штык начал ощущать отзвуки давно позабытого, гадкого, и совершенно необходимого, во всех смыслах, чувства: страха.
Это и радовало и печалило одновременно: с одной стороны, главная проблема в его жизни, кажется, решилась сама собой, с другой — он не имел сейчас права бояться. Ведь любая паническая реакция могла стоить ему жизни. Жизни, которую, он снова стал бояться потерять.
Обнадеживало то, что самого страха Штык пока толком не ощущал. Просто внутри накапливалась уверенность, что страх больше не спрятан где-то глубоко в недоступном месте. Что он проснулся и с недоумением «пытается вспомнить» для чего вообще был когда-то нужен. И если быстро убраться за пределы Периметра, все выйдет даже лучше, чем можно было себе представить еще вчера.
Впереди, между деревьев показалось темное пятно. Хомяк повернул налево, чтобы по длинной дуге обойти шарообразный сгусток черного тумана, диаметром около двух метров, странным образом висящий над землей на высоте человеческого роста. Внутри сгустка происходило какое-то неясное движение.
— Ого, — сказал Буль. — Вот это да!
Штык остановился, оценил, как далеко Хомяк отклонился от линии движения, потом извлек нож и посмотрел на компас.
— За кишки прямо хватает, — продолжал Буль, — и крутит, крутит, крутит…
— Ну, давай раньше свернем, — сказал Штык, намереваясь срезать часть пути до Хомяка.
— Нет, мой генерал, — тут же сказал Буль, — делать этого не стоит. Что-то там нехорошее сидит. Кишки как будто опаливает.
Они повернули налево там же, где это ранее сделал Хомяк. Сгусток тумана не казался угрожающим, но подойти к нему Штык не решился бы и без предупреждения своего подопечного. В тот момент, когда они повернулись к странному объекту правым боком, по черной движущейся поверхности прошла короткая пульсация, вниз, к земле, проскочило что-то блестящее. Штык прибавил ходу, сзади справа пришла короткая волна теплого воздуха.
— Мой генерал! — позвал Буль. — Смотрите!
По земле от сгустка черного тумана в сторону людей двинулась уже знакомая травяная волна.
— Быстро! — скомандовал Штык. — Догоняем Хомяка и пытаемся подняться куда-нибудь повыше!
Бежать с рюкзаком за плечами было практически невозможно, и поэтому Штык просто постарался идти как можно быстрее. Хомяка они догнали буквально за несколько минут, оставив позади лениво ползущую волну, над которой кипел в воздухе вал из мелкого лесного мусора. Листики, веточки, куски коры — все это поднималось вверх, крутилось в бешенной пляске с маленькими воздушными вихрями, и оседало обратно, покрывая ровным слоем распрямленную и выровненную, как под расческу, траву.
Штык заметил, что «ефрейтор» Буль, начал заметно отставать. Пожилой генерал обливался потом и тяжело дышал, постоянно хватаясь за грудь. А травяная волна постепенно настигала его.
— Хомяк! — позвал Штык второго генерала. — Вернись, помоги Булю.
Хомяк послушно обернулся, сделал шаг по направлению к командиру, но тут заметил волну и резко повернул вправо, начав огибать сгусток черного тумана и направляясь к большой каменной плите, на добрые полметра выступающей над травой.
Штык выругался, и прибавил ходу. Он выписал крюк по следам Хомяка, догнал проводника почти у самого камня и яростно ударил его по плечу. Трусливый генерал испуганно отпрянул и в одно мгновение залез на камень.
— Рюкзак! — рявкнул на него Штык. — Забери рюкзак! Быстро!
Обнаружив позади только разгневанного командира, Хомяк засуетился, принимая лямки рюкзака, и оттаскивая его подальше от края.
— Залезайте скорее, генерал Штык, — сказал он испуганно, протягивая командиру руку.
Но Штык только злобно взглянул на подопечного и побежал обратно, туда, где все медленнее брел, задыхаясь под тяжестью своего рюкзака, Буль. «Волна» уже почти подобралась сзади к генералу, до вала из мусора оставалось не более двух метров, когда Штык схватил Буля за шиворот и потащил за собой. Через десяток шагов он прямо на ходу сдернул с него рюкзак, вдел руки в лямки и сильным толчком в спину отправил «бойца» вперед.
Потом они в полном изнеможении лежали на твердой каменной поверхности, а Хомяк вслух комментировал поведение травяной волны. До их камня блуждающая аномалия так и не добралась: по словам Хомяка, из травы вдруг поднялся белый дым, и странная штука развернулась всей своей длинной в ту сторону, откуда они только что пришли.
— Опять к лагерю пошла, — устало сказал Штык, глядя в серое небо. — Та, первая, что мы видели, тоже откуда-то к лагерю шла. Медом им там, что ли, намазано?
Отдышавшись, и убедившись, что Буль уже тоже почти пришел в себя, Штык решил осмотреться. Неровная, вытянутой формы, каменная плита, на которой они оказались, тянулась на десяток метров в длину и на столько же в ширину. Подойдя к самому ее краю, Штык оценил очередной каприз природы: судя по всему, когда-то это была просто здоровенная скала, торчавшая над землей с какого-нибудь ледникового периода. А потом однажды что-то обрезало эту скалу, точно ножом, почти у самой земли. Срез получился не вполне ровным, да и плоскость среза была наклонена к одной из сторон, но что за страшный процесс мог сделать такое, Штык даже вообразить себе не сумел.
Едва заметный среди деревьев, вдалеке по-прежнему висел сгусток темноты. С другой стороны меж привычных темно-зеленых деревьев, были видны огромные черные стволы настоящих древесных исполинов, с высокими, словно облитыми гудроном, кронами. Чуть дальше, таких черных деревьев становилось все больше, словно в обычном лесном массиве начинался совсем другой лес, мощный, чужой и страшный. Судя по всему, необычный черный лес был весьма невелик, иначе о таком чуде Штыку наверняка довелось бы слышать ранее. Алексей решил, что эти странные деревья, вполне могут послужить ориентиром — их можно обогнуть, чтобы постараться подойти к лагерю с другой стороны.
Он еще раз взглянул на компас и вдруг понял, чего ему не хватало все это время. Собираясь на «генеральскую вечеринку», свои часы он оставил дома, справедливо рассудив, что видавшие виды старенькие «Командирские» с облезлым кожаным ремешком, будут странно смотреться на фоне парадной рубашки и пиджака. Находясь в лагере, ничего не стоило взять у кого-нибудь из охотников часы, но он об этом просто не подумал, и теперь жалел. Потому что определить, который сейчас час не представлялось возможным: унылое серое небо то темнело, словно приближался вечер, то вдруг снова светлело, как будто только что наступило утро.
— Буль, Хомяк, становись! — скомандовал он, поворачиваясь лицом к своим «солдатам». — Пришло время награды получать.
Дождавшись, когда генералы вытянутся в строевой стойке, Штык высказал им все, что накопилось за последние часы.
— Таким образом, — завершил он разгромную речь, — я объявляю вам обоим по выговору и по наряду вне очереди. Булю за систематическое нарушение приказов старшего по званию. Хомяку за то, что сперва, чуть было, не свел своего товарища в могилу. А потом позорно!.. Налегке!.. Бежал в укрытие, вместо того, чтобы помочь своим товарищам и командирам. Вопросы есть?
— Разрешите обратиться, мой генерал? — тут же отозвался Буль. — Когда у нас по распорядку следующий прием пищи?
— Не заслужили, — буркнул Штык. — Вопросов нет. Даю на приведения себя в порядок пятнадцать минут. Потом выдвигаемся.
Буль печально сдвинул лохматые брови и в следующий момент, к изумлению Штыка, расстегнул рукав куртки, обнажая не меньше полудюжины дорогих часов, аккуратно одетых на толстое волосатое предплечье.
— И ты молчал, скотина? — ласково сказал Штык, приближаясь к генералу. — Давай сюда!
— Это мое! — быстро сказал Буль опуская рукав.
— Часы дай, — спокойно сказал Штык. — А то я сейчас устрою военный трибунал с разбирательством, откуда у простого тупого ефрейтора дорогущие часы в золотых и платиновых корпусах.
— Это военный трофей! — с вызовом сказал Буль. — Полученный, согласно вашему, мой генерал, распоряжению.
— Согласно МОЕМУ распоряжению? — изумился Штык. — Да ты, дорогой, наверное, с рюкзаком сегодня перебегал. Или недобегал. Это как посмотреть.
— Вашему, генерал Штык, — обиженно сказал Буль. — Вы же сами отдали нам с Хомяком лагерь «на полное разграбление». Значит, все, что найдено — военный трофей.
Мысленно чертыхнувшись, Штык требовательно протянул руку:
— А теперь реквизирую одни часы ввиду необходимости оных, для нужд высшего командного состава. Не жмоться, у тебя их еще полно. Да не надо мне в золоте и блестяшках. Вон те, серые, давай.
— Вы только не забудьте потом вернуть, — обеспокоенно сказал Буль, — когда надобность пройдет.
— Не переживай, время лечит. Когда надобность пройдет — отклеишься уже сердцем-то.
— Все равно от них толку нету, — бурчал Буль, покорно снимая массивные стильные часы и протягивая их «начальству». — Как эта фигня мне по ногам чирканула — так все теперь разное время показывают.
Часы удивительно удобно лежали в руке и прямо-таки просились на запястье. Стилизованные под старину стрелки показывали четыре часа пятнадцать минут.