Штамм. Начало

ПОСЛЕДНЯЯ ИНТЕРЛЮДИЯ РУИНЫ

В последующие за восстанием в Треблинке дни солдаты выследили и казнили большинство сбежавших заключенных. Но Сетракяну удалось выжить в чаще леса, оставаясь достаточно близко от лагеря. Питался он подножным кормом — корешками, ягодами, живностью, которую удавалось поймать даже со сломанными руками. С трупов он снял кое-какую одежду, даже разжился башмаками, пусть и от разных пар.

Днем прятался от патрулей и лающих собак, тогда как ночью искал.

Искал развалины той самой римской усыпальницы, о которой говорили местные поляки. На поиски ушла почти неделя, но как-то вечером, когда солнце уже скатывалось к горизонту, в умирающем свете сумерек Сетракян поднялся на холм по заросшим мхом ступеням. Если от усыпальницы что-то и осталось, так это подземная часть. На поверхности торчала лишь одна колонна, возвышающаяся над грудой камней. На ней юноша даже разобрал несколько букв, которые, правда, не складывались ни в одно известное ему слово.

И его пробирала дрожь.

Авраам не сомневался — он нашел лежбище Сарду. Он это знал. Его охватил ужас, он почувствовал, как в груди разрастается пылающая яма.

Но решимость превозмогла заполнивший сердце страх. Потому что Авраам знал: его предназначение — найти этого монстра, это голодное чудовище, найти и убить. Оборвать его существование. Восстание в лагере лишило Авраама возможности реализовать намеченный план убийства (он остался без кола из белого дуба, который затачивал долгие недели), но жажда мести никуда не делась. В мире хватало зла, и с одной его частичкой Авраам мог покончить. Тем самым он оправдал бы свое существование на этой земле.

И отступать не собирался.

Авраам нашел камень с острой кромкой, срубил с его помощью крепкую ветвь — не белого дуба, но решил, что сойдет и она, — и изготовил некое подобие кола. Он сделал все это искалеченными руками, чуть не крича от боли. Вооруженный, Авраам спустился в подземелье. Шаги глухо отдавались от каменных стен. Потолок нависал чуть ли не над головой — это удивляло, учитывая неестественно высокий рост монстра, — корни пробивались сквозь него, свешивались вниз. Из первой подземной комнаты Авраам прошел во вторую, в третью, все меньшего размера.

Он ничем не мог осветить себе путь, но потолок частично разрушился, так что сквозь щели в подземелье проникал слабый вечерний свет, чуть разгоняющий тьму. Шел Авраам осторожно, с гулко бьющимся сердцем, настраивая себя на убийство. Но его деревянный кол едва ли годился для того, чтобы победить голодного монстра. Да еще эти переломанные руки. Что он тут делает? Как собирается убить монстра?

И когда он зашел в последнюю комнату, желчь, выброшенная страхом из желудка, обожгла горло. Этот выброс желчи потом будет преследовать его всю жизнь. Комната пустовала, но в центре ее Авраам-плотник, Авраам-краснодеревщик увидел на земляном полу след от гроба. Огромного гроба, длиной в два с половиной метра, шириной — в метр с четвертью, который мог подойти только для монстра-великана.

Потом за спиной послышались шаги, отдающиеся от каменного пола. Сетракян развернулся, выставив перед собой заостренный кол, — надо же, его поймали в самой дальней комнате подземелья! Чудовище возвращалось в гнездо, для того чтобы найти добычу в своей опочивальне.

В слабом свете появился силуэт. К Сетракяну приближался не монстр-великан, а человек нормального роста. Немецкий офицер в порванной, грязной форме. Его глаза, красные и слезящиеся, светились диким голодом. Сетракян узнал его: Дитер Зиммер, молодой мужчина, чуть старше Авраама, настоящий садист, который каждый вечер чистил сапоги, снимая щеткой корочку еврейской крови.

И теперь он жаждал этой крови. Крови Сетракяна. Любой крови. Чтобы насытить себя.

Сетракян не желал стать жертвой. Он сумел вырваться из лагеря и выдержал тамошний ад не для того, чтобы этот проклятый нацист, обращенный в чудовище, высосал из него кровь.

Он бросился на монстра, наставив на него кол, но монстр оказался быстрее, чем он ожидал, и ухватился за кол. Вырвал его из искалеченных рук Сетракяна, отбросил в сторону. Кол ударился о стену, упал на землю.

Монстр смотрел на Сетракяна, предвкушая поживу. Тот пятился, пока не оказался на прямоугольнике, где стоял гроб. А потом, неожиданно для себя, ринулся к монстру и с силой впечатал его в стену. Пыль посыпалась из зазоров между камнями, напоминая клубы дыма. Монстр попытался схватить Сетракяна за плечи, но тот успел податься назад, а потом вновь бросился на монстра и сунул руки ему под подбородок, задирая его кверху, чтобы тот не мог вонзить в него жало и выпить кровь.

Монстр отшвырнул Сетракяна. Тот упал на землю рядом с колом. Схватил его. Монстр стоял, улыбаясь, готовый отнять кол. Но Сетракян воткнул кол в зазор между камнями, налег всем телом, выворачивая один из них. Камень подался и вывалился из стены, когда монстр начал открывать рот.

За первым камнем Сетракян успел вывернуть второй, и тут стена рухнула.

Сетракян успел выскочить из-под камнепада. Комната наполнилась грохотом и пылью, которая съела остававшийся свет. Сетракян вслепую полз среди камней, когда чья-то рука схватила его. Сильная рука. Пыль уже в достаточной степени рассеялась, и Сетракян увидел, что большой камень застрял в голове монстра, раскроив ее от макушки до челюсти, но чудовище по-прежнему жило. Его черное сердце, каким бы оно ни было, продолжало биться. Сетракян принялся пинать его руку, пока пальцы монстра не разжались. Один из пинков пришелся по камню в голове чудовища. Череп треснул, разваливаясь на две части.

Сетракян схватил монстра за ногу и вытащил его из пещеры и из руин. Под последние лучи заходящего солнца, пробивающиеся сквозь кроны деревьев. Солнце уже сменило цвет на оранжевый, но его лучи все равно сделали свое дело. Монстр какие-то мгновения корчился от невыносимой боли, а потом сдох.

Сетракян вскинул лицо к умирающему солнцу и издал нечеловеческий, звериный вопль. Он поступил неосмотрительно, потому что солдатские патрули продолжали выискивать беглецов из восставшего лагеря, но крик рвался из измученной души, пережившей гибель семьи, ужасы концентрационного лагеря, новые ужасы, с которыми ему пришлось столкнуться. Авраам обращался к Богу, покинувшему и его, и многих, многих других.

Он дал себе слово, что при следующей встрече с этими тварями будет располагать соответствующим оружием. Чтобы не просто сразиться с ними, но и победить. И он уже знал, знал наверняка, что все грядущие годы будет идти по следу исчезнувшего гроба. Если понадобится, десятилетия. Эта уверенность четко задала направление, в котором ему следовало двигаться, и обретенный путь оказался длиной во всю оставшуюся жизнь.